Едва забрезжил рассвет, поэта-рабочего Чжэн Сипо разбудил Ван Вэньгэ – начальник охраны фабрики. Темный и плотный, на полголовы выше любого другого мужчины, он с головы до пят состоял из мышц и сухожилий и по виду напоминал железную башню. Чжэн Сипо тоже был высоким, но худым, и если они стояли рядом, то становились похожи на железную башню и фонарный столб. Ван Вэньгэ с заметным напряжением в голосе сообщил Чжэн Сипо, что сегодня утром команда Чан Сяоху по переезду в связи со сносом собирается предпринять большую наступательную операцию. Чжэн Сипо, зевая, встал с дивана и сказал:
– Не стоит слишком переживать, в эти дни всё успокоилось, стоит ли в такой обстановке атаковать?
Ван Вэньгэ с таинственным видом ответил:
– Шеф, у меня в команде по переселению есть свой агент. Этот паренек еще до рассвета позвонил и сказал, что вчера вечером секретарь горкома Ли отдал жесткий приказ о сносе. Чан Сяоху всю ночь совещался в корпорации «Шаньшуй» о реализации плана, с раннего утра собрали команду по переселению, готовятся к операции. Мы ни в коем случае не можем этим пренебречь!
Чжэн Сипо похолодел от страха. Шаркая пластиковыми сланцами, он тут же вышел во двор и торопливо поднялся на наблюдательную вышку. Она имела широкий угол обзора, так как располагалась напротив главных ворот фабрики: отсюда картина вероятного театра военных действий открывалась как на ладони. Сейчас всё было спокойно, как гладь озера. Чжэн Сипо вновь и вновь поднимал бинокль, искал и не находил никаких следов противника. В итоге вместе с Ван Вэньгэ он отправился в столовую и спокойно приступил к завтраку.
Едва наступило восемь часов, невесть откуда выскочила и остановилась у главных ворот водометная машина. Следом за ней – машина с надписью «Отряд милиции особого назначения». Из нее вывалило с дюжину полицейских со щитами в руках. Наблюдавшие с дозорной вышки часовые тут же забили тревогу. Разносившиеся из динамиков революционные песни оборвались, по радио начали повторять обьявление: «Товарищи рабочие, генеральное наступление корпорации „Шаньшуй“ началось, по местам, к бою!» Вслед за этим завыли пронзительные сирены. Рабочие – мужчины и женщины – под эти звуки хватали самодельные пики, железные палки и прочее оружие и выскакивали из цехов. В укрытиях, в набитых соломой мешках, охрана предприятия разместила большой запас бутылок с бензином.
Чжэн Сипо, указывая на бутылки с бензином, предостерег Ван Вэньгэ:
– С этими штуками обращайтесь осторожнее, а не абы как!
Ван Вэньгэ ответил:
– Будьте спокойны, шеф, здесь никто не хочет играть со смертью.
Чжэн Сипо не мог успокоиться. С бензином шутки плохи, он слишком опасен, нельзя слушать директора Цая! Тот прилагал все усилия для организации защиты «Дафэн»; канистры с бензином разложили в окопах по его приказу. Он сказал, что команда переселения в связи со сносом использует тяжелую технику, которую может остановить лишь море огня. Чжэн Сипо, боясь, что может произойти что-то серьезное, прямо приказал всё убрать, но Ван Вэньгэ не послушался, сказав, что в ключевой момент нужно использовать любое доступное оружие.
После ухода Ван Вэньгэ Чжэн Сипо, наблюдая с дозорной вышки, увидел, что полицейские со щитами в руках выстроились в стенку и плотно заблокировали ворота фабрики. Из мегафона на полицейской машине разнеслось: «Товарищи рабочие корпорации „Шаньшуй“, на основании приказа № 9 от 2014 года Народное правительство района Гуанминцюй постановило, что территория вашего предприятия законным образом изымается. Немедленно откройте ворота для осуществления переезда…»
Рабочие были разгневаны и напряжены, со всех сторон неслись проклятия и брань:
– Шайка ублюдков! Ясно же, что это наша фабрика, с чего это вдруг она стала принадлежать какой-то левой компании «Шаньшуй»!
Обстановка накалялась. В сущности, все были до смерти напуганы – одно за другим лица становились мертвенно бледными. Заместитель директора, почтенный Ма в строительной каске, одной рукой сжимал стальной уголок, а другой – забрасывал в рот сердечные пилюли. Бухгалтер Ю в полной растерянности со смартфоном в руках то двигался из стороны в сторону, то останавливался перед скамейкой, то присаживался на корточки, чтобы сфотографировать происходящее. Цай Чэнгун велел ему фотографировать, чтобы оставались свидетельства, потом всё это нужно опубликовать в сети – пусть люди увидят бесчинства коррупционеров в этой истории с принудительным сносом.
В тот же момент репродуктор на стволе дерева на территории фабрики снова заработал. Из большого динамика на полную громкость зазвучала революционная песня, сразу же заглушив звуки радио, находившегося снаружи: «Единство – это сила, единство – это сила! Эта сила – железо, эта сила – сталь! Тверже железа, сильнее стали…»
Чжэн Сипо, увидав, что дело худо, вытащил мобильник и запросил подмоги. Несмотря на разницу в годах, он был дружен с Чэнь Яньши, и все последние годы связь «Дафэн» с Чэнь Яньши осуществлялась через него. Дозвонившись, Чжэн Сипо стал настоятельно требовать о помощи:
– Почтенный Чэнь, плохи дела, корпорация «Шаньшуй» пошла в наступление, еще и полицейская машина с личным составом приехала!
Чэнь Яньши, услышав о полиции, тоже встревожился:
– Я сейчас же свяжусь с полицией!
Почти сразу же он перезвонил и сказал, что городской отдел общественной безопасности никуда не посылал группу для подобной операции! Эти люди у ворот фабрики лишь прикидываются полицейскими. Начальник городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлай немедленно пришлет наряд, чтобы схватить самозванцев на месте преступления!
Чжэн Сипо не знал, как благодарить Чэнь Яньши. Подняв мобильник, громко прокричал:
– Люди, не бойтесь, там за воротами не настоящая полиция! Почтенный Чэнь помог нам всё прояснить, настоящая полиция очень скоро прибудет!
Ван Вэньгэ, едва это услышав, пришел в воодушевление и призывно взмахнул рукой:
– Вперед, схватим эту банду недоносков!
Рабочие из охраны завода немедленно вылетели из ворот наружу. Один из псевдополицейских, по виду офицер, поняв, что дело принимает дурной оборот, прокричал: «Сбор!» Вся команда, поспешно подхватив щиты и резиновые дубинки, друг за другом полезла в машину. Вырвавшиеся из фабричных ворот рабочие тут же забросали автомобиль камнями. Выпустив черный дым, тот мигом скрылся из виду.
После ложной тревоги Чжэн Сипо слез с дозорной вышки и еще раз позвонил Чэнь Яньши, от души поблагодарив его:
– Сукины дети сбежали! Почтенный Чэнь, вы действительно наш благодетель и спаситель. Если бы не ваша постоянная помощь в противостоянии, наша фабрика давно бы уже развеялась пеплом по ветру!
Чэнь Яньши ответил ему:
– Так тоже нельзя, надо верить, что правительство в конце концов сможет решить ваш вопрос. Поэт Чжэн, пообещай, что рабочие больше не выскочат за ворота. Всеми силами нужно избегать столкновений, и уж тем более нельзя допустить, чтобы события развивались в нежелательном направлении!
Чжэн Сипо торжественно заверил его:
– Почтенный Чэнь, я гарантирую…
Такие обстоятельства предшествовали важному дню.
16 сентября 2014 года, уже под вечер, Чжэн Сипо по обыкновению пошел прогуляться по берегу озера Гуанминху. Он надеялся увидеть в ночной поре начала осени особый лирический лунный свет, однако погода в тот день стояла пасмурная, плотный слой облаков полностью закрыл небо. Как раз в тот самый момент, когда Чжэн Сипо, потеряв надежду на приятные впечатления, повернул обратно, «мерседес» директора Цай Чэнгуна, давно уже здесь не появлявшегося, остановился у въезда на фабрику.
Цай Чэнгун, стараясь пройти незамеченным, проскользнул через боковой вход на предприятие. Как раз в этот момент его увидел проверявший караул Ван Вэньгэ. В сильном возбуждении он схватил Цай Чэнгуна за грудки. Узнав про возвращение директора, один за другим стали подбегать рабочие производства и охраны. Окружив Цай Чэнгуна, они наперебой кричали и ругались:
– Босс, ты столько неприятностей нам доставил! Смылся? Что – до края земли добежал?
Цай Чэнгун оправдывался:
– Я не сбежал, я ездил с петицией в Пекин! – И добавил, хвастаясь: – Я подал прошение в высшие инстанции, в Главное управление по противодействию коррупции Высшей народной прокуратуры! Начальник следственного отдела по имени Хоу Лянпин лично рассмотрел дело!
Но людей это не успокоило:
– Ступай к черту! Ты продал на корню наши права на акции, так где деньги? Раздай нам деньги, которые ты присвоил, иначе мы тебя сейчас скинем в эту траншею и закопаем!
Цай Чэнгун отвечал:
– Права на акции не проданы, а заложены. Да ну вас, как ни скажи – всё равно не поймете. Нас обманула корпорация «Шаньшуй», Гао Сяоцинь развела. Мои собственные акции тоже потеряны…
Но никто не верил директору Цаю. Самые нетерпеливые начали напирать, Цай Чэнгун споткнулся и упал, ударившись о каменную ступень; тут же из раны обильно потекла кровь.
К счастью, в этот момент Чжэн Сипо вернулся с прогулки и поторопился остановить рабочих:
– Я ручаюсь за босса Цая, он, как и мы, пострадавший. – Затем он упрекнул Цай Чэнгуна: – И зачем вдруг ты вернулся сюда?
Цай Чэнгун, одной рукой зажимая носовым платком рану, другой рукой нащупал в кармане чек.
– А бухгалтер Ю? Я приехал передать бухгалтеру Ю чек, разве не нужно было добыть немного денег? Это небольшая дотация всем, я же не могу ввести братьев с фабрики в убытки!
Рабочие были тронуты. Ван Вэньгэ принял чек и сказал:
– Я найду бухгалтера Ю, не зажимай рану грязным платком, может быть инфекция.
Чжэн Сипо, осмотрев под уличным фонарем Цай Чэнгуна, вздрогнул от испуга: из раны, напоминавшей рот маленького ребенка, всё еще шла кровь. Он хлопотливо поддерживал Цай Чэнгуна, говоря ему:
– Ох, рана серьезная, возможно, придется наложить несколько швов. Пошли, я провожу тебя в больницу.
Цай Чэнгун, перед уходом сложив руки перед грудью, поприветствовал[21] окруживших его со всех сторон людей, дав им наказ:
– Старые и молодые, братья и сестры, защищайте предприятие, это же наша собственность. Я целиком полагаюсь на вас!
Следует сказать, что у Цай Чэнгуна были неплохие отношения с людьми на фабрике. Несмотря на спекуляции, осуществляемые им на стороне, к работникам он относился по-человечески, премии и зарплату задерживал редко. Во время реформы госпредприятий, когда «оставляли большое и отпускали мелкое», правительство выпустило акции предприятия готовой одежды «Дафэн». Цай Чэнгун, взяв строительный подряд, заработал первые деньги и купил пятьдесят один процент акций. Сегодня он, конечно, надеялся, что рабочие защитят фабрику, ведь она – и их, и его собственность…
Если бы Чжэн Сипо знал, что произойдет позже, он бы сильно сожалел о том, что отправился с директором в больницу. Команда по сносу и переселению как раз в этот момент предприняла генеральное наступление. У Чан Сяоху здесь тоже находился свой агент. Всё только что случившееся – и окружение с натиском, и ранение Цай Чэнгуна, – Чан Сяоху наблюдал в режиме реального времени. Вот он – шанс, дарованный небом! Чан Сяоху сделал отличный бизнес на переселении в связи со сносом. Он – коварен, имеет богатый опыт и прославился в Цзинчжоу как мастер в этой сфере. На этот раз за снос фабричных корпусов корпорация «Шаньшуй» обещала щедрое вознаграждение, к тому же всё осуществлялось при поддержке правительства, поэтому о рисках можно было не беспокоиться. Особым условием сделки был ограниченный срок исполнения: по установленному Гао Сяоцинь лимиту времени оставалось три дня; сегодня вечером с фабрикой нужно решить всё окончательно. Чан Сяоху всё точно рассчитал – дневную атаку провели для пробы, лишь затем, чтобы уяснить, как реально организована оборона предприятия, а потом собраться с силами и, тщательно подготовившись, ждать удобного случая.
Чан Сяоху созвал командиров трех групп. Первую группу составляли татуированные драконами и тиграми уличные бойцы. Вторая группа в полицейской форме выдвигалась на полицейской машине и под прикрытием сумерек собиралась еще раз изобразить полицию. Третья группа была техническая: бульдозеры, ковшовые погрузчики и вся прочая необходимая тяжелая техника. Перед началом действий Чан Сяоху отдал командирам групп четкий приказ:
– Стараться по возможности избегать кровопролития, но, если его избежать невозможно, – бояться тоже не стоит. Но запомните обязательное правило: никто не должен умереть!
С наступлением ночи, под покровом густого мрака, команда по сносу и переселению пошла в наступление и, как темный поток, тихо-тихо приблизилась к фабрике.
Стоявший на дозорной башне дежурный рабочий первым обнаружил противника и вызвал наверх Ван Вэньгэ. Тот, и без бинокля увидев скопление техники, мрачно произнес:
– Плохо дело! Вот это и есть главная атака группы сноса!
Как удар грома проревел сигнал сбора по тревоге: «К бою!» Пронзительный звук нагнетал атмосферу ужаса. Большой репродуктор повторял приказ о мобилизации. Прожектора освещали бледные лица рабочих: они были взволнованы, напряжены и слегка похожи на толпу сумасшедших.
Поскольку Чжэн Сипо отсутствовал, Ван Вэньгэ спешно посовещался с группой активистов:
– Похоже, в этот раз, если не применить главное средство, их атаку не сдержать, решаемся!
Так называемым главным средством был бензин. Все посчитали, что лишь если разжечь море пламени, можно остановить натиск тяжелой техники. По указанию Ван Вэньгэ активисты охраны выкатили все бочки с бензином, выстроенные в ряд у стен, чтобы разом вылить бензин в окопы. Двор фабрики мгновенно наполнился бьющим в ноздри знакомым запахом, и это усилило ужас, шевелившийся в сердцах людей.
Некоторые забеспокоились:
– Эй, Ван Вэньгэ, если так сделать, люди часом не сгорят?
Ван Вэньгэ невозмутимо ответил:
– Сгорят – поделом! Они напали – мы должны защищаться. Если они полезут в огонь, нам-то что?
Многие согласились:
– Точно так, точно так!
Кто-то предложил:
– Ван Вэньгэ, позвони скорее Чжэн Сипо, спроси его мнение!
Однако в этот напряженный момент телефон руководящего обороной предприятия Чжэн Сипо оказался недоступен. Рабочие ясно видели, что Ван Вэньгэ достал мобильник и набрал номер Чжэн Сипо, но связь сразу оборвалась.
Ван Вэньгэ взволнованно кричал в трубку:
– Они наступают, я хочу поджечь бензин… шеф, говори же! – Но никакого ответа на его крики не последовало.
Тяжелая техника с ревом и грохотом надвигалась на ворота. Из полицейской машины один за другим выпрыгивали переодетые полицейскими боевики. Одетые в черные куртки и черные штаны, вооруженные тесаками сантиметров в тридцать длиной, они бросились вперед. Под рев тяжелых бульдозеров большие ворота с грохотом повалились на землю, со стороны восточной и западной стен раздавались ритмичные звуки наподобие барабанной дроби, стены тоже уже трещали под этими ударами и вот-вот могли рухнуть…
Ван Вэньгэ держал в большой трясущейся руке зажигалку, из-за огромного стресса на лбу у этого железного человека выступили огромные капли пота. Другой рукой он нажимал на кнопки мобильника и бормотал:
– Шеф, шеф Чжэн, ну как же ты так? Возьми же трубку…
А Чжэн Сипо ответить не мог – его телефон украли. Доставив Цай Чэнгуна в больницу, Чжэн Сипо поспешно возвращался к фабрике на такси. Проезжая через развалины и увидав беспорядки, таксист наотрез отказался ехать дальше, и последнюю часть пути Чжэн Сипо прошел пешком. Внезапно из темноты выпрыгнули двое громил в полицейской форме, заломили руки за спину, отняли у него мобильный телефон и повели к Чан Сяоху.
