В этих водах не бывает мира, здесь царит право сильного, у слабого в любой момент могут отнять все, но у обидчика тоже отнимет сильнейший. Надо не просто держать ухо востро, нужно уметь или уйти, чтоб тебя не заметили, или защищать свое добро, да и жизнь. Тревожно было ладожанам, никто не смог бы им помочь, они хотя и везли товар, но в любой момент могли оказаться жертвой какого-нибудь разудалого ярла на своем драккаре. Беспокойно вглядывались в море на горизонте Сорок и его люди. Но беду пронесло мимо. До Хедебю добрались без приключений, когда Сирко уж не чаял ступить на твердую землю. На первых порах даже ноги не слушались, ставил их широко, словно под ним не твердь земная, а доски лодьи качаются. Смеялись остальные, он-то один не привычный к морским походам был. Тирок успокоил, что и так, мол, хорошо, болезнь его морская не прихватила, не то все кишки наружу бы вывернуло от волн.
Хедебю действительно походил на Ладогу, и домов таких же, как у них на Волхове, много. Только стояли они вдоль деревянной дороги, каждый со своим забором, воротами и дорожкой, а в Ладоге вразброс, там места вдоволь. И речка, как и Ладожка, посреди города течет. Дома, что по ее берегам стоят, имеют ступени к воде. Умно сделано. Увидал на крыше не конскую голову, как дома часто сажали, а оленьи рога. Чудно. Ходит Сирко, все примечает, только старается от своих недалече быть, хоть язык и понимает, даны в Ладоге тоже не редкость, а все можно сделать что-то не так. У каждого народа свои привычки, ненароком и обидеть кого недолго. В первый же день увидел он, как викинг с норманнского корабля спрыгнул на доски пристани, да вроде и поскользнулся, чуть обратно в море не упал. Помочь бы человеку, поддержать, а все стоят как вкопанные. Дернулся Сирко, да удержал его за плечо Тирок:
– Стой! Нельзя викингу помогать, если не просит, обиду нанесешь смертельную. Мало что самого убьют, так еще и на весь свой род беды навлечешь.
Чудно, помощь за обиду принимать, да только это их дело. Выдюжил норманн, смог прыгнуть вперед к своим, не упал в воду. После того и сказали Сирку, чтоб не отходил далече да не ввязывался ни во что.
Оказалось, что опоздали ладожане, уплыл совсем недавно конунг Геррауд Рюрик в Скирингссал, чтобы потом отправиться в Сигтуну на тинг, а когда будет, кто же его знает. Сначала хотели плыть туда же, свейских да датских драккаров много до Скирингссала плавает, можно бы с ними. Да не успели, прибыл один из драккаров Геррауда, его сводный брат Трувор, что привел драккар, сообщил, что скоро ярл будет и сам, незачем ходить далеко. Ладожане рады, море Варяжское не мед в зимнюю пору, холодно да ветрено. Их лодьи не очень для такого приспособлены, да и пиратов много. Норманнские да остальные драккары защищены, но и им опасно.
Остальные, может, и томились от ожидания и безделья, а Сирко только радовался. Он нашел дом мастера, что и по желтому камню работал, и бусы лил, и броши делал. Стал Сирко тому помогать и учиться заодно, любое дело, которое умеешь, только на пользу идет.
А пока учился, все расспрашивал да дивился. Много похож оказался Хедебю на Ладогу, здесь тоже почти не выращивали хлеб, жили больше торговлей да ремеслом. Очень интересовало Сирка оружие варягов, хоть и дал он зарок не ковать оружие, но не посмотреть не мог. Особенно много ковалось топоров, которыми морские разбойники владели мастерски.
Сирко до узорчатой ковки допустили, но закалку не показали – секрет, какого мастер не открывал никому. Тирок объяснил, что закаливают мечи иногда в крови жертв, и посоветовал Сирку не подвергать себя опасности.
А вот кольчуги они явно делать не умели, вместо того одевали какие-то куртки с костяными вставками, чтоб защитить тело. Вздохнул Сирко, не может он научить ковать кольчугу местного коваля, зарок даден, не то быстро бы выучил.
