Не бывает процветающей цивилизации без изрядного количества пороков.
Нарушив спокойствие начинающегося вечера, в темноте просигналил клаксон. Затем, еще пронзительнее и резче, заскрежетали об асфальт шины.
Фары выхватили из темноты одинокую, уходящую куда-то вглубь дорожку. Однако на ней уже не было ни намека на какую-либо тень. Та промелькнула слишком быстро.
Несколькими метрами далее завизжала, резко уйдя вбок, еще одна машина, мощно изобразив гудком подобие протеста.
Она бежала, оглохнув для той суеты, что творилась вокруг, – ей были слышны лишь тяжелые удары собственного сердца, кровь кипела; она была полностью охвачена паникой.
…Он тут! Он догоняет! Он прямо позади меня! Сейчас он протянет руку, и его пальцы меня схватят! Я чувствую, он тут!
Она бежала, спасая свою жизнь.
Ее худой силуэт, скорее, призрачный намек на человеческое тело, подскакивал, выставляя напоказ слепящим фарам машин, голое тело, и они, казалось, стыдливо норовили побыстрее отвернуться.
Ужасный концерт разыгрывался на краю парка, звуки отражались от стен соседних зданий, одна за другой неподвижно замирали машины. Две из них столкнулись, добавив к музыкальной партитуре импровизацию на тему «препятствие на дороге».
Он приближается! Быстрее! Быстрее! Сейчас он схватит меня!
Она больше ничего не чувствовала. Ни своего жаркого дыхания, рвущегося из груди, словно из жерла вулкана, ни жестоких укусов неровной почвы, впивавшейся в потрескавшуюся кожу ступней. Она бежала, спасая свою жизнь, и после каждого ее шага на земле оставался кровавый отпечаток. Без малейшего колебания, не отдавая себе отчет в том, что делает, она бросилась сквозь кусты, мгновенно пересекла их и выскочила на другую проезжую часть, прямо перед тяжелым грузовиком.
Резина колес в один миг была проглочена асфальтом, когда водитель ударил по тормозам; на дороге остался длинный кривой след. Этого было недостаточно, и водитель давил на педаль уже стоя. Двенадцатитонник пересек разделительную полосу, зацепил стоящий грузовичок и снес фонарь, закончив свой вираж на тротуаре.
Беги! Беги! Он догоняет! Его рука уже здесь, прямо за тобой, сейчас он схватит тебя! Беги!
Она уже чувствовала губительное дыхание смерти у себя на плече, это дыхание спускалось на грудь и пронзало ее насквозь. Безостановочно.
Издалека за происходящим наблюдали двое прохожих – сцена заняла не более тридцати секунд: голая женщина, бежавшая зигзагами, пересекла обе части проспекта и исчезла во мраке парка. Лицо бегуньи исказила гримаса истерии – мужчина был в этом убежден, но ему пришлось взглянуть на жену, чтобы убедиться, что это не было всего лишь кошмарным видением. Его спутница, разинув рот, пребывала в состоянии шока. На голове сумасшедшей она заметила большое ярко-красное пятно.
Город исчез позади бегущего силуэта, проглоченного таинственным сумраком густых ветвей – природа оставалась равнодушной к человеческим страстям; даже фонари, насаженные здесь цивилизацией, были бессильны что-либо изменить.
Она бежала и бежала, пот ужаса смешивался с потом от неимоверных усилий, его капли скользили по телу, несмотря на холод. Она взбежала по тропинке, покрытой мертвыми колкими сучьями, и решила свернуть направо.
Быстрее! – в отчаянии крикнула она, чувствуя, что изнемогает.
Сотрясаемое внезапным спазмом, ее тело подпрыгнуло, все члены начали дрожать, покрываясь гусиной кожей.
Головокружение, не отпускавшее ее, пока она бежала, усилилось настолько, что рассудок помутился, волна ужаса накрыла женщину, и она потеряла сознание. Ее ноги стали заплетаться в тот момент, когда она пробралась сквозь низенькую изгородь и затем пустилась бежать вниз по склону между деревьев.
Десятью метрами ниже, на заросшей шиповником лужайке, она рухнула на землю.
Прижав руки к бокам, а ноги к животу, она лежала, похожая на забытую мадонну, под невозмутимым взглядом луны, чье отражение скользило по поверхности большого озера.
Она еще дышала.
В Бруклин-Хайтс есть улица, нависающая над Манхэттеном, – темная полоса бетона над заливом; его облюбовали для прогулок семейные пары и пожилые люди. Вдоль него выстроились высокие, тесные дома с барельефами на фасадах, множеством своих окон озаряющие ночную тьму. Под крышей одного из них мерцал странный луч света.
Это был стеклянный купол, похожий на выплывающий из ангара светящийся воздушный шар.
Если бы кто-нибудь забрался так высоко, он был бы удивлен, обнаружив на вершине стеклянного купола несколько семечек подсолнуха, оставленных для птиц.
Взглянув метра на четыре вниз, сквозь этот купол, можно было бы разглядеть паркетный пол и канапе, покрытое пестрой расцветки андийским пледом.
Теплая гостиная, защитный кожух, в котором уютно любому посетителю.
На низком столике испускала струйки дыма, причудливо завивавшиеся в танце-фантасмагории, ароматическая лампа. В этот момент случайный посетитель, увлеченный простотой обстановки, не удержался бы от искушения осмотреть комнату чуть внимательнее. Как раз в тот миг, когда он преодолел бы последнее сомнение, он увидел бы лошадку-качалку, сделанную из тикового дерева. Идеальная игрушка, великолепная сохранность которой свидетельствовала о том, что пока ни один ребенок не забавлялся, сидя на ее спине.
Сделав шаг-другой, гость приблизился бы к красной кирпичной стене, от которой исходил теплый свет, излучаемый тремя светильниками. Четыре сосуда-канопы выстроились здесь в цепочку. Их ужасное содержимое заменял плющ, вытянувший свои побеги в пустоту. Возле этого признания в любви фараонам и Вакху висела литография, изображавшая висячие вавилонские сады. В углу рисунка синими чернилами корявым почерком было написано: «Аннабель, райской музе. Маленький сад для моего чуда».
Прочтя столь искреннее признание, любопытствующий постарался бы сделать полуоборот и улететь сквозь купол, но был бы вынужден остановиться, потому что внимание его не могла не привлечь другая стена. Снова красные кирпичи, почти гладкие, и на них – африканские маски с гипнотизирующей мимикой. Ничего определенного, ни глаз, ни рта, скорее, просто дыры, сделанные для того, чтобы давать выход эмоциям хозяина маски. Между двумя раскрашенными лицами – множество фотографий. Сотни запечатленных мгновений, пойманных в кадр эмоций, помещенных рядом друг с другом.
Преследуя лишь одну-единственную цель – узнать больше – посетитель пересек бы гостиную. Он прошел бы мимо канапе и низкого столика, ступая по ковру из тонкой шерсти, и с первого раза не заметил бы мерцания эквалайзеров hi-fi магнитолы. И тогда он впервые услышал бы музыку. Очень тихую, нечто среднее между шепотом и тишиной, напоминающую галлюцинацию. Гармоничные переливы – может быть, композиция группы «Шаде» или фрагмент чувственного джаза. Однако ничуть не сомневающийся в своих намерениях гость снова вернулся бы к разглядыванию фотографий.
Большая часть их запечатлела экзотические пейзажи. Снег, солнце, песок, буря, храм, церковь, Петра, Каппадокия и множество других мест – столь же разнообразных, сколь многочисленных. Тут и там, среди этого двухмерного мира, мелькали силуэты. Особенно повторялись изображения пары, часто обнимающейся, иногда очень нежно. Мужчина с длинными темными волосами был не особенно красив, скорее его облик можно было назвать обычным, однако его улыбка была очаровательной, а взгляд приветливым. Рядом с ним – женщина, несколькими годами младше мужчины. Благородный цвет ее кожи и длинные черные косы свидетельствовали об африканских корнях – скорее всего, она была полукровкой. На фотографиях мужчина часто гримасничал, вызывая дикие приступы смеха у своей спутницы.
Разглядев все это, посетитель мог бы позволить себе поизучать интерьер еще немного, тем более что слабое постукивание двери справа могло привлечь внимание. Толкнув ее, он бы очутился в тесной и длинной кухне. Нерационально расставленная мебель превращала пространство помещения в узкий коридор.
В глаза сразу же бросились бы пистолет и кобура от него, лежавшие поверх тонкого ежедневника. «Беретта» калибра 9 мм.
В глубине кухни он бы увидел женщину с фотографии, помешивавшую что-то деревянной ложкой в кипящей кастрюле. На фотографиях она немного похожа на Анжелу Бассет, но наяву она скорее смахивает на Анджелину Джоли, только кожа у нее более матовая, чем у актрисы. Погрузившись в чтение книги «Над пропастью во ржи», она не чувствует, как по ее руке поднимается пар. Несмотря на бесформенный пуловер, спадающий на брюки, видно, что у нее атлетическое телосложение. На ногах женщины – плетеные туфли.
С этого расстояния ей можно дать лет тридцать или чуть больше. Естественно-смуглая кожа говорит в пользу афроамериканского происхождения отца или матери, или же кого-то из дедушек-бабушек. Заплетенные косички стянуты в неровный пучок, заколотый китайской шпилькой. Полные, розоватые губы, изящный нос и огромные глаза – черные бездонные колодцы. Она задумчива, даже сосредоточенна. Положила ложку и перевернула страницу так быстро, что чуть надорвала ее. Ее зовут Аннабель О’Доннел.
Вот уже четыре года она – детектив 78-го Бруклинского участка и сегодня вечером вполне готова приступить к ужину, который станет достойной наградой за дневные труды. Но всего этого оказалось бы уже слишком много для любопытного посетителя, и, пройдя мимо прислонившейся к окну Аннабель, он растворился бы в ночи.
В это окно с высоты Бруклинского холма виднелись Манхэттен и его сверкающие башни.
