Всё началось с того, что мой друг Даниэль – человек с невероятно подходящим для этого места именем – решил устроиться учителем биологии в Пансион Святого Антуана.
О, этот пансион. Идеальное сочетание античного классицизма и французской готики. Размытые дождями высокие здания с лепниной, педантично ровные газоны, дорожки, посыпанные гравием. Тропинка от главного корпуса спускается прямо к причалу, где стоят, равномерно покачиваясь на ветру, абсолютно идентичные друг другу белые яхты. Целый элитный городок с аккуратными домиками и торговыми рядами выстроен для преподавателей. Туда даже туристов не пускают! Ну что за мечта.
Каждый хоть раз да слышал про пансион Святого Антуана. Этой богадельне больше лет, чем ближайшему крупному городу, и засунуть в него своих сынишек пытаются не только местные папеньки и маменьки, но и богатые родители со всей страны.
Конечно, когда Даниэль предложил взять меня с собой, я не смогла не согласиться.
Чтобы психологически его поддержать, а не поглазеть на всё это вблизи, разумеется. Что вы.
Пока мой товарищ проходил собеседование, я разглядывала стены преподавательского крыла. Иначе как роскошными их было не назвать: огромные картины, под каждой из которых красовалась табличка: «Написана на заказ таким-то таким-то художником» или «Принесена в дар пансиону таким-то таким-то очень крутым меценатом». А на полу – красный ковёр. Как в Советском Союзе, но новенький, чистенький, с иголочки. И позолота на всём, что попадается взгляду.
Когда я уже решила, что останусь здесь жить под первой попавшейся вазой, Даниэль вприпрыжку влетел в коридор.
– Мне дали ключи, – сказал он, подхватил меня под руку и потащил к одной из ближайших дверей.
За ней открылся Рай – то есть всё то же, что в коридоре, но ещё и с кроватью. На неё-то мы первым делом и запрыгнули.
– Боже, – сказала я, провалившись в одеяла на добрый локоть.
– Можно просто Даниэль.
– Смешно.
– Спасибо.
Я села. По ощущениям, из провала в постели на Даниэля я смотрела как из норы.
– Получилось?
– Дорогая, они меня уже любят, – довольный, как кот, сообщил мне Даниэль.
– И ты уже можешь въезжать?
Планы хлынули на меня всемирным потопом. Перед глазами закружились образы: вот Даниэль оформляет мне постоянный проход на территорию кампуса по крепкой дружбе, а дальше фуршеты, бранчи, вечера в кофейнях, в которых чашка латте стоит больше, чем мой абонемент в бассейн, званые ужины в викторианском стиле, полезные знакомства со сливками общества, а там я, может, и кавалера при усах себе найду…
– Но есть нюанс, – сказал Даниэль.
Восторженная картинка лопнула, как мыльный пузырь.
– Что такое? – спросила я. – Они не принимают рыжих на работу? Так я тебя перекрашу, будешь пепельным блондином с томным взглядом…
– Я всегда за, но дело не в этом, – Даниэль откинулся на подушки. – Биолог им не нужен, но они хотят взять меня на два предмета.
География была его вторым профилем, но я знала, что он может преподавать и химию, пусть и не очень её любит. Впрочем, ради такого рабочего места можно и дедулю Менделеева какое-то время потерпеть.
– Два предмета – две зарплаты, такой расклад?
– Два предмета – это французский и яхтинг.
Я призадумалась.
– Ты же не умеешь плавать.
Даниэль рассмеялся.
– Ничего страшного, самое время научиться!
– А по-французски говоришь?
Даниэль решил опробовать матрас на схожесть с батутом.
– Нет. Знаю только одну фразу.
– Какую? – я присоединилась к нему. Теперь мы оба, будучи взрослыми ответственными людьми, прыгали на умопомрачительно гигантской кровати.
Даниэль соскочил на пол и прижал руку к груди.
– Pleure, tu pisseras moins, – продекламировал он.
Я прыгнула за ним.
– И что это значит?
– “Плачь, пописаешь меньше”, – тут же сник Даниэль.
Мы печально помолчали.
– Этому детей не научишь, – покачала головой я.
– С другой стороны! – Даниэль запрыгнул на массивное изножье кровати и пошёл по нему, как по бордюру-поребрику. – Что в этом сложного? Это же пятиклашки! Читаешь параграф перед уроком, задаёшь одну и ту же домашку раза по три – и дети довольны, и администрация не в курсе! А будут вопросы – в учебнике всё чёрным по белому написано!
Вот чему учат в педагогических университетах. Я участливо закивала.
Дверь рывком распахнулась, и на пороге, в обрамлении выбивающихся из-под воздушного тюля солнечных лучей, появилась сухая старушенция в закрытом со всех сторон платье. Пучок волос так сильно стянул кожу у неё на голове, что это почти разгладило ей морщины.
Даниэль тут же испарился с изножья, очутился у двери и поднёс к губам её руку, похожую на бледный скукоженный чернослив.
– Мадам Петрова! – по своему обыкновению соловьём разлился он. – Вот вас видишь – и на душе сразу радостнее становится, спасибо вам огромное за экскурсию по зданию, у меня мурашки от каждой картины, просто дух захватывает…
– А это кто? – не роняя лица и достоинства уточнила мадам Петрова, кивнув на меня, скрюченную в три погибели в попытке не рассмеяться над её титулом.
– О, эта особа удивительный человек, вот что я могу вам сказать…
– Добрый день, мадам! – справившись со спазмом, подскочила к ним я. – Этот молодой человек мой клиент, я занимаюсь вопросами его имиджа и резюме. Слышала о вас от него только хорошее!
