Прохладный летний ветер приятно обдувал лицо, истомившееся от долгого и знойного августовского дня. В этих широтах конец лета всегда выдавался особенно жарким, что вполне устраивало Крамера, для которого рабочий день начинался после захода солнца. Всё дневное время, когда солнечные лучи не грели, а обжигали, он всё равно проводил дома – либо работая за компьютером, либо отсыпаясь в своей кровати после бессонной ночи.
Работа Крамеру не надоедала. С одной стороны, конечно, это скучно – сидеть и ничего не делать столько времени, ожидая щелчка затвора, однако умный человек всегда найдёт, чем заняться, о чём подумать. Вот, например, Сэму пора бы уже в школу с сентября записывать – а вот в какую, так и не решено, и Джулия никак не соглашается на Мэриленд. А чем, спрашивается, так плох Мэриленд? Всё одно уже решили, что переезжать будут, так и велика ли разница, в какой штат…
Ночь была удивительно тихой, и мрачную тишину нарушало лишь тихое и мерное гудение моторов. Телескоп медленно и незаметно поворачивался вслед за звёздами, убегавшими в течение всей ночи от его огромного двадцатидюймового глаза. Новейшая система плавного ведения и корректировки позволяла делать идеальные снимки с весьма длительной выдержкой, на которых ни одна из бесчисленного числа звёзд не смазывалась и не уползала.
Крамер сам не заметил, как его размышления плавно перетекли в сон. Какая-то ночная птица пролетела над самой его головой, но мужчина лишь повернулся на бок в своём кресле и подложил руку под откинутую голову.
Внезапно щелчок фотоаппарата вывел Крамера из сна, и он с усилием поднялся с кресла. Медленно мерцавшая лампочка на фотоаппарате погасла, и теперь её сменил ровно светящийся индикатор, показывавший, что снимок с выдержкой в 300 секунд завершён и в данный момент обрабатывается компьютером.
– Ну что ж, на сегодня хватит, – довольно пробормотал Крамер, откручивая камеру от переходного кольца. – Последняя ночь, и скоро я наконец-то смогу вернуться домой.
Джейкоб Крамер был ярым фанатом астрономии. Он с детства интересовался буквально всем, что так или иначе было связано со звёздами и межпланетными путешествиями. Уже много позже, когда он закончил колледж и почувствовал себя самостоятельным и взрослым, его увлечение окончательно оформилось и выразилось в тяге к астрофотографии. К тому времени он уже понял, что полёты на ракетах в дальние уголки космоса – это не более чем романтичная сказка древних писателей-фантастов, разбивающаяся о прозаичную картину суровой реальности. Равно как и детские мечты Джейкоба о том, как он будет сидеть в огромной обсерватории за многометровым телескопом, направленным, подобно гигантской пушке, в небо, и, переводя его с одной планеты на другую, открывать далёкие миры и внеземные цивилизации.
Всё это было в прошлом, и теперь молодой человек прекрасно понимал, что на самом деле настоящие открытия совершаются совершенно иными способами. Однако Крамер был слишком неусидчив для карьеры астрофизика-теоретика и испытывал патологическое отвращение к длинным и скучнейшим формулам.
Вид галактики Андромеды, когда Джейкоб впервые попробовал сделать снимок этого туманного пятнышка на небе с длительной экспозицией, поразил его до глубины души. Волшебным образом бледное и бесформенное пятно, тускло различимое в 90-миллимитровый школьный рефрактор, превратилось в смазанную, но легко узнаваемую правильную спираль, слегка наклонённую набок.
Этот первый опыт в фотографии перевернул все представления молодого человека и определил его дальнейшую судьбу. Осознание простых истин оптики и фототехники – то, что время открытого затвора имеет гораздо большее значение, чем размеры линз телескопа, – стало шоком для юного астронома и казалось каким-то волшебством. Крамер отдался своему увлечению целиком, начиная осваивать эту трудную и непростую сферу современной астрономии.
И вот уже который год Джейкоб работал в НАСА, занимаясь тем, что стало делом всей его жизни. Он мог часами изучать различные снимки, получен ные с разных телескопов и спутников, анализировать данные, проводить моделирования по проверке полученных сведений и проводить дни и ночи напролёт, обрабатывая за компьютером свои фотоснимки.
Именно астрофотография действительно открывала широкие горизонты для совершения шокирующих открытий – уверял своих родителей и знакомых молодой астроном. Все самые знаковые открытия последних лет, касающиеся близкого и дальнего космоса, были совершены именно посредством изучения фотографий звёздного неба, сделанных через телескоп, – да что там говорить, очень часто и вовсе любительских фотографий! Подавляющее количество комет, астероидов, сверхновых и прочих объектов, выявленных в нашей солнечной системе и галактике за последние десятилетия, были открыты именно астрономами-любителями, которые обнаруживали аномальные и необычные объекты на своих снимках. Это может показаться парадоксальным, что для открытия нового астероида вовсе не нужна огромная обсерватория, а всего лишь изрядный запас терпения и энтузиазма (ну, желательно ещё и чистое небо).
В данный момент Крамер заканчивал свою летнюю сессию фотографий небольшого участка созвездия Девы, которую он фотографировал каждую ночь на протяжении трёх недель. Сегодня эта работа наконец-то подошла к завершению, и Крамер готовился забить в программу компьютера последний кадр и начать обработку полученных снимков. Съёмка проходила с достаточно большим для астрофотографии увеличением, вернее, максимальным, которое позволяло 507-миллиметро-вое зеркало телескопа Джейкоба, при котором атмосферные потоки нагретого воздуха ещё не слишком сильно размазывали кадр. Целью являлось получение максимально подробных снимков чрезвычайно малой и до недавнего времени неизвестной кометы с номенклатурным номером X/2030 A2, названной в честь её первооткрывателя кометой Фридмаха.
Она внезапно вынырнула откуда-то из глубин Облака Оорта и вначале не обратила на себя особого внимания – учёные НАСА гораздо больше занимались завершением разработки плана первой пилотируемой экспедиции на Марс, в связи с его ожидающимся великим противостоянием, однако вскоре выяснилась одна интересная особенность. Данная комета очень стремительно приближалась к орбите Юпитера, и ожидалось, что она может пройти чрезвычайно близко от него – настолько близко, что либо окажется притянутой его гравитацией и станет одной из его бесчисленных лун, либо обрушится на его поверхность и развалится на части в бурлящем океане жидкого водорода. При любом раскладе участь кометы была незавидной, но и событие намечалось, по меньшей мере, весьма интересное.
Однако первичные расчёты пока не могли дать никакой точной информации, и поэтому Джейкоб Крамер и занимался фотосъёмкой, на основании которой можно было бы определить дальнейшую траекторию и скорость кометы.
Джейкоб загрузил все фотографии в программу и для начала включил простой обрабатывающий фильтр. Компьютер немного подумал и предложил оптимальный выбор соотношения цветов на фотографии; Крамер, подвигав немного вправо-влево ползунком регулятора цветовой гаммы, выбрал положение, при котором сторонние шумы и засветы на снимках были менее всего приметны, и нажал «Окей».
Теперь предстояла возня с «дарками» – тёмными снимками, необходимыми программе для обработки фотографий, а также прочей необходимой фотографической мишурой, без которой профессиональная астрофотография совершенно невозможна. Уверенно водя мышкой и постоянно внося различные корректировки в окно программы, Джейкоб, наконец, выбрал позицию «сложить выбранные кадры» и нажал ввод.
Астроном откинулся на спинку кресла и широко зевнул, рискуя вывихнуть челюсть. По сути, работа была выполнена, и больше от него ничего не требовалось; умники из орбитального отдела проанализируют снимки и доделают всю работу по вычислению траектории кометы без его помощи. Однако какой дурак будет отдавать в центр кадры, на производство которых ушёл почти месяц, даже толком не рассмотрев их?
Крамер решил провести стандартную процедуру по сложению и кадрированию снимков, затем расположил получившиеся из сложенных снимков изображения в последовательности съёмки и составил единую анимацию движения кометы. Джейкоб хорошо знал свою работу – комета Фрид-маха на всех кадрах была в кадре, и ни на одном из снимков не обнаруживалось ни малейшего смещения звёзд.
Подровняв края всем снимкам, Крамер запустил анимацию. Длительность составляла 7 секунд при частоте 3 кадра в секунду, после чего анимация проигрывалась заново. Так как телескоп на протяжении всех съёмок постоянно поворачивался вслед за звёздами, на каждом снимке звёзды были на одном и том же положении, однако комета медленно двигалась между ними из верхнего правого угла в нижний, описывая диагональ.
Хвост кометы, однако, был весьма жалок – настолько, что его было практически не видно. Это и неудивительно – по большей части хвостовая часть кометы представляет собой частицы замёрзшего газа, который тает по мере приближения к горячей звезде.