…Сидя на разноцветной софе, Аннабель ела спагетти, не отрываясь от чтения и слушая музыку. Полночь близилась, но если тело женщины чувствовало усталость, то рассудок, напротив, был свеж. Она жадно читала страницу за страницей. С самого раннего детства она обожала читать. В углу салона кучами лежали книги, некоторые из них пожелтели, башни из бумаги грозили рухнуть. Аннабель никогда не приобретала книжные полки, ей нравился пыльный шарм всевозможных нагромождений, росших от года к году. Она не выбрасывала ничего, даже журналы, набивая ими плетеную корзину. Все журналы, попадавшие ей в руки, также оказывались либо в ящиках, либо в картонных коробках, там же вперемешку лежали неудачные фотографии или билеты в кино, сохраненные в память о приятных вечерах. В целом же ее квартира была довольно просторной – немного мебели и огромное количество украшений; женщина позаботилась о том, чтобы ее мании не бросались в глаза.
Возле софы горела одна-единственная лампа, ее абажур был сделан из кожи верблюда; эту лампу мужчина с фотографии привез Аннабель два года назад. Женщина читала, читала и читала – до тех пор, пока последняя страница книги не раскрыла ей все тайны и не подтвердила сделанные ею выводы. Некоторое время она размышляла, с восхищением разглядывая сквозь стекло теперь лишь частично видимый Манхэттенский skyline[3]. У подножия зданий сливались Гудзон и Ист-Ривер, превращаясь в одно гигантское черное пятно.
Аннабель вздрогнула. Возле ее головы зазвонил телефон.
У нее не было привычки разговаривать по домашнему телефону так поздно. Рабочие звонки приходили ей только на мобильный. Протянув руку к этажерке, на которой стоял аппарат, Аннабель сняла трубку.
– Аннабель, это я, Джек, – сразу произнесли на том конце провода.
– Джек?
Джек Тэйер был ее напарником. И как любой напарник, он стал для нее значить немного больше – он стал другом, которому Аннебель доверяла. Но он звонил ей по городскому номеру очень редко и всегда – в урочные часы.
– Разбудил? – спросил он без малейшего намека на извинения в голосе.
Его тон был властным, видимо, что-то срочное, что-то серьезное.
– Нет, но я уже не на службе. Ни сегодня вечером, ни тем более сегодня ночью. И для тебя и для всех остальных, – деловым тоном закончила Аннабель.
– Слушай, я тут немного задержался, чтобы составить компанию ребятам, и… Только что наткнулся на нечто важное. Ты мне нужна.
– Что? Как, прямо сейчас? Ты смеешься, Джек! Я…
– В Проспект-парке только что нашли женщину, – перебил он ее. – Голую и…
Аннабель слушала, предвкушая самое худшее.
– Тебе нужно приехать, ей необходимо, чтобы рядом была женщина, – закончил Джек Тейер. – Она все еще в шоке.
– Джек, сегодня ночью на нашем участке работают другие детективы, почему именно я?
Казалось, на другом конце провода раздумывают. Да, детектив Тэйер, никогда не терявший времени попусту и нереально честолюбивый, словно собирался с духом.
– Возможно, ее похитили, – подытожил он.
Сердце Аннабель сжалось. Она закрыла глаза. Волшебные слова: «похищение» и «исчезновение». Весь 78-й участок знал, что не стоит произносить эти слова при ней. Ни в одной из двух подобных ситуаций она не оказывалась, но каждый раз переживала их с затаенной болью.
Аннабель попыталась выбросить все это из головы, не дожидаясь того, чтобы дурнота накрыла ее, и спросила:
– А что с обстоятельствами?
Джек Тэйер глубоко вздохнул, словно набираясь мужества, чтобы ринуться в бой.
– Один из охранников парка обходил вокруг озера, когда у него сработала рация. Суматоха была вызвана «голой женщиной, куда-то бежавшей в истерике» в начале вечера. Она исчезла в южном конце парка, в Перголе на Парксайд-авеню. Коллеги этого охранника попросили взглянуть на это. И он нашел женщину – она была в полубредовом состоянии.
Тейер снова выдержал паузу, подыскивая слова.
– Думаю, тебе стоит приехать, – закончил он недовольно. – Охранник, обнаруживший женщину, решил, что она сама сделала это с собой, что она сумасшедшая. Но мне это кажется невозможным; кто-то ее…
– Что, Джек? Что с ней?
Казалось, он вновь колеблется.
– Не по телефону. Тебе самой нужно все увидеть, приезжай, я на вилле Личфилд, у лесников.
В течение следующей минуты Аннабель взяла пистолет, надела пуловер потеплее и захватила куртку. Наэлектризованная контрастом между своим состоянием первоначальной сосредоточенности и быстротой последующего телефонного разговора, она невольно встряхнула головой, направляясь к машине.
Ей потребовалась пара минут, чтобы отдышаться, держа руки на руле; потом она повернула ключ зажигания.
Под угрюмым взглядом не покидавшей Бруклин луны Аннабель пересекала город, похожий на укрепление варваров.
Расположенная в глубине западной части Проспект-парка вилла Личфилд была похожа на корабль, потерявшийся в ночи. Окна светились среди зелени дубов и кленов, над тесной дорогой, извивавшейся по направлению к крошечной стоянке. Белые верхушки башен коричневого особняка доминировали над лесным пейзажем, возвышаясь посреди двухсот десяти гектаров частной собственности, похожих на огромное бесформенное пятно в средоточии бруклинских улиц.
Аннабель знала этот дом. Проспект-парк был прикреплен к 78 участку еще в 1993 году, и ее часто отправляли сюда разбираться с теми или иными проблемами, возникавшими здесь. Тем не менее она ни разу не была на вилле Личфилд ночью; шикарное жилище в темноте напоминало мрачный маленький замок.
Она хлопнула дверью своего полноприводного БМВ и направилась к входу. На столбе трепетали от ветра еле видимые в темноте флаги. Аннабель вдруг представила себе шум крыльев гигантских летучих мышей. «Здорово придумала, – сказала она себе. – Ничего лучше в голове не родилось?»
Поднявшись по ступенькам крыльца, она ощутила всю серьезность ситуации, заметив волнение, царившее в холле.
Вилла, сдаваемая в аренду под офисы, в темное время суток пустовала. Однако сегодня в половине первого ночи полдюжины мужчин в форме лесников, нервно переговариваясь, меряли шагами первый этаж. Большинство из них грелись, держа в руках стаканчики с дымящимся кофе. Когда Аннабель вошла, один из них, высокий блондин с изящно подстриженными усиками, приблизился к ней и протянул руку.
– Детектив… м-м, О’Доннел?
Аннабель кивнула.
– Меня зовут Стенли Бриггс, это я ее нашел, – пояснил он с едва заметной гордостью. – Идем, ваши коллеги на втором этаже.
Он повел ее к крутой, плохо освещенной лестнице.
– Не обижайтесь, – произнесла Аннабель дружеским тоном, – но когда это в парке были охранники вроде вас? Здесь есть специальная бригада, которая должна этим заниматься, но насколько мне известно, они не патрулируют по ночам.
– Именно по этой причине мы и находимся тут, мисс.
– Миссис.
– А, простите. Мы охраняем часть «Альянс Проспект-парка», следим за порядком. Несколько месяцев банды желтых бесчинствуют по ночам и портят нам всю картину, поэтому мы организовали группы добровольцев, которые могли бы нам хоть немного помогать. Мы не хотим обращаться к полиции, зная, что вы не можете успевать всюду, мне известно про Третью авеню, где каждая ночь для вас оборачивается неприятным сюрпризом, поэтому мы решили справиться сами.
Аннабель только моргнула, следуя за Бриггсом и глядя ему в спину. Добрая воля, конечно, штука хорошая, но иногда она становится источником проблем, особенно для полиции.
– Мы расположились здесь, – произнес охранник, толкая дверь.
Перед тем как войти, Аннабель пожала ему руку и поблагодарила, предложив таким образом побыстрее оставить ее – без формальностей и объяснений. И закрыла дверь за собой.
Джек Тэйер сидел на стуле. Дневная усталость подчеркивала морщины, уже заметные и в обычное время. Это был невысокий, нервозный мужчина лет сорока, с короткой стрижкой, с волосами цвета соль с перцем, всегда одетый в один и тот же мятый костюм. Налицо было его явное сходство с шаблонным типажом полицейского детектива. Он не курил, не пил кофе, тем более не был грубияном. Настоящий трудяга, человек активный, но не лишенный некоторой задумчивости. Увлекаясь поэзией и театром, он постоянно таскал в кармане куртки записную книжку: убивать время в тоскливые моменты. Там – а также на ксерокопиях ордеров – он карябал советы своих собратьев-философов. Он всегда был готов помочь и утешить. Для Аннабель Джек стал чем-то вроде своего «домашнего» Марка Аврелия, по крайней мере, размах у него был не меньше императорского. Сам он говорил, что «эллинская дисциплина» для него – досадная необходимость нарушать равновесие между умом и телом в пользу первого, хотя Джек и находился в прекрасной физической форме. Эту фразу, своего рода ремарку, нравившуюся Аннабель, он начал произносить с первых мгновений их совместной работы. Четыре года подряд восемь часов в день в компании Джека Тэйера прошли так же быстро, как какой-нибудь горячий спор. Иногда они доверяли друг другу то, о чем не рискнули бы рассказать близким, и вместе искали решение проблем каждого из них.
Сейчас же Джек смотрел на Аннабель своими серыми глазами, и ей показалось, что в этом взгляде мелькнуло облегчение. Джек поднялся и сунул в карман куртки томик Теннесси Уильямса.
– Сожалею, что заставил тебя прийти. Когда в участок позвонили, я рванул сюда. Но как только я увидел эту женщину, сразу подумал о тебе.
Он произнес это так, словно готовился заранее. И подбородком указал в глубь комнаты, за спину Аннабель.
Лежавшее на кровати тело женщины было завернуто в одеяло и прижато спиной к стене. Глаза были закрыты, лоб бороздили морщины. А на ярко красном черепе были видны многочисленные порезы.
Толстая корка покрывала голову там, где должны были находиться волосы – как будто материки дрейфовали в огненном океане. Черепная коробка с бесценным содержимым человеческого мозга мелко вздрагивала.
Женщину скальпировали.
Аннабель резко повернулась к напарнику.
– Джек, что она делает здесь? – произнесла она, переходя на шепот, несмотря на внезапно возникший гнев. – Она должна быть в больнице!
Тэйер поднял руки, успокаивая ее.