Чан Сяоху поздоровался с поэтом за руку:
– Вы знаменитый поэт Чжэн Сипо? Хорошо. Наконец-то мы встретились!
Чжэн Сипо с серьезным видом ответил:
– Командир Чан, вы бы лучше вернули мне мобильник и отпустили меня на фабрику, в противном случае сложившуюся ситуацию уже нельзя будет исправить! Помимо бензина в укрытиях и окопах, на территории есть еще одно хранилище – там двадцать пять тонн бензина!
Чан Сяоху остолбенел:
– Поэт Чжэн, не обманывай меня!
Чжэн Сипо с дрожью в голосе поклялся, что говорит правду. Фабрика имеет собственное хранилище для заправки транспортной группы. После того как рабочие захватили предпритие, для целей обороны хранилище постоянно держат наготове полным. Чан Сяоху оцепенел. Он был здравомыслящим человеком и не отважился бы на такой огромный риск. Через мгновение Чан Сяоху отдал приказ по мобильному телефону:
– Всем остановиться!
Чжэн Сипо не знал о ситуации на фабрике, охватившее его напряжение усилилось так, что звенела голова. Он боялся, что Ван Вэньгэ не сдержится и действительно подожжет бензин. Ван Вэньгэ работал с ним уже несколько лет – человек он неплохой, вот только характер слишком горячий. По имени[22] видно – родился в годы беспорядка, в характере некий отпечаток эпохи смуты. В доме у него бедно, жена скандалит и хочет разводиться. Акции «Дафэн» для их семьи слишком важны, ребенку скоро в школу идти; жилище ветхое, нужно новое; жена не ушла от него только из-за того, что надеется на акции… У остальных рабочих из охраны ситуация примерно такая же. У каждой семьи есть свой скелет в шкафу, вся надеются на улучшение лишь за счет этих акций. Поэтому если кто-то захочет отобрать у них их надежду, они не пожалеют жизни. Чжэн Сипо всегда учил Ван Вэньгэ быть хладнокровным. Сейчас, будто в очередной раз наставляя ученика, он твердил про себя: «Ни в коем случае не поджигать, ни в коем случае, ни в коем случае!»
И Ван Вэньгэ, вопреки опасениям учителя, проявлял здравомыслие. Когда рухнули восточная и западная стены и железные ворота расплющило бульдозером, он по-прежнему не решался поджечь горючее. Сжимая в руке зажигалку, взмокший, с дрожащими руками, он изо всех сил старался сдерживаться. В его ушах звучало не единожды подчеркнутое указание шефа: «Если нет моего прямого приказа, никому нельзя зажигать огонь, включая тебя!»
Внезапно и бульдозеры, и ковшовые погрузчики – всё встало, противники замерли друг напротив друга в свете луны.
Бухгалтер Ю радостно возился со смартфоном: фотографировал, отсылал сообщения по вичату[23] блогерам и по всем возможным каналам. С самого начала столкновения он всё время был занят. Когда он увидал, как тяжелая техника остановилась перед ним, то вдруг решил, что это его заслуга. И он сказал Ван Вэньгэ:
– Глянь-ка, они испугались?! Мой мобильник, как телевизионная станция, уже осветил в интернете их варварские действия по сносу…
Ван Вэньгэ хоть и не поверил ему, но в этот критический момент смягчился – убрал зажигалку в карман и опустил ноющую от боли руку. Шеф прав, последствия поджигания бензина могут быть страшны; теперь он, наконец, избавлен от необходимости отдать этот опасный приказ.
И тут произошло непредвиденное…
В тот момент, когда в развитии ситуации наметился поворот в благоприятном направлении, один из бойцов охраны завода, Лю Саньмао, перенервничав, тайком закурил сигарету. Когда бульдозер перестал наступать, он вздохнул с облегчением и сделал безотчетное движение – отбросил окурок. Эта ошибка оказалась роковой. Земля, пропитанная бензином, мгновенно вспыхнула под ногами Саньмао. Вскрикнув, он упал прямо в траншею и сгорел на месте, превратившись в кусок нераспознаваемой черной массы. Затем вспыхнула одежда некоторых находившихся рядом рабочих; с криками ужаса они бросились врассыпную. Водители бульдозеров, охваченных огнем, бросили машины и бежали. Ван Вэньгэ во главе охраны предприятия принялся тушить пожар, используя все возможные средства. Фабрика наполнилась запахом гари, копоть забивала нос и выжимала слезы. Языки пламени облизывали ночное небо, вились и колыхались, нападая на людей, как стая свирепых хищников, вырвавшихся из клетки.
Предприятие превратилось в море огня, стало светло как днем. Картина представляла собой настоящую преисподнюю: кто-то рыдал, кто-то, дрожа от ужаса, страшно кричал. Раненые лежали на покрытой грязными разводами цементной площадке, многие были без сознания. Ван Вэньгэ, рискуя жизнью, вытащил из траншеи нескольких рабочих-подростков и сам получил сильные ожоги. Бухгалтер всё так же расхаживал со смартфоном и искал ракурсы для съемки пылающего здания – снимки один за другим он тут же отправлял в интернет.
В итоге огромное количество людей во всём мире почти одновременно увидели огромный пожар, произошедший 16 сентября 2014 года ночью в Цзинчжоу, на месте переселения, запланированного в связи со сносом фабрики на озере Гуанминху…
Бухгалтер был прав: в эпоху интернета один смартфон эквивалентен телевизионному каналу. Фотографии и видео пожара мгновенно оказались в сети и распространились по миру. Хоу Лянпин увидал видеоролики в Юньнани – он с группой находился в Кунмине, расследуя дело Чжао Дэханя и других взяткодателей. В этот вечер он сидел в уличной забегаловке в ожидании супа с рисовой лапшой. Один молодой сотрудник следственной группы – любитель проводить время в сети – внезапно крикнул:
– Начальник отдела Хоу, на вашей родине случилась беда! – и с этими словами он передал телефон Хоу Лянпину.
Ролики в стиле прямого репортажа с места событий потрясали масштабами бедствия. Хоу Лянпину некогда было долго смотреть их, он немедленно набрал номер Гао Юйляна. Учитель – секретарь политико-юридического комитета; о больших происшествиях, подобных этому, он уже должен быть в курсе, но дополнительное предупреждение не будет лишним. Звонок поднял Гао Юйляна посреди ночи. Позже Хоу Лянпин узнал, что, получив подтверждение случившемуся, учитель тут же велел начальнику Департамента общественной безопасности Ци Тунвэю срочно отправиться на фабрику «Дафэн», чтобы на месте во всём разобраться. А еще он позвонил Ли Дакану, надеясь выяснить какие-нибудь подробности. Однако Ли Дакан в тот момент еще только ехал к месту пожара и никакой другой информацией о ситуации не располагал, поэтому сказать ничего толкового не мог. Делая упредительный звонок Гао Юйляну, Хоу Лянпин вовсе не предполагал, что пожар может иметь к учителю самое непосредственное отношение. Тем более он не думал, что это, как его позже назвали, «происшествие 16 сентября» сможет впоследствии сжечь и обратить в политический пепел столько крупных и мелких чиновничьих карьер в провинции…
Ночью 16 сентября, взойдя на склон холма на берегу озера Гуанминху и наблюдая взвившиеся к небу всполохи пожара над фабрикой, Ли Дакан ощутил себя так, будто он сам провалился в огненное море. Его душа горела в этом огне, а по телу ручьями струился холодный пот.
На место происшествия прибыли почти все руководители соответствующих служб – начальник городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлай и префект района Сунь Ляньчэн тоже находились здесь. Сунь Ляньчэн доложил:
– Ситуация весьма неприятная: в развалинах повсюду черепки и обломки, камень, кирпич и обрушенные стены, только что прибывшие на место пожарные машины не могут проехать вглубь территории.
Ли Дакан заорал:
– Что вы мне тут несете! Немедленно организуйте людей для расчистки завалов!
Сунь Ляньчэн собрался было идти, но Ли Дакан вновь остановил его вопросом:
– Сколько погибших и раненых?
Сунь Ляньчэн ответил:
– Кажется, сгорело заживо трое, несколько тяжело раненых в настоящий момент в неотложке, обожженных около сорока человек. Это лишь приблизительные цифры, точных данных пока нет.
Ли Дакан, повернулся к начальнику Департамента здравоохранения и проинструктировал его:
– Немедленно сообщить во все крупные клиники города и провинции: открыть зеленую улицу неотложной помощи, всеми силами оказать необходимую помощь раненым!
Доклад начальника городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлая заставил всех встревожиться еще больше. На бывшей территории фабрики готовой одежды «Дафэн» имеется хранилище бензина емкостью в двадцать пять тонн. Если пожар распространится и бензохранилище взорвется, последствия будут непредсказуемыми. Ли Дакан распорядился:
– Немедленно уберите всех с территории, ни в коем случае нельзя допустить увеличения количества жертв!
Чжао Дунлай доложил еще об одной сложной ситуации: команда по сносу пригнала ложную полицейскую машину, рабочие окружили и заблокировали ее вместе с «полицейской» командой, обе стороны могут пустить в ход оружие. Сейчас настоящая полиция также окружила рабочих на месте, убеждая всех сохранять благоразумие и действовать в соответствии с законом. Таким образом, кольцо окружения оказалось еще в одном кольце, и ситуация крайне запутанная. Полицейские пытаются всё разрулить, но рабочие не верят в то, что они хотят задержать псевдополицию, и убеждены в том, что все эти настоящие и ненастоящие полицейские – одна компания…
В это время прибыл начальник Департамента общественной безопасности Ци Тунвэй. Подойдя к Чжао Дунлаю, он громким голосом отдал приказ:
– Начальник отдела Чжао, действуйте решительно, при необходимости дайте предупредительный выстрел, используйте полицейские средства и силой очистите территорию!
Ли Дакан замер. Ци Тунвэй подошел к нему и твердо произнес:
– Секретарь Ли, сейчас решающий момент, если взорвется бензохранилище, ответственность ляжет на всех! Необходимо очистить место, мешкать нельзя!
Ли Дакан подумал и принял решение:
– Начальник отдела Чжао, следуйте указаниям начальника департамента провинции Ци!
Чжао Дунлай немного помедлил, пребывая в некоторой нерешительности, однако, как и полагалось, отдал честь и подчинился:
– Есть, секретарь Ли, начальник департамента Ци!
Спустя мгновение в ночном воздухе разнеслись звуки, шедшие из полицейского репродуктора: «Товарищи рабочие, бензохранилище на территории фабрики в любой момент может взорваться, ради вашей безопасности полиция выполняет задачу по очистке территории, просим немедленно покинуть место, немедленно покинуть место…»
Радиооповещение не возымело действия. Перед воротами предприятия рабочие – мужчины и женщины – образовали живую стену и, взявшись за руки, окружили десяток с лишним лжеполицейских вместе с их машиной, одновременно противостоя полиции. Свет огня окрасил в красное суровые лица. То и дело сверкали вспышками мобильные телефоны, фиксируя происходящее. В этот момент небо затянуло плотными облаками, луна и звезды исчезли за их покрывалом, как будто черная обида опрокинулась с неба. Люди были раздражены радиосообщением и не соглашались выпустить виновников несчастья. Предприятие разрушено, многие сгорело заживо и обожжены – и этот долг не может быть оплачен? Люди, решившиеся стоять насмерть, страшнее вспыхнувшего бензина! Даже боевиков, переодетых в полицейских, била дрожь, пот крупными каплями стекал по их лицам…
В этот момент Ци Тунвэй повторно распорядился:
– Начальник отдела Чжао, сделайте предупредительный выстрел и силой очистите территорю!
Никто и предположить не мог, что в этот критический момент остановить операцию по очистке местности сможет только один старый человек. В эту ночь Чэнь Яньши получил сначала по телефону просьбу о помощи от Чжэн Сипо, а затем еще и увидел видеоролики с места событий. Узнав о том, что на фабрике «Дафэн» случилась большая беда, не слушая уговоров жены, он в срочном порядке отправился к месту происшествия на своем электрическом мопеде. Приехав, он обратился к Ли Дакану:
– Секретарь Ли, ни в коем случае нельзя действовать грубо, перед нами стихия, народные массы!
Ли Дакан был обескуражен:
– Почтенный Чэнь, вы-то здесь каким образом? Сейчас вам здесь не место, скорее уезжайте!
Чэнь Яньши протянул руку:
– Секретарь Ли, дайте мне мегафон, я пойду и уговорю их.
Ци Тунвэй попытался возразить:
– Их не уговорить, сейчас все слишком возбуждены, мы должны силой очистить место…
Чэнь Яньши взорвался:
– Очистить место? Хотите обострения? Сейчас, когда столько людей – и мы еще не знаем, сколько именно – сгорело заживо и получило ожоги, мы добавим к ним новые ранения и смерти? Дайте мегафон, я уговорю рабочих не покидать фабрику…
В это время снова зазвучал полицейский репродуктор. Чэнь Яньши от нетерпения уже не мог спокойно стоять на месте:
– Секретарь Ли, начальник департамента Ци, и еще ты, начальник отдела Чжао, немедленно остановите их, немедленно! Я говорю вам, рабочие «Дафэн» сражаются за свои акции, они по своей воле не отступят. Если произойдет столкновение, никто из вас троих не избежит ответственности!
Эти слова возымели действие. Ли Дакан осознал свою политическую ответственность. Он поглядел на Ци Тунвэя, Ци Тунвэй покачал головой – и всё-таки отдал приказ:
– Начальник отдела Чжао, остановите зачистку, пусть почтенный Чэнь попробует!
Чэнь Яньши в сопровождении двух полицейских отправился в свете бушующего пламени к фабрике. С мегафоном в руках он вызвал вперед Чжэн Сипо, почтенного Ма и других знакомых рабочих и обратился ко всем присутствующим:
– Друзья, товарищи, сегодня я стою перед вами, на душе у меня так тяжко, что даже нет слез! Когда-то производство акционировали при моем участии, сейчас ваше право на владение акциями утрачено, после сноса фабрики вы останетесь без работы и средств к существованию, меня это ранит и задевает за живое, как и вас всех! Но я прошу вас: соблюдайте благоразумие, сохраняйте самообладание, ни в коем случае не обостряйте ситуацию! Пожалуйста, отойдите с территории предприятия, хорошо?
В отблесках огня рабочие не двигались, на их мрачных лицах отразилось сомнение. Они готовы были поверить, что этот пожилой человек прибежал в ночи ради их блага. Но в такой ответственный момент, в момент, когда на кону сама жизнь, как же уступить призывам старика, не имея никаких гарантий?
Чэнь Яньши, вновь подняв мегафон, прокричал:
– Ну, для начала пропустите пожарные машины тушить пожар, хорошо? Вы хотите сохранить права собственности на акции, ну так сохраните для начала свои собственные жизни! Не будет жизни, зачем тогда права собственности?
Ответом ему было молчание.
Чэнь Яньши занервничал:
– Если бензохранилище на предприятии взорвется, всем конец, и мне тоже!
Эти слова встряхнули рабочих. Чжэн Сипо, почтенный Ма, Ван Вэньгэ и другие активисты начали громко убеждать остальных – лишь это выдавило огромную толпу людей с территории предприятия. Подчиненные Чжао Дунлая воспользовались обстановкой и, надев на псевдополицейских наручники, увели их. Автомобиль тоже в целости и сохранности выехал за пределы фабричной территории, прочь от развалин.