Крамер попробовал искусственно увеличить экспозицию кадров, сначала на две позиции, потом на все четыре, делая тёмные объекты более яркими в ущерб общему качеству снимков. Анимация продолжала прокручиваться, и вдруг астроном заметил интересную деталь – как будто в одном из участков неба, между двумя яркими звёздами, пиксели экрана стали более светлыми, чем окружавший их фоновый шум, и слегка передвигались на каждом кадре.
Это было настолько необычно, что Джейкоб даже не сильно удивился. Он вернул экспозиционную корректировку на ноль и сделал цифровое увеличение данного участка неба.
Теперь, когда он видел только этот кусок неба площадью менее чем одна десятая квадратной секунды, он отчётливо увидел, как какой-то объект, вернее, его размазанный трек двигается между неподвижно стоящими на фотографиях звёздами, с каждым кадром медленно смещаясь в сторону альфы Девы.
Что же это могло быть? По данным каталогов и программ, имеющихся у Крамера, на этом участке сейчас нет ни астероидов, ни малых планет. Значит, какое-то неизвестное тело?
Джейкоб вытер пот со лба и снова склонился над монитором. Возникло желание как можно скорее позвонить в свой отдел и заявить о своём открытии, но голос разума заглушил подобные мысли. Будь это более-менее крупный объект, его бы уже открыли или засекли бы по отклонению из-за его гравитационного поля; это не может быть ни малая планета, ни комета. Есть, конечно, соблазн предположить, что это далёкий-предалекий транснептуновый объект, по типу Эриды, который сейчас немного приблизился к Земле и стал заметен, но это предположение разбивалось о факт наличия у него высокой скорости движения: так может двигаться тело, только достаточно близкое к Земле. Скорее всего, это вшивенький астероид метров пятнадцати в поперечнике, однако…
Однако, в любом случае это открытие.
Крамер зашёл в почту и быстро набрал руководителю своего отдела сообщение о вынужденной задержке ещё на одни сутки.
Нужна была ещё одна ночь, чтобы сделать качественный снимок таинственного объекта.
Кроме атмосферы и погодных условий, астрофотография с Земли также сильно зависит от длительности ночи на той или иной широте. Так, здесь ночь августа длилась примерно восемь часов, однако клади полчаса на угасание Солнца после заката, да и завершить фотосъёмку нужно будет тоже уже до восхода Солнца. Поэтому выйдет очень неплохо, если удастся сделать хотя бы раза в два больше снимков для сложения, чем предыдущей ночью, и с более-менее солидной выдержкой, при которой объект ещё не начнёт ползти в стороны и размазываться.
Сначала Джейкоб рассчитал положение и прикинул относительную скорость неизвестного объекта в градусах на координатной сетке, чтобы определить, как следует сместить телескоп относительно его предыдущей позиции, чтобы таинственный объект попал ближе к центру; кроме того, это также позволит избежать превращения объекта на снимке в жирную линию. Наконец, фотограф настроил аппаратуру, сориентировал систему автонаведения телескопа по Веге, Бетельгейзе и Проциону и приготовился ждать удобного момента для начала съёмки. Увеличение было максимально допустимым при такой высоте наблюдения над уровнем моря.
Солнце понемногу закатывалось за горизонт. Крамер недовольно покосился на небольшую полосу туч, лениво плывущих по небу, однако пока что они не собирались пересекать угол обзора телескопа.
Джейкоб запустил программу съёмки и ушёл с площадки в беседку. Сначала астроном попытался снова немного вздремнуть в кресле, однако сон никак не шёл, все мысли крутились вокруг непонятного объекта. Крамер попытался прикинуть размеры и массу астероида, исходя из уровня его светимости и скорости, однако данных было очень мало, да и не был он особо силён в теоретических расчётах – гораздо лучше он разбирался в диафрагме и апертуре, чем в логарифмической прогрессии звёздных величин и тому подобной ерунде.
«Ну, предположим, что его яркость – что-то вроде двадцать второй звёздной величины… Хм… При этом астероиды все крайне тёмные и поглощают большую часть света… значит, если отражается около нескольких процентов света, то, стало быть, он может быть не таким уж и маленьким… ну, может, метров 70 диаметром… однако, тогда выходит, он должен быть совсем близко к Земле, раз я его засёк? Что же это такое?»
Джейкоб имел хорошее представление обо всех системах слежения и контроля НАСА и русского Агентства и знал, что так близко 70-метровый астероид к Земле незамеченным вряд ли бы подлетел. С другой стороны, не так давно мимо Земли пролетел 200-метровый астероид, который и вовсе открыли уже после прохождения им линии земной орбиты…
Когда первые звёзды с восточной стороны начали гаснуть, а небо светлеть, Крамер завершил съёмку. В этот раз астроном отснял максимально возможное количество кадров, которое позволяла ему длительность августовской ночи; сложив все снимки, Джейкоб надеялся получить максимально чёткое изображение объекта.
Проведя стандартную обработку кадров, астроном сделал дополнительное цифровое увеличение. Компьютер на несколько секунд повис и выдал обработанный снимок. Теперь полоска из чуть более серых, чем окружающий фон, пикселей оформилась в единый, вполне воспринимаемый объект неправильной, но совершенно определённой формы.
Крамер снял с носа очки, положил их на стол рядом с собой.
Похоже, это был не астероид.
– Пол, ради бога, – поморщился Ричард Симпсон, помощник первого заместителя руководителя НАСА, когда его секретарь снова попытался его перебить. – Прекрати ныть и лучше принеси мне кофе.
Пол демонстративно закатил глаза и, развернувшись, вышел прочь из кабинета.
– Мог бы и прикрыть за собой дверь, – недовольно пробурчал Ричард, снова пододвигая к себе файл с фотографиями.
«Что же это такое, – снова подумал он. – Может быть, ранее неизвестный спутник-геостационар? Предположим, его скорость совпадает со скоростью вращения земли, и он кажется висящим в небе… а на снимке с выдержкой, наоборот, превратился в линию. Чёрт, чёрт, где же эти олухи из центра? Они обещали подъехать ещё к двенадцати!»
– Что будем делать с этим? – мрачно кивнул Пол в сторону снимков, когда вернулся со стаканчиком кофе в руках.
– Не знаю, – устало покачал головой Ричард Симпсон. – Не похоже, чтобы это был астероид – орбита непонятная, да и близко он что-то к нам. Видимо, придётся собирать совещание, пусть отделы пораскинут мозгами.
– Большинство из вас уже знает цель нашего собрания, однако я всё же напомню некоторые события, которые произошли несколько дней назад. – Ричард внимательно оглядел сосредоточенные лица всех собравшихся в кабинете специалистов и продолжил:
– Позавчера наш астрофотограф обнаружил на сделанных им снимках кометы Фридмаха трек, оставленный объектом, двигающимся по траектории, отличной от траектории других звёзд и планет. Сделав более подробный снимок с высокой выдержкой, он смог получить изображение этого тела в статике с более высоким качеством. Вот этот снимок.
Ричард щёлкнул маленьким пультиком, и прикреплённый к потолку проектор негромко загудел. Затем на белом экране, висевшем позади спины выступавшего, появилась увеличенная фотография, сделанная Джейкобом Крамером. Объект, оказавшийся в самом центре, распадался на пиксели и в целом был похож на планету, однако его края были очень резкими, если не сказать – ровными.
– Как вы видите, это объект неправильной формы, и он не шарообразен, – продолжил Ричард Симпсон, когда разговоры и громкий шёпот, поднявшийся в кабинете после включения проектора, слегка утихли. – Мы не знаем на данный момент точные размеры, скорость и направление движения данного тела, равно как и его природу. Я поднимаю вопрос о дальнейшем, более глубоком исследовании этого объекта, в том числе, задействовании орбитальных телескопов. Однако сначала я хотел бы услышать ваше мнение, коллеги.
В зале повисло молчание. Джозеф Стивенсон, астроном-теоретик, задумчиво грыз карандаш.
– Можно ли точно определить направление и скорость движения этого тела по снимкам, которые у нас есть? – спросил Грегори Мэйсон.
Ричард вопросительно посмотрел на Стивенсона из Орбитального отдела. Тот пожал плечами.
– Ну, точную траекторию мы сразу сказать не сможем, конечно, но прикинуть её можно попробовать, – сказал он. – Кроме того, необходимо будет провести спектральный анализ, возможно, получить параметры по Допплеру… Хм… Что же касается дистанции, как и размеров объекта, то для этого нужно бы измерить его параллакс… а это, хм… ну, скажем, достаточно сложное и долгое занятие.
– По крайней мере, хоть что-то мы можем предположить с более-менее высокой степенью уверенности? – спросил Ричард Симпсон.