– Знаю, сюда ее принесли охранники. Когда мне позвонили, я сразу же приехал и вызвал «Скорую». Она стоит за домом – на случай, если какому-нибудь журналисту приспичит заглянуть сюда. Медики уже осмотрели женщину и готовы в любой момент отвезти ее в методистский госпиталь. Поэтому успокойся. Менее чем через десять минут она окажется в руках опытного врача.
Взгляд Аннабель отразил все то, о чем она думала. Женщина, наверное, находилась здесь почти целый час!
– Она приходила в сознание с того момента, как ее принесли сюда? – спросила детектив.
– Нет, она бредила, как наркоша, когда ее нашел охранник. Ползла по земле.
Аннабель тронула рукой губы, не рискуя представить, в каком аду побывала эта женщина. Она приблизилась и прикоснулась к ее лицу медленным материнским жестом. Почувствовав прикосновение, неизвестная разжала губы и издала приглушенный стон; Аннабель поспешила успокоить ее, поглаживая щеки. Женщина с красным черепом немного успокоилась. Насколько детектив смогла понять, раны были в целом не опасными, однако она с испугом подумала о том, что может начаться заражение. Надрезы были сделаны не очень ровно. Несколько раз лезвие – возможно, скальпель – соскользнуло вглубь, оставив небольшие багровые разрезы. Скорее всего, кто-то срезал скальп от затылка ко лбу и кое-где проткнул кожу.
– Как эти тупицы могли подумать, что она изуродовала саму себя? – поразилась Аннабель. – Неужели это действительно так – то, что ты сказал мне: будто охранник решил, что она сумасшедшая?
Джек кивнул. Он повернулся к столу и взял с него какой-то предмет, который протянул коллеге.
– Вот, посмотри, у них была причина так думать. Это она держала в руке.
Аннабель взяла пластиковый пакет и не смогла сдержать гримасу отвращения, увидев внутри средней длины черные волосы, на одном из концов которых висели лоскуты кожи. Кровь уже засохла, видимо, скальп сняли довольно давно, причем сделали это крайне неаккуратно.
– Боже мой!
– Как скажешь. Кроме того, на ее теле видны множественные следы ударов. Хотя тут нет увечий, которые невозможно нанести себе самому, я не думаю, что она сбежала из психиатрической лечебницы. Стенли Бриггс, нашедший ее, утверждает, что она озиралась, как под кайфом, прежде чем отключиться.
– Почему ты так уверен, что она не сумасшедшая? – спросила Аннабель, уже зная ответ.
– Посмотри на ее череп. Это сделали вчера или позавчера. Все уже засохло. В психиатрической лечебнице она не смогла бы это сделать. Я сомневаюсь, что голая женщина с такой головой могла бы незамеченной разгуливать посреди Бруклина в течение двадцати четырех часов.
Повисло долгое молчание. Детективы смотрели друг на друга. И каждый из них в душе согласился с этими выводами.
Когда дверь распахнулась, впуская двух мужчин с носилками, Аннабель протянула пакет Тэйеру обратно.
– ОК. Предупреди капитана или дежурного офицера, что мы закончили. Я поеду с этой женщиной в больницу, а ты отвезешь волосы в лабораторию.
Джек кивнул, на его лице появилась циничная улыбка. Ему нравилось, когда Аннабель брала дело в свои руки – тогда она блистала, напоминая решительную флорентийскую любовницу на пороге последнего акта драмы. «Жаль, что это всегда происходит при самых серьезных обстоятельствах», – сказал Тейер про себя.
Он уже уходил, когда Аннабель коснулась его.
– Спасибо, Джек.
Она знала, что Тейер не случайно принял этот вызов. Он был в здании участка, когда узнал о случившемся, и тогда решил действовать – ради нее.
Искренне улыбнувшись, Тейер уехал.
Джек был единственным во всем 78-м, кто стремился дать пищу навязчивой идее Аннабель. Только он один задумывался над тем, что каждое расследование похищения или исчезновения человека, над которым она работала (впрочем, они были достаточно редкими), становилось для детектива благом, а не тяжкой обязанностью; что каждое из них давало ей надежду.
Надежду, что она продержится еще год.
Аннабель вышла замуж в июне, а спустя восемнадцать месяцев Брэди исчез. Утром она ушла на работу, а вечером он не вернулся домой. Ни слова, ни строчки. Его просто больше там не было. Не хватало лишь его портфеля и куртки, все бумаги остались на месте. Брэди был известным репортером, работал в основном за границей, часто – на «Нэшнл Джеографик». Но тогда, 17 декабря 2000 года, до ближайшей командировки ему оставалось два месяца. Они готовились встретить Новый год вместе, подальше от гипериндустриальной Америки, остановив свой выбор на диком побережье одного из Мальдивских островов. Аннабель терпеть не могла принимать решение о поездках, пользуясь проспектами турфирм, из которых прямо в лицо путешественникам бьет неприкрытое желание содрать с них деньги. Ну, пусть… Отпуск выглядел там подобием кости, которую кидают собаке, в преданности и повиновении которой хотят быть уверены. Аннабель путешествовала и возвращалась, чтобы подолгу работать и однажды отправиться в новое путешествие. Ничто в жизни не давалось даром, считала она, рождение человека становилось лишь первым шагом, а дальше нужно было платить за все последующие шаги, чтобы как можно дальше отодвинуть окончательный расчет. Размышляя таким образом, Аннабель отказалась от мысли завести ребенка. Она любила мужа и свою работу, все прочее было не более чем литературой. С юности она помнила формулу Честертона: «Литература – роскошь, вымысел – необходимость». Она применила его к собственной жизни, разделив ее надвое: то, что относилось к роскоши, и то, что было вымыслом; последнее служило для нее источником энергии. Поэтому она и отказалась от ребенка: он был для нее роскошью; она уклонилась от ответственности шагнуть в эти дебри; взамен окружив себя размышлениями о любви и редкими минутами развлечений. Роскошь и вымысел. Остальное составляли ежедневные профессиональные заботы.
Аннабель была сплошным ходячим парадоксом. Детектив по собственному страстному желанию, ежеминутно восстающая против системы, горячо нуждающаяся в свободе. Она отдавала себе отчет, что особенно горько оплакивает чужие потери – все те страдания, вкус которых она не сможет ощутить.
Потом пришла ее очередь.
Все произошло в течение одного дня. Словно легкий поцелуй, который в течение долгих последующих недель вспоминается с тяжелым сердцем и с непрестанными сожалениями.
В тот день Брэди понадобилось выйти за фотопленками – нужно было отпечатать с негативов фотографии его последнего репортажа, посвященного архитектуре Гауди в Испании. Он предупредил Аннабель, что купит чего-нибудь к ужину – ничего рискованного. Однако вечером Аннабель открыла дверь в их квартиру, показавшуюся ей невероятно пустой: он исчез абсолютно без какого бы то ни было мотива. Ее беспокойство стало перерастать в тревогу.
Он исчез, не оставив ни одного следа.
В течение последующих недель, а затем и месяцев она мучилась всеми возможными вопросами. Не переставала убеждать себя, что Брэди похищен. Доказывая, что он не мог вот так взять и сбежать из их совместной жизни. Так поступали некоторые мужчины, являя романтичное малодушие, достойное былых времен, но здесь был явно не такой случай. Тогда она стала колебаться, какой вариант все-таки «предпочтительнее»: похищение силой или добровольное бегство с супружеского ложа, поэтому обратилась к психотерапевту; курс длился восемь месяцев. Год спустя Брэди так и не нашелся, на его персональных счетах не было замечено никакого движения денежных сумм, родители и сестра тоже не знали о нем ничего. Сомневаясь и задавая себе невероятное количество вопросов, каждый раз, когда взгляд падал на вторую подушку на кровати, Аннабель продолжала жить в одиночестве. Из одиночества родилось желание расследовать дела, связанные с похищениями или исчезновениями, случавшимися в ее округе, несмотря на то, что они были крайне редкими и обычно связанными с проблемой невнимательного присмотра за ребенком. Втайне она надеялась, листая дела, однажды наткнуться на имя мужа, по крайней мере, понять, почему он мог уйти. Узнать истину.
И больше не страдать…
Неизвестную с окровавленным черепом принял методистский госпиталь, и Аннабель устроилась в его холле возле телефона. Несмотря на поздний час, она решила обзвонить все психиатрические центры Нью-Йорка и начала с больниц Кингсборо, Вардайленда и Дартмура, пытаясь выяснить, не сбегала ли от них пациентка. Как она и ожидала, на телефонные звонки никто не ответил. К двум часам ночи одетый в зеленый халат врач подошел к ней, поправляя очки и протирая глаза, видимо, болевшие от недостатка сна.
– Вам известно, кто она? – спросил доктор скептическим тоном.
Аннабель ответила отрицательным жестом.
Доктор вздохнул и продолжил:
– Ладно. Мы только что закончили ее осматривать, она все еще в шоке и переживает гипотермию, но в целом все нормально. Сейчас она без сознания.
Несмотря ни на что, врач выглядел заботливым. Две морщинки справа и слева от носа свидетельствовали, что он пребывает в некотором затруднении.
– Она проглотила большое количество какого-то наркотика, – добавил он, – Поэтому анализ крови может быть неточным. Я предпочел бы это выяснить. Мы сможем узнать больше завтра утром.
Аннабель кивнула, засунула руки в карманы – холод и усталость начали наваливаться на нее. И проговорила:
– Я спрашиваю себя, что же с ней произошло, доктор. Когда я обнаружила эту… рану на голове, я почти надеялась, что эта женщина сбежала из психушки – это бы все объяснило.
Врач посмотрел на нее, потом перевел взгляд на свои ноги:
– Маловероятно, детектив. Не думаю, что она сама себе это сделала, в смысле, я говорю о ее… – Он показал на свой собственный череп. – В общем, о коже на голове.
Он пытался справиться с замешательством, подыскивая слова, потом продолжил:
– Ее изнасиловали. Несколько раз. Заметны повреждения, которые явно наносились подряд в течение нескольких дней. Мы нашли даже сперму.
Аннабель провела рукой по волосам. Не оставалось сомнений, что речь идет об уголовном деле.
– Мы составили предварительный отчет для вашей базы данных ДНК. На ее теле следы многочисленных ударов, оно все в ссадинах и кровоподтеках…
В задумчивости врач наморщил нос. Морщины обозначились еще более явственно.
– Что? – забеспокоилась детектив. – Что еще?
– У нее… У нее отметина на левом плече, типа татуировки.