С этого момента ситуация начала меняться к лучшему. Завалы расчистили, пожарные машины проехали на фабрику и быстро потушили пожар. Вскоре прибыли бензовозы топливной компании, чтобы выкачать и увезти из бензохранилища весь бензин. Факторы риска один за другим устранялись; наихудшего удалось избежать. В этот момент порыв ветра разогнал облака, и луна разлила повсюду свой свет, превратив обгоревшую землю в серебряный пейзаж.
Ли Дакан с облегчением сделал длинный выдох и закурил сигарету. Ровная, как зеркало, гладь озера Гуанминху с бледным диском луны в центре была опьяняюще прекрасна. Легкий ветер покрыл поверхность мерцанием сверкающих вспышек. От разбросанных по холмам сосен доносился нежный и тонкий аромат трепещущей хвои. Из рощи вылетела ночная птица, прокричав что-то, как во сне, и одиноко выделяясь на фоне замершего неба. Пожар, окрасивший край неба в багровый цвет, потух, будто ничего и не произошло на берегу озера Гуанминху, мир вновь погрузился в покой. Что есть красота? Великий покой и есть самое прекрасное в мире. Так заключил секретарь по должности и эстет по натуре – Ли Дакан.
Как назло, в этот момент к нему подошел Ци Тунвэй с будто подвешенной к красивому лицу полуулыбкой:
– Секретарь Ли, у меня есть предложение, не знаю – уместно ли сейчас об этом говорить?..
Ли Дакан курил сигарету и пристально смотрел вдаль, на территорию фабрики.
– Что за предложение? Начальник департамента Ци, говори уже…
– Инцидент таков, что, прямо скажем, нужно ковать железо, пока оно горячо, и снести «Дафэн» этой же ночью!
Ли Дакан остолбенел. Он поправил очки и, глядя на начальника Департамента общественной безопасности, задумался. В чем смысл? Он только что с большим трудом восстановил мир, на месте утихомирил беспорядки и наслаждается наступившей тишиной, а товарищ начальник департамента уже хочет нового конфликта? Что за намерения у этого ученика Гао Юйляна? Стремится утвердить в мире хаос?
Ци Тунвэй рассчитал точно:
– Если не снести фабрику сегодня ночью, боюсь, потом это будет сделать еще труднее!
Увы, это было действительно так. Как ни крути, а корпуса надо сносить. Его великая мечта не может умереть здесь из-за этих упертых граждан. Ли Дакан сделал длинный выдох и обреченным тоном сказал:
– Да, да, начальник департамента Ци, ты прав… Быстрая боль лучше долгой; я сначала хотел дать им неделю на снос…
При словах Ци Тунвэя уже успокоившееся было сердце секретаря горкома вновь заволновалось, в голове немедленно всплыл, как живой, город мечты. И правда, если обстоятельства таковы, почему не снести? Конечно, есть одна загвоздка – Чэнь Яньши. Этот старый товарищ, пользующийся большой известностью и поддержкой, связан с «Дафэн» исторически, жалоб и брюзжания не оберешься…
Ли Дакан велел Чжао Дунлаю пригласить к нему Чэнь Яньши. Он крепко сжал руку старика и затряс ее:
– Почтенный Чэнь, спасибо вам! От лица горкома партии и городского правительства горячо благодарю вас! Если бы вы не выступили смело вперед, бог знает, что еще произошло бы! Однако это старое предприятие – болячка на берегу озера Гуанминху; если мы оставим его – останется скрытая опасность. – Товарищ секретарь приблизил рот к уху старика, сообщая ему будто бы конфиденциально и дружески: – Почтенный Чэнь, хочу с вами посоветоваться; мы хотим сегодня ночью всё-таки снести фабрику!
Чэнь Яньши был ошарашен:
– Что?! Ли Дакан, ты… да как ты смеешь?!
Ли Дакан, сдерживая бурю в душе, продолжал улыбаться:
– Почтенный Чэнь, я знаю, что вы думаете. Вы заботитесь о рабочих массах, но массы – не оправдание для нарушения закона! И вы, почтенный, тем более не можете быть им в этом опорой. Если бы, почтенный, не ваша поддержка, дело не дошло бы до их сегодняшнего противостояния с правительством.
Чэнь Яньши пришел в ярость:
– Товарищ Ли Дакан, а ты знаешь, почему они противостояли? Они в нарушение закона были обмануты спекулянтами, я давным-давно сообщал тебе и в горком партии, писал тебе и звонил, а ты на меня – ноль внимания! Давай без обиняков: за сегодняшнее ночное происшествие немалая ответственность лежит на тебе, Ли Дакан, и на цзинчжоуском горкоме партии об этом будет разговор!
Ли Дакан замер и через мгновение почти торжественно произнес:
– Товарищ Чэнь Яньши, я, как коммунист и как человек, говорю вам, что не получал ваших писем и не принимал ваших телефонных звонков!
Чэнь Яньши махнул рукой:
– Ну, значит, ты висишь в воздухе, оторвался от масс и изолирован от народа! Правительство должно быть верным своему слову. Поменялось время – так давай сносить? Я приехал сюда, чтобы сегодня ночью не произошло дальнейшего обострения противоречий!
Свое слово Ли Дакан всегда держал твердо. Улыбка постепенно сходила с его лица; наконец он сухо проговорил:
– Правительство района давно уже выпустило оповещение, я от лица горкома партии отдал жесткий приказ сегодня ночью снести фабрику «Дафэн». Это дело решенное.
Ранней осенью по ночам, когда в воздухе уже появляются холодные струйки, дующий с глади озера ветер особенно обостряет ощущение прохлады. Чэнь Яньши пробрал озноб, лицо его почернело от горя. Старик, казалось, хотел что-то сказать, губы его дрожали, но он не произнес ни слова. В это мгновение в душе Ли Дакана шевельнулась жалость, ему захотелось сказать старому человеку слова утешения, однако в силу привычки, сформировавшейся за время пребывания у власти, эти слова оказалось не так-то просто найти.
Как раз в это время в ночи раздался звук фабричного репродуктора: «Братья и сестры, правительство обмануло нас, команда Чан Сяоху по сносу и переселению снова пришла атаковать нас…»
Ли Дакан и Чэнь Яньши вместе повернули головы. Благодаря лунному свету можно было видеть, что происходит на предприятии: бульдозеры, невзирая на темноту, начали двигаться. Войско Чан Сяоху, следуя за тяжелой техникой, вновь приблизилось к зданию главного корпуса. Возмущенные люди с оружием в руках выскакивали из обгоревших помещений; стало очевидно, что столкновение неизбежно. Цистерны с откачанным бензином тоже встали – более десятка рабочих-женщин сели на землю перед головной машиной. Бензин еще оставался и вновь превратился в смертоносное оружие в руках рабочих. Обстановка моментально накалилась…
Чэнь Яьши разозлился. Бросившись к Ли Дакану он выдохнул:
– Видел, что ты наделал? Сегодня ночью, если вы и снесете фабрику, то только через мой труп, пусть бульдозер перемелет мои старые кости!
Последовавшая сцена была весьма театральна. Чэнь Яньши с мегафоном в руках решил отправиться к рабочим, полицейские же преградили ему путь, не давая пройти. Но, не решаясь применить силу, они стояли перед ним и, глупо улыбаясь, громко твердили:
– Дедушка Чэнь, дедушка Чэнь, вы не можете туда идти, это слишком опасно…
Окруженный полицейскими, Чэнь Яньши неожиданно дернулся влево, затем рванул вправо, но ему с трудом удалось сделать даже маленький шаг. Старый человек не мог сопротивляться окружившим его людям, он вытащил мобильник, чтобы позвонить бывшему подчиненному:
– Гао Юйлян, я задержан, скорее приезжай и выручай меня!
Гао Юйляну не суждено было заснуть в эту ночь. Приняв две таблетки снотворного, он уже начал погружаться в сон, как вдруг зазвонил мобильник. Услыхав слова Чэнь Яньши о сносе, Гао Юйлян встревоженно перевернулся и сел на постели. Первое, о чем он подумал, – что этот Ли Дакан зашел слишком далеко! Однако за Чэнь Яньши тоже нельзя прямо вступаться, раз дело связано с правительством. Политическая арена провинции непроста, все эти «политико-правовые факультеты» и «группировки секретарей». В таких делах, как переезд в связи со сносом, ему явно неуместно давать указания большому чиновнику провинциального уровня. В результате он, пытаясь вежливо успокоить Чэнь Яньши, посоветовал ему:
– Господин бывший руководитель, не волнуйтесь и не гневайтесь, мне трудно напрямую вмешиваться в это дело. Ли Дакан в конце концов член Постоянного комитета парткома провинции. Я отвечаю за политико-юридическую сторону, не руковожу им. Вы всё-таки…
Чэнь Яньши раздраженно прервал его:
– Если ты не в состоянии повлиять на Ли Дакана, тогда будь любезен, найди мне вновь назначенного секретаря Ша Жуйцзиня. Скажи ему, что один старик, по имени Чэнь Яньши, ищет его по срочному делу!
Договорив, Чэнь Яньши повесил трубку. Гао Юйлян в душе поразился: судя по тону, отношения этого старого прокурора с вновь прибывшим секретарем Ша Жуйцзинем отличались от обычных! Гао Юйлян не осмелился пренебречь просьбой и немедленно позвонил секретарю Ша Жуйцзиня – начальнику управления Баю. Начальник управления Бай сказал:
– Секретарь Ша днем проводил обследование в городе Яньтае, вечером проводил собеседование с местными кадровыми работниками и совсем недавно заснул, неудобно его беспокоить.
Гао Юйлян ответил:
– Ну, что ж, подождем до завтра… Скажите секретарю Ша, что старый работник прокуратуры Чэнь Яньши ищет его по срочному делу.
Гао Юйлян вернулся в кабинет. Он подумал, что стоит оказать Ли Дакану небольшую услугу. Он взял телефон и сообщил Ли Дакану и о просьбе Чэнь Яньши о помощи, и о его неожиданно смелых надеждах на нового секретаря парткома провинции, при этом многозначительно намекнув:
– Брат, еще не поздно разузнать про мнение секретаря Ша о сносе фабрики «Дафэн»!
Гао Юйлян вернулся в спальню и вновь улегся в постель. Было очень комфортно – и телу и душе. Если бы он не был искусен в политике, то не был бы нынешним Гао Юйляном.
Но и Ли Дакан не звался бы Ли Даканом, будь у него более медленная реакция. Он тут же пришел в себя: а с этим Чэнь Яньши не так легко сладить! Эпоха Чжао Личуня в провинции в конце концов прошла, Ша Жуйцзинь – только что десантированный из ЦК товарищ; никто еще не разобрался в том, кто он такой. Чэнь Яньши, которому за восемьдесят, принадлежит к старшему поколению руководителей, а Ша Жуйцзинь молод, но кто знает, какие между ними связи? Если действовать необдуманно, можно и на мину наступить. Ли Дакан рассчитывал, что новый секретарь обратит внимание на его выдающуюся политическую работу, а в таком случае нельзя оставлять без внимания и еще более выдающуюся работу нового секретаря парткома провинции.
Дальнейшие действия Ли Дакана показались всем весьма эксцентричными, поскольку видимая логика в них отсутствовала: для начала он приказал Сунь Ляньчэну остановить снос и переселение. На вопрос Сунь Ляньчэна о причинах Ли Дакан ответил:
– Не надо спрашивать, почему, немедленно исполняйте! – а затем проинструктировал начальника городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлая: – Позаботьтесь о почтенном Чэне, подготовьте машину скорой помощи. Если старый человек почувствует недомогание, немедленно отправьте его в больницу!
Кроме того, он даже снял с себя куртку и накинул на плечи Чэнь Яньши, чтобы тот не простудился. Незадолго до рассвета отраслевое управление прислало соевое молоко и контейнеры с едой, чтобы руководство утолило голод. Ли Дакан дал указание отправить всё это сначала Чэнь Яньши и рабочим, собравшимся у ворот фабрики.
В итоге под утро на месте принудительного сноса Ци Тунвэй увидал такую картину: перед выстроенными в ряд бульдозерами на ветхом диване сидел в одиночестве Чэнь Яньши. Позади него стояла огромная толпа рабочих – мужчин и женщин. Легкий ветерок развевал редкие седые волосы старика, резкие решительные черты лица делали его похожим на статую. А на плечи старого человека была накинута та самая кофейного цвета куртка секретаря горкома.
Удивленный Ци Тунвэй, не сдержавшись, спросил:
– Секретарь Ли, с чего вдруг изменили решение? Как всё это понимать?
Ли Дакан не спеша прикурил сигарету и, улыбаясь, ответил:
– Начальник департамента Ци, я вдруг уразумел важную вещь: Чэнь Яньши, представляя правительство, связывает нас с рабочими, его образ принадлежит партии и правительству. Разве не смешно наше с ним противостояние?
Ци Тунвэй в смятении молчал. Однако спустя несколько часов он понял истинный смысл этого хода.
С первыми лучами солнца, засиявшими на востоке, Ли Дакан с дружеской, теплой улыбкой подошел к воротам фабрики. В это время повар ведомственной столовой под руководством начальника экспедиции раздавал рабочим завтрак. Ли Дакан как ни в чем не бывало подошел и, приняв из рук повара пакет, сам передал его ближайшему в очереди рабочему. Старый рабочий принял пакет, приоткрыл будто прорезанный по дереву рот и застыл, не понимая, как реагировать. Ли Дакан похлопал его по плечу:
– Не стой как вкопанный, давай ешь, пока горячее!
И взяв чашку с рисовым отваром, передал ее на этот раз женщине-работнице. От жидкости в чашке шел пар; Ли Дакан велел женщине держать плошку поосторожнее, а потом, снова повернувшись, хотел передать ей еще и соленое утиное яйцо. Растроганная работница держала чашку и сквозь слезы повторяла слова благодарности…
Репортеры с цзинчжоуского телевидения прибыли своевременно и сняли эту трогательную сцену, превращая вчерашний катастрофический, кроваво-огненный ночной принудительный снос в картину истинной близости руководства с народом.
Занималась утренняя заря, подул легкий ветерок. Купы разноцветных облаков необыкновенных оттенков – оранжевых, сиреневых, золотисто-красных, темно-синих – напоминали стайку детей, выбежавших вприпрыжку из детского сада. Праздничное небо перед восходом солнца, расцвеченное яркими красками, ожидало великого мгновения – восхода солнца.
Встретив еще один рассвет, омывшись светом нового дня, Ли Дакан стоял возле Чэнь Яньши с мегафоном в руках и в приподнятом настроении жизнерадостно декламировал перед присутствующими рабочими торжественные обещания:
– То, о чем говорил когда-то во время акционирования Чэнь Яньши, то есть его и горкома партии обещания, обязательно будут выполнены, мы проследим за этим самым серьезным образом. Реформа в конце концов будет реализована ради общего народного достатка…
Вернувшись в свой кабинет в горкоме партии, Ли Дакан по собственной инициативе позвонил секретарю парткома провинции Ша Жуйцзиню, кратко доложив о неожиданной критической ситуации, сложившейся ночью на фабрике «Дафэн», искренне раскритиковал самого себя и спел хвалебную оду Чэнь Яньши.
В это время секретарь Ша Жуйцзинь и его секретарь, начальник департамента Бай, завтракали в гостинице в Яньши. Большой телевизор в ресторане в этот момент как раз транслировал политически корректную речь Ли Дакана. Ша Жуйцзинь не стал говорить долго и лишь вскользь обронил:
– Сегодня я возвращаюсь в Цзинчжоу. Товарищ Дакан, ты эти слова прибереги для заседания Постоянного комитета.
Вновь назначенный секретарь парткома провинции Ша Жуйцзинь носил очки в широкой оправе, внешность имел интеллигентную и располагающую, на лице его играла обаятельная улыбка, но взгляд был глубокий и проницательный – при внешней мягкости этот человек мог настоять на своем, умело сочетая жесткость и мягкость. После возвращения нового секретаря в Цзинчжоу не прошло и нескольких дней, как он созвал заседание Постоянного комитета партии провинции N. Тринадцать членов Постоянного комитета парткома провинции, включая Гао Юйляна и Ли Дакана, участвовали в заседании.