Море затянуло туманом, викинги боятся туманов больше бурь, он скрывает не только берега, но и тех, кто плывет в тумане. Хотя викинги всегда готовы к бою, у их драккаров на специальных крюках, в единожды и навсегда заведенном порядке висят доспехи и вооружение. Стоило возникнуть тревоге, как они стремительно вооружаются, ловко помогая друг другу. Это иногда было залогом победы и самой жизни. Кроме того, у викингов каждое действие, каждое движение во время боя доведено до совершенства. Если выстрелил первый ряд лучников, то никто не раздумывает, что делать дальше, выпустив стрелы, викинги падают на колени, накладывая стрелы в тетиву луков и открывая при этом цель для второго ряда. Так стрелы летят практически непрерывно, пока не истощится их запас. И гребцы на румах вооружаются по очереди, давая возможность товарищам передохнуть. Хорошо умеют воевать варяги, но и безжалостны они. Такими воспитали их море и сама жизнь, не отнимешь ты – отнимут у тебя, не убьешь ты – погибнешь сам. Поэтому задержка ярла могла означать все что угодно, вот и беспокоились ладожане.
Но Рюрик пришел. Его драккар голову имел драконью, желтоглазую, и нес гребцов-варягов десятка два, да столько отдыхало. Пристал к берегу без суеты, красиво. Ладожане тоже вышли посмотреть на конунга, которого решили пригласить к себе. Сирко удивился, видать, Соколом ярла из-за носа прозвали, точно хищный клюв какой над усами навис. Глаза круглые, темные, лицо все узкое, некрупное. На кого похож? Сирко и Гостомысла никогда не видал, и про внешность того не слышал. Попробовал по привычке спросить у Тирока, но тот отказался:
– Не ведаю. С Гостомыслом меды не пил, за столом не сидел. Тебе-то что, на кого бы ни похож, все одно – нам другого не видать. А этот наш по матери.
«Наш по матери» принял ладожан не сразу, сначала занялся своими делами. Много привезли драккары Геррауда, нужно было разгрузить. Потащили варяги все на своих спинах. Сирко не мог объяснить, что это вдруг его толкнуло и свою подставить, помнил про совет Тирока не помогать викингу, коли не просит, а вот поди ж ты! Удивился ярл, одну бровь приподнял, что-то у своего кормчего спросил, видно, интересовался, кто таков и откуда взялся. Тот тоже у кого-то спросил, повторил ярлу, одобрительно кивнул Рюрик. Сирко того не видел, он уже тащил здоровенный тюк по сходням, зато увидели Тирок да остальные, живо присоединились. Поработали вместе с варягами на славу, и сами размялись, и помогли. Конунг смотрел внимательно, словно оценивал, не по себе стало Сирку от такого взгляда, поморщился:
– Чего глядит, точно мы рабы его?
Тирок огрызнулся:
– Сам же полез помогать!
Геррауд рассказывал брату Синеусу о делах в Скирингссале. Тот удивлен, почему ярл не остался на зиму там, почему не поехал на тинг в Сигтуну?
– А зачем? Что, я не знаю, о чем говорить будут? – Конунг вроде и удивлен, но брата не обманешь, тот хорошо понимает, что Геррауд просто не хочет лишних расспросов, почему Лотарь поменял ему лен. Мало приятного объяснять, почему вместо богатой Фрисландии, до которой Рюрик ох какой охотник, ему дали Ютландию. Тоже не самый бедный лен, да ведь теперь побережье для него закрыто, а слишком далеко ходить стало тяжело. Новые драккары нужны, но строить их не на что.
– Что другие конунги говорят?
Поморщился Рюрик, головой мотнул:
– Не знаю, с другими не разговаривал. Товары сгрузил и сюда. Рольф сзади идет, может, он что скажет.