– Хорошо, – с облегчением выдохнула Аннабель, ожидавшая явно не этой информации. – Может быть, это пригодится нам, чтобы установить ее личность. Завтра сделаем фотографию.
– Нет, это не совсем татуировка. Это знак, сделанный недавно, еще не зарубцевавшийся, он еще кровоточит. Думаю, делал непрофессионал, вероятно – китайскими чернилами и иглой, как в тюрьме.
Лицо Аннабель тут же потемнело.
– Знак?
– Его нанесли в течение нескольких последних часов, вот что я имел в виду. Это не рисунок, а цифры – очень странно, согласитесь; сейчас я вам покажу, так будет понятнее.
Он взял со стола листовку страховой компании и на ее обороте записал короткую последовательность цифр. Затем протянул бумагу Аннабель. Там значилось:
67 – (3)
Казалось, слабый шум больницы вдруг стал заметнее, резко усилились шепот, шарканье ног по линолеуму и гул работающих электронных аппаратов.
Аннабель прочитала написанное дважды, не веря своим глазам.
– Когда я смогу с ней поговорить?
– Это зависит не от меня. Возможно, завтра.
Аннабель кивнула.
– Поставьте мне стул у нее в изголовье, я посижу с ней до утра.
Ее тон не допускал возражений. Врач пожал плечами и исчез в хитросплетении больничных коридоров.
Жалюзи состояли из тонких пластиковых планок. Они множество раз перепутывались, в итоге превратившись в бесформенный скелет. Зимнее солнце светило свкозь них, лаская одеяло своими золотистыми лучиками.
Первый раз женщина с перевязанной головой открыла глаза около шести утра и снова провалилась в сон. Еще раз она проснулась в восемь, а затем в девять и окончательно пробудилась в десять. Аннабель переставала дремать при каждом движении женщины, и когда их взгляды встретились, она взяла ее за руку. Пациентка не произносила ни слова, она только плакала. Аннабель увидела, как в палату заходят врач, два санитара и психолог. Последний мягко, но настойчиво попросил ее выйти.
Аннабель отправилась в комнату ожиданий, уселась в кресло, прислонившись спиной к кофемашине и так просидела пару следующих часов; в полдень купила и сгрызла сэндвич. Все это время она пыталась соединить вместе крупинки той информации, которой располагала. Проявления сексуальной агрессии в Проспект-парке были редки и никогда не выглядели так варварски. Аннабель вздрогнула и покрылась мурашками. Ей необходимо как можно быстрее поговорить с этой женщиной, задать ей вопросы о насильнике или насильниках.
И ее загадочной татуировке.
Возможно, не зная, как именно выглядит тату, она чувствовала бы себя менее напряженной, но что-то в этих цифрах ее дразнило. Ужасно, думала Аннабель. Когда кто-то собирается изнасиловать жертву, с ней так не поступают. И тем более с жертвы не срезают всю шевелюру!
Большая часть изнасилований, которыми занимался 78-й участок, представляли собой проявления бытовой агрессии или же были совершены кем-то неизвестным. В первом случае пьяный или оскорбленный супруг доказывал свою власть над женой, во втором – женщина подвергалась агрессии со стороны мужчины, которого она никогда не видела прежде, иногда это была группа подростков, сразу же убегавших с места преступления. Люди часто думают, что насильники ищут сексуальное удовлетворение в своем поступке, тогда как на самом деле речь идет о вторичной мотивации. Большинство из них привлекает понимание того, что именно они творят, им нравятся ужас и мольбы их жертвы, власть над ней. Этой властью они и наслаждаются. В редких случаях дело заканчивается смертью.
Все дела, которые были известны Аннабель, выглядели одинаково и просто: ярко выраженная агрессия и бегство виновного.
Но никогда еще насильник не держал свою жертву взаперти так долго, чтобы пытать ее и нанести на ее кожу знаки, которые останутся на ней до конца ее жизни!
– Ублюдок, – прошептала Аннабель. – Гребаный ублюдок.
К часу дня ей на мобильный позвонил капитан Вудбайн, дабы расставить все по местам. Он без особого энтузиазма отнесся к мысли, что это дело будет вести Аннабель.
В этот момент третий по счету доктор вошел в комнату ожиданий, где она сидела. Ему было около пятидесяти, и смотрелся он посвежее двух прежних.
– Я – доктор Дартон, а вы – детектив О’Доннел, не так ли?
– Как она? – спросила Аннабель с ходу.
– Все еще пребывает в состоянии шока, хотя никакая опасность, понятно, ей больше не угрожает. До сих пор находится под действием наркотиков, и мы обработали рану на голове. Речь пока не восстановилась.
Аннабель поднялась со стула.
– То есть она больше вообще не сможет говорить, вы об этом?
– Да, по крайней мере какое-то время. Это последствие шока, перенесенного ею. Рядом с ней находится психолог, он работает с последствиями ПТСЗ[4] вот уже несколько лет, хороший тип, поэтому у нас есть шанс. Однако не стройте иллюзий: на восстановление может уйти очень много времени. Полагаю, вы бы хотели допросить ее, узнать, что с ней случилось?
– Точно. И как можно быстрее.
Врач скорчил гримасу.
– Увы, это не…
– Позвольте мне задать ей вопросы, быть может, она станет отвечать хотя бы кивком головы. Эту женщину нашли голой, изнасилованной и накачанной наркотиками. Не удовлетворившись тем, что видел ее «во всей красе», насильник искромсал ей череп, срезал волосы вместе с кожей. Плюс к этому еще и татуировка в каббалистической манере и прочие ухищрения, суть которых такова: человек, изнасиловавший ее, хотел, чтобы эту женщину сочли сумасшедшей… Итак, я могу ее увидеть?
Доктор Дартон моргнул.
– Не хочу выглядеть пессимистом, – продолжала Аннабель, – но все это напоминает историю с маньяком. Вы меня понимаете? Вполне возможно, что какая-то тварь болтается по улицам Бруклина в тот самый момент, когда мы с вами говорим. Возможно, я несколько преувеличиваю, но я действительно не могу ждать.
Она замолчала, глядя в глаза своему визави, затем добавила:
– Это важно.
Смущенный, врач крутил в руках связку ключей.
– Понимаю. Но еще слишком рано беседовать с ней. Нужно немного подождать, как только психолог даст «зеленый свет», я вас позову, хорошо?
Аннабель уже открыла рот, собираясь ответить, и тут зазвонил ее мобильник. Сделав знак доктору Дартону, что согласна – надо, так надо, – она нажала на кнопку.
– Это Джек, ты где?
– Все еще в больнице. Физически девушка восстановилась, однако она молчит. До смерти испугана. Мне звонил Вудбайн, его напрягает, что я буду вести это дело, он думает, это может навредить мне самой, ну, ты знаешь, о чем речь. Он ждет наш первый доклад и хочет подключить к расследованию Фремонт и Ленхарта. Представляешь? Глория всех заставит навалить в штаны, у нее столько же такта, сколько у немецкого танка.
– Оставь в покое Глорию, я виделся с Вудбайном в офисе, он дал нам «добро». Тебе и мне.
Чтобы убедить капитана так поступить, Джек, должно быть, использовал все козыри. «Джек, ты лучший», – подумала Аннабель. Она многим была ему обязана, особенно после исчезновения Брэди, он всегда оказывался рядом, неизменно к ней внимателен – днем или ночью, неважно.
– Хорошенько слушай меня, – произнес он. – Я связался с подразделением, которое занимается пропавшими на Манхэттене людьми, рассказал им о женщине, найденной нами, и теперь жду, что они пришлют мне невероятное количество факсов с описанием похожих женщин. Скоро у меня будет первая подборка жительниц Бруклина. Но я тебе звоню не по этому поводу.
Аннабель сделала несколько шагов, чтобы найти место с лучшим покрытием сети. В окно она заметила машину «Скорой помощи», стоящую в маленьком дворике, из нее выгружали мешок с трупом.
– Я только что связывался с лабораторией, – продолжал Джек. – Там Гарри ДеКальб, он искал подтверждение тому, что я ему рассказал утром. Кстати, Анна, девушка, которую мы нашли, она ведь немного испаниского типа, не так ли?
– Да, – кивнула Аннабель, – она смуглая, черные ресницы. Да, можно сказать и так, но при чем тут это?
Ответ ей пришлось ждать, некоторое время в трубке было слышно только дыхание Джека Тэйера, выдававшее его волнение.
– Джек?
– ДеКальб хотел быть уверен, что я ничего не напутал в протоколе.
– Почему? Что там ему не понравилось?
– Волосы, Анна. Скальп, который она держала в руках. ДеКальб говорит, что они коричневые, поскольку их красили, но на самом деле они рыжие, светло-рыжие.
Вновь воцарилось молчание, потом Тэйер добавил:
– Это волосы другой женщины.
С начала зимы в Нью-Йорке была только одна снежная неделя, а затем город стал тонуть в грязном непрозрачном месиве. Когда Аннабель подъехала к Проспект-парку, первые хлопья стали падать на ветровое стекло, покрывая тротуары снежным фондю. Днем вилла Личфилд сохраняла свою отчужденность, но выглядела более гостеприимной. Аннабель припарковалась рядом с особняком. Ей потребовалось пять минут, чтобы отыскать Стенли Бриггса, едва приступившего к импровизированной сиесте и воспоминаниям о долгой, наполненной эмоциями ночи.
– Бриггс, вы можете уделить мне пару минут? – спросила Аннабель, дружески улыбнувшись охраннику – это было лучшее оружие из тех, которыми она располагала. – Я хочу, чтобы вы очень точно показали мне место, где вы обнаружили эту женщину.
– Это не так просто – если даже я и покажу вам тропинку, вы можете сбиться и пойти по другой. Давайте я вас провожу. Вы ищете что-то особенное?
Не желая вдаваться в детали, Аннабель кивнула:
– Просто хочу посмотреть.
Бриггс пожал плечами и натянул свою форменную куртку с эмблемой парковой охраны.
– Поедем на моей машине, так будет лучше.
Маленький зеленый пикап въехал в западную часть парка и направился вглубь по дороге, залитой битумом. Аннабель спросила Бриггса, почему вокруг больше нет ни одного автомобиля.
– Эта дорога на несколько месяцев закрыта для посетителей. Парк сейчас на перепланировке, некоторые его уголки восстанавливаются, поэтому автомобилистам приходится объезжать вокруг; я покажу вам деревья, помеченные номерами.
