По следам убийцы, или Тайна улицы Пешо

Париж, полночь. На темных водах Сены, таинственно струящихся мимо Вандомской площади и черных стен монастыря Нотр-Дам, играют блики фонарей, бесконечной цепочкой протянувшихся вдоль Елисейских Полей и Больших бульваров.

Великая французская столица не спит.

В этот час миром правят зло, преступление и грех.

Сотни фиакров бешено проносятся по улицам, доставляя домой из оперных и концертных залов усыпанных драгоценностями женщин, прекрасных, как мечта, а в миниатюрных, похожих на бонбоньерки ложах кафе «Ту ле Тан» ужинают, смеются, острят, перебрасываясь бонмо, колкостями, шутками, рассыпая жемчужины мысли и тонкой беседы. Роскошь и нищета шагают по улицам бок о бок. Бездомный гамен, выклянчивающий су на ночлег, и расточительный повеса, швыряющий на ветер золотые луидоры, проходят по одним и тем же тротуарам.

В час, когда другие города погружены в сон, Париж окунается в водоворот веселья.

Первое действие нашей драмы разыгрывается в погребке на улице Пешо.

Густая пелена табачного дыма от бесчисленных трубок застит свет. Воздух – сгусток множества зловонных дыханий. Мерцающее пламя единственного газового рожка тускло освещает сцену, достойную кисти Рембрандта, или Морленда, или Кейзеля.

Гарсон разливает по выщербленным чайным чашкам скудные порции абсента и обносит ими тех членов этого разношерстного сборища, которые в состоянии наскрести в кармане несколько су.

Прислонившись к стойке бара, стоит Канайя Крюшон, более известный под кличкой Серый Волк.

Это самый плохой человек в Париже.

Рост его превышает четыре фута десять дюймов; острый хищный профиль и буйная масса серых всклокоченных волос на голове и на лице заслужили ему это страшное прозвище.

Его полосатая блуза расстегнута на груди и небрежно заправлена в грязные кожаные штаны. Из-за пояса торчит рукоятка не знающего пощады ножа. Один удар его острого лезвия мгновенно вскрывает любую коробку лучших французских сардин.

– Voilà[3], Серый Волк! – восклицает бармен Кухо. – Сколько жертв на твоем счету сегодня? Что-то я не вижу крови у тебя на руках. Неужто Серый Волк разучился кусаться?

– Sacrе Bleu, Mille Tonnerre[4], черт подери! – скрежеща зубами, произносит Серый Волк. – Вы что-то слишком расхрабрились, мсье Кухо, кто вам позволил так разговаривать со мной? Клянусь преисподней, я сегодня даже не обедал. Какая там добыча! В Париже просто житья не стало. За две недели мне удалось придушить и ограбить одного-единственного богатого американца.

А все эти демократы! Они погубят страну. С этим своим подоходным налогом и свободой торговли они совсем расшатали крупный капитал. Carramba! Diable![5] Провалиться им!

– Шшш! – зашипел вдруг старьевщик Шампани, обладатель капитала в двадцать миллионов франков. – Кто-то идет сюда!

Дверь погребка отворяется, и какой-то мужчина, мягко ступая, спускается по шатким ступенькам. Все в безмолвном оцепенении наблюдают за ним.

Мужчина подходит к стойке бара, кладет на нее свою визитную карточку, заказывает стакан абсента, достает из кармана маленькое зеркальце, устанавливает его на стойке и принимается прилаживать себе фальшивую бороду и парик и рисовать углем морщины, быстро превращаясь в старика семидесяти одного года от роду.

После чего, забившись в самый темный угол, он начинает следить оттуда за всеми, зыркая по сторонам острыми, как у хорька, глазами.

Серый Волк крадучись приближается к стойке и впивается взглядом в визитную карточку, оставленную незнакомцем.

– Святая преподобная Брижитта! – восклицает он. – Да это же Тикток, сыщик!

Минуту спустя в погребок входит очень красивая женщина.

Изнеженная, выросшая в холе, привыкшая к самой изысканной роскоши, какую можно приобрести за деньги, эта женщина на заре своей юности бежала из монастыря Святой Сюзанны де ла Монтард с Серым Волком, пленившись его бесчисленными преступлениями и его профессией, не позволявшей ему скрипеть башмаками в прихожей и храпеть в постели.

– Parbleu[6], Мари! – зарычал Серый Волк. – Que voulez vous? Avezvous le beau cheval de mon frère, ou le joli chien de votre père?[7]

– О нет, нет, Серый Волк! – возопило разноликое сборище плутов, убийц и карманников, ибо даже их зачерствелые сердца содрогнулись от этих ужасных слов. – Mon Dieu![8] Ты не можешь быть столь жесток!