Синеус подумал: «Рольф скажет! У того одна мысль – где бы еще чего прихватить». И то ясно, Рольф – зять Рюрика, ему перепадет больше всех, если будет чему перепадать. Продолжит Геррауд ссориться с остальными конунгами да с Лотарем, и вовсе без лена останется. Сейчас у тинга сила, могут не просто погнать, а еще и не давать крова нигде. Синеус поежился, зря ярл не поехал на тинг, кто знает, что там решат, может и один голос перетянуть. Как решат запретить давать убежище изгнанникам, многие задумаются тогда. И у Геррауда немало викингов, которым путь в Скирингссал заказан. У Синеуса лучший друг изгнанник, и у Рольфа тоже. Ему очень не нравилось, что сводный брат потерял интерес к делам. Нельзя же жить одной торговлей, торговать – это хорошо, только викинг на то и викинг, чтобы брать все, что захочет. Если ограничат права ярлов, то добывать себе богатства придется с большим трудом. Нет, Синеус не боялся труда, только смотря какого, одно дело грести, сидя на руме, или брать свое, рассекая противника от головы до пят, и совсем другое – труд сынов Вотана, которые обрабатывают землю или пасут скот не хуже рабов. Викинги признавали только труд по перетаскиванию награбленного, любой другой был им чужд. Кроме воинского, конечно, работа тяжеленным веслом трудом не считалась, это была сама жизнь викинга.
И чем собирается Геррауд торговать, если больше не будет набегов? Хедебю – город торговый, его трогать нельзя, другие земли Ютландии конунгу особых доходов не приносят, для этого ими заниматься надо, скот разводить или землю обрабатывать. Не самому, конечно, но следить за этим, вникать. Другое дело – набег, где все за один раз взять можно. Только набеги заказаны для ярла. О-хо-хо, есть над чем подумать.
А тут еще эти странные славяне, до такого додуматься нужно – приехали просить над собой конунгом быть! Только торгуются по времени. Все бы ничего, бывал Геррауд в их землях, и Синеус много товаров видел, из Хольмгарда привезенных, богатые земли. Не так давно Рюрик грабил их Ладогу, что на реке стоит, по которой в славянские земли идти нужно. Дань ладожане выплатили хорошую, а теперь вон защиты просят. Если хорошо подумать, то конунг Геррауд-Рюрик даже право на те земли имеет, дед его тамошним ярлом был. Одно смущает всех, и самого Рюрика, и его братьев – земли от моря далеко, труднопроходимые, все леса да болота, хоть и зовут Гардарикой, а города те в глубине, водой не доберешься. Чтобы там конунгом быть, нужно про море забыть совсем, а Рюрик – викинг до мозга костей, он долго в лесу жить не сможет. Потому и не торопится ответ давать ладожанам.
И сам Геррауд-Рюрик крепко задумался, богатой землей владеть зовут, да только суша там, а он без моря себя не мыслит, кроме того, сразу срок назвали – пять лет. Только и хватит, чтобы крепости поставить, где их нет, а потом плыви себе обратно? А здесь лен уже уйдет, и другие конунги успеют построить новые драккары, а он сам отвыкнет стоять на палубе крепко. Кому будет нужен ярл на старых драккарах и не знающий обстановки? Ему не двадцать лет, чтобы новое дело начинать с возможностью его бросить, Геррауду уже больше пятидесяти лет, он взял последнюю жену, красавицу урманскую Ефанду, думать должен, что ее сыновьям оставит. А что оставлять-то, если Рустинген, что лен после смерти отца и брата получил, к Лотарю перешел? Правда, потом отвоевал Рюрик тот лен, да только вынужден был больше защищать его от чужих, чем сам грабить где-то. А шесть лет назад Лотарь лен поменял, отдав Геррауду Ютландию. Теперь вон тинг решит урезать свободных ярлов в правах, и совсем трудно станет. Но в Гардарику все равно не хочется. Рюрик помнит непокорную Ладогу, та хоть и выкуп большой дала, а не подчинилась. Понимает, что будет считаться конунгом и бояться по земле ходить, чтоб в спину топорик не метнули. Это дело скорее для Рольфа, зятя у Рюрика, не зря Хельги зовут, что значит Мудрый Предводитель. Тот бы справился, всех рассудил и правил сильной рукой, но твердой. Может, им Рольфа предложить? А сам куда?
