Просто я любил ее… И недолюбил.
© Александр Георгиев
– Тебе дома плохо, что ли? Зачем снова ехал в такую даль? – первое, что я слышу от Сони, когда она подходит с блокнотом и карандашом к столику, который я занимаю в основном зале «Фантазии» в надежде на то, что именно здесь буду чаще ее видеть.
Даль? Разве это расстояние? Смешно.
Когда я еду к Соне, пятьсот километров ощущаются как квантовый скачок. И чем ближе я к ней, тем выше я поднимаюсь. Жди меня она, я бы мотался в Киев каждый чертов день своей жизни. Я бы не спал ради этого столько суток подряд, сколько бы физически выдержал мой организм.
Но…
Правда в том, что ей это на хрен не нужно. Вторая встреча исключительно по моей инициативе.
– Кофе. Тройной, – сухо делаю заказ вместо никому не нужных ответов.
– С ума сошел? Не спишь нормально, еще и кофеином накачиваешься, – выдыхает Соня, направляя в меня неожиданно мощно заряженным обеспокоенным взглядом. Этот взгляд, как спецэффект прошлого, вмиг душу поджигает. Цепенею и, не моргая, смотрю на нее, в то время как грудь уже засыпает крупнокалиберными искрами жара, а спину обкидывает долбаными мурахами. – Не принесу, – заключает Соня строго.
Краснеет, но стоит на своем, даже когда я усмехаюсь и заверяю:
– Кофеин – явно не то, что способно меня убить.
– Все равно, – сипит она, нервно постукивая карандашом по блокноту, в который в какой-то момент вцепилась с такой силой, что его скрутило. – Есть хорошие фруктово-овощные энергетические коктейли, – транслирует на одном дыхании, уткнувшись-таки глазами в белый лист. – К примеру: персик, груша, руккола и базилик. Мой любимый. Очень вкусный.
Несколько ничего не значащих слов… И меня накрывает второй волной дрожи.
– Окей, – соглашаюсь со вздохом. – Неси.
– Записала, – быстро отзывается Соня. – Есть что-нибудь будешь?
– Нет. Не голоден.
– Никаких изысков, конечно, предложить не могу. Не тот уровень. Но, помнится, обычное картофельное пюре с отбивной и овощным салатом тебе неплохо заходило. У нас все свежее…
– Я же сказал, что не голоден, – останавливаю ее резковато, когда жар из груди поднимается к горлу.
Соня вздрагивает. Сглатывая, молча кивает.
– Хорошо.
Уносится от моего столика так быстро, словно за ней черти гонятся. Да в чем-то так и есть. Мой взгляд преследует, пока остается физическая возможность. Жар медленно опускается, застревая на долгое мгновение под ребрами. А после вздоха и сокращения мышц опадает хлипкой пульсацией внизу живота.
Да, я знаю, что мне ни хрена не светит. Даже прикоснуться к Соне нет шансов. Но желать этого мне ничто не может запретить.
И дело даже не в похоти, которой скопилось во мне немерено.
Просто я любил ее… И недолюбил.
Как я ни пытаюсь приглушить эти чувства, они продолжают гореть. Еще и растут как голод, который нечем утолить. Я сильно рискую, приезжая в Киев. Сам своего зверя раздразниваю, получается. Сила воли у меня, конечно, стальная. Но сегодня я вдруг понимаю, что с ней все не так однозначно. Результат испытаний, которым я себя подвергаю, может быть весьма непредсказуемым.
Нахожусь в зале почти два часа до закрытия. Но Соня подходит ко мне только еще один раз – не глядя в глаза, опускает на стол бокал с коктейлем и молча уходит. Забирает тару и принимает новый заказ уже другая девушка. Она, естественно, без проблем приносит мне мой тройной кофе. Соня стреляет в меня недовольным взглядом и остаток вечера полностью игнорирует.
– Ладно, – выдыхает прерывисто, когда оказываемся, наконец, наедине. Пусть и посреди оживленной улицы, но все же вдвоем. – Что там за фотографии, которые ты хотел показать?..
– В машине, – киваю в сторону парковки у кафе. – Пойдем.