Выступление Ша Жуйцзинь начал с сообщения, что для проведения заседания Постоянного комитета парткома провинции он сделал некоторые приготовления, объехал за шестнадцать дней восемь городов и успел кое-что посмотреть и побеседовать с людьми. В последнюю ночь командировки он как раз поспел в Цзинчжоу, прямо к инциденту 16 сентября. Впервые экономически благополучная провинция на весь мир транслировала в прямом эфире массовый инцидент, глубоко его обеспокоивший.
Когда новый секретарь парткома прямо поднял вопрос об инциденте 16 сентября, Ли Дакан, не сдержавшись, поднял руку, желая от имени цзинчоуского горкома партии выступить с самокритикой перед партийным комитетом провинции. Ша Жуйцзинь помахал рукой, как бы в знак того, чтобы секретарь Ли не самокритикой занимался, а прежде всего осознал суть события. Сердце Ли Дакана оборвалось.
Ша Жуйцзинь сказал, что инцидент 16 сентября очень непростой, и дал ему предварительное определение:
– Это не обычное противоречие по поводу сноса с переездом, это злостный акт насилия, связанный с коррупцией, которая существует среди наших чиновников, вызвая и усугубляя существующие в обществе противоречия.
Члены Постоянного комитета партии провинции один за другим закивали головами, перешептываясь друг с другом. Слова нового секретаря, как стальная игла, попали в самую точку.
Голос Ша Жуйцзиня звучал звонко:
– У меня есть основания так говорить. В квартире мелкого пекинского начальника отдела Главного управления по противодействию коррупции находят свыше двухсот миллионов наличными, а сколько хапнул сбежавший подозреваемый по аналогичному делу Дин Ичжэнь? А сколько хапнули парни, подобные Дин Ичжэню, а? Если б не корыстолюбие, откуда взяться нарушениям закона? Куда исчезли права собственности на акции сотрудников фабрики «Дафэн»? Ради этих акций в пожаре сгорели трое, тридцать восемь получили ожоги, еще шестеро в критическом состоянии, на грани жизни и смерти! Подоплеку этого злосчастного события требуется расследовать и прояснить! Необходимо также дать разъяснения сотрудникам предприятия и всему нашему народу! И неважно, какого уровня чиновников это коснется!
Красно-синий карандаш из руки Ша Жуйцзиня с громким звуком упал на стол. Некоторым участникам заседания этот звук показался громовым раскатом, выражающим решимость нового секретаря бороться с коррупцией.
У Ли Дакана сразу похолодело в груди. Новый секретарь, так говоря о коррупции с высокой трибуны, прямо связал пожар на берегу озера Гуанминху и побег Дин Ичжэня. Будучи главным местным чином, Ли Дакан хорошо понимал: теперь придется нести ответственность и за решение экономических проблем. Ша Жуйцзинь сказал, что «неважно, какого уровня чиновников это коснется» – не его ли, Ли Дакана, он имеет в виду?
Тональность Ша Жуйцзиня изменилась, когда он заговорил об успехах в проведении реформ. Как и вся страна, провинция N в экономическом отношении продолжала развиваться, ВВП в течение двадцати восьми лет стремительно рос, новые города вырастали один за другим, облик старых поселений непрерывно обновлялся. Темпы экономического роста Цзинчжоу, Люйчжоу и Линьчэна не слишком отличались от таких крупных городов, как Пекин и Шанхай, и следовало сказать, что успехи реформ в провинции N очень велики, это главная тенденция.
Несмотря на официальность слов, то, о чем шла речь, было реальностью. Присутствующие Гао Юйлян, Ли Дакан и участвовавшие в заседании члены Постоянного комитета то и дело кивали головами в знак одобрения. Но Гао Юйлян, кивая головой, понимал при этом, что новый секретарь парткома явно не позволит им долго оставаться в таком комфортном состоянии. И действительно, закончив это необходимое официальное вступление, Ша Жуйцзинь, окинув взором членов Постоянного комитета, резко сменил тему разговора. Он начал критиковать стиль работы местных и ведомственных кадровых работников, нелицеприятно указывая на некоторые их качества. Члены Постоянного комитета изумленно взирали на Ша Жуйцзиня: такая постановка вопроса действительно отрезвляла. Гао Юйлян, тоже сделал изумленный вид, хотя и не удивился – он-то как раз предвидел такой ход мыслей нового секретаря парткома.
В голосе Ша Жуйцзиня слышался гнев:
– Товарищи, не нужно смотреть на меня изумленными глазами, эти прискорбные факты я обнаружил во время своей поездки по провинции! Чуть позже приведу конкретные детали. А пока что позвольте вас спросить: может ли некая местность или ведомство при дурном качестве и крайне низкой морали руководящих кадров работать хорошо?! Не должен ли народ поносить и проклинать это руководство?! Поэтому важнейший вопрос настоящего – не как воспитать наш народ, а как воспитать наших чиновников!
Члены Постоянного комитета, пряча глаза, делали пометки в блокнотах. На самом деле они просто не могли поднять головы от страха, ведь, относясь к высшему руководящему слою этой провинции, при обнаружении таких обстоятельств каждый ощущал тяжесть ответственности, которую невозможно было с себя спихнуть.
Ша Жуйцзинь продолжал говорить, как будто в глубоком раздумье:
– Товарищи! В такое время необходимо вспомнить историю и традиции нашей партии. Сегодня я специально попросил одного старшего товарища поучаствовать в нашем заседании Постоянного комитета, рассказать нам об истории, рассказать о традициях, рассказать о том, что значит быть коммунистом! Кто этот товарищ? Это Чэнь Яньши, вышедший в отставку заместитель прокурора народной прокуратуры провинции. Некоторые не любят его, называют Старым Камнем. Но я должен сказать: на таких старых камнях основана наша народная республика!
В это время секретарь Постоянного комитета, почтенный Чэнь, появился в дверях зала заседаний, ведя за собой Чэнь Яньши.
Ша Жуйцзинь встал навстречу им:
– Поприветствуем товарища Чэнь Яньши!
Гао Юйлян, Ли Дакан и другие члены Постоянного комитета тоже один за другим встали, аплодисментами приветствуя Чэнь Яньши.
Глядя на знакомое лицо Чэнь Яньши, Гао Юйлян в душе встревожился: что за поворот в пьесе задумал новый секретарь парткома? Такого отродясь не было, чтобы на заседание Постоянного комитета пригласили старшего товарища рассказать о традициях! А ведь сегодняшнее заседание касалось кадрового вопроса! Прежний секретарь оставил список из ста двадцати с лишним больших имен, и первоначально думали, что новый секретарь никого не тронет, но он, однако, тронул. И самым нетривиальным способом: заговорил о противодействии коррупции, о кадровом вопросе, теперь еще и обучение традициям началось! Это означало изменение стиля работы! Гао Юйлян, будучи профессором, прекрасно осознавал теоретическую крутость такого подхода: соваться в воду, не зная броду, – рискуешь головой. Возбуждая безмерно дух, готовься реагировать на самые разные последствия…
Чэнь Яньши держался весьма скромно; начал он с рассказа о том, как когда-то вступил в партию. Его воинская часть дралась за Яньтай, и те, кто не был в партии, не имели права участвовать в передовом отряде для переноски взрывчатки. Только члены партии имели особое право нести на спинах мешки со взрывчаткой. Чтобы приобрести это право, Чэнь Яньши, прибыв на линию огня в предместье Яньтая, вступил в партию. В это время ему исполнилось всего пятнадцать лет – чтобы вступить в партию, он добавил себе два года. Того, кто рекомендовал его, звали Ша Чжэньцзян…
Услышав фамилию Ша, Ли Дакан раззволновался. Да, похоже между Чэнь Яньши и секретарем Ша Жуйцзинем действительно близкая связь! И Гао Юйлян догадался об этой связи, потому 16 сентября и предупредил ночью по телефону. Тщательно всё обдумав, он снова почувствовал, что здесь что-то не так: почему же почтенный Гао его предупредил? Может, Гао Юйлян, потеряв шанс стать секретарем парткома провинции, надеялся благополучно принять эстафету у губернатора Лю и тоже стать губернатором?
Чэнь Яньши продолжал:
– Когда вспыхнул бой за цитадель, командир отряда Ша Чжэньцзян со мной, Эр Шуньцзы и еще шестнадцатью бойцами передового отряда цепочкой выскочили из окопа. У каждого за спиной – более двадцати килограммов взрывчатки. Из скрытых дзотов на городской стене японские пулеметы сметали всё бешеным огнем. Впереди всех бежал Ша Чжэньцзян; маленький красный флажок то появлялся, то исчезал в пороховом дыму. За Ша Чжэньцзяном следовал я, за мной – Эр Шуньцзы…
Гао Юйлян видел только, как двигается рот Чэнь Яньши, как он то и дело взмахивает руками, рассказывая о событиях, – но из всего, что тот говорил, он не услышал ни слова. Как и Ли Дакан, Гао Юйлян думал о своем.
Похоже, что-то пошло не так, определенно, где-то есть проблема. Иначе с чего бы это Ша Жуйцзинь осмелился так категорически заявлять, что инцидент 16 сентября порожден коррупцией? Разве не опрометчиво так говорить? И откуда же, интересно, этот новый секретарь разузнал о событиях? Неужто от этого Чэнь Яньши? Новый секретарь парткома недвусмысленно подбил счета Ли Дакана. Разве не сказано, что связки Ша – Ли в провинции N отныне и впредь не существует? И губернаторство Ли Дакана, и место секретаря парткома провинции – всё это лишь политические сплетни и пересуды?
Чем больше Чэнь Яньши говорил, тем сильнее возбуждался:
– В шестидесяти метрах от южных ворот, под старой софорой, Ша Чжэньцзян героически пал, получив шесть пуль. Я, взвалив на спину его мешок со взрывчаткой, продолжал двигаться вперед. Пулеметная очередь сбила меня с ног. Когда я, напрягая последние силы, полз вперед, Эр Шуньцзы встал, прошел, шатаясь, несколько метров и рухнул вместе со взрывчаткой под городскими воротами, успев вытащить фитиль. Городские ворота в итоге пробили. Раздался звук трубы – сигнал генерального наступления…
Ли Дакан, глядя на Чэнь Яньши, испытывал странное волнение. Когда-то давно старик нес взрывчатку на спине – и в ту ночь, 16 сентября, он снова сделал то же самое! Хорошо, что этот пожилой человек бесстрашно выступил вперед, заставив его засомневаться, лишь тогда он не настоял на принудительном сносе, не дал делу продвинуться в сторону ухудшения. Все говорят о том, что старик открыл «вторую народную прокуратуру», старый, мол, комсомолец, но этот старый комсомолец имеет принципы – и имеет агентуру! Старый товарищ политически силен, обладает природным народным сознанием. А вот теперь подумай: Ци Тунвэй, наоборот, вызывает сомнения: он – начальник Департамента общественной безопасности, – как мог он предложить продолжение принудительного сноса? Какая выгода для него от сноса фабрики «Дафэн»? Поговаривают, что у Ци Тунвэя есть связь с Гао Сяоцинь, уж не тут ли и кроется мотив?
В этот момент Чэнь Яньши, продолжая рассказ, не смог сдержать слез:
– Эр Шуньцзы отдал свою жизнь в шестнадцать лет, пробыв в партии лишь один день. Есть ли в истории моей партии еще такие люди с однодневным партийным стажем? Я не знаю. Однако я знаю, что во время войны таких, как Эр Шуньцзы, было много. Они своими действиями и ценой собственной пролитой крови и отданной жизни воплотили клятву, данную при вступлении в организацию!
Члены Постоянного комитета, потрясенные рассказом, молчали. История задела каждого, глаза Ша Жуйцзиня увлажнились.
Завершил свою речь Чэнь Яньши такими словами:
– Поскольку при вступлении в партию я добавил два года, на пенсию я вышел на два года раньше. Товарищ Жуйцзинь тогда спросил меня: не сожалею ли я о том, что, досрочно выйдя на пенсию, я не могу пользоваться положенными по штату льготами? Я ответил, что не сожалею. В тот год из шестнадцати товарищей нашего передового отряда в главном штурме пало девять. По сравнению с ними я вполне счастлив. Поэтому, когда товарищ Жуйцзинь приносил мне извинения от лица организации, я сказал: за что извиняться? Разве я нес на спине мешок со взрывчаткой для того, чтобы получить должность и льготы? Нести на спине мешок со взрывчаткой – особое право члена партии, и когда я, надбавив себе годы, получил это право, я даже не думал о том, что доживу до сегодняшнего дня! Товарищи, я всю свою жизнь горжусь этим завоеванным особым правом!
Ша Жуйцзинь и все члены Постоянного комитета вновь горячо зааплодировали, и звук оваций долго не смолкал.
После ухода Чэнь Яньши заседание Постоянного комитета парткома провинции продолжилось.
В душе у Ша Жуйцзиня теснились разные чувства; время от времени он постукивал пальцами по столу:
– Товарищи, в годы войны наши соратники по партии добивались права нести на спине мешки со взрывчаткой, рвались вперед; сражаться и жертвовать собою – это было особое право члена коммунистической партии. А теперь? К чему стремятся некоторые наши кадровые работники? Власть и деньги! «Рвутся к коррупции»[24]! Чтобы подняться по карьерной лестнице и разбогатеть, они полностью усвоили кодекс феодальной чиновничьей службы, создают нездоровую атмосферу на местах и в учреждениях! Приведу пример. Когда я приехал на должность в провинцию, я услышал историю о том, как Чэнь Яньши мог бы хорошо поживиться. Зная, что он любит живопись в жанре «цветы и птицы», немало людей делали ему подарки – одних только птиц более десятка! Если бы Чэнь Яньши любил держать животных, боюсь, ему могли бы подарить даже панд и тигров! Это что за манеры?!
Члены Постоянного комитета обменивались растерянными взглядами. Атмосфера в зале заседаний вновь начала накаляться.
Ша Жуйцзинь продолжал:
– Некий кадровый работник, не самого низкого уровня, в этот раз захотел пойти дальше. Он курировал высокие технологии, шесть лет руководил Научно-технологическим управлением, пять лет заведовал орготделом горкома партии, но ученых в области сельского хозяйства, академиков, оказывается, не знал! И когда эти люди с ним здоровались, он спрашивал, из какого они учреждения. А вот мало-мальски привлекательных внешне кадровых сотрудниц он знал всех до одной, даже кадровых сотрудниц из захолустных сел и деревень. Ну и на что это похоже, товарищи?!
Гао Юйлян почувствовал, что момент настал, пора проявить инициативу, выйти из укрытия и нанести удар. Исторический опыт подсказывал ему, что и в исправлении стиля, и во время общественной кампании важнейшим является завоевание права голоса. Лишь активно критикующий других способен лучше всего защитить самого себя. Опять-таки, когда руководство нуждается в поддержке, естественно оказаться в этом деле активистом.
– Товарищ Жуйцзинь, я тоже слышал про чиновника, о котором вы сказали, как о любителе женского пола. Вечерами его часто видели в компании кадровых работниц – они распивали спиртные напитки. А если уж они пили, то непременно один-двое напивались допьяна, да так, что приходилось ставить капельницу. Последствия бывали тяжелыми, и за спиной все называли его Хуашуай[25].
Ша Жуйцзинь возмущенным тоном произнес:
– И вот такого Хуашуая, «красавчика цветника», желающего только пить да гулять, а не заниматься реальными делами, мы можем рекомендовать центральному руководству, можем дать ему служебное положение ранга замминистра? И действительно превратить наше народное собрание, наш народный политический консультативный совет в цветочную вазу, в пустышку?
До настоящего момента еще ни один член Постоянного комитета не выступил. Гао Юйлян первым открыл рот. Вклинившись в речь нового секретаря, он заставил людей взглянуть на происходящее по-иному. Как-никак он обладал статусом и, в конце концов, был когда-то первым кандидатом на пост секретаря парткома провинции! Гао Юйлян вновь изящно вставил несколько слов:
– Товарищ Жуйцзинь, мне кажется, что можно подумать о том, чтобы направить его в женскую федерацию провинции, дабы он должным образом реализовал свои достоинства и неизрасходованную энергию.