– Я бы сказал, что будь это классический астероид или метеороид, покрытый тёмной и малоотражающей космической пылью, то это тело имело бы диаметр близкий к 100 метрам, – медленно сказал Стивенсон. – Однако это может быть металлический метеор относительно недавнего происхождения, не успевший потемнеть, вследствие чего он так сильно блестит. Тогда его диаметр может быть и намного меньше, может, даже меньше, чем 10 метров.
– Ладно, – устало махнул Ричард.
– А откуда у нас вдруг взялся свежий метеорит из металла? – спросил кто-то из присутствующих.
– Ну, на спутнике Юпитера Ио до сих пор идёт бурная вулканическая активность, быть может, кусок вулканического продукта вылетел из атмосферы из-за слабой гравитации, и…
– Но речь идёт о металле, а не о пемзе, – язвительно заметил тот же голос.
– Да, а ты анализировал состав вулканических пород на Ио?! – огрызнулся на это Стивенсон.
– Так, всё, хватит! – поднял руку Ричард Симпсон. – Полагаю, никто спорить не будет, что данное тело – более чем странный космический объект, к изучению которого есть смысл подключить и другие отделы. Все согласны?
Собравшиеся в зале более-менее активно покивали головами, ожидая, что будет дальше.
– В таком случае, я жду ваши письменные соображения по данному поводу. Передадим эту проблему наверх и посмотрим, на что расщедрится наше начальство.
– И сколько времени может на это уйти? – недовольно заметил Лори Болден, первый заместитель руководителя НАСА.
– Я не знаю, вероятно, день-два, – ответил Ричард. – Смотря сколько времени уйдёт на отправление запросов, как быстро на них ответят, рассчитают все данные…
– Я надеюсь, что, по крайней мере, оно того стоит? – спросил мистер Болден. – Или нас снова подымут на смех, как в тот раз с сообщениями о вулканах на Венере?
– О нет, – ответил Ричард, покачав головой, – по этому поводу вы можете не сомневаться. Это действительно что-то очень любопытное, хотя я и не рискну даже предположить, что именно мы можем обнаружить.
– Хочется в это верить, – негромко процедил первый заместитель, поигрывая карандашом. – У них и так напряжённый график, да и собственный план наблюдений. Отвлекать отдел управления орбитальным телескопом от штатных задач из-за всякой ерунды совершенно ни к чему, да и потом ещё самим будет не отвертеться, если что-то пойдёт не так.
– В общем, «Джеймса Вебба» нам никто не дал, – ответил Ричард Полу, вешая трубку. – Однако «Хаббл» обещают развернуть в течение суток.
– Ну это тоже неплохо, – заметил секретарь.
– Да, неплохо, кроме того, что диаметр зеркала «Джеймса Вебба» почти в три раза больше диаметра «Хаббла», и это новейший телескоп из всех находящихся на орбите в данный момент, – проворчал помощник первого заместителя руководителя НАСА. – А «Хаббл» – старый мусор, по непонятным причинам задержавшийся на орбите уже бог весть на сколько лет после года своего официального выведения из эксплуатации.
– Ну, в конце концов, не бросать же в Атлантический океан рабочий телескоп, – пожал плечами Пол. – Да и потом, зеркало «Хаббла» в пять раз больше, чем зеркало телескопа Крамера, в который он впервые засёк тот объект. Плюс ещё отсутствие атмосферы, длительность выдержки, точность наведения, всё такое… В общем, думаю, мы получим прекрасное изображение.
– Дай-то Бог, – вытер вспотевший лоб начальник отдела астрофотографии.
Теперь уже целый отдел орбитальных аналитиков проводил вычисления на основании полученных с «Хаббла» снимков. Было уже очевидно, что неопознанное тело – ему было присвоено временное название Х-234/2030, или, более коротко, «Бродяга» – являет собой нечто, отличное от простого метеороида или иного подобного тела. Это был крайне маленький объект вытянутой формы, который отсвечивал ярким блеском неясного происхождения. И, что интересно, двигался он действительно быстро.
– Есть параллакс, – произнёс Генри Сименс, быстро записывая что-то в блокнот.
– Сколько? – быстро спросил у него Лори Болден, стоящий позади аналитиков.
– Э… если со всеми поправками, то до «Бродяги» что-то вроде двух миллионов километров. И да, его размер – метров пять-шесть, не больше, причём у него есть собственное вращение, период – примерно полминуты по часовой стрелке.
– Два миллиона! – вскочил Лори Болден. – Чёрт знает что, у нас совсем под носом! Какой тут ещё пояс астероидов? Это же почти в сорок раз ближе, чем до Марса!
– Диаметр очень мал, – пожал плечами Генри. – Тут нет никакой опасности. Да мы бы его не увидели, не будь он таким ярким. Его поверхность имеет поразительно высокий коэффициент отражения…
– А что траектория?
– Пока работаем над этим…
– Ты знаешь, куда он летит?! – было первое, что выкрикнул Стивенсон вошедшему в отдел Ричарду.
– Нет, откуда бы? А вы что, уже закончили расчёты?
– Да! То есть, не совсем. Но мы знаем, что «Бродяга» летит под углом примерно двенадцать с половиной градусов к нашей орбите и пересечёт её примерно через месяц.
– Что?! Он пересечёт земную орбиту? Сколько до него будет миллионов?
– Пока сложно сказать. Мы ещё не проектировали наше положение на этот момент, сейчас вычисляем точную скорость объекта.
– А когда будет готов расчёт?
– Я, собственно, закончил, – отъехал на своём кресле от компьютера Генри Сименс. – Конечно, ещё придётся поработать над анимацией, ну и в скорость придётся внести уточнение…
– Да чёрт с ним, каким будет минимальное расстояние до этой хреновины, и когда? – перебил его Ричард.
– Сейчас узнаем.
Генри нажал кнопку на клавиатуре, и на экране появился эллипс орбиты. По краям быстро замелькали какие-то цифры, и стало видно, как под острым углом к земной орбите приближается маленькая точка.
Генри начал комментировать:
– Я не стал вбивать земной эксцентриситет и прецессию в программу, так как всё равно…
– Помолчи, и так разберёмся, – поднял ладонь Ричард, напряжённо вглядываясь в тот момент, когда точка пересекла линию орбиты. Внезапно картинка замерла; табло с цифрами моргнуло и просигналило об окончании моделирования.
Внизу загорелась надпись: «Расстояние в момент апогея: 0,3».
– Это что? Ты считал в миллионах километров? – нахмурился Ричард.
Генри Сименс сидел с бледным как мел лицом.
– Нет, – выдавил он из себя. – В тысячах.
Как только буря голосов, поднявшаяся после объявления Лори Болдена, немного поутихла, а люди уселись на свои места, со своего кресла встал Ричард Симпсон и мрачно добавил:
– Мы немного подкорректировали данные. Объект пройдёт на расстоянии примерно 290 километров от Земли ровно через две недели.
– Ещё лучше, – покачал головой Лори Болден. Затем он снова обратился ко всем присутствовавшим в зале:
– Господа, вы все знаете, что мы публикуем все данные о наших расчётах и результатах нашей деятельности вообще. Но вместе с тем легко предугадать, что может начаться в мире после публикации подобных новостей. Вопрос состоит в том, какова действительно угроза, если она есть, и что мы можем успеть, в свою очередь, сделать?
Экстренное совещание проходило в конференц-зале. Здесь присутствовали представители всех подразделений НАСА, а также все сотрудники отделов, изначально занимавшихся «Бродягой».
Ричард Симпсон снова поднялся с места.
– Мои парни считают, что всё не так плохо, – начал он. – Генри закончил полное моделирование и говорит, что спутник будет обладать слишком большой скоростью для того, чтобы успеть затормозить и упасть на Землю.
– Это действительно так? – обратился к Генри руководитель НАСА.
Тот развёл руками:
– По сути да, он делает не меньше трёх десятков километров в секунду. Когда он будет пролетать мимо Луны, то сделает сильный виток, пролетев у самой поверхности… после чего сильно сбросит свою относительную скорость и под острым углом полетит к Земле. Расстояние всё же достаточно велико, чтобы он мог упасть; хотя, конечно, траектория его круто изменится, примерно градусов на пятьдесят. Правда…
– Что?
– Я не уверен, но он может стать спутником Земли.
В зале снова поднялся шум.
– Что ни день то новость, – устало выдохнул Лори Болден. – Но он точно не упадёт на Землю?
– Вероятность падения, на данный момент, меньше одного процента, – ответил Генри Сименс.
– Это слабовато, – заметил первый заместитель руководителя НАСА. – Мы готовим к запуску на орбиту спутник с оборудованием для «Джеймса Вебба». Быть может, нам стоит ускорить подготовку и послать его навстречу «Бродяге» с зарядом на борту?
Со своего кресла поднялся Грегори Мейсон.
