Внутри звездопада - читать онлайн

Мы прибыли в Рай, и что мы увидели там?

Зомби, прячущихся по кустам,

котят-упырят на окнах забытых домов,

детей-херувимов, отворачивающих лицо,

потому что с их губ каплет кровь,

когти растут на руках,

и даже братья мои архангелы, которых я знаю в лицо,

превратились в зомби и пожирают плоть

праведников, среди которых Авраам, Исаак и Лот,

и многочисленный, как морской песок,

из райских могил восстаёт

осквернённый прах.

Радуются и ликуют черти в Аду,

что всё в Раю наконец-то пошло в пи*ду,

как писал Чиннов, добро пожаловать на сковороду,

ку-ку хе-хе,

Зомбиапокалипсис произошёл в Раю!

В осквернённом Раю постоим с тобой помолчим,

глядя, как солнце падает на кирпичи

священных руин, как окровавленный серафим

выглядывает из них, и поднимается дым.

Я хотел быть святым, прожить праведно жизнь свою,

чтобы светлую Вечность пребывать вместе с Богом в Раю,

чтоб когда червь пожрет мою плоть,

мою душу не тронул огонь,

но стал зомби Господь,

и из всех моих планов теперь не получится ничего,

Вечность мою провернули теперь на х*ю.

Зомбиапокалипсис произошёл в Раю,

Зомби в Раю,

В Раю…

Провинция. Апрель,

вороньи гнезда на деревьях,

тихое солнце в окнах старых домов.

По разбитой дороге у реки

вдоль ограды заброшенного монастыря

куда-то к окраине города уходят двое парней,

размахивают руками, превращаясь

в двух старых мальчишек из богоспасаемого дворика

между малоэтажных домов,

где развешано на верёвке белье:

белая футболка, чёрный джемпер, голубые трусы,

колготки, полотенце, пододеяльник.

Маленькая собачка бежит к хозяину навстречу

и виляет хвостом.

Дед сидит на лавочке, курит.

Пахнет костром и влажной, свежей землёй,

перегнившими за зиму листьями.

Мальчишки играют на закате в руинах.

У них есть баллончики, они ими пишут на стенах.

Желтыми, как сосновое солнце, досками забиты окна,

и пахнут смолой. В дверных проемах

лежит выброшенное тряпьё. Кучи дров, коты.

Старик, член местного союза писателей,

опираясь на палку, рассказывает:

«У меня была хорошая жизнь»,

и дарит свою маленькую книжечку,

в которой написано:

«Я не пришёл к ней ночью.

У неё было слишком много мужчин.

А в моем понятии такие женщины уже не могут

ничем одарить».

Восьмидесятилетняя женщина, к которой когда-то ночью

не пришёл этот мужчина,

живет на другом берегу реки

в доме со спутниковой тарелкой и вывеской «Ателье».

Вечерами она смотрит на реку

и вспоминает всех своих мужчин:

Виктора, с которым это было просто так,

Николая, которого ей было жалко, потому что он пьяница,

Володю, к которому тянуло неудержимо

и хотелось водить пальцами по бровям

и вцепляться двумя руками в лохматую голову.

Её правнук играет в жидкой грязи на набережной.

В этом городе бомжи носят цветное тряпьё.

Желтые шары фонарей на набережной

светятся в темноте.

Включена плита.

Включена ли плита?

Кажется, что включена, а если все-таки нет?

На плите сосиски кипят.

Кипят ли они?

Сосиски ли они?

Вдруг вообще ничего нет?

Вдруг реальности нет?

А где айпэд?

В сумке.

Точно ли это айпэд?

Может, это не айпэд, а только его футляр.

Что ж, по всем признакам это айпэд,

А если все-таки нет?

Его ведь могли украсть, а вместо него подсунуть

Нечто, похожее на айпэд.

Совсем как айпэд, и все-таки не айпэд.

Кто бы мог это сделать?

Бог-обманщик.

Отличается бред от реальности или нет?

Существует этот предмет или нет?

Это событие произошло или нет?

Чем да отличается от нет?

Чем существующее отличается от несуществующего?