– Tiens![9] – огрызнулся обезумевший от ярости Серый Волк, и нож блеснул в его руке. – Voilà! Canaille! Tout le monde, carte blanche enbonpoint sauve que peut entre nous revenez nous à nos moutons![10]

Испуганные санкюлоты отпрянули в ужасе, а Серый Волк, схватив Мари за волосы, рассекает ее на двадцать девять абсолютно равновеликих кусков.

Наступает могильная тишина. Серый Волк еще стоит с окровавленными руками над трупом, а седобородый старик, наблюдавший эту сцену, срывает с себя фальшивую бороду и парик, и убийца видит перед собой знаменитого французского сыщика по имени Тикток.

Безмолвные и остолбеневшие, взирают завсегдатаи погребка на величайшего из современных сыщиков, приступившего к выполнению своего профессионального долга.

Он же первым делом принимается измерять рулеткой расстояние от трупа убитой женщины до стены; затем записывает фамилию бармена и день, месяц и год, когда было совершено преступление. После чего, достав из кармана сильный микроскоп, тщательно изучает каплю крови, взятую из растекшейся по полу лужи.

– Mon Dieu! – бормочет великий сыщик. – Это именно то, что я предполагал и чего опасался, – это человеческая кровь!

И, быстро записав в свой блокнот результаты проведенного расследования, великий сыщик покидает погребок.

Он спешит в главное управление парижской жандармерии, но внезапно застывает на месте, досадливо хлопнув себя по лбу.

– Mille tonnerre! – бормочет он. – Мне же следовало спросить имя этого человека с ножом в руке!

Герцогиня Валери дю Бельведер дает прием у себя во дворце.

Покои залиты мягким светом парафиновых свечей в тяжелых серебряных канделябрах. Здесь собралась вся знать и все богачи Парижа.

Из-за портьеры льется музыка четырех духовых оркестров, исполняющих популярную мелодию «Кто в лес, кто по дрова». Лакеи в расшитых позументом ливреях бесшумно разносят кружки с пивом и выносят яблочную кожуру, которую гости бросают на ковер.

Валери, седьмая герцогиня дю Бельведер, окруженная красивейшими, храбрейшими и умнейшими представителями столичной знати, возлежит на оттоманке литого золота, откинувшись на подушки из гагачьего пуха.

– Ах, мадам, – говорит принц Шампиньон из Палэ Руаяль, угол Семьдесят третьей улицы, – как сказал Монтескьё: «Rien de plus bon tutti frutti»[11]  – вы сама молодость. Сегодня в вашем салоне нет никого красивее и остроумнее вас. Я едва могу поверить своим глазам, когда вспоминаю, что тридцать один год тому назад вы…

– Полно вздор-то молоть! – властно говорит герцогиня.

Принц отвешивает низкий поклон и, вытащив усыпанный брильянтами кинжал, наносит себе смертельный удар в сердце.

– Немилость вашей милости страшнее смерти, – говорит он, берет свое пальто и шляпу с каминной полки и покидает зал.

– Voilà, – говорит Бэбэ Франкмассон, лениво обмахиваясь веером. – Все мужчины на один лад. Льстите им, и они будут целовать вам ручки. Ослабьте хоть на миг шелковые вожжи тщеславия и самомнения, которыми вы держите их в плену, и эти сукины дети уже плевать на вас хотели. А по мне, так ну и черт с ними.

– Ах, принцесса, – со вздохом произносит граф Пумперникель и, наклонившись к принцессе, шепчет ей на ухо, пожирая ее глазами: – Вы слишком беспощадны к нам. Бальзак говорит: «Женщина – это то, чем ни одно живое существо не может быть по отношению к другому». Неужели вы с ним не согласны?

– А, бросьте, – говорит принцесса. – Философия мне приелась. Пошли вы с ней!..

– Так пошли, что ль, отсюда? – говорит граф.

Рука об руку они выходят и направляются в игорный дом.

Арманда де Флердоранж, юная меццо-балерина из «Фоли-Бержер», готовится петь.

Слегка откашлявшись, она кладет объемистый кусок жевательной резинки на крышку рояля, так как по залу уже разносятся звуки аккомпанемента.

Сейчас она запоет. Герцогиня дю Бельведер, хищно вцепившись в подлокотники оттоманки, впивается в певицу остекленевшим от напряжения взором.

Она затаила дыхание.

Арманда де Флердоранж, не издав ни звука, шатается и, смертельно побледнев, как подкошенная падает замертво на пол. Герцогиня испускает вздох облегчения.