– Да, я слышала про этот проект, не знала только, что он уже запущен. По-моему, речь шла о реконструкции Лодочного домика, если не ошибаюсь.
Как и большинство ее коллег, Аннабель часто сталкивалась со случаями агрессии и приема наркотиков в заброшенных домах вокруг пруда Луллвотер, находящегося на отшибе. Она вспомнила свое первое дело в качестве детектива – тогда там нашли тело черного парня. Аннабель все еще не забыла его багрово-синее лицо, освещаемое «мигалками» полицейских машин; вокруг плескались любопытные утки, а ветер хлопал дверью Лодочного домика. «Мрачное место», – вздрогнув, подумала она тогда.
Машина проехала по мосту, возвышавшемуся над озерной гладью метров на двенадцать.
– Подъезжаем к холму Бриз, там мы ее и нашли, – произнес Бриггс торжественным тоном, словно вовлекая Аннабель в какую-то игру.
Проехав между двумя высокими ореховыми деревьями, он указал на тропинку, начинавшуюся несколькими деревянными ступеньками.
Город вокруг них исчез; о его присутствии напоминал лишь далекий гул шоссе Ист-Лэйк-Драйв. Свинцовое небо по-прежнему роняло снежные хлопья, сразу же таявшие на земле и оставлявшие пятнышки на поверхности воды.
Они двинулись вниз по склону, огибая могучие стволы, слышалось потрескивание коры. На середине спуска Бриггс остановился. Аннабель осмотрелась: деревья нависли над озером, по мрачной поверхности которого пробегала серая, без каких-либо иных оттенков, рябь. Пейзаж был стопроцентно зимним, как будто жизнь остановилась в насмешку над любыми проявлениями оптимизма.
– Вот, – сказал Бриггс, – она была там. – И показал на заросли камыша у берега. – Она лежала рядом с этими зарослями, видимо, спустилась вниз вон там. Эту старую тропинку зимой закрывают, чтобы сохранить водные растения.
– Вы осматривали территорию вокруг?
Бриггс взглянул на детектива так, будто она заговорила с ним по-русски.
– Ну, вообще-то нет… Мы же не искали доказательства преступления, то есть я хочу сказать, она же была жива, и ее необходимо было сразу отнести в тепло.
Не отрывая взгляд от камыша, Аннабель покачала головой.
– На самом деле это очень важно.
Она уже почти перешагнула крошечное ограждение и стала спускаться вниз, продираясь сквозь кусты, когда рука Бриггса остановила ее.
– Нет-нет! Так вы доконаете себя. Есть другая дорога, идите за мной.
Детектив молча отправилась за ним, хотя ей показалось, что проще пойти напрямик. По пути она вытащила из кармана китайскую булавку и заколола косички на затылке. Спустившись на берег, Аннабель, несмотря на свою куртку «бомбер», почувствовала холод.
– Она была тут, когда я ее заметил.
Охранник вытянул руку и указал на пятачок между двумя огромными корявыми стволами. Аннабель наклонилась и принялась ходить кругами, осматривая влажную землю, разглядывая следы и пытаясь угадать их происхождение. Ее внимание привлекли свежие параллельные борозды. Затем Аннабель стала осматривать стволы деревьев. Это заняло у нее пятнадцать минут, во время которых Бриггс внимательно наблюдал за ней, впрочем, мысль помочь детективу не пришла ему в голову – каждому своя работа. Пробормотав что-то, Аннабель двинулась прочь от места, где упала женщина, к зарослям камыша. Земля здесь была пористая, частично покрытая травой.
«Это какое-то чудо, что она выбежала сюда, – вдруг подумала Аннабель. – Лежала тут голая, да еще и зимней ночью! Она может сказать Бриггсу «спасибо», что он так быстро ее нашел».
Согнувшись почти пополам, она принялась рассматривать все подряд, сначала – общий план, затем каждую деталь.
Стенли Бриггс держался на расстоянии, уселся на скале и терпеливо ждал. Минуты текли, детектив продолжала заниматься своим делом, и охраннику казалось, что она вот-вот вынет из кармана огромную лупу… Он повернулся к озеру, этому зеркалу, в котором отражалось небо, и подумал, что, может быть, вода действительно отражает настоящий серый рай. Вдруг это правда? Допустим, по прошествии множества лет девственная белизна райских мест посерела, первозданной чистоты больше нет… Ничто не вечно, даже невинность, – учит нас Библия… Бриггс грустно покачал головой.
Далекая от переполнявших охранника сомнений Аннабель уже полчаса продолжала изучать отпечатки на земле. Подобрав сломанный камышовый стебель, она искала следы того, о чем сама не имела никакого представления. Это необходимо, поскольку у тебя сейчас ничего нет. Ради этого она сюда и приехала.
Аннабель опять вспомнила про скальп другой женщины. Сама по себе это уже была улика. Первый – с темными волосами – принадлежал женщине смуглой, второй – рыжей. Кроме того, была еще сперма насильника, но если она не занесена в банк данных, то ничем не может помочь следствию, а рыжие волосы, по мнению Аннабель, не были серьезной зацепкой. Хорошенько поразмыслить – это совершенно ничего не значило, если бы не было столь мерзким. Как только этот ублюдок мог появиться там, чтобы срезать волосы с черепа?
Аннабель замерла в неподвижности. Что-то шевелилось в камышах у ее ног. Она нагнулась и увидела отвратительное лягушачье тельце.
Бедная моя девочка, теперь ты наблюдаешь за лягушками!
Она почти повернулась, собираясь уходить, и тут ее взгляд четко идентифицировал то, что вначале она приняла за пучок желтой травы, похожей на листья камыша. Лягушка выглядывала оттуда.
Концом тростинки Аннабель пошевелила пучок и подцепила его. На концах травинок висели красные ошметки.
Желудок свело спазмом, и она сжала губы, не понимая, что ее больше переполняет – отвращение или гнев.
На конце камыша висел скальп из светлых волос, испачканный засохшей кровью.
– Никаких сомнений. Это третья женщина.
Аннабель стояла позади стола, скрестив руки на груди; она смотрела на чернокожего гиганта, прислонившегося к гипсовой колонне посреди комнаты. Джек Тэйер тоже был тут – по привычке сидел на столе.
– Вы отдаете себе отчет в том, что это означает? – повторял капитан Вудбайн. – Мне не нужна такая история здесь, у меня на участке! Серийные убийцы и им подобные – это для ковбоев из ФБР, а здесь есть капитан дивизиона, мечтающий подвинуть меня, плюс шеф полиции и, наконец, мэр собственной персоной! – Внезапно, словно что-то вспомнив, он повернулся к Тэйеру. – Но у нас ведь нет абсолютно никакой уверенности, к тому же девушки которым принадлежат скальпы, все еще живы, разве нет?
– Я ничего об этом не знаю, Майкл.
Тэйер поднял руки ладонями вверх.
– Откуда я могу это знать? Но мой мизинец подсказывает мне, что если мы не увидим в ближайшее время девушек, гуляющих по Бруклину без скальпа, это значит, их где-то заперли. Не согласны?
– Подождем результаты экспертизы, – вставила Аннабель. – Они должны кое-что нам прояснить с этими… скальпами. Какое ужасное слово.
Она представила голую девушку, несущуюся по улице, с двумя скальпами в руке – трофеями, которые она успела схватить, предприняв безумную попытку бегства, будто в доказательство пережитого кошмара.
Вудбайн вытащил из кармана рубашки сигареты «Честерфилд».
– Сожалею, что хочу помешать вашему порыву к саморазрушению, капитан, но это офис для некурящих, – заметил Тэйер, указав на небольшую табличку, располагавшуюся на уровне его плеча.
Он говорил это в тысячный раз с момента своего знакомства с капитаном. Вудбайн не отреагировал. Он в задумчивости зажег сигарету.
– Дерьмо. Только представьте себе прессу – хотя бы на пару секунд! – воскликнул он, выдыхая дым.
Тэйер кивнул.
– О, да. «Индейский убийца свирепствует в Нью-Йорке», «Он убивает женщин голландского происхождения, 24 доллара за душу». А, нет! Я забыл про нашу неизвестную из Проспект-парка – она же испанка. Заголовки будут еще пестрее, это точно.
Аннабель привыкла не обращать внимания на шутки коллеги, благодаря «особенности мышления» он зачастую избегал лишнего драматизма.
– Еще и татуировка! Есть идеи, что она означает? – спросил Вудбайн.
– Ничего серьезного. Это может быть все что угодно, сделано в приступе безумия, без какого-либо смысла, – ответила Аннабель.
– А почему не послание, своего рода шарада, вызов, брошенный нам? Помните, как поступал Зодиак?[5]
Искренний тон капитана Вудбайна рассмешил Аннабель. «Он хочет быть уверен, – подумала она. – Хочет поверить, что у нас есть все ответы и мы владеем ситуацией». Вудбайн был не из тех, кому нужно было нечто подобное, чтобы выдвинуться вперед; его амбиции ограничивались управлением командой, двигаться вверх по служебной лестнице и брать на себя новую ответственность не входило в его планы. Однако введенный несколько лет назад принцип «быстрого результата» понуждал его заниматься расследованием, чтобы улучшить собственные показатели и опередить соседей.
– Нет, – ответил Тэйер. – Это не римская тайна. Девушка не хотела, чтобы ее обнаружили, она спасалась бегством.
– Ладно, поймаем типа, который это сделал, и поймем, что означает татуировка, – подвел итог Вудбайн так, будто играл в детскую игру.
Протестуя, Тэйер поднял указательный палец, но Аннабель опередила его:
– Джек, если бы ты рассказал нам о том, что тебе поведали свидетели с Парксайд-авеню.
– Ничего полезного. Утверждают, что она неслась как сумасшедшая, пересекла наискосок Оушен-авеню и вбежала в парк. Никто не может сказать, почему она бежала. У меня есть тип, который держит кондитерскую в десятке метров от перекрестка, он ее тоже видел, бегущую по тротуару. С волосами на голове. Если по порядку, это он первый заметил ее. Больше мы ничего не знаем. Флатбуш в это время не сказать что набит людьми, но и не совершенно пуст, то есть можно сделать вывод, что она выбежала из периметра, образованного пересечением Парксайда и Оушен-авеню.