Заказывала в церкви одному за упокоение,

трём за здравие,

А вдруг перепутала?

И что?

Живые умрут, умерший воскреснет?

Говорят, небо не канцелярия,

А если все-таки канцелярия?

Как-то непонятно, что существует, а что не существует,

А так только, кажется…

Говорят «утрачивать контакт с реальностью»,

А что такое реальность?

Я не знаю, что такое реальность.

Я не знаю, что такое предметы.

И как себя вести со всем этим тоже абсолютно непонятно.

Совершенно невозможно завершить ни одно действие.

Делаешь – а, кажется, не сделал.

Перепроверяешь, и снова перепроверяешь,

И всё равно зияет такая дыра.

Ты говоришь: есть такие вещи,

Они не существуют, а всё равно действуют.

Говоришь, бесов глупо бояться, как Фредди Крюгера.

А я не знаю, что существует, а что не существует.

Где реальность?

Ещё такую точку зрения высказывали:

Олимпийские боги

Так же реальны для древнего грека,

Как электрон для современного физика.

Я совсем запуталась…

Реальны олимпийские боги или не реальны?

Где реальность?

Ты говоришь это (то, чего я боюсь)

Существует лишь на словах,

А чем отличаются слова и вещи?

Я плохо различаю слова и вещи.

Я чувствую какой-то архаический страх.

Где реальность?

Заказывала дедушке летом за здравие,

Три дня боялась – вдруг заказала за упокой.

Дедушка умер. Бабушка…

В общем, все разрушилось.

Теперь никогда не понятно включена плита

или выключена.

Читала у Фрейда про художника,

Который думал, что продал душу Дьяволу,

После того, как умер его любимый отец.

Я очень сильно над собой работаю,

Это все мои силы съело,

Но я борюсь…

Я так стараюсь отличать бред от реальности.

Поэтому я так плакала, когда вы сказали мне,

Что реальность относительна,

Что нет никакой реальности.

Где реальность?

Включена плита.

А теперь я её выключу.

Я медленно поворачиваю ручку.

Я проговариваю вслух:

«Я выключаю плиту».

Сосиски сварились, если это они,

А у меня день за днём продолжается эта каторга.

в комнате где уголок

неба, ветка, фонарь,

переходят друг в друга пол, потолок

комар тащит «ш» в кошмар

как гроза прибывает и как отбой

по всем пионерлагерям

делает кошка спину дугой

у окошка нагая я

смотрит таджик на меня и узбек

незнакомый рабочий простой человек

дворничиха грозит метлой

старая ведьма, меня не злословь

мои одиночество и любовь

может видеть любой

и каждый день за моим окном

куда-то идут великан и гном

ведомы своей судьбой

покуда я рылом как рыба-пила

пилю антикварные зеркала

с резьбой

я сплю в этой комнате на потолке

с сердцем твоим в руке

жизнь моя на волоске

который растёт на тебе

словно повешенный в картах Таро

синюшной склонясь головой

сухая роза висит за окном

зацепившись за ветви губой

роза цветочницы на небесах

(там цветочный есть магазин)

где ангелы при гусарских усах

земным девушкам с неба роняют цветы

и в небесный зовут монплезир

а земные девушки хлопотливы, пусты

и топчут цветы в грязи

весна и любовь, грязь и цветы

мы живём в этой комнате – я и ты

а когда мы выходим из комнатных тюрем

солнце жарит нас во фритюре

мы жаримся в нём как картофель айдахо

я даже расстегиваю рубаху

а под самой кожей весной начинается вдруг

щекотка и чешутся люди в метро

это не чесотка а такой приятный испуг

когда из-под кожи вдруг проклёвывается перо

– это значит близко время лёта

под названием лето

возлюбленный моей юности,

роющийся в помойке,

прекрасен, как возлюбленный моей юности

на престоле

хрупкие, ничьи

бомжеватые смыслы-птицы

на социальном дне

дно

птичье пение

запах сырого мха

дедовский ватник, штопаные штаны

теперь у нас только

весёлые песенки в голове

как у щегла

«плить-пить-пить»,

«пить-попить»