– Я предполагаю, что это не так уж необходимо, – начал он. – Если я не ошибаюсь, диаметр объекта – не более трёх с небольшим метров, значит, его объём – не более двадцати пяти кубометров. При средней плотности метеоритных пород его масса вряд ли превышает сотню с небольшим тонн. Это, конечно, немало, но такие тела, как правило, в большей своей части сгорают при вхождении в атмосферу. Причём если принять во внимание скорость его падения и параболу, которую он при этом опишет, то можно смело говорить о том, что большая часть его вещества останется в атмосфере.
– Но он не сгорит без остатка, – возразил кто-то.
Мейсон ответил:
– Да, но я не думаю, что это событие стоит так сильно раздувать. Тем более два против трёх, что падение произойдёт и вовсе где-нибудь над океаном.
Лори Болден прошёлся вдоль кресел.
– Итак, как я понимаю, причин для особого беспокойства нет, – медленно начал он. – Даже в случае падения тела на Землю вероятность причинения им сколько-нибудь серьёзного вреда близка к нулю. Что ж, это определённо хорошие новости. Моё мнение следующее: мы публикуем данную информацию с заверениями, что ситуация находится под контролем и нам ничто не угрожает. Мы ничего не утаим, при этом избежим неприятной шумихи.
– А как быть с… – начал Ричард Симпсон.
– А по поводу всех странностей, связанных с формой и структурой «Бродяги», распространяться совершенно ни к чему, – отрезал Лори Болден. – Достаточно будет сказать, что это метеороид неизвестного нам на данный момент происхождения.
– И какая была реакция? – спросил Пола Ричард, отбрасывая в сторону газету.
Его секретарь махнул рукой:
– Ничего особенного. Я думаю, ближе к делу появятся какие-нибудь глупости в соцсетях, но на данный момент всех больше интересует Африканский кризис, а конкретно любители астрономии пребывают в ожидании эпопеи с падением кометы на Юпитер.
– Мда, – задумчиво произнёс Ричард. – Ну что ж, тем лучше. Посмотрим, что будет дальше. А пока что попробую поверить, что этот инцидент исчерпан.
Два дня спустя дверь, ведущая в кабинет руководителя Орбитального отдела, была чуть не сорвана с петель мощным ударом Генри Сименса. Астроном-теоретик ворвался в помещение подобно марсианской буре и едва не стал причиной преждевременной смерти Ричарда, пытавшегося в тот момент разгрызть гранат. После длительных процедур по приведению Ричарда в чувство Генри хлопнул по его столу какой-то папкой и с выпученными глазами заявил:
– Угадай, что я выяснил?
– Что? – устало спросил Ричард своего коллегу, тяжело дыша и вытирая с глаз выступившие слёзы.
– Мы с парнями из отдела решили уточнить его скорость, для чего направили в эту сторону коротковолновик. Нас насторожили отклонения в данных, и мы…
– Подожди, о чём это ты? – за несколько дней ситуация с «Бродягой» несколько улеглась, и Ричард снова перешёл к более рутинным просчётам, касающимся оптимальной площади солнечных батарей на марсианской орбитальной станции, и не сразу сообразил, о чём идёт речь.
– Я про наш таинственный планетоид. Короче, не буду тебя грузить и утомлять, но смысл таков: мы увидели, что нашему радиосигналу мешает какой-то другой, на схожей частоте, и попытались настроиться на неё. Мы подобрали диапазон и обнаружили, что наш «Бродяга» сам по себе излучает радиоволны.
Ричард удивлённо уставился на Генри.
– Какие?…
– Направленные. Причём с определённой периодичностью, с интервалом в десять с маленьким минут. Мы проверили – импульсивность сигналов всё время одинакова.
– Ну, знаете, это может быть не только он… – неуверенно начал Ричард.
– Нет. Мы проверили волны на допплерово смещение – их источник двигается как раз со скоростью «Бродяги» и по его траектории. К тому же, это направленные волны, и они передаются в очень узком направлении. И засечь их также можно, только напрямую направив антенну передатчика. Но и это ещё не всё, – и Генри возбуждённо подмигнул своему начальнику.
– Ну что там ещё? – безнадёжно выдохнул Ричард Симпсон.
– По сути, если объект не излучает волны по всему диапазону, то он мог бы излучать их перед собой. Однако, он излучает их по несколько другой траектории, с отклонением ровно в 12,5 градусов от своего курса, или примерно на 11 часов.
– То есть как раз так, чтобы…
– … чтобы мы могли их принять.
На несколько секунд в кабинете повисла тишина. Затем Ричард Симпсон медленно поднял трубку телефона и произнёс:
– Что ж, во всяком случае, я думаю, теперь нам дадут воспользоваться «Джеймсом Веббом».
Конференция собралась на следующее утро под председательством Лори Болдена в главном конференц-зале НАСА в том же составе, как и неделю назад.
– Господа, вы уже знаете цель нашего собрания. Однако буквально только что к нам поступили снимки с орбитального телескопа «Джеймса Вебба», качество которых позволяет сделать вопрос о «Бродяге» гораздо более приоритетным, чем все наши остальные программы.
Руководитель НАСА прошёлся вдоль большого экрана и, взяв в руки пуль управления проектором, остановился сбоку, чтобы не загораживать свет.
По залу прошёл негромкий шёпот, который быстро утих.
Напряжение достигло предела.
– Внимание на экран, господа.
Раздался щелчок открывающегося файла.
Аудитория шумно выдохнула.
– Данные части, скорее всего, являются солнечными панелями, – обвёл маркером Грегори Мейсон две симметрично выступающие в обе стороны от запечатлённого на снимке объекта пластины. – А вот назначение данного экрана не совсем понятно.
– Может быть, это и есть радиоконтур? – предположил кто-то.
– Возможно, он действительно служит антенной. Впрочем, сейчас это не так важно. Несомненно то, что мы имеем дело с каким-то техническим сооружением, тут нет никаких сомнений, – повернулся Грегори к угрюмо молчавшему Лори Болдену.
– У нас день, максимум два, – едва слышно прохрипел он. – А после этого весь мир узнает, что к Земле летит спутник, созданный инопланетной цивилизацией.
Болден озвучил то, что было в мыслях у всех, но никто пока не осмеливался произнести вслух. Все молча и растерянно смотрели друг на друга, не зная, что делать – радоваться или держаться так же торжественно и мрачно, как их руководитель.
– Я не берусь даже предполагать, какие последствия это вызовет в обществе, – растерянно покачал головой Лори Болден. – Понятно только одно: этот день войдёт в мировую историю, и мы все с вами прямо сейчас открываем новую страницу в истории всего человечества. Мир больше не будет прежним. Теперь нам доподлинно известно, что мы не одни.
– Это какой-то апофеоз, – устало выдохнул Пол, плюхаясь в глубокий и мягкий диван своего начальника. – Такое ощущение, что мир просто рехнулся.
– Я не уверен, что это не так, – заметил Ричард Симпсон.
– Да пусть, но, чёрт возьми, это уже невозможно! Нельзя перейти улицу, не услышав что-нибудь по этому поводу. Такое ощущение, что в мире просто больше ничего не происходит. Все газеты пишут только об этом. По телевидению на всех каналах только и крутят сюжеты про инопланетный корабль! Каждый разговор, причём с кем угодно, неизбежно переходит на тему инопланетян. И ладно бы, обращались к нам за разъяснениями и обсуждали бы адекватно. Так ведь нет! Изо всех щелей, как тараканы, повылезали мракобесы со своими проповедями и накачивают народ темами по поводу иноземного вторжения. У меня больше нет никаких сил. – Пол раскинул руки, немного сполз по спинке дивана и демонстративно закрыл глаза.
Ричард Симпсон подпёр свою голову и устало вздохнул. Мир действительно сильно изменился за последние дни. Прошедшая пять дней назад мировая пресс-конференция, на которой перед мировой общественностью были продемонстрированы все данные, касающиеся «Бродяги», буквально взорвала всё человечество.
– Ладно, – произнёс он. – Всё когда-нибудь кончается. Пройдёт какое-то время, и мир снова успокоится. Лучше расскажи, что с подготовкой миссии «Гермеса»?
– Ребята на МКС уже почти закончили. Мы связались с русскими и нашими коллегами из Китая в КНКУ, пришлось провести целую международную конференцию. На ней утвердили план по преобразованию нашего общего спутника для исследования транснептуновых объектов в зонд для перехвата.
– А это реально будет проделать на орбите? У нас, считай, каждые сутки на счету, орбита Гермеса по определению будет нестабильна. Предположим, апогей с его скоростью у него выйдет хороший, но орбита получится очень вытянутой, и в перигее он каждый раз будет тереться о верхние слои атмосферы, то есть сбрасывать скорость…
– Всё вполне реально. Аналитики в срочном порядке перепрошивают борткомпьютер «Гермеса», а в русском Агентстве работают с начинкой аппарата, в том числе над проблемой с манипуляторами – приходится модифицировать все подвижные элементы зонда для надёжной состыковки с «Бродягой». Первичные инструкции по монтажу уже выслали астронавтам на орбиту.