Капитан Вудбайн потер руки, держа сигарету в зубах, и добавил:
– Хорошо, я дам вам в качестве группы поддержки Коллинза, Эттвела, Фремонт и Ленхарта, вы поделите участок на сектора и опросите всех, кто способен говорить. Из какого дома она выскочила или из какого автомобиля, какого он цвета, я хочу знать все.
Тэйер вздохнул.
– Приятное занятие.
С высоты своих двух метров Вудбайн смерил Тэйера и Аннабель взглядом. Казалось, что он колеблется, но Вудбайн неожиданно распорядился:
– Прежде всего вы отдохнете. Остальные могут начать без вас.
Было шесть часов вечера, у напарников были усталые глаза, но ни один из двоих не думал об отдыхе. Их повседневность состояла из расследований небольших дел – краж с уличных прилавков, грабежей, проявлений агрессии, а также четырех-пяти убийств в год, которые заставляли забыть о мелких мошенниках. От дела, подобного этому, их не смогла бы отстранить ни одна шишка из Департамента полиции Нью-Йорка. Любой детектив мечтал бы о таком деле.
– Нет ничего более неточного, чем память свидетеля, капитан. Время стирает подробности, поэтому надо заняться опросом сейчас же, – сказала Аннабель, показывая на часы. – Время еще позволяет.
Она и Тэйер поднялись, Вудбайн для приличия еще поворчал. Лейтенант Рой Сальво без стука вошел в комнату, держа в руке листок, который он положил на стол Аннабель.
– Факс из методистского госпиталя. Думаю, это от табиба, положившего на тебя глаз, – улыбаясь, прокомментировал он.
Аннабель схватила бумагу – результаты анализов. Доктор Дартон определил, что именно проглотила неизвестная. Это лекарство назначают как средство против беспокойства и бессонницы, довольно сильный препарат, если использовать его в больших дозах. 1 миллиграмм препарата уже дает эффект. Неизвестная проглотила около 4 миллиграммов, это могло усыпить ее на восемь часов и даже привести к коме.
– Хорошее начало! – воскликнул Вудбайн. – О’Доннел, оставьте мне это. Найдите список врачей, которые выписывали это лекарство своим пациентам, и имена пациентов, все данные – в районе Проспект-парка, начните с квартала Флатбуш. И пусть только они попробуют втирать вам хоть что-то про врачебную тайну! Объясните им ситуацию, используйте любую тактику в зависимости от обстоятельств. Если нужна помощь, ее всегда можно найти на 70 и 71 участках, это их территория.
– Капитан, вы слишком прекрасны, – ответила Аннабель.
– Да уж. Вы поступите правильно, если поторопитесь, я не хочу, чтобы ночью там нашли еще один скальп, поэтому отправляйтесь скорее, остальные четверо немедленно присоединятся к вам. Тэйер, ты возглавляешь группу.
Он смял сигарету в заполненной наполовину пепельнице и вышел, нагнув голову, чтобы не удариться о притолоку.
Аннабель и Джек Тэйер спустились по узкой лестнице на первый этаж 78 участка.
– Не уверен, что это верный путь, – произнес Джек. – Тот тип может длительное время получать его по рецептам, выписанным любым врачом этого тупого города, может быть, даже врачом в больнице или вообще в Нью-Джерси. Чтобы обойти всех, потребуются недели, если вообще это даст какой-то результат. Это тупик. Поспи минуту и присоединяйся ко мне.
У Аннабель была привычка доверять идеям Джека, он постоянно стремился показать капитану, что не теряет времени даром, но уж если в голову ему приходила какая-то мысль, он принимался упорно рыть землю. В расследовании для него были важны скорость и результат – остальное во внимание не принималось.
– У меня есть идея получше, Джек, – ответила женщина. – Раз обходить врачей по-твоему – значит терять время, я попробую сделать кое-что другое.
Аннабель игриво посмотрела на коллегу и застегнула куртку, погрузившись в двойной защитный слой – подкладки и толстой кожи.
Снаружи все падали и падали хлопья снега, и ветер распоряжался ими по собственному усмотрению.
Полупрозрачная грязь лежала по обеим сторонам Флатбуш-авеню, превращая тротуары в каток и переливаясь липкими сполохами в мерцающих неоновых лучах рекламы маленьких лавочек.
Решительным шагом Аннабель пробиралась сквозь вечернюю толпу. Вокруг было много недорогих магазинов: длинный ряд прилавков с часами, старьевщики, торговцы сладостями и закусочные, окна которых коричневыми пятнами изнутри покрывал жир. В квартале, где большая часть населения была чернокожей, Джеку потребовалась бы ее помощь: афроамериканские черты ее лица были очевидны, и ей проще было бы найти общий язык с местными жителями, чем белому полицейскому. Несмотря на это, верная своей репутации одиночки, она меряла шагами зону за пределами своего участка, подгоняемая интуицией.
Ее подталкивало вперед простое правило: насильник – человек со скальпами – жил в этом квартале. Его жертва бежала по улице голой, но ее заметили только возле перголы Проспект-парка, следовательно, можно было предположить, что она сбежала из дома, расположенного где-то рядом, иначе ее заметили бы раньше. Если же ее палач жил неподалеку, у Аннабель были все шансы обнаружить место, куда он ходил запасаться лекарствами. Вооружившись этой мыслью, детектив пролистала «желтые страницы» в поисках всех аптек, располагавшихся в квартале, и уже нанесла визит в две аптеки сети «Дуэйн Рид», правда, безрезультатно. В первой лекарство не продавалось уже полгода, и ее клиенты находились в слишком почтенном возрасте, чтобы попасть под подозрение. Вторая не работала почти год: поблизости находилась больница Кингс Каунти, и всех пациентов переместили туда. Оставалось проверить еще три адреса с этой стороны парка, но час был поздний, и Аннабель боялась, что не успеет закончить до закрытия магазинов.
Она вошла в CVS[6], которая была следующей в ее списке. Несколько посетителей блуждали вдоль прилавков с витаминами. Два плохо экипированных туриста просочились в дверную щель перед детективом, они искали мазь от трещин на губах.
Аннабель направилась в глубину аптеки, к рецептурному отделу. На красном фоне электронного табло горел белый слоган: «Мы помогаем людям жить дольше, в добром здравии и счастье». Прямо под экраном, на стальном подносе были свалены в кучу сладости, подчеркивая невероятный американский парадокс. Аннабель не могла сдержать улыбку, она так и не привыкла к нему, спрашивая себя каждый раз, что это: провокация или человеческая глупость.
– Сожалею, миссис, мы уже закрылись. Мы работаем с девяти утра до шести вечера, приходите завтра, – произнес нараспев чей-то голос, обращаясь к Аннабель.
Она повернулась и показала удостоверение продавцу в белом халате, сидевшему за компьютером.
– Это срочно, – произнесла она.
– В таком случае чем могу помочь?
– У вас продается… – Она произнесла название препарата. Удивленный ее вопросом, фармацевт кивнул.
– Ну… да, вообще-то.
Угадывая, что он не договаривает, Аннабель поспешила добавить:
– Это очень важно, речь может идти о жизни нескольких женщин. Пожалуйста, мне необходима эта информация.
– Понимаю. Ну, хм… Да. У нас есть два клиента, покупающие это средство. Первый – женщина с улицы, она больше не может спать после 11 сентября, ее брат был среди пожарных, оказавшихся под развалинами. Его спасли, слава богу. Второй клиент, как бы получше выразиться… немного особенный. Он покупает снотворное уже давно, он регулярно приходит с рецептами, чтобы пополнить свой запас. Нервный тип. Это лекарство продается здесь довольно плохо, назначают его редко, потому я этого человека и запомнил. Сейчас проверю, не было ли других покупателей, секунду.
Он принялся стучать по клавишам и нагнулся, чтобы прочитать высветившиеся на экране данные.
– Нет, это все, больше никто не приходил за препаратом.
– А этот немного нервный тип, какой он?
– Он скорее тощий. Цветной. Он мне был неприятен, никогда не скажет ни «здрасьте», ни «до свидания». – Фармацевт нажал еще несколько клавиш. – А, вот, его зовут Спенсер Линч. Л-и-н-ч.
– Как режиссера? – Увидев, как сморщилось лицо продавца, Аннабель махнула рукой, призывая забыть ее вопрос. – У вас есть его адрес?
Мужчина наклонил голову, написал несколько слов на листке бумаги и протянул его детективу.
– В любом случае, я бы предпочел не иметь с ним проблем, если, конечно, вы можете мне…
Приложив указательный палец к губам, Аннабель отступила на шаг и бросила короткий взгляд на бейдж, приколотый к халату фармацевта.
– Я буду нема. Спасибо, Винс, – выдохнула она перед тем, как снова окунуться в холод раннего вечера.
…С мобильником в одной руке и листком с адресом Спенсера Линча в другой, Аннабель огибала вереницу прохожих, поднимаясь вверх по улице так быстро, как ей позволяли ноги, но еще не бежала.
– Джек, – приложив телефон к уху, заговорила она, – у меня есть адрес этого типа, это возле перекрестка Парксайд и Оушен-авеню, на том же тротуаре, где твой кондитер тем вечером видел эту женщину. Это может быть тот, кто нам нужен, его зовут Спенсер Линч.
– Не торопись, во всем разберемся, зададим несколько вопросов этому малому и сделаем выводы. В районе наверняка есть и другие любители препарата, борющиеся со стрессом, ты согласна?
– Думаешь, девушки еще у него? Если он поймет, что полиция его подозревает, он может их убить.
– Пока ты остаешься на месте и ждешь меня в баре, – скомандовал Джек. – Посмотрим… Так, на углу есть «Макдоналдс», отправляйся туда и немного расслабься. Мне еще нужно опросить пару человек, я приеду через два часа.
Аннабель хотела поторопить Джека, но тот стоял на своем; разговор завершился. Детектив почувствовала сильнейшее возбуждение, адреналин кипел внутри, пора было бросаться на амбразуру. Она быстро нашла нужный дом и устроилась напротив, перед таксофоном. Вытащив блокнот, записала в нем номер и приготовилась делать заметки дальше. «Ни в коем случае не терять входную дверь из виду, – сказала она себе, – даже если в какой-то момент покажется, что наблюдение невозможно в принципе». Повернув голову, она внимательно осмотрела фасад здания, в котором жил Линч; оно выходило углом на Парксайд-Курт. Три этажа, выкрашенные охрой камни; широкий карниз выдавался из-под крыши, снизу вверх тянулась ржавая пожарная лестница, начинавшаяся прямо над заброшенным ямайским рестораном. Все окна затянуты пленкой или забиты досками; забор вокруг дома указывал на то, что здесь ведутся ремонтные работы. Похоже, в здании никого не было уже несколько недель.