Она ее отравила.

Потрясенные гости, едва дыша, толпятся вокруг рояля, и по телам их пробегает дрожь, когда они, взглянув на стоящие на пюпитре ноты, видят, что романс, который не успела спеть балерина, называется «Красотка Мари».

Двадцать минут спустя темная, закутанная в плащ фигура выходит из ниши в сводчатой стене Триумфальной арки и быстрым шагом устремляется в северном направлении.

Мы видим, что это не кто иной, как сыщик Тикток.

Сеть улик все туже затягивается вокруг убийцы Мари Крюшон.

На колокольне собора Нотр-Дам часы показывают полночь.

В других расположенных поблизости пунктах точно такое же время суток.

Шпиль собора возносится на 20 000 футов над мостовой, и случайный прохожий, быстро произведя в уме простое арифметическое действие, легко может установить, что собор этот по крайней мере вдвое выше других соборов, насчитывающих в высоту всего 10 000 футов.

На верхушке шпиля имеется небольшой деревянный помост, на котором может поместиться не более одного человека.

На этой утлой конструкции, приходящей в колебательное движение от самого легкого ветерка, притулилась закутанная до бровей фигура человека, загримированного под оптового торговца бакалеей.

Старик Франсуа Бонбаллон, знаменитый астроном, изучая звездные миры из своего чердачного окошка на Рю де Болонь, содрогнулся от ужаса, случайно направив свой телескоп на одинокую фигуру на макушке шпиля.

– Sacrе Bleu! – прошипел он сквозь свои новые зубы из целлулоида. – Это же Тикток, сыщик. Хотел бы я знать, за кем он на этот раз охотится!

Тикток острым рысьим взглядом окидывает холм Монмартра и внезапно слышит тяжелое дыхание у себя за спиной. Мгновенно обернувшись, он встречает устремленный на него бешеный взгляд Серого Волка.

Канайя Крюшон, прикрепив к ногам патентованные монтерские когти «Уорлд Юнайтед Телеграф Компани», вскарабкался на шпиль собора.

– Parbleu, мсье, – говорит Тикток. – Кому я обязан честью этого визита?

Серый Волк улыбается – мягко и слегка пренебрежительно.

– Вы Тикток, сыщик? – говорит он.

– Да, это я.

– Тогда слушайте: я убийца Мари Крюшон. Она была моей женой. У нее были холодные ноги, и она ела лук. Что мне еще оставалось делать? Но жизнь манит меня. Я не хочу на гильотину. Я узнал, что вы напали на мой след. Верно ли, что расследование убийства поручено вам?

– Да, это так.

– Хвала Создателю, тогда я спасен.

Серый Волк тщательно поправляет когти на ногах и спускается вниз.

Тикток достает из кармана блокнот и что-то в него записывает.

– Наконец, – произносит он вслух, – у меня есть ключ к разгадке тайны.

Граф Канайя Крюшон, известный когда-то под кличкой Серый Волк, стоит в роскошной гостиной своего дворца на Восточной Сорок седьмой улице.

Спустя три дня после сделанного им сыщику признания он случайно заглянул в карманы выброшенной за непригодностью пары брюк и обнаружил там двадцать миллионов франков золотыми монетами.

Внезапно дверь распахивается, и сыщик Тикток с дюжиной жандармов возникает на пороге.

– Я пришел вас арестовать, – говорит сыщик.

– На каком основании?

– По обвинению в убийстве Мари Крюшон в ночь на семнадцатое августа.

– Какие у вас улики?

– Я видел это собственными глазами, а затем вы сами признались мне во всем на шпиле собора Нотр-Дам.

Расхохотавшись, граф достает из кармана какую-то бумажку.

– Прочтите, что здесь написано, – говорит он. – Вот вам неопровержимое доказательство того, что Мари Крюшон умерла от разрыва сердца.

Сыщик Тикток смотрит на бумажку.

Это чек на 100 000 франков.

Тикток мановением руки повелевает жандармам удалиться.

– Мы допустили ошибку, господа, – говорит он и, повернувшись, направляется к двери, но граф Канайя преграждает ему путь.

– Одну минуту, мсье, – говорит он.

Граф Канайя срывает с себя фальшивую бороду, и мы видим сверкающий взгляд и всемирно известные черты знаменитого сыщика Тиктока.

А затем, прыгнув вперед, он срывает парик и накладные брови со своего посетителя, и перед ним, скрежеща зубами в бессильной ярости, стоит Серый Волк.

Тайна убийства Мари Крюшон так никогда и не была раскрыта.

Загрузка...