– Эм-м… – выдает Соня, облизывая губы. Я практически сразу же увожу взгляд, но реакции оказываются быстрее. И они, мать вашу, не щадят меня, каким бы заржавевшим я себя не считал. – Я бы не хотела садиться к тебе в машину. Прости.
Стискивая челюсти, достаю из брюк сигареты. Молча вскрываю пачку и, вроде как, спокойно подкуриваю. Только все это спокойствие такое, блядь, наносное, что даже стремно становится.
– Мне кажется… – шелестит Соня, в очередной раз добивая неожиданными эмоциями. – Ты как будто повзрослел. Сильно.
Смотрю на нее и понимаю, что не найду ответа.
Не рассказывать же, что я сам чувствую себя объемнее, тяжелее и старше. Настолько, что порой кажется, несу не только крест нынешней жизни, который будто прибили к хребту, но и всех предыдущих. Раскаленные и непосильные, они все на мне. Тащу их, чувствуя себя многовековым духом.
Горечь, боль, разочарование, тоска, ужас, ответственность, вся тяжесть мирского бытия и, конечно же, любовь – все это заставило меня преждевременно состариться. Но прикол в том, что лишь Соня это заметила.
Пожимая плечами, продолжаю молча курить.
Отвести взгляд не могу. И она зачем-то продолжает смотреть. Так, как может только она – прямо в душу. Ну и пускай. Блокирую большую часть чувств.
И все же открывается одна из самых свежих ран.
Всегда было похрен на то, насколько черны окружающие меня люди. Я был достаточно циничен, чтобы понимать, что дерьмо происходит повсеместно, и с этим нет смысла бороться. После любой перетасовки людей ситуации повторяются. Так устроена наша алчная и жестокая планета. Это не остановить. Для психики проще игнорировать.
Я и игнорировал. Пока эта гниль не коснулась Сони.
Сейчас смотрю в ее бездонные глаза и вижу, как там тонет весь этот гребаный мир.
«Утопить хотели, чтобы просто исчезла…»
«…когда я окончательно пришла в себя, на квартире у Лаврентия, был предложен выбор: молчаливое участие в ее постановке или возврат к смертельному приговору через ад насилия всеми теми ублюдками, которые изначально меня держали в порту…»
«Машталер Владимир Всеволодович и… Георгиев Игнатий Алексеевич…»
При мысли, что кто-то из окружающих меня тварей мог причинить Соне боль, нанести какой-либо вред, лишить ее жизни… Снова и снова разрывает нутро!!!
Снова и снова…
Бесконечные циклы. Мышцы, все внутренности и кости смешивает в одно сплошное месиво, так что кровью захлебывается та самая многовековая душа.
А Соня волнуется, что у меня сердце от кофе застопорится? Смешно.
Люди, которых я терпел долгие годы подряд, пробудили во мне настоящего монстра. Теперь уже ничего не важно. Есть одна цель. И я знаю, что дьявол во мне не затихнет, пока не уничтожит всех, сука, причастных. Лично, непосредственно или же косвенно. Главное, каждый должен быть устранен навек. Месть – все, ради чего я существую. И заряжен я как никогда прежде. Мне плевать, каким будет финал. Ничто не способно меня остановить.
Труднее всего было не сорваться в тот самый момент, как получил от Сони последнюю информацию. Если после Болгарии я еще сохранял здравую мысль: не становиться убийцей. То после Киева это меня, на хрен, вообще не занимало. Единственное, что сдерживало – осознание того, что смерть – слишком мелкое наказание для таких, как мой отец и Машталер. Они разрушали мою жизнь и жизни сотен людей, в попытке удержать ебаную власть. Лишить их ее и будет полным уничтожением. С последующим медленным гниением за решеткой.
– Если ты боишься меня, то не стоит, – выдаю глухо, когда из сигареты уже нечего тянуть, а подкурить новую не хватает, сука, сил. – Я никогда не причиню тебе вред. Клянусь.
Соня горько улыбается и, вздыхая, как будто смеется.
– Я не боюсь, – шепчет так же тихо. – Просто не хочу оставаться с тобой наедине.