Рюрик пришел в Хедебю, но согласие ладожанам давать не спешил, думал. Тирок сердился:
– Цену себе набивает!
– Грех обижаться на князя, – одернул его Сорок. – Князь на то и князь.
– Да мы и сами с усами! – огрызнулся Тирок.
Старший в ответ только головой покачал:
– Ох, гляди, как бы тебе те усы не укоротили на голову…
Спустя два дня, когда уж предложили конунгу прийти в Ладогу да защищать славянские земли от чужих, вдруг явился к ладожанам брат Рюрика Трувор и позвал перейти в дом Геррауда жить до весны. Задумались ладожане, с одной стороны, вроде и почет от конунга, а с другой – боязно. Сирко понять не может, отчего боязно. Сорок объяснил:
– Они христиане, а мы нет.
– Ну и что? Здесь много каких есть…
– Есть-то есть, да только нам в рабы угодить можно просто, если только ярл пожелает, может продать нас арабам как скот.
– Это отчего же он нас вдруг имеет право продать?! – возмутился уже не только Сирко, но и Малуш.
– Права?! – расхохотался Сорок. – Ты ему еще про права расскажи, тогда обязательно в рабы пойдешь! У викингов право сильного, понял?
– Пошто тогда мы его к себе зовем?!
– Замолчь! – рассердился Сорок. – Итак лишнего наделал и наболтал. По Слисторпу слух уж идет, что ты за всеми подсматриваешь, что не к добру это.
Хотел Сирко возразить, что он учится, чтобы дома все так же делать, но увидел злые глаза старшего и промолчал.
Подумали, но решили к конунгу идти, все равно если захочет, то приведет на веревке, лучше уж самим. Вздохнули многие, мало кто думал, что путешествие таким опасным окажется. Вроде и в бурю не попали, и пиратов не встретили, а вот гляди ж ты!
Но ярл оказал простое благоволение, он еще раздумывал над предложением ладожан и хотел присмотреться. Рюрик бывал в Ладоге и даже разорил ее, но одно дело налететь и воевать, подчинять и получать дань, а другое – управлять и защищать. Чтобы защищать, надо быть уверенным, что тебе не метнут топорик в спину, а чтобы управлять, нужно понимать, что справишься. Это не покоренные народы, у которых клейма на лбу, Геррауд хорошо помнил, что даже разоренная Ладога не подчинилась, жители просто ушли в лес и словно растворились. Дань, правда, платили исправно, но сидеть там нельзя, опасно, да и отказались платить. Вот и раздумывал Рюрик, зачем зовут. А если для того, чтобы заманить и убить за прошлые обиды?
Рольф прибыл в Слисторп через несколько дней. Да не просто приплыл, он привел за собой два захваченных драккара Улофа Быстрого! Вместе с викингами на румах. Еще не спросив, как это удалось, Рюрик понял, что Рольф определил его ответ славянам – Лотарь не простит разорения драккаров Улофа, значит, придется действительно уходить в Гардарику, больше ему Фрисландии не видать, пока все не забудется. А Геррауд не так молод, у него уже не те силы, и ждать некогда. Смотрел Рюрик на зятя и не мог понять, рад или не рад такому повороту событий.
А Рольф сошел на берег победителем, он никогда не прыгал, не позволяло огромное тучное тело, но вид все равно имел боевой. Ярл давно хотел проучить Улофа, Рольф об этом знал и не упустил случая, когда увидел драккары бедняги. Тогда он не задумывался об отношениях конунга Геррауда с остальными, просто делал то же, что сделал бы и сам Рюрик. И теперь по праву ожидал благодарности или одобрения по крайней мере. А конунг вел себя странно, он словно оцепенел. Рольф понял, что что-то случилось.
После первых приветствий и распределения новых викингов по старым драккарам, а бывалых на новые, так всегда поступали, чтобы в решающий момент новые не предали и повернули против, Рольф все же спросил:
– Что случилось, мой ярл? Ты озабочен?
Рюрик махнул рукой в сторону Трувора:
– Он расскажет. Потом придешь ко мне, поговорим.