– Ладно, вникать в подробности сил у меня уже нет. А есть уже план самой миссии по спуску «Бродяги» с орбиты?
– В принципе, да. Когда «Бродяга» выйдет на стабильную орбиту, наши ребята отстыкуют «Гермеса» от МКС. Зонд начнёт понемногу его догонять, и через восемь с половиной витков «Бродяга» подойдёт вплотную к «Гермесу». Тогда он начнёт программу по его перехвату, после чего включит тормозные двигатели и в жёсткой сцепке с объектом упадёт в атмосферу.
– Падение в атмосферу… – поморщился Ричард.
Пол пожал плечами.
– План проработан до мелочей, – сказал он. – Чтобы избежать повреждений «Бродяги» при трении о воздух, «Гермес» начнёт торможение уже в мезосфере. Первые парашюты вытянутся ещё тогда, когда скорость объектов будет близка к первой космической. Примерно при десяти-пятнадцати Махах дополнительно включится небольшая реактивная ступень, которая затормозит падение зондов и превратит их в просто очень быстрый спуск. Главные же парашюты вытянутся уже при вхождении в стратосферу… в общем, надеюсь, посадка будет максимально мягкой.
– Ладно, понял. А со скоростями накладок не возникнет?.. Скорее всего, менять орбиту спутника придётся прямо по ходу развития событий. Тем более, что этот зонд был предназначен для полёта к Облаку Оорта, а не орбитального перехвата, и я не до конца уверен в том, что он сможет достаточно жёстко захватить объект более трёх метров в диаметре. Ваши ребята справятся?
– По поводу корректировки проблем не будет. На зонде стоит очень высокоточная аппаратура, и в случае любой непредвиденной ситуации «Гермес» сможет выйти на пересечение с «Бродягой». Другое дело – сама стыковка, вернее, «сцепка». На «Гермесе», как Вы помните, есть манипуляторы для захвата мелкогабаритных объектов. Сейчас над ними колдуют наши астронавты, чтобы приспособить их для возможности удержания более крупного тела неправильной формы. Разумеется, на практике могут, конечно, возникнуть и различные трудности, но мы стараемся просчитать все подобные вероятности… Эх, жаль, что у нас не осталось ни одного самого завалящего «Шаттла»!..
– Ну кто же знал? – развёл руками Пол – У Китая, кстати, тоже нет в наличии никаких подходящих по размеру кораблей. С русскими мы связывались, но их таинственный новый супер-«Союз» пока существует лишь на бумаге, а все «Бураны» сгнили в ангарах ещё задолго до того, как мы окончательно отказались от «Шаттлов».
– Мда, если так подумать, то было бы неплохо держать на такой случай какой-нибудь корабль под парами… – задумчиво проговорил Ричард.
– Такой – это какой? – поинтересовался его секретарь. – На случай пролёта мимо инопланетного корабля?
– Ладно, – махнул рукой Ричард. – Давай-ка лучше ещё раз пройдёмся по плану захвата.
Спустя несколько дней «Бродяга» на скорости чуть более восьми километров в секунду пересёк линию земной орбиты, пролетев почти в тысяче километров перед планетой, и, немного замедляясь, начал отклоняться. Пролетев по широкой дуге, объект немного отдалился от Земли, затем развернулся, описал широкую параболу и начал своё вращение вокруг планеты на вытянутой орбите.
Миссия «Гермеса» стартовала. Астронавты орбитальной станции запустили зонд, и началась корректировка его орбиты.
Теоретики из центра полётов НАСА отследили максимально точные орбитальные данные «Бродяги», и теперь оставалось только ждать.
Ричард Симпсон снова прохаживался вдоль компьютерных мониторов аналитического центра, поглядывая на экраны и спрашивая иногда, что происходит с зондом в данный момент.
– Так… отделение от состыковочных панелей…
– Переход двигателей в автономный режим…
– Начало продувки… Отладка системы наведения…
В напряжении прошло примерно полчаса. Наконец аналитики объявили, что орбита является удовлетворительной и дальнейшую корректировку смогут завершить бортовые системы по ходу движения.
– Теперь ждём 11 часов и начинаем операцию по захвату объекта, – повернулся в сторону начальника Генри Сименс и, расцепив бледные руки, напряжённо выдохнул.
– Мы с вами становимся свидетелями уникального события. Этот момент войдёт в историю всего человечества как первый официальный контакт с иноземной цивилизацией! Меньше чем через полчаса наш зонд, находящийся на одной орбите с инопланетным объектом, состыкуется с ним и спустится на землю, чтобы позволить нам провести его подробные исследования. Весь мир замер, наблюдая за тем, как развиваются события в центре управления полётов! – исходился слюной диктор, и Пол, устало вздохнув, отключил радио.
Далеко не все каналы и печатные издания сохраняли подобную объективность. В одной из газет была опубликована заметка какого-то фантаста, который считал, что этот зонд – не что иное как межпланетный корабль пигмеев-колонистов; особой популярностью и уважением в обществе пользовалась мысль о начале инопланетного вторжения. Кто-то полагал, что никакого зонда вовсе не существует и это подделка учёных, сфабрикованная для привлечения интереса к своей деятельности и роста финансирования.
С пафосной речью выступил Папа римский, в обтекаемых фразах призывая католический мир к смирению и готовности к любым неожиданностям. В городах устраивались обширные демонстрации, работа учреждений и контор приостановилась – все знали, что совсем скоро люди встретятся с инопланетным аппаратом, и постоянно листали всё время обновляющиеся сводки различных таблоидов. То тут, то там вспыхивали митинги, правительство обвиняли в фальсификации и попытках отвлечь общественность от других проблем, подпольные лидеры сомнительных движений призывали граждан раскрыть глаза и увидеть правду. Бывшие диванные фантасты и любители стареньких космо-боевиков очень оперативно переквалифицировались в безумных пророков, собиравших целые армии школьников, проповедуя идеи о том, что на самом деле к Земле летит целый инопланетный флот, и совсем скоро наступит апокалипсис.
В то время, как весь мир понемногу сходил с ума и заражался безумием, в Хьюстоне кипела работа. Аналитики и техники сбились с ног – давненько не приходилось решать такие объёмные и сложные задачи в столь короткий срок. Права на ошибку ни у кого не было, второго такого шанса просто не будет, ведь при расстыковке «Гермеса» с «Бродягой» после включения тормозных двигателей «Бродяга» бы непременно сгорел в атмосфере. Это понимали все, и напряжение в ЦУПе достигало апогея. Кофейные автоматы не успевали заправлять. Аналитики, учёные, конструкторы и инженеры космического агентства работали круглосуточно, спали прямо на своих рабочих местах.
Ричард, державшийся в последние дни исключительно на кофеине, с мешками под глазами притащился в набитый до отказа центр управления полётов. Все, кто не занимался расчётами, смотрели на многочисленные экраны и дисплеи, отслеживая происходящие события и отпуская негромкие комментарии.
– Одна минута до начала захвата, – произнёс в микрофон Генри Сименс. Зал оживился.
– Расстояние до объекта – полтора километра, – сказал Генри и нажал какую-то клавишу на блоке управления. – Начинаем подготовку средств захвата.
Это означало, что на «Гермесе» активировались подвижные части его захватывающих элементов, изготавливаясь для осуществления стыкования.
– Расстояние до объекта – тысяча метров, – произнёс Генри Сименс. Процесс подготовки был завершён.
Два куска металла, до смешного крошечные по сравнению с Землёй, в абсолютной тьме и тишине мчались на высоте нескольких сотен километров над её поверхностью со скоростью свыше тридцати тысяч километров в час, медленно догоняя друг друга.
– Расстояние – пятьсот метров.
Были включены маленькие двигатели торможения, и скорость «Гермеса» стала резко падать. Обратная перегрузка была более чем десятикратная. Теперь корректировка курса проводилась примерно двести пятьдесят раз каждую секунду борткомпьютером, который постоянно подправлял направление полёта и удерживал аппарат с помощью маневровых мини-сопел нацеленным точно на «Бродягу». К моменту, когда расстояние между зондами сократилось до ста метров, скорость сближения упала уже до примерно десяти метров в секунду.
Весь персонал НАСА следил за показаниями телеметрии. Вот-вот должна была начаться состыковка. Данный этап запустился бы и автоматически, как только расстояние между объектами стыковки станет меньше, чем три метра, но Генри Сименс всё равно держал руки на элементах ручного управления, готовый в случае отказа автоматики переключиться на них с автоматического режима.
– Началась автоматическая стыковка, – выдохнул Генри и опустил руки с джойстиков на брюки. Затем снова поднял их и сцепил бледные пальцы на уровне груди, не отрывая глаз от дисплея.