Ли Дакан кинул недовольный взгляд на Гао Юйляна. Как опытный политик, Ли Дакан уже ясно понимал ситуацию: новый секретарь не собирался заострять внимание на инциденте 16 сентября, а намеревался опубликовать большую статью. Он, разумеется, понимал важность высказанной точки зрения и тоже обладал техникой овладения ситуацией в решающий момент путем своевременной критики. Но Ли Дакан, как вышедший из секретарей, презирал таких, как Гао Юйлян, которые вслед за руководством добивали тех, кто попал под удар тигра. Ему нужно выждать момент, чтобы вынуть незаурядную кисть и помочь новому секретарю написать сочинение с хорошим началом и хорошим концом…
Ша Жуйцзинь продолжал говорить:
– Еще есть один товарищ, начальник Департамента общественной безопасности нашей провинции, несущий на плечах огромную ответственность за общественную безопасность и стабильность. Он, пренебрегая массой неотложных дел, внезапно побежал к Чэнь Яньши в дом престарелых копать землю в садике! И так устал, что с головы пот лил, чуть ли не с голым торсом ходил!
Вернувшись из своей обзорной поездки в Цзинчжоу, Ша Жуйцзинь первым делом навестил Чэнь Яньши. Однако, войдя в ворота дома престарелых, он увидел, как начальник Департамента общественной безопасности Ци Тунвэй вскапывает вместе с Чэнь Яньши грядки под посадку цветов. Сердце Ша Жуйцзиня вздрогнуло: за ночь до этого на берегу озера Гуанминху произошла трагедия, погибли несколько человек, многие получили ожоги, а этот начальник департамента еще и цветоводом заделался?
Лишь позже стало известно, что в цветоводы подался не только начальник Департамента общественной безопасности. С тех пор, как двадцать с лишним дней назад Ша Жуйцзинь десантировался в провинции, место пребывания Чэнь Яньши – этот дом престарелых – стало весьма оживленным! Жизненно важная информация разнеслась, словно ветер: отец Ша Жуйцзиня был командиром отделения Чэнь Яньши и рекомендовал его для вступления в партию! После освобождения Чэнь Яньши постоянно материально поддерживал семью героя, обеспечивая Ша Жуйцзиня до окончания университета. Ци Тунвэю после получения этой информации оставалось лишь незамедлительно податься в цветоводы.
Улыбка застыла на лице Гао Юйляна. Он никак не ожидал, что Ци Тунвэй побежит к Чэнь Яньши в дом престарелых копать землю, и уж точно не ожидал, что новый секретарь прямо направит острие копья на Ци Тунвэя. Некоторое время он даже был обескуражен таким оборотом.
Ша Жуйцзинь легко перешел на полусерьезный тон:
– Я предлагаю определить передовика сельскохозяйственного труда этого года, а именно, избрать таковым нашего уважаемого начальника департамента Ци, по крайней мере, я голосую за. Хороший товарищ, настоящий мастер сельскохозяйственного труда!
В этот момент Ли Дакан не упустил шанс проявить свой талант. Взявшись за кисть, будь жестким, хочешь ухватить кусок – целься в главную точку. Отчетливо произнося каждое слово, он вмешался в разговор:
– Секретарь Жуйцзинь, я поддерживаю ваше предложение, я тоже голосую за! Этот товарищ поднялся вверх за счет подхалимажа. Когда я работал личным помощником секретаря парткома провинции товарища Чжао Личуня, Ци Тунвэй служил начальником отделения полицейского участка. Как-то раз, когда товарищ Чжао Личунь отправился в деревню навестить могилы родственников, мы с Ци Тунвэем сопровождали его. Ци Тунвэй лез из кожи вон – когда прибыли на могильный курган семьи Чжао, он упал на колени и зарыдал, потекли слезы и сопли…
Выразившись живо и ярко, Ли Дакан невольно вызвал у членов Постоянного комитета легкий смех.
Гнев охватил Гао Юйляна: это же открытый удар по лицу! Кто среди присутствующих на заседании членов Постоянного комитета не знал, что Ци Тунвэй его ученик? Чего добивается Ли Дакан? На первом заседании Постоянного комитета под председательством нового секретаря парткома пустить Ци Тунвэя под нож в качестве жертвы? Невзирая ни на какие нормы и границы? Бить упавшую в воду собаку, поглядывая на лицо хозяина? И он, улыбаясь, спросил Ли Дакана:
– Товарищ Дакан, что ты хочешь сказать на примере этих рыданий на могиле? Что Ци Тунвэй плохой человек и его нужно расстрелять? Или не до такой степени, по-твоему, всё плохо?
Ша Жуйцзинь попытался смягчить беседу:
– Не до такой степени, не до такой! В конце концов, даже когда Ленин говорил, что «следовало бы расстрелять всю эту банду болтунов», это были лишь слова, сказанные сгоряча. В истории мирового коммунистического движения мы не знаем прецедентов расстрела льстецов и подхалимов. Поэтому жизни начальника департамента Ци ничто не угрожает.
Но Гао Юйлян уже вцепился в противника и не отпускал:
– Товарищ Дакан, сегодня на заседании Постоянного комитета обсуждается вопрос о кадровых работниках. Вы оценили Ци Тунвэя, мне кажется, предвзято. Вы сказали, что в тот год своими глазами видели, как он рыдал на могильном кургане, и в этом факте я не сомневаюсь. Однако, товарищ Дакан, может, Ци Тунвэй так расстроился из-за кого-то из своих родственников? Кто из его родных в этот период времени умер? Ты узнавал?
Ли Дакан ответил:
– Я узнал: мать Ци Тунвэя до сих пор жива и здравствует, у него семья долгожителей.
Гао Юйлян ответил:
– Пусть даже и так, и что из того? Товарищ Дакан, какой пункт устава партии нарушил Ци Тунвэй? Какой из параграфов государственного законодательства? Какой из нормативов несения государственной службы?
Ша Жуйцзинь, несколько озадаченный таким поворотом, подумал: «Не слишком ли вызывающ этот заместитель секретаря Гао?» Взвесив всё как следует, он решил, что у этого человека всё-таки есть определенный уровень, в конце концов в провинции это большое дерево с глубоким корнем: он едва не стал секретарем парткома провинции. Подчеркнуто резко хлопнув ладонью по столу, он сказал:
– Этот вопрос задан очень хорошо, хотя немного отдает черным юмором!
Ли Дакан удивился:
– Черный юмор? По логике товарища Юйляна, раз уж товарищ Ци ничего не нарушил, не должны ли мы его рекомендовать для занятия должности вице-губернатора?
Гао Юйлян расплылся в улыбке:
– Товарищ Дакан, не торопись с выводами, я еще не закончил.
Ша Жуйцзинь сказал:
– Что ж, пусть товарищ Юйлян продолжит говорить, на сегодняшнем заседании мы непременно должны прийти к ясному пониманию ситуации; в дальнейшем в принципиальных вопросах не может быть ничего путаного и неясного.
И Гао Юйлян заговорил. Он оставил Ци Тунвэя и перевел разговор уровнем выше:
– Товарищ Ша Жуйцзинь говорил о проблемах кадровых работников нашей провинции. Существуют ли эти проблемы? Безусловно, существуют, и в некоторых местностях и учреждениях даже весьма серьезные. Например, начальник орготдела Хуа Синьфу, ни много ни мало, пьет с подчиненными женщинами. А уголовное дело начальника орготдела в городе Яньши в прошлом году? Что была за ситуация? Всем известно: адюльтер с сотней женщин – кадровых работников, и даже больше, чем с сотней, в высшей степени дурной поступок!
Один из членов Постоянного комитета добавил:
– Некоторые женщины – кадровые работники открыли двери в номера и дожидались этого начальника отдела на кроватях, а некоторые предлагали себя в обмен на деньги. И уж верх бесстыдства, когда мужья отдельных женщин – кадровых работников выступали сутенерами.
Ша Жуйцзинь изумился:
– С этими женщинами – кадровыми работницами после разобрались? Сколько их, и что в итоге решили?
Выступивший член Постоянного комитета горько рассмеялся:
– Да, по сути, не разобрались. Как разбираться-то? Это касается более чем сотни семей, подняли б тогда шум – пошла бы череда разводов, самоубийств и тому подобных дел. И какое дурное влияние это оказало бы на общество!
Гао Юйлян продолжил:
– Многие кадровые работники, узнав, что товарищ Жуйцзинь прибыл на работу в нашу провинцию, побежали к Чэнь Яньши. Конечно, рыть землю и дарить птиц нехорошо, но всё же имелось какое-то чувство меры и осмотрительность, в конце концов ему не дарили напрямую деньги! А вот когда в прошлом году мэр Линьнаня праздновал день рождения, триста шестьдесят восемь подчиненных прямо преподнесли ему деньги – и подарили сколько? Два миллиона восемьсот девяносто тысяч!
Ша Жуйцзинь поинтересовался:
– А с этим получившим деньги мэром разобрались или нет? Тоже не разобрались?
Гао Юйлян ответил:
– Разобрались, этого мэра приговорили к пятнадцати годам, тут нечего сказать. А как быть с теми почти четырьмя сотнями кадровых работников? С ними как разбираться? Товарищ Чэнь Яньши сказал мне, что разобраться легко: всех уволить. Но тогда весь кадровый состав Линьнаня исчезнет, и работать будет некому!
Секретарь комиссии по проверке дисциплины добавил:
– Тогда относительно мер, принимаемых по отношению к этим кадровым работникам, в Постоянном комитете много спорили.
Ша Жуйцзинь резюмировал сказанное:
– То, что рассказали товарищ Юйлян и его коллеги, позволило мне выяснить немало новых обстоятельств и еще больше убедило меня в том, что в кадровом составе провинции действительно немало проблем. Мы подошли к точке, когда, не разобравшись, двигаться дальше уже нельзя! Как же мы будем решать этот вопрос? Очень просто – мы будем действовать на основании принципов партийной дисциплины и законов страны! Пример с упомянутыми женщинами – кадровыми работниками, улегшимися в постель с начальником орготдела, чтобы получить повышение, очень показателен. Но добросовестно трудиться десять или двадцать лет и оставаться на прежнем месте – это справедливо? Нет, несправедливо! Когда все привыкают следовать этому образцу, партийный стиль, государственный стиль, общественные нравы – всё оказывается испорченным! Я предлагаю объявить мораторий на продвижение кадровых работников по службе – неважно, будь то рекомендованные ЦК на субпровинциальный уровень или же предлагаемые на уровень департаментов – всех поголовно следует заново глубоко проверить и лишь потом повторно рассмотреть!
Ша Жуйцзинь задал основную тональность, и члены Постоянного комитета единодушно с этим согласились. Ли Дакан в душе понял яснее ясного, что Ша Жуйцзинь уже достиг цели. Упорядочить стиль правления и по-настоящему взяться за кадровое строительство – это и было дебютным сочинением, «большой статьей» молодого руководителя, назначенного на должность секретаря парткома провинции. Ли Дакан всей душой поддерживал масштабные цели, которые привлекли внимание Ша Жуйцзиня, заставив его временно забыть об угрозах, стоявших прямо перед глазами. Однако сердце у него болело, и он по-прежнему беспокоился: Дин Ичжэнь, 16 сентября… Действительно ли его жена к этому непричастна? Вот это вопрос!
Гао Юйляну вдруг тоже стало ясно, что новый секретарь парткома – мастер политических шахмат: пригласил старого товарища рассказать о традициях, чтобы легко остановить выдвижение предполагаемых к назначению кадровых работников. Ранее предполагалось, что прежний секретарь оставит большой список на выдвижение, включая Ци Тунвэя, и вот, вопреки ожиданиям, всё оказалось заморожено. Провал Ци Тунвэя дал новому секретарю образец. Однако ж и поделом: нечего докучать!
Наконец Ша Жуйцзинь произнес заключительное слово:
– Сегодняшнее заседание прошло очень хорошо, мы освежили в памяти историю и лучшие традиции партии. Особенно рассказ о бойце с партийным стажем всего лишь в один день – я думаю, товарищи не смогут легко забыть его имя, как и имена его соратников. Я настоятельно прошу всех хорошенько запомнить, что яркое знамя нашей партии пропитано их алой кровью, и не забывать слова из «Интернационала»: «Нужно бороться за правду!»[26]
Несколько ошарашенные члены Постоянного комитета, заседавшие на этом собрании, вполне себе уяснили: вновь назначенный секретарь парткома Ша Жуйцзинь поднял в провинции новый ветер, и дальше жизнь потечет не так, как раньше…
За последнее время Хоу Лянпин превратился в «человека летающего»: нити взяток из приходной книги Чжао Дэханя приходилось распутывать, результаты постоянно множились, и он безостановочно перелетал из одного города в другой. Сегодня Хоу Лянпин должен был лететь в Хух-Хото собирать очередные доказательства, но в тот самый момент, когда он стоял в очереди на регистрацию, неожиданно зазвонил мобильник.
Звонил друг детства, Цай Чэнгун. У Хоу Лянпина сразу возникло опасение, что произошло что-то серьезное. Принимая звонок, он отчетливо слышал напряженную тяжелую одышку:
– Хоуцзы, я… я срочно докладываю тебе, я… я должен изобличить, официально донести! На этот раз есть доказательства, правда!
Хоу Лянпин обрадовался:
– Снова изобличить? Есть доказательства? Ну так говори скорее, у меня самолет вот-вот взлетит, сейчас телефон придется выключить!
Голос друга детства дрожал, он спешил, проглатывал слова, как будто спасался бегством:
– Хоуцзы, я сначала хотел ехать в Пекин, чтобы лично донести тебе, но не успел – меня в любой момент могут убрать! И я говорю тебе: в деле замешан член Постоянного комитета парткома провинции, секретарь горкома города Цзинчжоу Ли Дакан. Его жена – Оуян Цзин, замдиректора Городского банка Цзинчжоу – получила взятку в два миллиона!
Хоу Лянпин, волоча за собой маленький чемоданчик, вышел из очереди на регистрацию.
– Скажи мне еще раз, Цай Чэнгун, на чью жену ты доносишь? Ли Дакана? Его жена получила взятку в два миллиона?
– Да, эти два миллиона дал я, я дал взятку, это считается доказательством?
Хоу Лянпин понимал, что дело нешуточное: есть имя, есть фамилия, есть сумма – и всё это заявлено взяткодателем под своим реальным именем! Можно возбуждать дело и начинать расследование! Цай Чэнгун – ключевой свидетель, и необходимо его защитить.
Ситуация напряженная, человек явно находится в опасности. Цай Чэнгун рассказал по телефону, что вечером 16 сентября, во время большого пожара, он с пробитой головой лег в больницу, но, услыхав о случившемся на фабрике, просто выдернул капельницу и сбежал. Спустя два дня он условился с Чжэн Сипо разобраться в ситуации, однако обнаружив, что за ним следит полиция, не стал встречаться с Чжэн Сипо и ускользнул от слежки. По телефону Цай Чэнгун обеспокоенно говорил, что Ли Дакан силами цзинчжоуской полиции в любое время может арестовать его. Решив идти до конца, он отважился донести на жену Ли Дакана и теперь может рассчитывать только на защиту Хоу Лянпина, в противном случае ему точно не жить.
Хоу Лянпин это понял и спросил Цай Чэнгуна, говорил ли он об этом кому-то еще. Цай Чэнгун ответил, что обсуждал это по телефону с Чэнь Хаем. Говорил без подробностей, однако назвал Оуян Цзин. Хоу Лянпин велел Цай Чэнгуну немедленно встретиться с Чэнь Хаем, сказав, что Чэнь Хай сможет его защитить. Однако Цай Чэнгун ответил, что идти не может, потому что повсюду рыщет цзинчжоуская полиция; его схватят как преступника-поджигателя по инциденту 16 сентября! У Хоу Лянпина екнуло сердце: он понял, что Цай Чэнгун находится в еще большей опасности, чем мог предполагать. Он велел ему сообщить свой точный адрес, чтобы Чэнь Хай нашел его. Цай Чэнгун даже своему другу детства не мог полностью доверять, и лишь после минутного колебания сказал, что он находится в телефонной будке рядом с домом № 125 по улице Сунь Ятсена. Хоу Лянпин велел ему дожидаться на этом же месте и никуда не перемещаться.