Трувор коротко кивнул и позвал Рольфа за собой. Грузный огромный викинг, которого не выдерживал ни один конь, поэтому ему приходилось передвигаться пешком, с тревогой смотрел на брата конунга. Но викинги привыкли не задавать лишних вопросов, если у Рюрика неприятности, то надо помочь справиться, не интересуясь, как он их заработал.
Когда Трувор пересказал Рольфу новости, тот задумался. Он понимал озабоченность Рюрика, уйди тот сейчас даже из Ютландии, и не скоро сможет вернуться. С другой стороны, здесь уже трудно стало, чуть что – сразу собирается тинг, и могут осудить. Рюрик не побоится выйти один на один против любого конунга, но против всех не рискнет никто. Рольф кивнул:
– Ты прав, нужно уходить. Когда мы наберем с Гардарики столько дани, что хватит купить всех конунгов сразу, мы вернемся. Я скажу ярлу, что надо уходить.
Не только из-за дани и опасности осуждения на тинге склонял Рольф Пешеход своего зятя конунга Геррауда Рюрика принять предложение славян, он напомнил, что торговля может приносить такой же доход, как и война, а может, и больший. Сидеть на сухопутном пути от Скандинавии на восток, пусть и через земли славян, это выгода, выгода и еще раз выгода. Если сами славяне этой выгоды еще не поняли, то надо воспользоваться и забрать все себе. Серебро идет двумя путями, один вокруг всех стран, там слишком много желающих поживиться, второй через Гардарику. Да у той и своих богатств хватит. А то, что моря нет, так можно потерпеть. Сын Вотана не имеет права забывать о необходимости постоянно увеличивать свои богатства. Лен в Ютландии никогда не даст столько, сколько даст Гардарика, а набегами заниматься стало опасно.
Конечно, он повторял мысли самого Рюрика, тому просто был нужен сильный толчок. В комнате снова жарко, что за привычка у этих слуг топить камины постоянно, словно это жилище изнеженного арабского купца, а не викинга, привыкшего, чтобы у места его сна пар изо рта валил! Раздраженный конунг распахнул дверь на крыльцо.
Рольф продолжал говорить:
– Мой ярл, кроме того, никто не собирается ограничиваться Ладогой, Трувор не прав, нужно идти дальше. За Ладогой нужно ставить крепость на Ильмень-озере, а потом идти дальше, набрав сил. Все славяне должны быть под твоей пятой!
Рюрик хмыкнул в ответ. Рольф настаивал:
– Да, да, почему бы не стать конунгом всех земель славянских, если они меж собой ссорятся? Возьми их где силой, а где и хитростью. Те, что подальше, от хазар страдают да от ромеев? Предложи защиту, приведи своих людей, а там и подчини себе. Пусть вся Гардарика тебе платит. Главное – это путь к ромеям в обход Европы.
– Они меня зовут на время. – Рюрик был раздражен тем, что какие-то славяне, пусть и из рода его матери, смеют ему еще и условия ставить!
Но Рольф снова смягчил:
– Согласись. Пока. А потом мы их на колени всех поставим. Чем воевать против всех конунгов, лучше захватить Гардарику и вернуться в Фрисландию победителем.
Видя, что ярл уже согласен, он хмыкнул:
– И потом, славянки красивы, возьмешь себе наложниц, сколько захочешь…
Рюрик едва ни захохотал в ответ, но тут увидел чью-то тень у крыльца! Кто-то их слышал! Одним движением ярл бросил свое тренированное тело через преграду, но и тот, кто стоял внизу, тоже успел исчезнуть. Если это свой, то он не стал бы прятаться. Кто же это? Рольф тоже заметил тень, но по тени трудно угадать человека.
Рюрик чувствовал себя просто отвратительно. Нет, он не был ни ранен, ни болен, но занимался делом, совершенно несвойственным варягам, – размышлял. Назвать его глупым или редко думающим ни у кого бы не повернулся язык, Геррауд из рода Скъельдунгов умен и расчетлив. А главное – Рюрик, как все варяги, никогда не сомневается, решения принимает молниеносно и так же быстро выполняет. Но сейчас Геррауд в сомнении, и это хуже всякой болезни. Есть отчего. Славяне зовут собой править. Только как-то так зовут, словно по договору, – на время и на своих условиях. Трувор твердит, что согласиться можно на что угодно, а там показать этим глупцам, что варягам ставить условия себе дороже.