– Что за дерьмо, лучше и не придумаешь, – прошептала Аннабель.
Табличка «Прохода нет», прислоненная к забору, вызвала у женщины горькую улыбку.
Какое-то время Аннабель не двигалась, глядя на проезжающие мимо автомобили и размышляя. Джек будет только через два часа; если бы не это, он мог бы помочь ей еще раз опросить всех окрестных торговцев, по крайней мере тех, чьи лавочки пока были открыты – надвигался вечер, и таких становилось все меньше. Выругавшись и прищелкнув языком, Аннабель направилась в закусочную, расположенную неподалеку. Купила чиз-кейк, уселась за столик и принялась убивать время.
Прижав руки к груди и наслаждаясь уютным теплом помещения, она разглядывала прохожих, ожидая, когда появится коллега, который не должен был опоздать.
Взгляд Аннабель выхватил из толпы мужчину, несшего сумку из плотной бумаги; застыв перед пустым домом, он нервно озирался, поворачивая голову в разные стороны. Тип был черным (фармацевт говорил про цветного, но так, наверное, теперь толерантнее), довольно высоким и, насколько могла детектив судить со своего места, казался скорее худым.
Место для наблюдения было подходящим. Движения мужчины были неестественны, он как будто к чему-то готовился. Неужели это его рук дело? Мужчина прижал пакет к себе и проскользнул между досками в пространство, почти не освещенное уличными фонарями.
Аннабель охватила тревога.
Все совпадало. Внешность, раса, непонятное поведение и особенно то, что он вошел в заброшенное здание, чей адрес совпадал с адресом, который написал фармацевт! Что еще требовалось? Аннабель не верила в случайные совпадения.
Это же мой шанс!
Переполняемая странными мыслями о муже, растворившемся в одном из уголков четырех сторон света, Аннабель в конце концов убедила себя, что у каждого человека по воле благосклонной судьбы однажды появляется шанс, который надо использовать. Ее собственный состоял в том, чтобы действовать прямо сейчас.
«Шанс всей моей жизни, – сказала она себе. – Удар надо наносить теперь».
Детектив посмотрела на часы. Джек должен находиться где-то рядом. Она проверила мобильник. Сообщение. Джек не уверен, что закончил беседовать с возможными свидетелями; значит, он еще не в метро. Аннабель начала колебаться. «Но если этот тип выйдет через черный ход, то я его потеряю». Закусив губу, она принялась постукивать подошвами ног по полу.
Потом на краткий миг закрыла глаза.
«Что за дерьмо, я попросту рехнулась», – подумала Аннабель.
И бросилась в атаку.
Оставив на столике десятидолларовую банкноту, она вышла из кафе, пересекла улицу и в свою очередь исчезла за забором. Защищенная от взглядов прохожих, она выключила телефон и вытащила «беретту». Вход в здание преграждала тяжелая цепь, рядом с ней в пыли валялся висячий замок. «Отличное начало, – подумала Аннабель, – стоит мне задеть цепь, и он услышит меня». Однако у нее не было времени действовать бесшумно. Быстро поискав глазами другой вход, она обнаружила на втором этаже окно с пластиковой ставней; раньше она защищала от ветра, теперь же просто болталась сбоку рамы.
«Ну, покажи нам, что ты сегодня ела!»
Убрав оружие, Аннабель принялась карабкаться вверх по витрине, стараясь держаться за выступы на стене. Сделав несколько неуверенных движений, она ухватилась за подоконник, повиснув над забором и улицей. Может, кто-нибудь хотя бы вызовет полицию? Эта мысль успокоила детектива. Однако сознание того, что подозреваемый мог в любое мгновение ускользнуть, преследовала Аннабель.
Подтянувшись на руках, она влезла в окно и опять вытащила пистолет. Вес оружия успокаивал. Аннабель знала, что вполне может отразить нападение, на курсе полицейской самозащиты она была лучшей, к тому же занималась в клубе тайским боксом. Не обладая такой мышечной массой, как мужчина, детектив могла рассчитывать на свою технику, позволявшую ей брать верх в драках. С другой стороны, осматривать здание было для Аннабель делом новым. Вопреки тому, что показывают в кино, работа детектива обычно достаточно спокойна и не предполагает чего-то подобного.
Перейдя пустую комнату, она вышла в тесный коридор, заканчивавшийся лестницей. Свет уличных ламп просачивался внутрь здания, подобием слабого мерцания озаряя часть интерьера. Сверху раздался неопределенный, похожий на шепот, звук, пол заскрипел – кто-то ходил над головой у Аннабель.
Становилось все темнее, некоторые уголки дома полностью погрузились во мрак. Аннабель похлопала себя по карману куртки и выругалась. Она проклинала себя за то, что не захватила потайной фонарь. Отлично пригодился, лежа в бардачке машины!
Детективу страшно захотелось, чтобы фонарь сейчас оказался у нее в руках. Абсолютно не подготовилась, ничего не взяла, чисто безумие соваться сюда – нельзя в одиночку преследовать мужчину, который может оказаться опасным.
Тем не менее она продолжала двигаться вперед по коридору, затем медленно начала подниматься, ставя ноги на край ступенек, чтобы те не скрипели, очень мягко, вот так…
Чтобы сориентироваться в темноте, Аннабель прижала ладонь к ближайшей стене.
Ее пальцы нащупали что-то холодное и жидкое. «Вода течет с потолка по желобку, просачиваясь сквозь дырявую крышу», – подумала детектив.
Услышав недалеко от себя приглушенное гудение, она стала двигаться вдоль стены. Все двери были сняты, проемы зияли черными прямоугольниками. За каждым из них мог прятаться вооруженный мужчина. Детектив осторожно шла вперед боком, прижимаясь спиной к грязному гипсу. Минуя каждый проем, она обливалась холодным потом, представляя себе мужчину, стоящего с другой стороны, отделенного от нее расстоянием в пять сантиметров, представляла, как их лица вдруг окажутся друг напротив друга. У него в руке скальпель, его раздирает мерзкое желание надругаться над женщиной-полицейским, и она, шокированная внезапным взглядом его безумных глаз, парализованная ужасом, неспособная пустить в ход свою «беретту».
«Не думай об этом! – проклинала она себя. – Сконцентрируйся на моменте».
Неслышно ступая, она прошла мимо очередной дыры, уводившей в слепую темноту комнаты.
Внизу лестницы показались отблески света. Пламя стало медленно подниматься. Повторив маневр, Аннабель стала карабкаться вверх. Она внимательно наблюдала и за ступеньками, и за пространством прямо перед собой. Пот покрывал лоб. Детектив неподвижно застыла у входа на последний этаж. Все окна здесь закрывали жалюзи, поэтому снаружи ни просачивался ни один луч света. На стенах чернели надписи: «ВОСХОЖДЕНИЕ», «РАЗУМ», «СИЛА» и множество других. Аннабель узнала цитаты из речей политиков, особенно из выступлений Мартина Лютера Кинга. На полу горели десятки свечей. Повсюду были пятна и огарки, а также стояли еще не зажженные свечи. Теперь гудение было совсем близко – прямо за стеной.
Сжимая «беретту» обеими руками, Аннабель двинулась к проходу. Она удивилась, что ноги у нее не дрожат, а ладони не вспотели. Одновременно ее постепенно обуздываемое воображение металось от страха к предельному возбуждению. «На моменте, – повторяла она. – Конкретном моменте».
В оранжевом полумраке, в пяти сантиметрах от ее ноги стояла крысоловка. Другая – чуть дальше, потом – третья. Здесь их было полдюжины, они защищали ужасного обитателя этого дома. Какая странная крыса с острыми ушками… Присев, Аннабель поняла, что это котенок. Его мохнатое тельце было нанизано на металлический стержень. Он умер уже давно.
Сконцентрируйся же на моменте! Никаких эмоций!
Под ногой Аннабель скрипнула половица.
Стараясь шуметь как можно громче, она одним прыжком пересекла оставшееся пространство коридора и ворвалась в комнату, водя пистолетом в разные стороны, желая удостовериться, что она здесь одна. И тут же прислонилась к стене, чтобы не упасть от удивления. Сердце забилось вчетверо быстрее, и в течение десяти секунд Аннабель старалась дышать ровно, чтобы успокоиться.
Гудение издавали пять вентиляторов. Они стояли на полу, к их решеткам были приклеены липкие ленты мухоловок, и казалось, что десятки ладоней аплодируют в обволакивающем воздухе комнаты. «Ток не отключили, – подумала Аннабель, – видимо, чтобы вести работы; по крайней мере, хозяин-то не горазд делать ремонт своими руками». Козлы с досками, положенными сверху, образовывали подобие стола, на котором лежали инструменты типа щипцов и стоял пластиковый бюст; на полу лежали пряди волос, к концам которых прилипли кусочки сухой кожи. Присмотревшись повнимательнее, Аннабель поняла, что волосы висят на краю деревянной посудины – сушатся между вентиляторами и свечами.
Дыхание женщины ускорилось, она больше не могла себя контролировать. Стекающаяся с потолка струйка воды каплями падала на пол. Бесконечный плюхающий звук.
Аннабель вытянула пистолет перед собой, взвела его и скользнула в темноту. Невозможно было сказать, видел ли ее мужчина. Когда детектив проскользнула под струйкой воды, ее лицо стало мокрым, холодные капельки брызнули на шею и на спину. Она медленно двинулась дальше.
Вошла в комнату небрежными движениями, втянув голову в плечи. Глаза Аннабель превратились в две щелочки. Хромированный пистолет блестел в свете пламени, озарявшем логово. Аннабель увидела всю сцену со стороны, как серию кинематографических стоп-кадров. Фрагменты самых коротких движений, собственный голос, показавшийся ей чьим-то неузнаваемым воплем, когда она крикнула:
– ПОЛИЦИЯ! НЕ ДВИГАТЬСЯ!