Закончив разговор, Хоу Лянпин почувствовал, что на его лбу выступили капли пота. Громкоговоритель призывал пассажиров поторопиться на посадку. Сейчас дорога каждая минута: нужно защитить и ни в коем случае не дать кому-то вырвать у него из рук особо важного свидетеля – и с общественной точки зрения, и с личной это недопустимо! Хоу Лянпин уже набирал номер Чэнь Хая. Ему повезло – тот ответил сразу. Хоу Лянпин лаконично изложил суть заявления Цай Чэнгуна, для чего ему хватило нескольких ключевых слов: жена секретаря горкома Ли Дакана замешана в деле о взятке, есть опасность, что свидетеля уберут. Похоже, у Чэнь Хая на руках были еще какие-то зацепки, потому что этот засранец, вопреки всем ожиданиям, ничуть не удивился! Он только сказал:
– Понял, понял, беру себе этого Цай Чэнгуна, а сам лети дальше!
Хоу Лянпин сел в самолет. Стюардесса настойчиво попросила пассажиров выключить электронные устройства, и он скрепя сердце отключил мобильник. Самолет покатился, разогнался и взлетел. Хоу Лянпин прикидывал действия Чэнь Хая и сопряженные с ними возможности. Если на основании своевременно полученной информации, а также бдительности и ловкости Чэнь Хая Цай Чэнгун быстро попадет в руки Департамента по противодействию коррупции, возникнут ли проблемы с защитой, которую ему должны предоставить? На серебристо-белых, похожих на ватные горы облаках за стеклом иллюминатора покачивалась тень самолета. Хоу Лянпин, закрыв глаза, думал о том, что так заботило его в последнее время, и чем больше думал, тем больше становилось забот…
На самом деле Хоу Лянпин всегда поддерживал связь с Чэнь Хаем. В ночь большого пожара 16 сентября, когда он просматривал видеоролики, Чэнь Хай тоже был на линии. Они смотрели и анализировали их вместе и обсуждали немало такого, чего лучше не знать никому. Осторожный в высказываниях Чэнь Хай проговорился, что, судя по последним данным, похоже, большая группа кадровых работников на берегах озера Гуанминху – откровенные коррупционеры. Вопрос этот очень серьезный, намного серьезнее изначальных предположений. Хоу Лянпин тогда спросил Чэнь Хая, не нашли ли Цай Чэнгуна, который хотел заявить на взяточников? Чэнь Хай сказал, что нашли и даже договорились встретиться, но Цай Чэнгун до сих пор не выходит на связь, и неизвестно, по какой причине.
Чэнь Хай склонялся к мнению, что заявления Цай Чэнгуна несерьезны, и, если подумать, в этом есть резон. Положим, действительно можно говорить об отказе в кредите Городским банком Цзинчжоу усилиями Оуян Цзин. Это определенно повлекло за собой кризис фабрики «Дафэн». Хоу Лянпин всё же засомневался: мог ли Ли Дакан так легко поддаться этой манипуляции Дин Ичжэня? Ведь у него есть свои мотивы, свои представления о целях и средствах. Чэнь Хай выражался туманно – ни да, ни нет, и как Хоу Лянпин ни выспрашивал, Чэнь Хай явно не был до конца откровенен. У Хоу Лянпина тогда осталось ощущение, что Чэнь Хай ухватился за неведомую важную зацепку, но считал, что еще не время раскрывать карты.
Подошла стюардесса, толкая тележку с напитками; улыбаясь, она спросила Хоу Лянпина, чего он желает, тот попросил бутылку минеральной воды. Заявление Цай Чэнгуна прямо-таки выталкивает Ли Дакана на сцену; чем сильнее тереть, тем гуще будет белый грим на его лице[27]. Однако Хоу Лянпин обнаружил противоречие. Допустим, Оуян Цзин получила от Цай Чэнгуна взятку в два миллиона; почему же тогда она отказала в кредите в решающий момент? Ведь именно из-за этого права на акции фабрики попали в руки Гао Сяоцинь. Непонятно, слишком сложно; прояснить всё это можно, лишь поговорив с Цай Чэнгуном. Внезапно Хоу Лянпина охватила тревога: он испугался, что больше не увидит друга детства.
Сойдя с самолета в Хух-Хото, Хоу Лянпин, несмотря на ледяной северный ветер, первым делом связался с Чэнь Хаем – узнать о текущих событиях. А событий было немало. Чэнь Хай сообщил, что он и Лу Икэ не нашли Цай Чэнгуна возле дома № 125 по улице Сунь Ятсена и сейчас сидят в кофейне «На острове», наблюдая за телефонной будкой. Хоу Лянпин забеспокоился, не увезла ли Цай Чэнгуна полиция города Цзинчжоу. Чэнь Хай сказал, что если так, то он ничего не может поделать, но вряд ли такое могло случиться, ведь Цай Чэнгун знает обо всех сложностях и наверняка принял меры предосторожности.
Второй звонок от Чэнь Хая поступил уже на второй день утром. Чэнь Хай, сообщил, что Цай Чэнгун всё еще не появился и, должно быть, и правда находится под арестом. Однако городской отдел общественной безопасности Цзинчжоу категорически опровергает задержание Цай Чэнгуна. Хоу Лянпин сказал:
– Так поищи старосту Ци Тунвэя: раз этот парень – начальник Департамента общественной безопасности, пусть он и выяснит, арестован Цай Чэнгун или нет.
Чэнь Хай ответил:
– И зачем было об этом говорить? Я через Ци Тунвэя и узнавал; этот человек ни за что на свете не признается, что арестовал твоего друга детства. Хоу Лянпин, ну подумай, куда мог сбежать Цай Чэнгун? Если он всё же не в руках полиции, не могло ли произойти так, что его убрали с дороги?
На душе стало нестерпимо тяжело. И всё-таки Хоу Лянпину казалось слишком странным, что Цай Чэнгуна не убрали, зато едва не убрали Чэнь Хая!
Через три дня, когда Хоу Лянпин, вернувшись из командировки во Внутреннюю Монголию, направлялся в кабинет начальника Главного управления Циня доложить о деле в Хух-Хото, из Цзинчжоу неожиданно позвонил Чэнь Хай и сказал Хоу Лянпину, что в час он летит в Пекин. Сейчас ему нужно поехать на встречу с заявителем, а так как, возможно, будут получены важные доказательства, то он надеется доложить обо всём непосредственно руководству Главного управления. Воодушевлению Хоу Лянпина не было предела: он понимал, что, похоже, антикоррупционная работа в провинции N получила прорывное развитие, ведь, не будучи абслютно уверенным в этом, его осмотрительный однокашник ни в коем случае не стал бы такое говорить. Сдерживая волнение, он сказал Чэнь Хаю:
– Спокойно, брат, я сейчас встречаюсь с начальником Главного управления Цинем, договорюсь, чтобы он принял тебя после обеда. Вечером я с тобой выпью рюмку за успех!
Чэнь Хай возразил ему:
– Спиртное пока отставим, после доклада нужно немедленно возвращаться, чтобы не получилось так, что, начав косить траву, я спугнул змею.
После этого разговора, сколько Хоу Лянпин ни звонил по телефону, абонент не отвечал.
Уже значительно позже стало известно, что в то время, когда он разговаривал с Чэнь Хаем по телефону, тот переходил улицу по пешеходному переходу, и в этот момент на «зебру» выскочил автомобиль! Бампером он так сильно ударил Чэнь Хая, что его подбросило вверх. Сумка с компьютером улетела в траву на полосу озеленения, на дороге растеклась лужа крови, заливая разбитый телефон. По сообщению из Цзинчжоу, наезд совершил пьяный водитель. Когда его вытаскивали из машины, от него жутко разило алкоголем и он едва стоял на ногах. Сообщают также, что этот водитель – неизлечимый алкоголик, что он уже попадался, был судим за нетрезвое вождение и получил срок – два года. В этот раз он с утра не пил, пил вечером предыдущего дня, вдвоем с собутыльником они якобы выпили три бутылки «Эрготоу»[28]; пили непрерывно до двенадцати часов ночи. Утром он сел за руль и едва проехал несколько улиц, как случилась беда.
Хоу Лянпин не верил в версию ДТП. Потерпеть поражение практически на пороге успеха! Он понимал, что Чэнь Хай оказался близок к разгадке, до формирования подлинной картины событий, вполне вероятно, уже рукой подать! В противном случае Чэнь Хай не мог бы так внезапно столкнуться со смертельной опасностью! В сердце Хоу Лянпина его кровь сливалась с кровью друга, внутри пекло и жгло, перед глазами мелькали одно за другим вместе прожитые события, волной накрывала тревога.
В тот день Хоу Лянпин, стараясь не показывать свою подавленность, вошел в кабинет начальника Главного управления Циня, закрыл за собой дверь и с невозмутимым лицом сказал:
– Начальник Главного управления Цинь, с Чэнь Хаем рассчитались преступники!
Начальник Главного управления Цинь налил ему чашку чая, всем своим видом выражая понимание его состояния в столь тяжелый момент. Однако тут же мягко пояснил:
– Старший прокурор Цзи Чанмин лично отправился в автоинспекцию, чтобы ознакомиться и исследовать материалы по этому происшествию, и не нашел ничего подозрительного.
Хоу Лянпин, немедленно потеряв над собой контроль, взорвался:
– Теперь я подозреваю даже Цзи Чанмина!
Начальник Главного управления Цинь строго осадил его:
– Эй, Хоу Лянпин, такие заявления нужно делать ответственно!
Хоу Лянпин, успокоившись, попытался проанализировать ситуацию. Он сказал начальнику управления, что в тот момент, когда произошло это странное ДТП, он лично разговаривал с Чэнь Хаем по телефону. И Чэнь Хай сказал ему, что, сделав доклад в Пекине по этому делу, он боится спугнуть змею и намерен немедленно возвратиться в Цзинчжоу. Сейчас, очевидно, змея уже в курсе грозящей ей опасности. Начальник управления Цинь, поразмыслив, сказал:
– Отец Чэнь Хая Чэнь Яньши принял активное участие в расследовании Цзи Чанмина и тоже не обнаружил ничего криминального.
Однако Хоу Лянпин продолжал настаивать на том, что ситуация в провинции очень серьезна, и что начальник Департамента по противодействию коррупции Чэнь Хай, вероятно, подступил вплотную к пониманию истинного положения вещей! Незадолго до этих событий руководитель «Дафэн», Цай Чэнгун, также сделал заявление Чэнь Хаю, а теперь Цай Чэнгун тоже странным образом исчез! Всё говорит о значительном масштабе проблем в Цзинчжоу и даже в провинции в целом!
Начальник управления Цинь погрузился в раздумья, начав медленно расхаживать по комнате:
– Так ты настаиваешь на том, что в случае с Чэнь Хаем было именно покушение на убийство?
Хоу Лянпин дал на это твердый ответ:
– Да, это покушение, это не ДТП! Чэнь Хай сказал мне, что собирается немедленно встретиться с заявителем, чтобы получить твердые доказательства по делу. И поскольку дело действительно очень важное, он хотел сам лететь в Пекин и лично доложить вам о результатах! Начальник управления Цинь, дело Чжао Дэханя почти завершено, я хочу поехать в провинцию N и тщательно расследовать бегство Дин Ичжэня, большой пожар 16 сентября и покушение на Чэнь Хая – всю серию дел!
Начальник управления, сев на стул, долго размышлял, затем поднял голову:
– Эй, Лянпин, а что если послать тебя в провинцию N, назначив на должность в прокуратуре? Будешь временно замещать Чэнь Хая на должности начальника Департамента по противодействию коррупции!
Хоу Лянпин опешил:
– Начальник управления Цинь, это… Я об этом не думал!
– Ну так подумай! Просто отправить тебя расследовать покушение на Чэнь Хая очень сложно, как работать-то? Каковы основания для этого? Уж и так расследовали-расследовали, а теперь собрались расследовать истинное положение? После того как вице-мэр, замешанный в цзинчжоуском деле, внезапно ускользнул прямо у нас на глазах, я тем более не верю в возможность открытого расследования!
У Хоу Лянпина засверкали глаза:
– Я понял, нужно, так сказать, тихонько подкрасться и, ухватившись за плетень, добраться до самой тыквы?
– Именно! Травмы Чэнь Хая очень тяжелые, сейчас он без сознания. Врачи после консилиума сказали, что даже если Чэнь Хай выживет, он, скорее всего, будет прикован к постели. Делом Дин Ичжэня должен заниматься сотрудник, обладающий всей полнотой информации; ты поедешь туда, заменишь начальника департамента, и тогда действительно можно будет сосредоточиться и дать противнику настоящий бой!
Хоу Лянпин поднялся:
– Слушаюсь, начальник управления Цинь! Готов в любое время выехать в провинцию N!
В тот вечер Хоу Лянпину приснилось, что к нему, весь в крови, пришел Чэнь Хай. Он разводил руками, подняв к нему свое детское лицо, и в его глазах, наполненных страданием, застыл немой вопрос: «Хоуцзы, как мне быть?» Хоу Лянпин вскрикнул в ответ: «Хайцзы, не бойся, я тебя прикрою!» – и проснулся. Он перевернулся и сел на постели; в окно с улицы понемногу проникал рассвет. Его лицо было мокрым от слез…
Гао Юйлян жил в третьем микрорайоне компаунда провинциального парткома. Здесь находились квартиры уровня субпровинциального руководства и выше. Район строго охранялся, на въезде – шлагбаум и охрана. Здесь под густой сенью зелени уютно располагались небольшие, экзотического вида жилые постройки. Домик, в котором жил Гао Юйлян, был в английском стиле. Два этажа с полуподвалом, красная черепичная крыша с крутыми скатами – идеальная для снежных районов. В гостиной – камин с широким квадратным дымоходом. Высокие прямоугольные окна с полуарками да еще полукруглое окно, оформленное оригинальным орнаментом. У дверей – столетнее камфорное дерево с огромной густой кроной, наполовину закрывавшей проход. Одни говорили, что этот дом когда-то построил миссионер, другие говорили, что это дело рук еврейского коммерсанта. Так или иначе, у дома – своя история. Сменялись династии и эпохи, а здесь по-прежнему находилось казенное жилье крупных чиновников.
После заселения Гао Юйляна примерно на одном му[29] земли перед домом разбили цветник, ставший новой яркой и примечательной чертой этого дома. Никто не мог и подумать, что у вышедшего из профессоров руководителя есть столь незаурядное увлечение – садоводство. В свободное от работы время он постоянно сидел на корточках в саду, возясь с цветами и травами, да еще приглашал в гости специалистов по садовым растениям – для консультаций на месте. Это особенно восхищало его учеников, которые никак не могли взять в толк, как может учитель искренне любить такое занятие.
Сегодня Гао Юйлян занимался карликовым пейзажем, сажая в горшок подаренную другом тайваньскую сосну. В спортивном костюме и модных кроссовках он выглядел молодо и бодро. Посадив сосну, он наклонил голову, оценивающе разглядел то, что получилось, и ножницами подрезал лишнее, удовлетворенно хмыкнув. Настроение у Гао Юйляна было весьма неплохое – как заместитель секретаря парткома провинции и по совместительству секретарь политико-юридического комитета, он одним из первых руководителей узнал о назначении Хоу Лянпина на должность начальника Департамента по противодействию коррупции.
По прошествии нескольких дней после заседания Постоянного комитета Ша Жуйцзинь разыскал его, чтобы проинформировать, что Верховная народная прокуратура направляет некоего товарища на должность, и этот товарищ приезжает с особой миссией – взять на себя нити расследования важнейших дел. И лишь спросив об этом специально, он узнал, что этот товарищ, оказывается, Хоу Лянпин. Гао Юйлян улыбнулся:
– Вот ведь – опять мой ученик, снова будут поносить политико-правовой факультет. Товарищ Жуйцзинь, ты уж засвидетельствуй, что приезд Хоу Лянпина не имеет отношения ни ко мне, ни к так называемому политико-правовому факультету!