Где-то на расстоянии примерно одиннадцати тысяч километров от Хьюстона полуторатонный зонд «Гермес» на скорости около десяти сантиметров в секунду мягко врезался в «Бродягу», одновременно сомкнув на нём свои стальные элементы.
Захват произошёл. Теперь оба тела оказались в жёсткой сцепке и двигались по единой орбите, понемногу закручиваясь от ударного импульса.
– Выполняется проверка сцепки, – произнёс Генри Сименс и запустил проверочную программу. Зонд включил поворотные сопла и несколько раз провернулся вокруг своей оси сначала в одну, потом в другую сторону. «Бродяга» держался прочно.
– Начинайте первый этап спуска с орбиты, – сказал наконец Ричард, кивая Генри. Тот сразу же скомандовал:
– Включить систему лунной ориентации!
Находящийся на тёмной стороне Земли «Гермес» быстро уловил одним из своих многочисленных оптических визиров яркий свет Луны и начал вращение по фиксированной оси. Как только второй «глаз» оказался направлен точно на Вегу, двигатели ориентации отключились, а зонд вместе с захваченным объектом оказались развёрнуты точно против своего вращения вокруг Земли.
– Включить тормозные двигатели!
В противоположную движению состыкованных объектов сторону сработала мощная реактивная струя. Скорость полёта объектов начала резко падать, и уже через несколько секунд стала ниже первой космической. Теперь импульса тел уже не хватало на то, чтобы постоянно ускользать от земной гравитации и находиться в постоянном падении, удерживаясь на орбите; оба зонда начали стремительно приближаться к Земле, разгоняясь с каждой секундой.
Началось медленное вхождение в атмосферу. Хотя номинально атмосфера Земли простирается примерно на тысячу километров в высоту (астрономы же обычно ведут отсчёт космоса уже со ста километров), почти весь воздух сконцентрирован в пределах десятка километров от земной поверхности, так что на данном этапе падение состыкованных зондов почти не замедлялось разряженными газами.
Прошла минута. Индикаторы стали показывать разогрев.
– Температура начинает плавно возрастать, – произнёс Генри. – Приближается стратосфера.
Был выпущен маленький контрольный парашют, который должен был замедлить падение и не допустить хаотичное вращение аппаратов. На скорости около пяти-шести километров в секунду состыкованные аппараты, всё сильнее разогреваясь, наконец вошли в высокие слои, и тут же сработала система реактивного торможения, стремительно снижая скорость падения.
– Разогрев в пределах нормы… – негромко проговорил Генри, не отрывая глаз от многочисленных экранов.
Считанные секунды, и аппараты окунулись уже в толщу плотной атмосферы. Почти сразу среагировали системы конечного торможения, выбрасывая три огромных парашюта.
Несколько секунд сигнала не поступало. Наконец, радиоантенна, установленная на стропах главного парашюта, передала слабый сигнал.
– «Гермес» осуществляет плавное падение на скорости примерно 10 метров в секунду, – выкрикнул кто-то из радиотехников.
– Запросите геолокацию, – быстро скомандовал Ричард.
Дальше пошли длительные минуты ожидания, пока зонды опускались к самой поверхности. За несколько секунд до касания сработала последняя тормозная ступень, перпендикулярно к Земле выбрасывая всё оставшееся в баках топливо и сводя скорость падения практически к нулю. На долю секунды «Гермес» завис в воздухе, не достигнув до земли примерно двух метров, чуть качнулся вбок и резко обрушился на какую-то поляну рядом с шоссе.
– Мягкая посадка, – спустя несколько мгновений отрешённо произнёс Генри Сименс и посмотрел на коллег. Зал тут же отозвался громкими криками радости и аплодисментами.
Все кинулись поздравлять друг друга, а Ричард подошёл к Генри:
– Нам нужно как можно скорее организовывать спасательную операцию, – сказал он сквозь окружающий шум.
– Они уже должны выезжать, – громко прокричал Генри. – Я только что отправил полученные координаты.
На следующий день в один из исследовательских ангаров НАСА въехал крытый грузовик, сопровождаемый несколькими автомобилями с тонированными стёклами. Для того чтобы разместить объект, из центрального ангара были убраны почти все разрабатываемые в данный момент агрегаты и аппараты; сотрудники всех отделов столпились рядом со входом.
Наконец, автомобиль остановился рядом с подготовленным помостом. Несколько сотрудников НАСА выскочили из его кабины и начали раскрывать задние двери грузовика. Все присутствовавшие инстинктивно подались вперёд, стараясь разглядеть что-либо в тёмном пространстве кузова.
Задвигались лебёдки, приводя в действие погрузочную платформу, и из глубин грузовика начало медленно выступать какое-то непонятное тело.
Все резко выдохнули. Это был «Гермес», сильно повреждённый в атмосфере, с безжизненно висевшими белыми куполами парашютов.
Аппарат продолжал выползать из кузова, и наконец все увидели нечто, зажатое стальными манипуляторами «Гермеса». Это было продолговатое тело металлического цвета, покрытое пылью и радужными разводами от резкого перегрева. В две стороны смотрели какие-то погнутые экраны матового цвета, покрытые разводами, напоминавшими битое стекло.
– О боже, – проговорил Лори Болден. – Я до этого момента и не осознавал, что же мы такое изловили.
– Я и сейчас это не очень понимаю, – так же тихо пробормотал ему в ответ Ричард Симпсон.
– Что ещё? – деловито спросил Лори Болден.
Ричард разложил ряд документов на столе перед собой.
– Техники продолжают вскрывать корпус. Сплав точно не определён, но, похоже, там очень много титана и алюминия. Маршевые двигатели на объекте отсутствуют; вероятно, была изначальная ступень, которая вывела зонд на нужную траекторию и отсоединилась за ненадобностью. В боковых частях есть небольшие раструбы – вероятно, это маневровые, возможно, ими бортовая система могла контролировать полёт зонда на различных этапах полёта, в том числе, и на подлёте к Земле. Впрочем, пока об этом ещё рано говорить.
– Так, ладно. А какие соображения по поводу боковых плат?
– Солнечные батареи, как мы и предполагали. Сильно битые и, судя по всему, уже очень давно вышедшие из строя. Там почти такая же электросхема, как и на нашей МКС.
Лори Болден покачал головой.
– Что такое?…
– Мы даже не представляем, кто и откуда послал нам этот зонд, но уже знаем, что эти гуманоиды знают электричество и разбираются в постоянном токе. Поразительно.
– Кстати, о гуманоидах. Размеры зонда сопоставимы с размерами наших аппаратов, поэтому аналитики предполагают, что средний рост представителей цивилизации-отправителя схож с человеческим.
– А можно ли признать их антропоморфными?
– С уверенностью, нет. Однако этот зонд очень напоминает любое наше устройство, и сложно представить себе какого-нибудь спрута, собирающего такой аппарат. Впрочем, оставим этот вопрос для биологов.
– Так. А что по поводу несущей информации? Вы что-то говорили об этом.
– Да… Мы обнаружили капсулу из тонкого металла, с пристёгнутой крышкой. С ней пришлось повозиться – тем более, что все манипуляции с «Бродягой» приходится осуществлять дистанционно в специальной вакуумной камере – но в конце концов мы разобрались в этих инопланетных премудростях и смогли вскрыть её. Внутренность капсулы представляла собой безвоздушное пространство с большим количеством тонких посеребрённых пластин и небольшой полый платиновый цилиндр.
– И что это, по-вашему, такое?
– Пока сложно сказать. На пластинах были обнаружены остатки каких-то химвеществ; одним из специалистов было высказано предположение, что нам отправили пачку фотографий.
– Серьёзно?! – руководитель космического агентства подался вперёд от возбуждения. – И там на них что-нибудь видно?
– Абсолютно ничего. Если что-то и было, то наши адресанты не рассчитали устойчивость покрытия к космической радиации – за неимоверно долгие годы полёта она начисто сожгла все изображения. Там только пустые пластины.
Лори Болден стукнул кулаком по столу:
– Чёрт! Ладно, продолжайте работу с другими устройствами. По поводу осторожности я, конечно, напоминать вам не буду, но хочу вас попросить воздержаться от каких-либо комментариев о своей работе перед представителями прессы. Я знаю, что они разбили бивуак рядом с нашими ангарами и регулярно предпринимают вылазки, но вы не должны поддаваться на их провокации. Это уже моя забота, и любая информация в СМИ в любом случае должна предварительно проходить через Болдена.
– Конечно, сэр, – кивнул головой Ричард, поднимаясь.
Джейкоб Картер уныло сидел в своём шезлонге, глядя на небо. Из-за плотных туч звёзд было не видно, но астрофотограф всё равно смотрел вверх с какой-то опаской.
– Боже мой… – проговорил он, устало закрывая глаза и поднося к губам банку с пивом.