и ничья весна

светлое у тебя лицо, кто ты

тленная, смертная зелень и нежные

цветы, перворождённые

на краю болота

дикие, ничьи

бомжеватые смыслы-псы

кусают меня за лодыжки

бешеная лиса-нежность,

вышедшая к людям,

опустив голову

жалость

больное животное

раненое, защищающее живот

где отбросы,

где место кормления

руки, дающие пищу

то неописуемое, что чувствуешь

глядя на любимых

поцелуи в морду

не убивай меня

под тварным солнцем

лосиху образов

мысленного волка

росомаху звука

всё что остаётся

после заката

под солнцем духов

под нетварным солнцем

любви

поцелуи в морду

у ангелов всегда впереди восток, кромка зари,

солнце нетварной любви: перед правым глазом

оно – как солнце земли, перед левым – луна земли,

а перед обоими – то и другое сразу

у чертей тоже всегда впереди восток, линия тьмы,

любви к себе и к миру тёмное солнце сóби,

перед правым глазом – солнце земли, перед левым —

луна земли,

и они сливаются, когда открываешь оба

у людей стóроны света назначает восход и закат

природного солнца, люди смотрят вперёд и назад,

видят линию тьмы и первую кромку зари,

независимо от того, что у кого внутри

на Небесах и в Аду обращенье лица

отделяет зерно от волчца:

кто попадает в Ад – повернёт к Богу зад,

кто попадает на Небеса – поднимает к Богу глаза

это истинная разница между западом и востоком,

между линией тьмы и первой кромкой зари,

это две разных любви, и какая из них царит

в душе обернётся итогом её и истоком

природное солнце кажется ангелам чем-то тёмным,

это солнце растений, солнце людей и животных,

оно зачинает дички, и оно зачинает волчки,

его свет воспринимают природные наши зрачки

однажды природное солнце погибнет, но солнце

на Небесах

будет сиять в своих радужных поясах,

и тёмное солнце Ада в своих кольцах тьмы,

и кто знает, кто скажет, под которым окажемся мы

исчезнувшая комната —

жилище для незабвенного

приют забытых вещей

секретер в грозу

дачное кресло в горах

мебель, расставленная в реке

бабушкин сундук в тундре

теченье реки

огибает стулья, столы

в озере кровать и комод

птица свила гнездо на сундуке

лесной паркет

дедушкина чашка в птичьем гнезде

ванночка для Барби в морской раковине

и те, кто сидят на стульях в реке

лежат на кровати в озере

ходят по лесному паркету

ставят посуду в сервант под снегом —

приглашают меня на чаепитие

на забытый день рождения

среди любимых вещей

со старыми знакомцами

части моей души пребывают в вечном блаженстве

в забытой комнате, где мама работает у настольной лампы,

где дедушка смазывает руки кремом и надевает ночной

колпак перед сном

в печатной машинке таится моё блаженство

и в швейной машинке таится моё блаженство

как пахнет мамина одежда в шкафу – она пахнет

блаженством

но угадаешь ли ты место, где спрятана тайная тайных

моего сердца?

откидная полка в ногах маминой кровати

и секретное отделение —

ты знаешь – там не может быть пусто!

там, в тёмных углах

части моей души пребывают в вечном блаженстве

сами в себе

один стенами сумерек защищён

другой дрожит от страха в неприступной башне

один ветром одетый непобедим

другой трепещет в неуязвимой броне

столяр подтвердил: мебель в доме твоём

состоит из мыслей; оружейник сказал:

из мыслей твоя броня. голый и в доме пустом

от страха ты многое вообразил, но вера

твоя защищает тебя и впредь: ты неуязвим,

защищён, или это безумие, но в раковине морской

тебе уютно свернуться и в гнезде малиновки

клюв открывать с птенцами в ямке между корнями,

у гнилого пня или в пустой норке. также тебя

привлекают беличьи дупла в старых деревьях,

мох, сухие ветви и листья, соломинки, перья, шерсть,

в которых ты уютно сворачиваешься, и твоё тело —

такое маленькое, круглое, неуязвимое,

ты уже не вернёшься к страху того голого человека,

к его обидной телесности, когда в гнезде

вылупились братья, и вы, чирикая, смотрите на звёзды

сорванный цветок

какое-то время

выглядит прежним

продолжает стоять

но по паволоке в глазах

понимаешь, что сокрушён

цветок-самурай

Жили-были

Адам и Ева

справа и слева

рай —

слева

заснула Ева,

справа

заснул Адам

И сказаны были

над ними слова

о первой стихии,

матери вещества

Они плакали вместе

о матери-бездне

которую люди любили

всегда

шла бабушка-верба с горбом из снега

наклонялась к земле и вовсе упала

а весна пришла – горб растаял и встала

девушкой, оглянулась:

у подруги-ивы на ветвях серебряные пуховки

земля – как жираф в проталинах пятен

ждёт пыления орешника

и жениха медвежьего

иные спали глухо и крепко

в чешуйчатых робах почек

а кое-кто оставался зелёным

под снегом, как толокнянка

проснулась от яркого света

берёза – по ней ползёт жук

жаль тех, кто в начале лета

умрёт, как гусиный лук

в устье зимы снег состоит из начал

весны: иглы, шишки, ветки с куста

в истоке весны земля – последний причал

последнего снега куска

уже он ручей – для него началась жара,

а для цветов не кончились холода,

ночью снится посконный мужицкий рай,

старый крест, вечная воля и борода

осина на вырубке

ольха на пожарище

берёза на брошенной пашне

цветут в разноцветных серёжках

передают друг другу привет по ветру

– хорошо на пожарище?

– привольно на брошенной пашне?

– светло на вырубке?

на пожарище пахнет скорбью и одиночеством

на брошенной пашне пир сорняков и грачей

на вырубке солнце греет старые чёрные пни

в ночной печи горят берёзовые дрова

утром после дождя на крыльце цветные разводы —

золотой пыльцой написанные слова

о первозданной тоске, растворённой в природе

жреческие слова

в дыме костра

покуда мы закрываем печной заслон и

спим в тепле как звери в логове до утра

и другие слова

пишут звёзды на наших ладонях

после зимы

на сосне распустились почки

и там оказались

листья!

лес был светел и пуст

но в нём поднималась сила

первобытных могучих чувств

что, как птенца, поила

стал он тенист и густ

вскормлен стихией самóй

тёмной природой чувств

материнской тьмой

черёмуха на сырой

опушке лесной

медоносит сладко от злой

поэтической силы его

был лес лыс

а стал в волосах до пят

как в поэзии смысл

лес творит себя

как брусничный холм

в сосняке сухом

в белых цветах

лес творит себя

дрозд клюёт блестящую

чёрную крушину

вящую гудящую

чёрную кручину

пахнет сыростью, мышиным

запахом лесным,

дрозд дождя клюёт крушину

облака темны

слушай, кошка,

где-то в поле

мышка тебя ждёт

слушай, мышка,

это кошка

сквозь кусты идёт

после полымя дневного

морось темноты

дело дождика лесного

потушить цветы

у каждой иголки сосны

есть своя пара

даже после смерти

они отпадают вместе

(в Аду нет сосны,

она не выносит серу,

сосна – один из вернейших

признаков Рая)

сосны – это любовь

а ещё есть эротика

милых родинок

на руках бересклета

не знает «до» и «после»

нерастворимая среди причин и следствий

абсурдность Тертуллиана:

единожды из рук моих выпала на пол кружка

семь лет прожила я с мужем

десять минут мерила температуру

пять раз пред глазами моими вставали горы

девять озёр я находила в лесу на даче

единожды тысячекратно ни разу

абсурдно неповторимо

прекрасна коробка с пуговицами и нитками

в ящике наверху серванта —

это будет всегда,

нет ничего другого,

ты хочешь делать одно, другое —

это не нужно

ни для чего другого нет в Боге места:

ни для любви и дружбы,

ни для труда и молитвы,

лишь для прекрасной коробки с пуговицами и нитками

в ящике наверху серванта

одно только дело, одно на века безделье:

пуговицы блаженства, нитки блаженства,

вдевать нитки блаженства в пуговицы блаженства и снова

нитки блаженства в пуговицы блаженства