Изящные шейные мускулы, поворот головы, и улыбка, растянувшая рот, – ее противник увидел, что будет иметь дело с женщиной. Жесты Аннабель были точны, хотя и неспешны. Смертоносный хром ствола поднялся вверх, дуло приготовилось изрыгнуть убийственную желчь. Только звук падающей с потолка воды остался нервирующе прежним.
Тогда Аннабель выстрелила.
Только один раз.
Плечо Спенсера Линча взорвалось сотней черных точек, сразу же усеявших стены вокруг.
Действие перестало быть замедленным, скорость происходящего вдруг начала резко расти. Парень бросился на пол, успев нажать на спусковой крючок, и в ту же секунду перекатился в направлении комнаты, из которой пришел. Аннабель не успела среагировать.
Вспышка пламени, и осколки гипсовой облицовки вонзились детективу в лицо. Потеряв равновесие, Аннабель стала падать, приступ бешенства заставил ее разрядить «беретту» в направлении стены, за которой только что исчез Спенсер Линч. Обойма опустела. Четырнадцать оставшихся пуль.
Тошнотворное облако пыли и порохового дыма поднималось вверх между тем, как белые гипсовые крошки продолжали оседать на пол.
Аннабель вынула пустую обойму и перезарядила пистолет, снова направив ствол на невидимого противника. Так она простояла очень долго, не чувствуя боли в сведенных мышцах рук.
Когда первые капли крови упали на пол, «беретта» мягко вывалилась из ладоней женщины.
Джек Тэйер присел над Аннабель. Беспокойство, затем гнев, потом сострадание и, наконец, любопытство. Вокруг них несколько офицеров полиции обследовали жилище.
– Ты узнала, что это наш тип, когда увидела волосы на столе?
На щеке Аннабель красовалась повязка – гипсовые крошки поранили кожу; она посмотрела на длинные локоны.
– Нет. Как только я заметила его на улице, я поняла, что это он. Он хотел убедиться, что его никто не преследует, и потом, он подходил под описание, сделанное фармацевтом. Когда же он вошел в подозрительное здание, я перестала сомневаться. Вспомни, что всегда твердит Вудбайн: «В карьере каждого копа бывает шанс, который нельзя упустить». Я почувствовала, что это – мой.
Спенсера Линча только что забрала «Скорая», его состояние оценивалось как критическое, две пули попали ему в живот.
– В следующий раз, идиотка, дождись меня – это чудо, что ты осталась жива.
– Следующего раза не будет, Джек, такое дело, как это, дважды в одной карьере не случается.
– Охренеть, как бунтует мое ego! Ну, а как твоя голова?
Аннабель сделала знак – все нормально. Техник из лаборатории наклонился к ней, держа в руках пластиковую коробку и подушечку.
– Сожалею, но факт стрельбы обязывает меня взять пробы пороха.
Вздохнув, детектив протянула технику обе ладони. Закончив, он поблагодарил Аннабель и вернулся к своему чемоданчику.
– Я только что беседовал с Вудбайном, – произнес Тэйер, – его чуть удар не хватил, когда я ему рассказал о случившемся, он уже в пути. Не могу утверждать, что он доволен твоей инициативой. Если ему придется все поведать СМИ, он скажет, что арест был проведен благодаря твоей храбрости, но при этом тебе устроят головомойку, будь к этому готова. Знаю, он сделает для службы Внутренней безопасности все, чтобы им досталась своя лепта, и они могут обвинить тебя в том, что не были соблюдены обычные требования. И даже могут настаивать на превышении полномочий, ведь Линч, скажут они, не обязательно собирался пускать в ход свое оружие первым и теперь не находился бы в больнице. Хорошо еще, что он не умер.
– У тебя есть в запасе что-то более обнадеживающее?
– Мне жаль. Ты никогда не общалась со службой Внутренней безопасности, поэтому советую тебе быть начеку. Держись побойчее, и, если Вудбайн поддержит тебя – а в этом я не сомневаюсь, – все пройдет нормально. Однако если Спенсер Линч умрет, это все усложнит. Но есть и позитивная сторона – в комнате… Спенсера нашли пистолет и помповое ружье, и очень возможно, что, когда ты его застукала, он как раз пришел за ними. Отличный плюс в твою пользу.
Офицер в униформе приблизился к ним.
– Извините меня, детектив Тэйер, вы должны это увидеть.
– Увидеть что? Надеюсь, не какой-нибудь мерзкий сюрприз, так? – забеспокоился вдруг Джек.
С момента прибытия подкрепления здание безрезультатно прочесывалось в поисках следов скальпированных женщин.
Брайан Раглин, офицер, выглядел обеспокоенным и беспрестанно проводил языком по губам. Аннабель показалось, что его сейчас вырвет.
– Мы нашли девушек… Мне так кажется, – выдавил он наконец.
Мгновенно все поняв, Тэйер прикрыл глаза рукой.
– Дерьмо, – выругался он.
Бросив быстрый взгляд на напарника, он обратился к Раглину:
– Покажи нам.
Раглин повел их за стену, куда откатился Спенсер Линч; там, где он упал, была лужа крови, она тянулась до входа в комнату. Старая кровать, большой шкаф и телевизор составляли ее убогую обстановку. Офицер подошел к шкафу и открыл дверь – внутри на «плечиках» висело несколько предметов одежды.
– Там? – удивился Тэйер.
– Нет…
Мысль озарила Тэйера:
– Только не говорите мне, что этот гад устроил там потайной ход…
– Точно. Он перекрыл вход в соседнюю комнату этим шкафом, и задняя стенка у него – съемная, – объяснил Раглин.
Молодой полицейский нажал на заднюю стенку, и она вывалилась.
– Все просто, хватит и десяти секунд… Но там, предупреждаю, ужасные вещи…
В одно мгновение воздух комнаты пропитался запахом. Смесью ладана, дезодоратора и разлагающегося трупа; последний, несмотря на прочие оттенки, был узнаваем, особенно таким копом, как Тэйер. Он вытащил из кармана платок и зажал нос; Аннабель вскоре последовала его примеру. Нагнувшись, они шагнули в шкаф и вышли с другой его стороны. В этот момент Тэйеру показалось, что он проходит под адским портиком, и уже приготовился ощутить на теле укусы Цербера. Здесь его ожидало логово Безумия, отвратительное убежище Зла.
Тут было тесно, никаких окон, красный фонарь беспокойным подрагиванием освещал кошмарную комнату. В углу было сделано подобие рабочего стола, на нем лежало несколько листков бумаги. На полу были разбросаны пустые баллоны из-под освежителей воздуха для туалетов. Напротив входа располагалась грязная ванна, наполненная мутноватой жидкостью, и прислоненные к ней три части человеческого тела.
Плотно прижимая платок к лицу, Тэйер подошел к страшной ванне. Аннабель увидела, как он закрыл глаза, оказавшись прямо над ней. Она шагнула следом за ним и сразу же задохнулась от тошноты.
Деформированное ударами и пребыванием в воде лицо плавало почти у поверхности, рот был растянут в последней безумной мольбе. Череп без волос, казавшийся черным сквозь слой грязной воды. Казалось, что-то держит его с другой стороны, что он пленник жидкости, умоляющий, чтобы его освободили; рядом, будто стараясь выбраться на поверхность, плавала отрезанная ладонь.
Аннабель увидела второе лицо и согнулась пополам.
Она извергала все, что было у нее внутри, на загаженный каменный пол, ее рвало снова и снова, посреди пропитанного кошмаром воздуха комнаты.
Когда наконец Аннабель удалось унять рвоту, над ней стоял Тэйер – рот открыт, взгляд устремлен на плечо детектива; глаза говорили: пора вставать, иначе в одиночку я могу не вынести этого. Молодая женщина повернулась, приготовившись к худшему.
В течение нескольких минут она не могла говорить.
К стене, в которой находилась потайная дверь, были пришпилены дюжины фотографий разного формата. На каждой запечатлена женщина, мужчина или ребенок. Все возрасты и расы были представлены в этой мозаике страданий. Все люди выглядели измученными.
Наполовину раздетые, на некоторых – следы насилия, и все смотрят в объектив фотоаппарата умоляющим взглядом. У кого-то ладони сжаты, другие держатся прямо, отрешенно, но у всех в глазах один и тот же блеск. Они молят, чтобы происходящее прекратилось. Так или иначе.
…Прошла вечность, прежде чем голос Аннабель с трудом вернулся обратно в горло, и она сама не узнала его:
– Джек…
Он наклонил голову и кончиком пальца провел по лицам на фотографиях.
– Сколько их? Восемьдесят? Сто? Господи, что же это?
Его голос дрожал, коп-философ утратил обычную рассудительность.
– И все это сделал Спенсер Линч? – недоверчиво спросила Аннабель.
– Не знаю. Смотри, фотографии сделаны с разных ракурсов, на них – разный фон, и…
Белый ослепительный свет устремился к ним.
– Думаю, здесь пригодится фонарь, – произнес Брайан Раглин, делая шаг в помещение, которое раньше было ванной комнатой.
Он протянул свой фонарь Аннабель и Джеку, а другой рукой зажал нос.
– Что за вонь!
– Стоп! – закричала Аннабель. – Вернитесь. Посветите здесь.
Она указала на стену, возле которой стоял стол.
– Там что-то есть, я видела.
Раглин выполнил просьбу, направив веер белого света в нужное место.
Сначала они ничего не заметили, поскольку надпись была красной. Красная фотолампа, служившая основным источником света, скрадывала очертания букв.
Чернила уже засохли, но они были свежими и растеклись по стене, когда на ней появилась надпись – большие буквы, несколько слов:
Caliban Dominus noster, In nobis vita, Quia caro in tenebris lucet.
– Что это значит? Это по-испански? – спросил Раглин.
– Латынь, – с серьезным лицом ответил Тэйер.
– Вы понимаете, что там написано?
Детектив повернул голову к фотографиям, и его челюсти сжались.
Лица, лица… Их было слишком много. Повсюду эти лица, на которых запечатлен ужас.
Джек произнес:
– Здесь написано: «Калибан наш бог, В нас жизнь, Ибо тело светит во мраке».
И, обращаясь к Аннабель, добавил:
– Спенсер Линч не один. Их несколько.
Долгий вздох… Морщины на лице Трейера проступили отчетливее, когда он прошептал слова из Библии:
– Имя им легион[7].