С хрустом потянувшись, я села. Сегодня удалось поспать почти три часа. Еще через дней 5—6 можно будет брать новый заказ. Голова гудела с недосыпа. Что ж щедрые чаевые, оставленные за вывод последнего коматозника, грели душу и оттягивали карман.
Сыпанув в кружку третью ложку кофе, я душераздирюще зевнула и села проверять ленту. Пусто. Ну и хорошо. Все равно еще отойти надо.
Моя работа довольно проста на первый взгляд. Я проводник. И я вытаскиваю людей из комы. Они запутались в своих снах, видениях, подсознании, называйте как угодно. Прийти, найти, вывести. Конечно, бывали случаи, когда заказом становился уже мертвый человек. После таких меня ненавидели.
Называли ведьмой, тварью и чертовым отродьем, попадая, впрочем, только с первым. Иногда мне казалось, что их проклятья нашли свой выход, забирая у меня сон. Бессонными ночами меня изводили эти мысли. Однако, сейчас я воспринимаю это как плату. Изматывающую, но плату.
Улыбнувшись, я завалилась обратно на постель, надеясь хоть подремать. Сладких снов…
Коридор вокруг меня пульсировал, змеился вперёд бесконечной лентой. Я торопливо обернулась назад, но увидела лишь исчезающую во вспышке дверь. Вот черррт…
Вдохнув, выдохнув, я вспомнила, что я ведьма, что я умею выходить из коридоров и это моя работа! Главное, не оглядываться.
Осторожно потянула первую дверь на себя. Детский сад. Огороженная комнатка и маленькая девочка в углу, отгорожена заборчиком и что-то строит из игрушек. Я слышу голоса воспитателей.
– Вот, им тут не место! Она странная!
– Ей стоит умереть! – подхватывает другая и смотрит на меня.
Сейчас, бегу и падаю. Иду мимо них, направляясь к двери напротив. Уже вслед мне летят грязные ругательства. Или не мне. Ведь девочка эта – первая, кого я вытащила.
– Лини, – всхлипывает она, и я сжимаю зубы. С Юлей все хорошо, она ко мне завтра зайдет.
Поэтому я открываю дверь и шагаю в темное помещение.
Самое страшное, когда человек перестает бороться. Когда я прихожу слишком поздно.
Комната вокруг меня сжимается. Когда человек сдается, он умирает. И я умирала вместе с ним. Я все еще помню, как пыталась достучаться, вытащить, а коридор вокруг меня пульсировал, сжимаясь багровым водоворотом. Человек в углу скулит.
Нет, не утянешь за собой. Я не буду тратить время. Дверь сливается со стеной, не поддается, пока я с размаха не пинаю ее и не вываливаюсь в коридор. Теперь впереди лестница.
Сорок этажей. Сорок этажей я поднималась, стучась в каждую дверь и в каждое окно. Ни одна не открывалась.
Ноги подгибались, дрожали, и я опустилась на площадку сорок первого этажа напротив балкона. Дверь его тоже была заперта.
Хотелось побиться головой о стенку. Помощники не призывались, стены отталкивали, а лестница все не кончалась.
На балконе мелькнула темноволосая макушка и направилась к краю. Я вскочила, не обращая внимание на взвывшие ноги. Мальчик уже уверенно поднимался на бортик. Дверь под моим напором хрупнула, и я обхватила детское тельце, дёргая на себя.
Ребенок в руках дернулся, но я шикнула, усаживая его на бортик проема внутри и утыкаясь лицом ему в живот. Меня трясло, а по щекам текли слезы.
– Нет, нет, нет! Только не так! – я крепко вцепилась в мальчугана.
Я чувствовала, как меня потряхивает от отпускающего напряжения. Самое страшное для меня – вытаскивать детей. Видеть их отчаявшимися. Не успевать к ним, ведь у них меньше всех сил бороться. Мальчик прижался ко мне, и я равно выдохнула, успокаиваясь.
– Я думал, ты не придешь, – отозвался он. – Тебя долго не было, – детская ручка погладила меня по волосам. – Отведешь меня домой?
– Да, пойдем, – я подняла глаза, отыскивая новую дверь и крепко прижимая мальчика к себе. Та приветственно распахнулась, и я улыбнулась.
В этот раз я успела.