Это больно, однако я, несомненно, заслуживаю. Стойко терплю огненную вспышку, даже когда в глазах жечь начинает.
– Понял, что не хочешь, – выдыхаю сдержанно. – Но это нужно для дела. Надолго тебя не задержу. Посмотришь снимки, и я уеду.
Соня сглатывает и нервно оглядывается. А потом снова совершает это одуряющее движение языком по губам, делая их влажными и будто бы ждущими. Меня.
Любовь – бесовская сила.
Самая непредсказуемая. Самая манящая. И самая, мать вашу, страшная.
Подрыв за грудиной такой мощный, что я почти подаюсь в ее сторону. Я столько всего в своей жизни выдерживаю, и лишь встречи с Соней раз за разом расшатывают, выбивая почву, и заставляют терять равновесие.
Знаю это. Испытываю ужас. И все равно я здесь.
– Хорошо, – наконец, соглашается она.
Первой идет к машине, давая мне возможность перевести дыхание и вернуть себе контроль. Беру все чувства в оцепление. Почти не реагирую, когда оказываемся вдвоем в салоне автомобиля. Игнорирую Сонин запах, ее близость и высоту дыхания… Но замечаю ведь все.
Мать вашу…
Снимаю с телефона блокировку, открываю нужную папку, ввожу дополнительный защитный пароль и молча передаю мобильник ей.
Соня сосредоточенно смотрит на фотографию одного из людей отца, шумно вздыхает и пролистывает снимок. За ним, практически не задерживаясь, так же поступает со следующим.
– Никого не узнаешь? – сиплю я, не в силах перестать пялиться.
Вижу, как на очередном бурном вздохе вздымается Сонина грудь, как лихорадочно бьется жилка у нее на шее, как трепещут ее ресницы и как подрагивают руки.
– Нет… Я не узнаю так… Почти не видела лиц, когда приходила в себя… Разве что по голосу… – вскидывает взгляд, и я удерживаю этот контакт так долго, как только могу. – По голосу я бы, наверное, узнала… Они мне до сих пор снятся…
Сука… Вот как тут не заорать, если грудь будто когтями дерет?! Рвущая мое окаменевшее тело болезненная ярость оглушает и ослепляет. Размазывает элементарное восприятие. И лишает какой-либо адекватности.
Вдох. Выдох.
Запредельное жжение по всем слизистым. Весьма слабое прояснение сознания.
– Один из этих людей вышел на пенсию вскоре после того, как ты уехала в Киев, и переселился с семьей в Карпаты, – озвучиваю первое, что всплывает в памяти. – Думаю, стоит найти его и попытаться поговорить, – так же на ходу прикидываю. И вдруг… Выпаливаю без какого-либо анализа: – Ты бы согласилась поехать туда со мной?
– Нет, – отвечает Соня так же быстро, едва я успеваю сформулировать свое предложение. – И ты тоже не смей… Саша, брось это дело, пожалуйста… Это ведь очень опасно! – выпаливает с очевидным волнением. – Если что-то знаешь, передай Тимофею Илларионовичу и его людям. Они справятся!
– Тимофею Илларионовичу? – все, что я в тот момент слышу. Срывается сначала мое дыхание, а потом и Сонино. Впиваясь в ее лицо взглядом, замечаю, как оно бледнеет. – Почему ты называешь его по имени-отчеству? К нему лично тоже так обращаешься?
– Ну да, и что? – парирует задушено.
– А то, что это выглядит как долбаное извращение.
Богданова распахивает в возмущении рот. Да так и застывает.
Я же, подтверждая ее слова, подвисаю на этом рте.
«Не осли ты… Поцелуй ее!» – взрывает мне мозг один из многочисленных эпизодов прошлого.
Блядь…
– Каждый судит в меру своей собственной распущенности… – стартует было Соня и все же замолкает.
Воздух и без предъявленных нами друг другу оскорблений трещит. Чиркни я сейчас зажигалкой, точно взлетим. Но я ведь завязал с опрометчивыми поступками. Живу по уму, а не чувствами.
Совершаю глубокий вдох и, разблокировав успевший заснуть мобильник, вновь его отдаю Соне и отворачиваюсь к окну.