Геррауд вздохнул, он и сам не мог объяснить, что же так мешает просто принять предложение славян. Вернее, где-то в глубине души понимал, что боится уйти от моря, от остальных конунгов, боится стать сухопутным червем. Нет, он рожден на море, в нем должен и покоиться! С другой стороны, славянские земли богаты, так богаты, что об одном воспоминании о дани скорой руки сами тянутся к мечу – забрать все себе, никому не отдать. Может, прав Рольф, и впрямь стоит взять их под себя, поставить на колени, а потом… Потом он уйдет обратно и просто выкупит Фрисландию? Оставаться до конца жизни в болотах Гардарики конунг даже не мыслил. Конечно, хорошо бы поручить славян кому-то вместо себя, но руководить огромным делом издалека нельзя, хоть на время, а придется переселиться туда.
Вместе с тем Рюрик хорошо понимал, что даже предвидя все неприятности такого похода, он все равно пойдет, потому что отдать кому-то богатейшие земли и дань с них просто не сможет. Зачем же тогда сомнения? Надо идти, и все! Конунг вздохнул, конечно, виной всему возраст, еще десять лет назад он даже не задумался бы, просто сходил и взял. Если поход вдруг оказался бы неудачным, то за ним последовал новый, более успешный. А теперь ему много лет, и следующего может просто не быть…
До самой весны не давал ответ ладожанам Рюрик.
Руки у Сирка дело делают, а голова думает. Слышал он разговор конунга Рюрика с зятем его Рольфом про то, как их земли захватить. Вроде и ничего особенного, сами же ладожане зовут Рюрика к себе, да только врезались ему в память слова Рольфа, что надо с Ладоги только начать, остальное потом захватится. А ну как так и выйдет, сядет Рюрик на Ладоге в крепости, станет дань брать с проходящих кораблей, попробуй его оттуда выкури. А как на Ильмень пойдет? У него силы хватит, вон Рольф сколько голодных викингов привел. Как псы, на любую добычу кидаются. Что же это получается, сами себе ярмо на шею призывают? А дома все неладно, грызутся промеж собой славяне и чудь, кривичи да весь. Вроде людям и делить нечего, земли вволю, воды тоже, леса полны, сколь хочешь бери пушнины, а богатеям все мало. Вот и конунгу этому тоже. Ему Ладога не нужна, дань с нее да с остальных земель славянских нужна. А славянам князь хороший надобен, чтоб судил да рядил по совести. Как ожидать совести от чужака? Что будет? Подумать, так и Сорок прав, нужна защита Ладоге от викингов, от набегов, да только как распознать, чтоб та вольная защита хуже горькой неволи не оказалась.
Решил для себя Сирко, что как вернется в Ладогу, заберет Радогу с Зоренем и уйдет подале, туда, куда люди Рюрика не сразу доберутся. Сидят же словене да чудь в глуши на огнищах. Лучше за соху взяться, только не тянуть ярмо подневольное.
Наконец стал проседать на солнце грязный снег, обнажая сваленные за зиму под ноги нечистоты и падаль. Даже дорожки не спасали, все вылезло наверх. Сирко удивлялся викингам, особо тем, что пришли с Рюриком. Эти люди не привыкли ограничивать себя ни в чем, если ели, то до рвоты, если пили, то так, чтобы вино или пиво сваливало с ног, если бились, то обязательно до крови, а еще лучше, до смерти.
Викинги едят так, словно голодали месяцами, рвут пищу руками, в ненасытные желудки проваливается все, что попадает на стол. И все вперемешку: мясо, рыба, сильносоленая говядина, потроха, репа, огромное количество лука, все это заливается пивом, вином, снова заедается раками, копченой и соленой рыбой, снова мясом… Жир, сало, мясной сок текут по рукам и одежде, это никого не смущает, они поистине бездонны. Орут в это время так, словно они в море в бурю, не привыкли есть молча. И так до тех пор, пока вино и усталость не свалят их спать на своих местах.