Какая находка, какое открытие в астрономии – да и в любой другой науке – могло бы сравниться с тем, что обнаружил Джейкоб? Разве это не мечта любого астронома, любого учёного? Да и, по сути, обнаружить следы инопланетной цивилизации – разве не к этому, скрыто или явно, стремилось человечество последние десятилетия? Лучше всего такое желание землян вступить в контакт с представителями чужих цивилизаций продемонстрировано золотыми пластинами «Вояджеров» и «Пионеров»… так почему же теперь Картер испытывает такое странное чувство пустоты?
Немного поёрзав в шезлонге, Картер сам себя одёрнул: не пустоты, а самого настоящего страха. А ведь как удобно было быть единственными разумными существами во Вселенной!..
Что же теперь будет? Раз с нами смогла связаться одна раса – сможет связаться и другая… а кто-то, возможно, нанесёт и визит. Кто знает, каков современный уровень развития существ, отправивших к Земле свой исследовательский зонд ещё несколько десятков тысяч (ну или сколько там?!) лет назад?
Ни новая должность начальника отдела, ни солидный гонорар от руководства НАСА и почётное членство в различных обществах и клубах, ни участие в популярных телепрограммах и вечерних шоу как первооткрывателя «гостя из иных миров» не доставляли Джейкобу радости. Более того, астрофотограф больше не мог снимать небо – это занятие наскучило ему и стало казаться уже каким-то бессмысленным.
И хотя в этом Джейкоб не признавался даже себе, всё чаще астроном ловил себя на мысли, что больше всего ему хотелось бы, чтобы всё было как раньше – когда были только мы, люди, всесильные и единственные в своём роде.
– В общем, ситуация такая, – начал свой доклад Грегори Мейсон, как только Ричард вошёл в отдел. – На «объекте А» …
– Где? – не понял тот.
– «Объект А». Это рабочее название платинового цилиндра, извлечённого из капсулы «Бродяги».
– Понятно. Продолжай.
– Так вот, на нём мы обнаружили микроскопические борозды.
– Так, – задумался Ричард. – И какие у вас возникли предположения?
– Вы помните, что мы отправляли с «Вояджером»? – неожиданно спросил начальника Грегори.
– Ну да, – удивился Ричард. – Золотую пластину, диск…
– Вот именно, – значительно поднял палец теоретик. – Мы решили, что платиновый цилиндр – не что иное, как аналог нашего золотого диска с записями приветствия и звуками Земли. Сам по себе он очень похож на объёмную пластинку для допотопного граммофона.
– И вам удалось что-нибудь получить?
– Пока нет. Но мы уже начали разрабатывать проигрыватель для этого устройства.
Ричард Симпсон устало провёл ладонью по своим волосам.
– Господи, – проговорил он. – Я бы никогда не подумал о том, что буду заниматься такими вещами.
– Это ещё не всё. Техники извлекли из корпуса начинку и начали анализ внутреннего оборудования. Среди прочего на борту имелось нечто вроде камеры – оптическая труба с присоединённой платой, на которой предположительно находится цифровая матрица. Вообще, весь зонд покрыт микротрещинами, часть деталей износилась, в частности, металл местами сильно повреждён от микрометеоров и различных частиц, поэтому далеко не всегда удаётся точно восстановить назначение той или иной детали.
– А что по поводу радиопередатчика? Мы можем установить, откуда прилетел зонд?
– Работаем над этим. Сейчас предполагается провести радиоуглеродный анализ внутренних частей корпуса для точной датировки аппарата. Далее по направлению и скорости движения мы вычислим исходное положение зонда.
– Сколько на это потребуется времени?
– Я думаю, не больше, чем день-два.
– У нас есть свежие новости, – сказал вместо приветствия Ричард.
Лори Болден посмотрел на него исподлобья:
– Пришли данные анализа?
– Лучше, – улыбнувшись, ответил Ричард Симпсон. – Наши парни взломали микросхему. Она построена не на кремниевых пластинах, а на каком-то органическом пластике, но сути дела это не меняет. Мы теперь знаем программу этого зонда.
– Да-а? Ну и что же там? Порабощение человечества?
– Представьте себе, нет. Зонд стартует со своей планеты, летит к Земле, посылает радиосигналы и выходит на её орбиту. Затем происходит фотографирование планеты со всех ракурсов и сход с орбиты. После этого зонд должен был вернуться на свою планету. Правда, мы до конца не разобрались с коррекционными двигателями – судя по всему, остатки горючего, необходимого для возвращения зонда, за годы его странствий бесследно распались.
Лори Болден покивал:
– Отлично. То есть ты хочешь сказать, что мы запороли всю миссию наших собратьев по галактике? Прекрасное начало для межзвёздного сотрудничества. Президент будет доволен.
Ричард развёл руками:
– Ну кто же знал? Тем более что мы как хозяева планеты проявили себя вообще не очень-то гостеприимно. Вместо ответа на сигнал, начали разворачивать деятельность по тарану инопланетного зонда.
– А как вообще ему хватило бы импульса для возвращения? – удивился руководитель космического агентства. – Там ведь совсем крохотные баки.
– Пока самым разумным объяснением представляется значительно более продвинутая система прокачки топлива по сравнению с нашими технологиями, – пожал плечами Ричард. – Скорость выброса газов из сопел «Бродяги» гораздо выше, чем на любой нашей ракете, отсюда и чрезвычайно высокая тяга… В этой связи даже более интересно, каким образом «Бродяга» рассчитывал определить жизнь на Земле. Судя по программе, он планировал нам спустить капсулу с барабаном и пластинами прямо на поверхность – скорее всего, нам надо было просто ответить на той же частоте, что он сам излучал. Хотя тут программисты пока ещё разбираются.
– Спустить на Землю? – удивился Лори Болден.
– Да, тоже мутная технология, – согласился Ричард. – Капсула так и осталась на «Бродяге», а сама техника предполагаемого спуска тоже не ясна – скорее всего, парашюты, сделанные из более мягких материалов, чем корпус и прочие детали, распались в ходе путешествия…
Учёные ненадолго замолчали, представив, как при почти абсолютном нуле градусов, год за годом, столетие за столетием, покрывая астрономические единицы, световые года и парсеки, «Бродяга» упорно летит вперёд через пространство. Космическая пыль, микрометеориты, миллион различных опасностей и более или менее вероятных невероятностей угрожали ему, однако ведомый таинственной и невероятно мудрой программой зонд одолел все препятствия. Не стал чьим-нибудь спутником, не превратился в космический мусор.
Тысячелетия полёта переходили в десятки тысячелетий, и, наконец, «Бродяга» достиг Земли.
– … Ладно, не страшно, пошлём им новый зонд, ещё лучше прежнего – и со своим посланием, – сказал наконец Ричард. – Уверен, им будет приятно получить что-то более существенное, чем несколько фотографий с орбиты и слабую уверенность в том, что в Солнечной системе кто-то живёт.
Оба учёных предпочитали не вдаваться в вопрос о том, кто именно подразумевался под местоимением «им».
Лори Болден вздохнул.
– Делать больше всё равно ничего не остаётся. Ладно. Надо всё это переварить в голове, а пока продолжим исследования аппарата.
– Это Глизе 876 d, – уверенно произнёс Генри, пристально рассматривая какую-то диаграмму.
– Что, прости? – оторвался от отчёта аналитиков Ричард Симпсон.
– Зонд был отправлен с экзопланеты Глизе 876 d. Это одна из ближайших к нам планет, поэтому неудивительно, что наши собраться решили отправить свой зонд в сторону Земли.
– А почему Земли, а не Юпитера, например? Он же больше похож на Глизе; если я не ошибаюсь, она раз в семь-восемь больше нас по массе.
– Не знаю. Вполне возможно, что их технологии позволяют провести анализ атмосферы на таком расстоянии лучше, чем это можем сделать мы. Мы и сами-то совсем недавно научились достаточно уверенно открывать экзопланеты…
– И сколько до неё?
– Пятнадцать световых лет. При крейсерской скорости «Бродяги» это будет что-то около сорока двух тысяч лет полёта.
– Так… А что даёт датировка?
– Здесь всё хуже. Радиотехники говорят, что зонду точно не меньше тридцати тысяч лет и не больше сотни, но сузить эту область невозможно из-за длительного действия радиации на зонд. Он слишком долго был в открытом космосе. Но это подходит под версию с миссией с Глизе!
Ричард наморщил лоб.
– Я помню, когда только открыли Глизе – а это была одна из первых открытых экзопланет – все сразу начали кричать, что там может быть жизнь. Неужели правда?..
– Тебе нужны другие доказательства?
– Да нет… – устало вздохнул Ричард. – Я просто не уверен, что теперь, после стольких лет поиска, когда мы наконец-то получили, казалось бы, неопровержимые данные о наличии инопланетного разума, я чувствую себя счастливым и довольным. Ты знаешь… скорее наоборот. Какая-то тревога…
Ричард бросил взгляд на Генри и увидел в его глазах абсолютно те же эмоции.