Ша Жуйцзинь был изумлен:
– Ого! Товарищ Юйлян, неудивительно, что про тебя говорят, что твои ученики повсюду.
Гао Юйлян откровенно радовался. У Хоу Лянпина особая миссия, к тому же он будет держать в руках нити к серьезным делам. Какая миссия? Противодействие коррупции! Какие нити? Инцидент 16 сентября? Бегство Дин Ичжэня? Да какие бы ни были, проблем везде немало. Верховная народная прокуратура там, в Пекине, придает этому большое значение. Похоже, этому секретарю, Ли Дакану, от судьбы всё же не уйти, несмотря на всю его мощь. У тебя за время управления Цзинчжоу случилось столько дел, удастся ли устоять? Как минимум слухи о губернаторстве могут остаться лишь слухами; такие слухи очень беспокоят людей – это он знал по собственному опыту.
Гао Юйлян присел в холле на стул, прищурившись, налил себе чаю из чайника исинской[30] глины. В тот самый момент, когда он думал о своем ученике, зазвонил телефон, и он услышал голос Хоу Лянпина:
– Учитель, позвольте вам доложить!
Гао Юйлян очень обрадовался: ученик еще в Пекине, а уже с докладом! Он благосклонно ответил ему:
– Хорошо, хорошо, Лянпин, скорее приезжай, о твоих делах товарищ Жуйцзинь мне уже рассказал.
Однако Хоу Лянпин отреагировал по-другому:
– Учитель Гао, завтра со мной хочет встретиться руководство Высшей народной прокуратуры, чтобы поставить задачу; вероятно, я смогу приехать только завтра вечером. Но прямо сейчас есть одна критическая ситуация, о которой я хотел доложить и попросить помочь мне!
– Какая ситуация, Лянпин, излагай! Когда говоришь о государственных делах – забудь про учителя!
– Есть, секретарь Гао! Вы – заместитель секретаря парткома провинции, секретарь политико-юридической комиссии, я прошу вас помочь мне защитить одного важнейшего заявителя, а именно владельца цзинчжоуской фабрики «Дафэн» Цай Чэнгуна. Коротко говоря, городской отдел общественной безопасности Цзинчжоу ищет его, чтобы арестовать; он сейчас скрывается на одной птицеферме в деревне на окраине Цзинчжоу.
Гао Юйлян оторопел:
– Почему это городской отдел общественной безопасности хочет схватить Цай Чэнгуна? Что за дела?
Хоу Лянпин, поколебавшись немного, всё-таки сказал:
– Цай Чэнгун заявил о получении взятки от Оуян Цзин.
Гао Юйлян тоже некоторое время колебался:
– Ладно, Лянпин, отдел общественной безопасности я беру на себя.
Положив трубку, Гао Юйлян откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В его голове роились мысли. Оказывается, Хоу Лянпин обратил взор на жену Ли Дакана, Оуян Цзин! Неужели это и есть искомая зацепка в большом деле? Ли Дакан с городским отделом общественной безопасности в спешке хватают Цай Чэнгуна, открыто говорят о необходимости расследования и наказания ответственных за большой пожар 16 сентября – и всё это для того, чтобы заткнуть рот Цай Чэнгуну? Хоу Лянпин и правда крут, человек еще не вступил в должность, а уже дистанционно управляет делом из Пекина, он, оказывается, уже знает, что Цай Чэнгун скрывается на птицефабрике в деревне на окраине Цзинчжоу. Каким образом? Цай Чэнгун всё время поддерживал с ним связь? Или же…
Ци Тунвэй с двумя бутылками «Маотая» в руках пришел навестить учителя. По выходным он постоянно приходил к нему на посиделки, стараясь вызвать его расположение, а также разузнать последние слухи и новости. Гао Юйлян, показывая на плетеный стул рядом с собой, жестом предложил Ци Тунвэю сесть.
– Ты пришел как раз вовремя, немедленно сделай одно важное дело! Нужно, оставаясь незамеченным, обеспечить охрану…
Дослушав указания учителя, Ци Тунвэй пришел в изумление.
– Что? Охранять Цай Чэнгуна? Цай Чэнгун заявил на жену Ли Дакана Оуян Цзин, и мы еще должны его защищать? Вы не боитесь создать себе проблемы? Человек, в конце концов, член Постоянного комитета, учитель, подумайте об этом!
Гао Юйлян, тяжело взглянув на ученика, начал его наставлять:
– Что тут думать? Ни у кого нет особого права переступать закон! Ты живешь в постоянном опасении, беспокоясь, как проголосует Ли Дакан? Для этого голоса принцип партийности не нужен? Секретарь Ша ввел мораторий на выдвижение кадровых работников – о субпровинциальном уровне ты пока даже не думай! Сейчас обстановка крайне сложная, можно сказать, критическая, понятно? Ты – начальник Департамента общественной безопасности и обязан защитить этого заявителя, а также завтра представить этого человека новому главе Департамента по противодействию коррупции прокуратуры провинции – Хоу Лянпину!
Это было для Ци Тунвэя совершенной неожиданностью.
– Хоу Лянпин переведен в нашу провинцию начальником Департамента по противодействию коррупции? Учитель, это вы его перевели?
Гао Юйлян отмахнулся:
– Я перевел? Чтобы сплотить соратников? Действительно устроил здесь политико-юридический факультет, так, что ли? Ты об этих вещах меня больше не спрашивай, некоторые обстоятельства потом сможешь узнать. Ступай и как следует выполни свою работу; я еще раз подчеркиваю, этот человек – Цай Чэнгун – не должен попасть в руки Ли Дакана и городского отдела общественной безопасности Цзинчжоу!
Приказ есть приказ, ученик и по совместительству подчиненный больше ничего не сказал. Пить «Маотай» тоже уже не было ни настроения, ни времени, и Ци Тунвэй, отдав честь начальнику, удалился обеспечивать защиту Цай Чэнгуну.
Цай Чэнгун сидел на корточках возле ворот птицефабрики, озираясь по сторонам; ветви софоры почти полностью закрывали его. Хозяином фермы, на которой он укрылся в столь безнадежной ситуации, был его младший двоюродный брат по матери. В тот раз, когда он дожидался Чэнь Хая в телефонной будке на улице Сунь Ятсена, его едва не схватили. Телефон его заблокировали – похоже, с подачи городского отдела общественной безопасности! Он догадался забраться во время ожидания на крышу кафе «Полуостров» напротив телефонной будки. Вовремя он увидел полицейскую машину и ускользнул – это случилось как раз в тот момент, когда он исчез из поля зрения Чэнь Хая. Теперь он снова, следуя указаниям Хоу Лянпина, дожидался спасения и защиты – внутренне напряженный, как и в прошлый раз.
Цай Чэнгун, находясь в бегах, изрядно похудел; он сидел под софорой с изможденным лицом, заросшим щетиной, большая бородавка рядом с носом непрерывно нервно подергивалась. Такой жизни он действительно никак не мог для себя ожидать, но теперь приходилось терпеть. Он одним махом поставил на кон свою судьбу: большой преступник – это вам не шутки. Если попасть в руки Ли Дакана, то в СИЗО он может умереть самым причудливым способом – поперхнувшись, чистя зубы, или во сне, да хоть даже играя в жмурки, как об этом говорил хорошо ему известный опыт других людей. Цай Чэнгун прятался от пронизывающего осеннего ветра в густых зарослях, и ему хотелось плакать – до такого состояния дошла его жизнь.
Услышав доносящийся издали вой полицейской машины, Цай Чэнгун невольно приподнялся; к тому же он боялся, что посланные Хоу Лянпином люди не найдут его, и аккуратно высунул голову из зарослей кустарника. Подъехал полицейский микроавтобус; машина остановилась у ворот птицефабрики. Несколько полицейских в штатском с его фотографиями в руках вышли из машины, оглядываясь вокруг. Цай Чэнгун, решив, что риск невелик, протиснулся из кустов наружу. Люди в штатском подошли к нему и спросили:
– Вы господин Цай Чэнгун?
Цай Чэнгун нерешительно смотрел на собеседника:
– Господин, вы…
Собеседник ответил:
– Позвонил ваш пекинский друг и велел, чтобы мы защитили вас, следуйте за нами!
Цай Чэнгун, чувствуя, что пришло спасение, и не заботясь о том, чтобы попрощаться со своим двоюродным братом, весь пропитанный запахом куриного помета, радостно уселся в машину.
Уже в машине он вдруг почувствовал, что тут что-то не так, и дернулся, но высокий полицейский в штатском одним махом скрутил его. Сверкнули стальные наручники, и Цай Чэнгун оказался прикованным к штанге в салоне автомобиля. Дверь мгновенно захлопнулась, и машина резко тронулась с места. Цай Чэнгуна охватило отчаяние.
В еще большем отчаянии были полицейские из городского отдела общественной безопасности. Они, опоздав буквально на шаг, видели, как машина Департамента общественной безопасности провинции у них на глазах увезла Цай Чэнгуна. Что еще за непонятные дела? Свои же люди, зачем же выхватывать подозреваемого?
Начальник городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлай доложил об этом Ли Дакану. Секретарь горкома пришел в ярость – вся городская полиция даром рис ест, какого-то Цай Чэнгуна несколько дней найти не могли! Этот человек подстрекал рабочих к захвату фабрики и к беспорядкам, приказал использовать бензин, что привело к конфликту и гибели трех человек, не говоря о нескольких десятках раненых; теперь он фигурант крупного дела о преступной халатности и особо опасном преступлении против общественной безопасности. Чжао Дунлай не оправдывался, терпеливо выслушивая нотации, и лишь дождавшись, когда Ли Дакан немного успокоится, он не спеша изложил свои соображения:
– В этом деле есть подозрительные моменты. Почему Департамент общественной безопасности провинции, не поставив в известность городской отдел, буквально похитил Цай Чэнгуна прямо у них перед носом? В прошлый раз, когда мы прослушивали телефонный разговор Цай Чэнгуна и потом прибыли к телефонной будке на улице Сунь Ятсена – тоже всё было впустую, зато мы встретили начальника Департамента по противодействию коррупции Чэнь Хая и Лу Икэ, которые выходили из кафетерия «Полуостров», как будто они не при исполнении. Неужели это только совпадение? Этот парень, Цай Чэнгун, ох как непрост, похоже, что очень многие люди имеют к нему интерес – вот только непонятно, в чем причина.
Ли Дакан, выудив из пачки сигарету, молча закурил. Начальник городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлай – его креатура, при нем можно расслабиться и свободно покурить. В офисе стояла тишина, Ли Дакан задумался. Лицо его застыло, морщины между бровями выстроились вертикально. Густые клубы дыма колыхались над головой. Луч солнечного света проник в окно и, как прожектор на сцене, осветил его сбоку, подчеркивая силуэт.
– Скажи, Дунлай, видели ли ваши люди ясно, что Цай Чэнгуна в конце концов увезли люди из Департамента общественной безопасности провинции, или же его арестовали полицейские в штатском?
– Это, секретарь Ли, мне самому не вполне ясно, трудно определить. Однако их люди все ходят в штатском, поскольку должны выполнять неординарные задачи, я думаю, они приехали встретить и забрать его, – осторожно сказал Чжао Дунлай.
– То есть Ци Тунвэй отнял у нас человека? – Ли Дакан вдавил и свирепо вкрутил в пепельницу наполовину выкуренную сигарету. – Дунлай, ты немедленно отправишься и найдешь Ци Тунвэя и получишь человека обратно! Дело 16 сентября – очень крупное, и относится оно к юрисдикции отдела общественной безопасности города Цзинчжоу, а Цай Чэнгун – важнейший подозреваемый! И скажи, что это я приказал разыскать его, все должны действовать в соответствии с законодательными нормами!
Жесткий приказ секретаря горкома воодушевил подчиненного. Чжао Дунлай, отдав честь, поспешно удалился.
Хоу Лянпин специально отправился к месту назначения в провинцию N по скоростной железной дороге. У него всегда было ощущение, что жизнь человека в самолете как бы на время прерывается, к тому же сейчас область его работы со всей страны стянулась к одной провинции, поэтому и транспортное средство тоже нужно сменить, вместо самолета теперь поезд. Да это и хорошо – можно больше не бояться проблем из-за нелетной погоды. Поезд двигается с большой скоростью, стабильно и безопасно, и в итоге не замечаешь, что он движется так стремительно. Лишь непрерывно проносящиеся мимо и улетающие назад поля, чащи, реки и деревни достоверно свидетельствовали о его реальной скорости. И еще путь размечен выскакивающими то тут, то там высотными домами, концентрация которых в современном Китае порой заставляет удивляться. Город врезался в привольные просторы целыми районами несчетных башен из кирпича и бетона – благодаря им и обнаруживалась скорость, незаметная для человеческого глаза.
Внешне спокойный, внутри Хоу Лянпин был подобен этому несущемуся скоростному поезду и не успокаивался ни на минуту. Авария, в которую попал Чэнь Хай, заставляла его испытывать страдания и вызывала гнев. Во время этой поездки в Цзинчжоу надо непременно поймать негодяев, устроивших все эти беды, и передать их в руки закона. Однако профессиональное чутье подсказывало ему, что ситуация с коррупцией в провинции N – начиная с бегства Дин Ичжэня и заканчивая пожаром 16 сентября – пошла по трудному сценарию, не обещающему быстрых успехов, и, судя по всему, сражение предстояло жестокое.
Впрочем, начало оказалось хорошим: важный заявитель Цай Чэнгун наконец-то оказался в руках его соученика – Ци Тунвэя, так что Хоу Лянпин вздохнул с облегчением. Разговаривая с Ци Тунвэем по телефону, он поблагодарил его и даже пригласил випить по рюмке, но Ци Тунвэй сказал:
– Не ты, а я приглашаю тебя, вновь назначенного начальника Департамента по противодействию коррупции! Завтра, как только приедешь, двигай прямо на место банкета.
Хоу Лянпин ответил:
– Боюсь, сразу не получится, мне нужно заехать в больницу навестить Чэнь Хая, к тому же нужно переговорить в организации, давай встретимся в другой день.
Ци Тунвэй не стал настаивать. Они договорились о том, что завтра утром Цай Чэнгуна передадут прокуратуре провинции; Хоу Лянпин хотел сам допросить друга детства. Ци Тунвэй торжественно поклялся, что проблем не будет.
Чэнь Хай лежал в палате интенсивной терапии с забинтованной головой, утыканный силиконовыми трубками. Глаза закрыты, между бинтами проглядывают участки лица – бледного, с проступающей желтизной. Казалось, что он даже не дышит. Видеть это Хоу Лянпину было очень тяжело, слезы подступали к глазам. В этот момент за ним прибыла машина начальника, главного прокурора Цзи Чанмина, чтобы отвезти на беседу в партком провинции, – ему сказали, что секретарь парткома Ша Жуйцзинь дожидается его в своем кабинете.
Для Хоу Лянпина это было неожиданностью, и он даже подумал, что Цзи Чанмин шутит. Но тот совершенно серьезно сказал, что беседа с кадровым работником провинции – нормальная вещь при назначении на должность. Хоу Лянпин ответил:
– При таком уровне, как у него, беседы с замначальника орготдела или даже членом комитета вполне достаточно, а секретарь Ша Жуйцзинь является первым лицом… К тому же уже очень поздно.
Цзи Чанмин многозначительно произнес:
– То, что секретарь парткома провинции сам будет беседовать – это необычно. Только что прошло заседание Постоянного комитета, и новый секретарь парткома провинции уделяет огромное внимание противодействию коррупции и формированию некоррумпированного государственного аппарата.
Легковой автомобиль следовал по сияющим разноцветными огнями улицам, направляясь к большому зданию провинциального парткома. Цзи Чанмин вздохнул:
– Когда Чэнь Хай попал в больницу, на вершине оказался ты. Всё-таки политико-правовой факультет – это железный треугольник!
Обескураженный Хоу Лянпин не понял:
– Прокурор Цзи, что вы имеете в виду? Какой железный треугольник?
Однако Цзи Чанмин молчал, задумчиво глядя в окно.