Не всякий другой выдержит такое зрелище, потому и не рвутся купцы, которые знают нравы викингов, на их пиры. Но, по правде говоря, купцов не зовут, викинги не считают никого достойными есть с ними за одним столом.
Дивился Сирко много чему, громкие голоса викингов, он сразу заметил, это понятно, привыкли в море орать, чтоб расслышали, что меры ни в чем не знают, тоже понятно, но почему других равными себе не считают?
Наконец конунг позвал ладожан к себе, тот призыв пришел озвучить его сводный брат Трувор. Сорок сразу кивнул, мол, сейчас будем. И без объяснений понятно, что скажет Рюрик, только вот согласится ли на их условия? Сорок наказывал своих мыслей не выдавать, викинги разозлиться могут вдруг, недолго и головы с плеч потерять из-за одного неосторожного слова, кем-нибудь оброненного. Все поглядели на Сирко, для него в первую очередь говорилось. Кузнец нахмурился, вроде давно уж вообще молчит, а все поминают… Сорок сказал, что речь с конунгом держать сам станет, как в Ладоге велели, чтоб остальные не встревали.
Но Рюрик особо говорить не стал, а тем более слушать ладожан. Сообщил только, что принимает их предложение и прибудет в Ладогу как конунг для того, чтобы править ими и защищать. Умело говорил Рюрик и слова вроде использовал те же, да только так их поворачивал, что выходило, словно они его сильно просили над собой власть взять, а он милостиво соглашался. Хотел Сирко про срок напомнить, да не стал, все одно не поможет. Но Сорок напомнил, и тут ярл согласился, сказал, что доле не вынесет без моря сидеть, как медведь в лесу, а потому ему такой срок подходит, мол, наведет порядок и обратно, а там пусть сами стараются. И снова еле сдержался Сирко, чтоб не спросить, чего стараться-то? Дань ему собирать? Но укорил себя, чего уж тут, сами же приплыли просить над собой наряд взять, Рюрик мог и без спроса за данью прийти, разорил бы Ладогу – и все. Не он к ним с просьбой приплыл, а они к нему, теперь уж терпеть придется. И еще раз подумал Сирко, что надобно бежать с семьей подале от таких помощников.
Пока на дворе стояли, Сирко, а вернее, его тень, попалась на глаза зятю конунга Рольфу, тот почему-то замер, но промолчал.
Не заметил кузнец, что внимательно наблюдает за ним зять Рюрика, очень внимательно. А у Сирка что думает, то на лице и написано. Уходить стали, кликнул Рольф Сорока, подозвал к себе, о чем-то тихо говорить стал да в сторону Сирка поглядывать. Озаботиться бы кузнецу, да не ожидал тот никакой напасти теперь-то, когда вроде и выполнили все, зачем плавали.
Вскоре собираться домой стали. Совсем полегчало, только бы дойти хорошо, все же еще рановато, чуют ладожане, что по Волхову лед не прошел, да ведь домой тянет мочи нет. Конунг обещал вслед за ними прибыть, сесть в Ладоге, крепость строить да лодьи новые, чтоб защита была прочной. Сорок пообещал мужиков поднять, чтоб дома поставили для викингов хоть на первую пору. Рюрик кивал, но напомнил, что и жену с собой берет молодую, и даже дочь, ту, что за Рольфом замужем. Конечно, женщины викингов не избалованы, они настоящие дочери Вотана, это он про Силькизиф, свою дочь, но сыны Вотана любят баловать своих достойных жен. Ладожане пообещали построить для дочерей Вотана дома, чтоб было где жить.
А все ж как ушли, Тирок не сдержался, напомнил, что у конунга жену назвать дочерью Вотана никак нельзя, она хилая и болезная, тощая, как щепка, да бледная. Вот дочь, та другое дело, что твой мужик, здоровая. Сорок на него так цыкнул, что тот язык надолго прикусил. Оскорблять жену конунга в его доме! Это могло стоить жизни всем им.