– Да уж, это надо осмыслить, – негромко ответил Генри. – Я тоже пока не привык. Но, похоже, мы и вправду не одиноки…
– Само по себе устройство интегральных плат очень интересное, – начал Грегори. – Очевидно, что цивилизация на Глизе существенно обогнала нас в своём техническом развитии, однако отдельные узлы нам представляются достаточно примитивными. Вот, например, диодные мосты на микросхемах…
– Погоди, – перебил его Ричард. – Ты сказал, что вы до конца разобрались в программе «Бродяги». Что там нового?
– Мы отследили его маршрут по данным компьютера, вернее, его показателей. Исходя из траектории, он стартовал с Глизе 876 d и полетел в сторону Земли для выполнения своей миссии по обнаружению разумной жизни. Есть, правда, один момент, который мы ещё не разрешили – странное устройство, аналога которому нет на наших зондах. С ним мы ещё будем разбираться.
– Ладно. – Ричард отложил карандаш в сторону. – Факт № 1: на Глизе есть жизнь. Вернее, точно была тысяч эдак сорок лет назад. Факт № 2: с их стороны была попытка вступить в контакт с нами. Вывод: исходя из элементарной межпланетной вежливости, мы должны направить в направлении к Глизе свой зонд. Возражения?
Генри Сименс поднял руку.
– Мне кажется, что ждать сорок тысяч лет, пока наш зонд долетит к Глизе, не вариант. Тем более что я не уверен, сможем ли мы достигнуть таких скоростей и такой воистину снайперской точности, как у «Бродяги». Вернее, уверен, что не сможем – даже «Бродяга», и тот, судя по всему, не раз корректировал свой маршрут по ходу полёта. И потом ещё сорок тысяч, чтобы получить ответ. Есть возможность более быстрой связи – радиосигнал. Мы можем для начала элементарно продублировать записанный нами сигнал «Бродяги» и послать на Глизе. Он пролетит туда за 15 лет, так что ещё на нашем с вами веку мы получим ответот наших соседей!
Лори Болден кивнул:
– Принимается, надо будет связаться с аналитиками, занимающимися расшифровкой радиопослания. Возложим это дело на них.
Секретарь Ричарда задумчиво и отрешённо сидел на собрании, молча подперев щёку рукой.
«Поразительно, сорок с лишним тысяч лет эта штуковина летела в абсолютно пустом пространстве, чтобы долететь до нас, – думалось ему. – Это же такой огромный срок, что нам его просто не представить…»
Мировой энтузиазм сказывался буквально во всём. Казалось, что даже люди на улице стали более приветливы и уже меньше старались оттоптать ноги друг другу в автобусах.
Всемирные конфликты, кризисы и противостояния теперь казались какими-то мелочными, более того – недостойными землян, внезапно оказавшихся объектом внимания чужой цивилизации. Люди, возможно, впервые за всю историю своего бытия стали с удивлением осознавать, что все они – человечество, единая семья, живущая на одной планете, и те, кто может в любое время лично прилететь и вступить с ними в контакт, именно так и будут их воспринимать – без каких-либо разделений по странам, убеждениям, расе.
То, что всегда всем казалось фантастикой, сбылось. Теперь никто уже не мог взглянуть на ночное небо так, как раньше, видя лишь холодный и безжизненный блеск звёзд.
– Я тут кое-что прикинул, – сказал Генри. – Если взять окружность с радиусом в 15 световых лет – как до Глизе – и построить сферу, то получается, что на почти полторы тысячи кубических световых лет приходится примерно две формы разумной жизни. Грубовато, конечно, но определённая логика есть, согласен?
– И что? – ответил Ричард, уже не ожидая ничего хорошего.
– Тогда получается, что в одной только нашей галактике планет с разумной жизнью многие миллионы, а в обозримой вселенной – квадриллионы.
– Генри… Ты знаешь, я и так уже никогда не смогу по-старому посмотреть на звёзды. Теперь, когда я стою с биноклем у себя на веранде, мне всё время кажется, что с каждой звезды на меня кто-то смотрит. Ужасное чувство, если честно. Пока мы были одни во вселенной, я чувствовал себя куда уверенней…
И оба учёных вздохнули.
– Вы уже слышали обращение президента Франции? – спросил Пол Ричарда Симпсона, бросая на стол сложенную вдвое газету, ещё пахнущую типографской краской. – Он предлагает какую-то невероятную идею по отправке криокамеры с человеком к нашим галактическим соседям.
– Нет, и мне уже надоели все эти дурацкие речи. Что там с радиоцентром?
– Сигнал был отправлен. Работы по дешифровке продолжаются. Техники также рассчитывают характеристики зонда для отправки к Глизе, уже была создана международная рабочая группа из теоретиков НАСА, русского Агентства и КНКУ. В ближайшие несколько лет мы отправим огромный зонд с большим количеством самой разнообразной информации на множестве носителей, а также запасом топлива для самостоятельного маневрирования и корректировки маршрута в течение всего многотысячелетнего полёта.
– Я не уверен, что такая миссия увенчается успехом, – покачал головой Ричард. – Мы никогда не делали ничего подобного. Сам знаешь, у нас иногда спутник и до соседней планеты не долетает, а мы собираемся отправить зонд в другую звёздную систему.
– Да, а что с ним случится? Будет себе лететь в межзвёздном пространстве…
– Ну про первый «Вояджер» мы тоже так думали. А в итоге всего через пятьдесят с малым лет после запуска – смехотворно малый срок! – совершенно неожиданно для всех какой-то жалкий астероид пролетел перед самым носом нашего зонда и сделал его своим спутником. Скажи спасибо, что попросту не размазал в металлическую стружку. Кто даст гарантию, что такое не произойдёт снова?
– Такое случается один раз на миллион. И потом, сейчас у нас совсем другой уровень техники! Мы можем установить очень мощный компьютер, который будет точно просчитывать траекторию полёта на многие годы вперёд и в случае любой подобной ситуации совершит все необходимые манёвры, используя топливо зонда. Я, правда, стал задумываться немного о другом…
– О чём же? – спросил Ричард.
– Мы примерно представляем, каков был уровень развития цивилизации на Глизе около сорока тысяч лет назад. Но что там сейчас? И что там будет, когда долетит наш зонд? И вообще мы затрагиваем только сугубо техническую сторону вопроса, а если подумать о возможной политической, социальной системе, о том, как меняется общество на протяжении даже столетий…
Ричард провёл ладонью по холодному лбу.
– Да, это действительно очень сложно представить себе… Кстати, а как обстоит дело с радиосигналами? Что мы можем выжать из них?
– Дайте время, в отделе работают день и ночь. Аналитики сказали, что уже обнаружили несколько однотипных групп в общем радиошуме и смогли даже выделить единичные сигналы. Я уверен, что в самое ближайшее время у нас уже будут конкретные ответы, – ответил Ричарду его секретарь и направился к выходу.
Была уже глубокая ночь. Ричард Симпсон сидел в своём кабинете, засыпая над отчётом техников по поводу зонда «Глизе-1», и поэтому не услышал, как бесшумно открылась дверь, и какая-то серая тень проскользнула в помещение.
– Кто здесь? – спросил он, услышав шаги.
– Это я, Генри, – отозвался учёный каким-то странным голосом и сел на стул рядом с рабочим столом Ричарда, попав в освещённое лампой пространство. Только тут Ричард увидел, что его сотрудник выглядит каким-то потерянным.
– Тебе надо больше спать, – заметил Ричард. – Это ни к чему хорошему не приведёт. Ты уже сделал всё, что мог, а теперь оставь эту работу астрофизикам и техникам…
– Скорее историкам и археологам, – негромко отозвался Генри, отрешённо глядя куда-то в сторону.
– В смысле? – не понял его Ричард, переворачивая очередную страницу отчёта.
– В прямом. Техники вскрыли и разобрались в назначении того приспособления внутри «Бродяги», помнишь? Так вот, это что-то вроде его «чёрного ящика». Он записывал все действия, произведённые зондом, в течение всей его миссии.
– Ну и что же?
– И то. Мы смогли определить точную длительность полёта и выполнение зондом своих задач на разных его этапах. С точностью до нескольких лет.
– Так и что же? Я тебя не понимаю, что…
– Вы знаете, сколько наш так называемый «Бродяга» находился в полёте? Вовсе не сорок два тысячелетия, нет.
– Как это? А сколько же?
– Восемьдесят четыре. И согласно программе полёта, ровно неделю назад его миссия полностью была завершена.
Ричард Симпсон медленно отклонился от стола и поднялся на ноги. Воротник давил горло и не давал дышать.
Учёный развернулся и кинул взгляд на окно. Там, в чистом августовском небе, уже горели россыпи ярких звёзд. Далёких, таинственных… и бесконечно мёртвых.