– Просмотри фотографии еще раз, – прошу сухим тоном.
Она слушается. Боковым зрением вижу, как повторно листает папку.
– Нет, нет, нет… – бормочет, не пытаясь выровнять дыхание. – Ну, не видела я их… Не помню, не помню… – с каким-то стоном закрывает альбом и резко замирает.
Я стыну синхронно. Знаю ведь, что видит там… Огромную папку с ее собственными фотографиями.
Там и название старое – «Соня-лав».
– Зачем ты хранишь?.. – сипит едва слышно. – Удали…
– Прости, но это мой телефон, – выдаю относительно спокойно, отбирая у нее трубу. – Что хочу, то и храню.
На это она ничего не отвечает. Я же завожу двигатель и, не дав возможности опомниться, везу ее домой.
В дороге молчим. А у подъезда, когда Соня выскакивает из моей машины, словно из душегубки какой-то, я, по укоренившейся привычке, не позволяю ей сразу же сбежать. Несмотря на зарядивший было дождь, преграждаю путь до тех пор, пока Богданова не оставляет попытки меня обойти.
Опираясь на прошлое, которое никак не забыть, принимаю эту противную морось за небесный знак.
И вдруг, для самого себя неожиданно, нагло заявляю:
– Я хочу попасть к тебе в квартиру и увидеть, как ты живешь.
– С чего вдруг, Саш?.. – теряется Соня, часто моргая.
Ее длинные волосы и густые ресницы уже слипаются от воды, а лицо становится блестящим.
И меня бросает на год назад, когда так же стояли под подъездом ее дома друг против друга под дождем, когда так же было невыносимо много чувств, и когда точно так же не было нужных слов.
– Ты помнишь? – тихо выдыхаю я.
Практически одними губами шевелю, склоняясь так низко, чтобы видела их.
– Не помню, – отрицая, Соня резко мотает головой.
А я совершаю первый за сегодня свободный вдох и смеюсь.
– Помнишь.
Еще отчаяннее мотает головой, а я еще громче смеюсь.
Дождь усиливается, но лично мне лишь в кайф эти потоки. Внутри все буквально вибрирует от кипящего в каждой чертовой клетке восторга.
– Я же не пытаюсь узнать, как живешь ты! – выкрикнув это, Солнышко агрессивно толкает меня в грудь. – Не спрашиваю, где бываешь после работы, кого пускаешь в свою квартиру и с кем проводишь свободное время?.. Я не спрашиваю, Саша!
– А ты спроси.
Дежавю. По интонациям практически зеркалим тот самый первый диалог, который произошел между нами у Чарушиных.
– А мне неинтересно!
– Блядь, Сонь… Было бы неинтересно, ты бы все это сейчас не озвучивала, – предполагаю я.
И, как вижу по ее встревоженным, мечущим огни глазам, попадаю точно в цель.
– По-моему, тебе пора… Дальняя дорога, ночь, возможная слежка… – бормочет спешно.
И испуганно.
– Прогоняешь? Или, может быть, волнуешься?
Жадно жду ответа, но она мне его, конечно же, не дает. Да и не обязана, знаю.
Система домофона издает приглушенный писк. Я понимаю, что кто-то выходит, и, схватив Соню за руку, буквально втягиваю ее в подъезд, прежде чем дверь успевает захлопнуться.
– Ты обалдел?.. – шипит Богданова, когда мы уже, преодолев два лестничных пролета, оказываемся на площадке второго этажа.
Встречаемся глазами ненадолго. Но этого достаточно, чтобы выдать такие киловатты чувств, после которых в организме не только удушье и тахикардия разворачиваются, но и происходит бешеный, как техногенное землетрясение, тремор всех мышц. Когда же на площадке гаснет свет, напряжение достигает таких высот, что Соня пронзительно взвизгивает.
– Открывай, – хриплю я и подталкиваю ее к двери.
________
Следующая глава платная. Цена сейчас – 129 руб. По завершению стоимость возрастет до 179 руб. Покупая подписку, вы платите один раз. Книга останется в вашей библиотеке навсегда. Всем спасибо❤️❤️❤️