– И кто же вы? – не унималась мадам Петрова. – Юристка?
– Юристка, – активно закивала я.
– И стилистка, – добавил Даниэль.
– И личностный коуч, и ментальный наставник.
– И тренер по ушу!
– Всё, всё, довольно, молодёжь, – замахала руками мадам Петрова, и мы умолкли, как два счастливых, но хорошо натренированных щенка лабрадора. – Давайте я вас провожу. Темнеет.
Она повела нас за собой по шикарному коридору. Я бросила Даниэлю вопросительный взгляд, но, судя по ответной безмятежности, ему неказалось, что вакансии он лишился. Я начала продумывать план.
Если записать его на плавание, через месяц он не утонет при первом же шаге на борт (или за). А французский? Можно ли выучить французский за неделю? Да можно, конечно, было бы желание. А желание будет, уж я обеспечу. Он вообще видел эти стены?
Как только мы вышли на улицу, я впилась глазами в горящие витрины. Самые ведущие бренды мира – даже те, что не продаются во всей остальной стране. Буйство света и красок.
Я назвала спальню Раем? Забудьте, я передумала. Он всё-таки здесь.
Мадам Петрова шла впереди и так ожесточённо чеканила шаги, что я начала думать, что с пешеходной мостовой у неё какие-то личные счёты.
Внезапно она остановилась – так резко, что мы с Даниэлем чуть не врезались ей в спину. Развернувшись, она пронзила нас взглядом глаз, вполне вероятно заставших шумерскую цивилизацию, и изящно кашлянула.
– А давайте-ка мы с вами зайдём в бар, – сказала она. – Выпьем по рюмочке.
Мы снова переглянулись. Даниэль, судя по всему, так же, как и я, ожидал услышать это из её уст меньше всего на свете. Даже «Мы передумали вас брать, счастливых вам Голодных игр» прозвучало бы естественнее.
Но Даниэль всегда умел быстро подстраиваться под обстоятельства.
– А давайте, – тут же согласился он.
Мадам Петрова, оказавшаяся женщиной-сюрпризом, свернула на соседнюю улицу в три дома, где рядом, как воробьи на проводе, теснились продуктовый магазин, почта и бар с коваными цветочницами на окнах.
– Только после вас, – проворковал Даниэль, открывая перед мадам Петровой дверь.
Мне захотелось схватить его и сбежать, но как-то к слову не пришлось. Мы вошли внутрь. Дверь закрылась за нами с мягким щелчком.
Мадам Петрова уверенно прошагала мимо столиков к барной стойке и уставилась на нас, ожидая, когда мы пролавируем к ней через лабиринт из тяжёлых стульев. Даниэль светился уверенностью.
– Это хороший знак, – шепнул он мне. – Она сокращает дистанцию. Всё, мы без пяти минут коллеги…
Знак мне показался скорее странным, чем обнадёживающим, но оптимизм Даниэля был заразителен, как ветрянка или зевание. Ровно до того момента, как мы добрались до мадам Петровой и она открыла рот.
– Выпьем за сотрудничество, Даниэль, – сказала она.
Даниэль растёкся в улыбке, всем своим существом излучая ауру я-же-говорения. Ну, вы знаете. Это когда человек настолько собой доволен, что ему хочется вмазать.
– Выпьем! – подхватил он, но не нашёл вокруг никакого готового к употреблению алкоголя. – А… что будем пить?
– Водочку, разумеется, – всеми зубами улыбнулась мадам Петрова. – Заказывайте.
Даниэль важно кивнул и обратился к барвумен:
– Три рюмки водки, будьте добры…
Но девушка за барной стойкой только распахнула в ответ ресницы.
– Pardonnez-moi, je ne parle pas en russe…
Надо было бежать, пока была возможность. Или говорить, что у нас больная печень.
– Да, не удивляйтесь, у нас тут почти все работники французы. Для погружения в языковую среду. – Мадам Петрова наклонилась вперёд, подперла ладонью подбородок и вдруг сделалась бесконечно моложе. Мы невольно отпрянули назад. – Заказывайте, Даниэль.
На моём товарище не было лица. Он страшно побледнел, но взял себя в руки.
– А давайте лучше вы. Мы доверимся вашему вкусу.
– Да нет, что вы. Это традиция.
Я схватила Даниэля за локоть.
– А знаете, мы лучше откажемся. Надо было вам сразу сказать, у Даниэля…
– Нет селезёнки, – сказал Даниэль.
– …религиозное табу, – сказала я.
Мы замолчали.
– …И это тоже, – закончил Даниэль.
Тишина стала неловкой. Мадам Петрова смотрела на нас и улыбалась, как Джоконда.
– А вы всё-таки закажите, – мягко сказала она. – Хоть водку, хоть воду. Давайте.
Пути к отступлению были отрезаны. Мосты сгорели и корабли ушли – вместе с белыми яхтами, фуршетами и зваными ужинами.
– Скажите хоть что-нибудь, – сказала мадам Петрова.
Это было за минуту до того, как охрана вежливо похлопала нас по плечам и вывела из бара, а потом и за территорию кампуса. Справедливости ради… она сказала “хоть что-нибудь”. Кто же в этом виноват.
Даниэль всегда любил уходить красиво. Так что сначала он бросил на меня извиняющийся взгляд (в ответный я вложила посыл: “Ну, зато точно не утонешь”), а потом повернулся к девушке за стойкой.
– Pleure, tu pisseras moins, – сказал он, гордо подняв подбородок.
Обожаю эту историю.