Хоу Лянпин хорошо знал Цзи Чанмина, однако между ними не было особого взаимопонимания. Раньше, приезжая в командировки в провинцию, он связывался главным образом с Чэнь Хаем, своим визави по работе, к тому же однокашником. По впечатлению Хоу Лянпина, Цзи Чанмин, этот поднаторевший в делах и степенный главный прокурор, никогда особо не вдавался в разговоры.
Казалось, что этот человек сейчас вынужден делать то, чего не хотел. Но в какой-то момент Цзи Чанмин, улыбнувшись, вдруг заговорил тихо и вполне откровенно:
– История корпуса кадровых сотрудников и реальное положение дел в провинции довольно сложные, ты целиком наш. В течение многих лет местные кадровые сотрудники политико-административной системы в основном выходили из стен политико-правового факультета университета провинции. Выпускники Китайского университета политики и права и других политико-правовых университетов страны не так часто оказывались здесь, как выпускники политико-правового факультета местного университета. Поэтому некоторые говорят, что Чан Кайши когда-то создал военную академию Хуанпу, породившую клику Хуанпу, а у Гао Юйляна есть политико-правовой факультет, ученики и последователи которого распространились по всему миру.
Хоу Лянпин, подсмеиваясь над самим собой, ответил:
– Если так говорят, то я должен как можно скорее отправиться в гавань к своему учителю? – Остановившись на минуту, Хоу Лянпин снова полушутя-полусерьезно спросил Цзи Чанмина: – Эй, а ты-то из какой фракции?
Цзи Чанмин горько усмехнулся, сказав, что он ни в какой фракции не состоит, поэтому никто не придает ему особого значения. Хоу Лянпин снова пошутил:
– Ну и тем лучше, приехал я, и теперь у тебя есть компаньон.
Цзи Чанмин, качая головой, улыбнулся:
– Лянпин, ты не такой, у тебя есть стиль, ты из политико-правового объединения!
Тогда Хоу Лянпин уже серьезно обозначил свою позицию:
– Чанмин, я не из «железного треугольника» и не принадлежу ни к какому политико-правовому объединению. Пожалуйста, верь мне, я отвечаю лишь за дело, а не за интересы группы!
Цзи Чанмин внимательно посмотрел на него, а затем вдруг протянул ему руку и крепко ее пожал.
Автомобиль остановился перед первым корпусом здания парткома провинции. Хоу Лянпин и Цзи Чанмин вышли из машины. Белые уличные фонари освещали несколько деревьев магнолии, во дворе было тихо, пара каменных львов мирно присела по бокам лестницы. В этой центральной усадьбе парткома провинции находился офис секретаря Ша Жуйцзиня, и здесь же, в том здании, находился и зал заседаний Постоянного комитета. Само здание внешне выглядело обычным: темно-красная кирпичная облицовка, крыша со скатом – казалось бы, стандартная постройка 50-х годов ХХ века в советском стиле. Но в глазах кадровых работников она являла собой цитадель государственной власти, и сквозь внешнюю ее скромность проступало величие внутренней силы. Определяемая здесь политика влияла на жизнь и работу шестидесяти миллионов людей.
Хоу Лянпин и Цзи Чанмин взошли по ступеням. В холле их встретил секретарь Ша Жуйцзиня, начальник управления Бай. Он провел их в большую приемную, налил гостям воды и предложил немного подождать, сказав, что секретарь Ша сейчас беседует с Тянь Гофу – вновь назначенным секретарем дисциплинарной комиссии провинции.
Ждали они и правда немного – около часа. Цзи Чанмин выглядел изрядно взволнованным:
– Вновь прибывший секретарь комиссии по дисциплине, вновь прибывший секретарь парткома, да, еще и ты – вновь прибывший начальник Департамента по противодействию коррупции! Похоже, наша провинция должна измениться!
Наконец появился веселый и радостный Ша Жуйцзинь – он провожал того самого нового секретаря дисциплинарной комиссии – и ритуально поздоровался с обоими. Цзи Чанмин представил Хоу Лянпина, и Ша Жуйцзинь пошутил:
– Я знаю, Главное управление по противодействию коррупции Верховной прокуратуры величественно презентовало молодой талант!
Хоу Лянпин был несколько смущен. Ша Жуйцзинь жестом предложил обоим гостям сесть на диван, заняв место напротив.
Ша Жуйцзинь держался раскованно; сказал, что сам прибыл совсем недавно и в должности всего двадцать восемь дней, включая сегодняшний. Всё это время он в основном ездил в города и уезды провинции, уяснял ситуацию. Ведь без этого не о чем и говорить. Цзи Чанмин и Хоу Лянпин, кивая головами, достали ноутбуки, готовясь делать заметки. Но Ша Жуйцзинь махнул рукой:
– Сегодняшнюю беседу не надо записывать, просто запомните сказанное – этого достаточно.
Секретарь признался, что результаты его поездок не слишком оптимистичны, ситуация с кадрами вызвала у него определенное беспокойство. Люди недовольны, люди не радуются! Да еще в эти двадцать восемь дней в Цзинчжоу на берегу озера Гуанминху произошел странный пожар, приключилось позорное и получившее широкую огласку «дело 16 сентября». Хоу Лянпин вставил реплику о том, что он в Кунмине видел в сети ролик с места событий. Ша Жуйцзинь хлопнул по подлокотнику дивана:
– Поэтому я и говорю о позорной широкой огласке. Да еще сбежал коррумпированный вице-мэр! Вот такой мне сделали приветственный подарок! Ну, хорошо, без церемоний принимаю!
Хоу Лянпин почувствовал, что у этого руководителя парткома провинции действительно есть характер, он говорил свободно, но не терял нити, легко вызывал у собеседников чувство расположения и доверия. На досуге Хоу Лянпин любил читать рыцарские романы. Ша Жуйцзинь походил на ушедшего от мира выдающегося человека, среди других не имеющего себе равных. И что еще более важно, по характеру речи руководителя Хоу Лянпин угадывал, что они – люди одного типа, одинаково болеющие сердцем за страну.
Цзи Чанмин явно ощущал некоторую отчужденность, что вызвало смутное беспокойство у Хоу Лянпина. Ша Жуйцзинь продолжил говорить, развивая основной тезис: он совещался с руководством Верховной народной прокуратуры о назначении человека из Главного управления по противодействию коррупции на должность заместителя начальника департамента провинции. Товарищ секретарь выразил благодарность, а также сам предложил: на должность не исполняющего обязанности заместителя, а именно начальника департамента!
Хоу Лянпин только теперь понял, что прежний начальник Главного управления, оказывается, принял окончательное решение, никогда не встречаясь и не имея никаких дел с этим неизвестным ему руководителем провинции, и на сердце у него потеплело. По неписаным правилам, назначаемые на места кадровые работники центральных ведомств обычно не получали слишком высокие должности, так что для него, начальника следственного отдела Главного управления по противодействию коррупции назначение на должность исполняющего обязанности начальника департамента уже необычно, к тому же это предполагало еще и членство в парторганизации прокуратуры.
Ша Жуйцзинь торжественно произнес:
– Товарищ Лянпин, сегодня от лица парткома провинции я искренне приветствую твое прибытие для принятия должности в прокуратуре.
Тронутый Хоу Лянпин встал:
– Секретарь Ша, спасибо вам и парткому провинции за доверие.
Ша Жуйцзинь взмахнув рукой, усадил его:
– Садись, товарищ Лянпин, садись!
В этот момент Ша Жуйцзинь наконец обратил внимание на присутствие Цзи Чанмина. Он посвятил главе прокуратуры и начальнику Департамента по противодействию коррупции несколько слов:
– Во-первых, антикоррупционная работа с этого дня не имеет потолка. Это означает, что какого бы человека ни касались вопросы противодействия коррупции, какого бы уровня ни был кадровый работник – расследование должно идти до конца. Как быть при превышении полномочий? Докладывать в партком, запрашивать центральные ораганы о проведении расследования и привлечении к суду!
Цзи Чанмин и Хоу Лянпин, вынув ноутбуки, начали делать заметки, и Ша Жуйцзинь больше не ограничивал их.
– Второе: низы тоже отнюдь не неприкасаемы. Бить надо и тигров, и мух. Муха хоть и маленькая, но мерзкая, распространяет заразу, дурно влияет на общественные нравы; так что нет пределов и по направлению вниз. Третье: необходимо прилагать все усилия к тому, чтобы брать коррупционеров на месте преступления. Нельзя тянуть резину и оставлять возможности для коррупции. Как только кто-то замечен в коррупционных действиях, необходимо немедленно расследовать всё до конца. И расследовать надо по закону, с неопровержимыми доказательствами на руках. Не может идти речи ни о какой «безопасной посадке»! Мне безразлично, из какой группировки или какой фракции этот человек!
Хоу Лянпин в душе невольно вздрогнул, немедленно вспомнив слова Цзи Чанмина на улице. Похоже, Ша Жуйцзинь недаром потратил эти двадцать восемь дней на обследование местности – этот секретарь парткома явно уже разобрался в ситуации с группировками и фракциями в чиновничьих кругах провинции. Нужно будет самому обратить внимание на этот вопрос, придется отделить работу от чувств к учителям и однокашникам по политико-правовому факультету университета: ни в коем случае нельзя совершить политическую ошибку.
Когда он вернулся в гостиницу прокуратуры после разговора, время приближалось к полуночи. Хоу Лянпин лег на кровать с пружинным матрасом и долго не мог заснуть: перед глазами всё время всплывала фигура Ша Жуйцзиня. Это круглое полноватое лицо с мудрыми глазами и твердым взглядом вызывало у него спокойствие и чувство основательности. Очевидно, что Ша Жуйцзинь недоволен ситуацией с кадровыми работниками в провинции. То, что он в нарушение традиции встретился с ним, новым начальником Департамента по противодействию коррупции, и говорил от лица парткома провинции, было не только выражением поддержки и надежды на успех его работы, но и, вероятно, являлось своего рода мощным политическим сигналом, который должен стать предупреждением коррумпированным кадровым работникам. Секретарь, видимо, хотел дать всем понять, что в его руках теперь есть острый меч под названием Хоу Лянпин! Когда есть поддержка первого лица, работать легко.
Он вспомнил перепуганное лицо Цай Чэнгуна. Сколько же в итоге доказательств у него в руках? Говорит, что жена Ли Дакана Оуян Цзин получила взятку в два миллиона – ответственное ли это заявление? Ли Дакан человек нерядовой, он не только секретарь горкома партии города Цзинчжоу, но и член Постоянного комитета; беря на прицел Ли Дакана, оказываешься лицом к лицу с тяжелой артиллерией политических кругов провинции. ДТП с Чэнь Хаем, вероятно, имеет к этому отнношение. Цай Чэнгун сейчас охраняется в гостинице Департамента общественной безопасности, так что – начинаем наступление? Хоу Лянпин надеялся ухватить кончик этой нити, распутать весь этот цзинчжоуский клубок и дать красивый бой.
У Ци Тунвэя имелась хорошая привычка: каждое утро в шесть тридцать он неизменно приходил в фитнес-клуб позаниматься на тренажерах. С той же пунктуальностью в семь двадцать он завершал занятия, принимал холодный душ, завтракал в соседней чайной, а затем шофер на «Ауди» отвозил его на работу. Конечно, так рано отправляться в фитнес как минимум необычно, но это было единственно возможное время для занятий. У начальника Департамента общественной безопасности день занят настолько, что не оставалось свободной минуты, а вечер нужно посвящать приемам, к которым добавлялись еще и постоянные заседания либо авралы по неожиданным уголовным делам. При таких авралах приходилось работать сверхурочно, так что заниматься спортом можно было только по утрам. Владелец фитнеса, его друг, обеспечил ему особый режим: назначил девушку-тренера рано утром открывать зал, встречать его и инструктировать во время занятий.
Многолетние занятия фитнесом позволили Ци Тунвэю значительно превзойти сверстников телосложением. Шесть кубиков брюшных мышц являли собой пример совершенного пресса, руки, бедра, поясница и ягодицы имели выраженный рельеф, как у культуриста. Похвалы находившейся поблизости красивой девушки-инструктора усиливали его чувство собственного достоинства, добавляя дополнительное удовольствие от жизни. Он являл собой классический образец успешного мужчины средних лет – красивое телосложение, большая власть, высокое общественное положение. Всё это, соединившись вместе, позволяло ему постоянно ощущать, что жизнь прекрасна.
Сегодня Ци Тунвэй, поднимая штангу, не мог понять: отчего это она такая легкая? Он поднимал ее без малейших усилий. Мысленно посмеиваясь, он уже видел, что Ли Дакан вне себя от ярости. Этот могущественный секретарь в итоге показал свою истинную суть, утаить которую невозможно. Эффективный менеджер Дин Ичжэнь сбежал, жена Ли Дакана получила взятку от Цай Чэнгуна, а сам Цай Чэнгун теперь в его руках и под его защитой. С профессиональной точки зрения это уже образовало законченную цепочку доказательств, которая свидетельствовала о том, что в Цзинчжоу сформировалось серьезное групповое коррупционное дело! Кто же центровой? Не ты ли, товарищ секретарь горкома? Ты способен выйти из грязи, не запачкавшись? Да кто же в это поверит. Поэтому ты и прислал начальника городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлая сюда, за Цай Чэнгуном, применив особый прием.
Чувства Ци Тунвэя к Ли Дакану были довольно сложными. С одной стороны, он мечтал использовать влияние этого члена Постоянного комитета парткома провинции, когда тот займет место вице-губернатора, с другой – искренне надеялся на его откровенный провал. Реальные события свидетельствовали о том, что использовать влияние вряд ли получится. Та старая история с плачем на могиле, неожиданно обнародованная Ли Даканом на прошлом заседании Постоянного комитета перед лицом его учителя и руководителя Гао Юйляна, открыла ему глаза: это действительно возмутительно! Хорошо, что учитель дал разъяснения вместо него самого, к тому же все кадровые назначения заморожены, поэтому и его личное кадровое назначение не получило явного отказа.
Ци Тунвэй никогда не признавал наличия у него амбиций. Амбиции – это целеустремленность. Как говорит пословица, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Способные люди с амбициями относятся к дефицитному ресурсу общества. Подумав так, Ци Тунвэй уже не улыбался и даже испытывал некоторое сожаление: не нужно было слушать учителя и помогать однокашнику Хоуцзы защищать Цай Чэнгуна – теперь это означает разрыв отношений с Ли Даканом! Может ли он сейчас открыто рассориться с членом Постоянного комитета парткома провинции Ли Даканом? Конечно, нет! Товарищ начальник департамента, решите-ка сначала арифметическую задачку: что произойдет быстрее – рухнет член Постоянного комитета или же появятся первые решения по кадровому вопросу? Стремиться следует к наибольшей выгоде. Если так считать, то в стремлении вырваться на простор самым важным является политическая выгода, пусть даже прежде член Постоянного комитета Ли сойдет со сцены. Зачем задевать его даже ради наибольшей выгоды? В этом нет никакой нужды: настоящий мужчина умеет быть гибким.
В итоге Ци Тунвэй решил прийти к компромиссному решению вопроса с Ли Даканом, который всё еще оставался членом Постоянного комитета КПК провинции. Прибыв на работу в офис, он немедленно позвонил начальнику городского отдела общественной безопасности Чжао Дунлаю и сообщил, что Цай Чэнгун находится в гостинице Департамента общественной безопасности по указанию прокуратуры провинции, а не по его приказу, и что он не в курсе, почему это произошло. Вслед за тем он позвонил секретарю Ли Дакана, чтобы тот передал секретарю Ли, что Департамент общественной безопасности вовсе не оказывает покровительства криминальным элементам, и пусть Ли Дакан не позволяет вводить себя заблуждение. В конце концов он вызвал заведующего канцелярии и в общих чертах разъяснил ему ситуацию, проинструктировав: если из прокуратуры приедут забирать человека, пусть забирают; если приедут из городского отдела общественной безопасности схватить Цай Чэнгуна, пусть забирают; если они прибудут одновременно и между прокурорскими силами и людьми Чжао Дунлая возникнет противоречие, то в помещении провинциального департамента никому не позволено сеять смуту! Передав это дело на контроль заведующему канцелярии, он выключил мобильник и покинул офис.