Лодка медленно скользила по густой воде к середине озера. Проваливалась в неё и с трудом выныривала. Иногда на руки гребущим попадала мутная вода. Содоса это раздражало, поэтому он грёб не так уж старательно. Наморщив нос и прищурившись, он всматривался в берег, который сразу пропал из виду. Рассел недовольно косился на Содоса, но ничего не говорил. Он так устал, что не хотел начинать новую словесную перепалку, она точно затянулась бы, а ему хотелось только одного – тишины, недоступной ему нигде, кроме озера. Они гребли уже по привычке, в двадцать четвертый раз не понимая, куда. Вскоре лодка стукнулась о спиральную лестницу, возвышающуюся над озером. Содос неуверенно крикнул:
– Мы здесь!
Ответа не последовало, разве что фонарь зажёгся. Какое-то время они прождали в лодке, всматриваясь в темноту. Послышались шаги, и к подножию лестницы спустились четверо. Один держал в руке фонарь, освещая путь, и гремел ключами. Вид у него был испуганный, по крайней мере, Расселу так показалось, наверное, потому что он и сам был испуган. Остальных было не разглядеть, они шли сзади.
– Сколько? – спросил тот, что гремел ключами.
– Восемь, – громко сказал Содос и добавил про себя: – Как будто ты и сам не знаешь.
Они стали подниматься по скользким ступеням. Содос двигался осторожно. Рассел, напротив, шёл уверенно и ни разу не поскользнулся. Его волновало что-то другое. Содос чувствовал это, но не мог взять в толк, что именно. Рассел редко бывал так сосредоточен. Он как будто заснул, оказался в другом месте, и скрупулёзно его изучал, пока ноги несли его, спящего, вверх по ступеням. Рассел шёл перед Содосом, и тот не видел лица своего приятеля, но не удивился бы, если бы Рассел шёл с закрытыми глазами. Но глаза Рассела были открыты. Что-то должно было произойти этой ночью, но он не знал что. Это он и пытался выяснить, складывая в уме всё, что случилось с ними за два прошедших года. Ксооты, какие-то Корни таких размеров, что ему становилось не по себе, когда он вспоминал про них. Всё, что только мог вспомнить, Рассел собирал в уродливую мозаику, которая всякий раз рассыпалась. Сегодня ровно два года с того дня, как они впервые шли по этой лестнице. Два года, двадцать четыре месяца, сто девяносто два новорождённых ксоота. Они собирали только что выпавших уродцев, другие были непригодны. "Непригодны? Почему другие непригодны?" Мозг Рассела закипал, он никогда об этом не задумывался. По сто медяков за ксоота. Огромными деньгами не назовёшь, но это больше, чем получают торговцы рыбой за два месяца. В конце концов, Рассел пришёл только к одной мысли, которую не раз повторял ему Содос – "Почему именно мы должны тащиться к этим Корням?" Вдруг поток его мыслей оборвался. Они подошли к дверям, которые тихо открылись и впустили их в тёмный коридор. В какой-то момент Содос осознал, что они идут вдвоём. Вдвоём с Расселом. Их сопровождающие, видимо, отстали, а они и не заметили. Теперь и Содосу стало не по себе, обычно их сопровождали до самого конца. Они зашли в помещение, освещаемое настенными лампами. У стен стояли шкафы, небольшие брёвнышки потрескивали в двух каминах, и у каждого стояло по четыре тёмно-красных кресла. В помещении никого не было, только густой дым витал в воздухе. У Рассела заслезились глаза, но вскоре привыкли. Дым был мягкий, чуть ли не уютный.
– Вам как обычно, господа? – раздался бархатный мужской голос. – Вам, господин Содос, двойную порцию с вишней, а вам, господин Рассел, листья смородины?
– Да, – неуверенно ответил Рассел, а Содос просто кивнул в пустоту, потому что не понимал, откуда к ним обращаются. Из-за ширмы, которую Содос никогда не видел, а Рассел заметил впервые, скользнул изящный, довольно высокий и очень худой мужчина. В руках у него были две длинные подставки, наподобие подсвечников. Только вместо свеч в них были вставлены дымящиеся свёрнутые в трубки большие сухие листья. В них была насыпана какая-то смесь из трав. Одна отдавала красным, вторая – зелёным. Красная досталась Содосу, зелёная – Расселу. Содос принюхался и восторженно задержал в себе запах.
– Присаживайтесь, господа, присаживайтесь. У вас один час, – сказал мужчина с бархатным голосом, после чего исчез за ширмой. Содос с нетерпением пошевелил носом, усаживаясь в кресло у ближайшего камина. Рассел сел рядом. Содос достал трубку, забил в неё смесь из своего листа и с упоением закурил. Рассел не торопился забивать свою трубку, вкус смородины успел приесться. Он начал медленно осматривать стены. Кое-где висели картины в полуразвалившихся рамах. Их содержимое оставалось загадкой для Рассела, а Содоса не волновало. На некоторых были изображены сцены рыбной ловли, на других – семейные застолья, в общем-то, ничего необычного, хотя Рассел каждый раз находил новые детали, на которые раньше не обращал внимания. Вот, допустим, в этот раз он заметил, что на одной из картин в руках отца семейства, ужинающего поздним вечером, две вилки. Нож лежал рядом, и либо художник изобразил его запылившимся от времени, либо на самой картине была пыль, хотя на вилках пыли Рассел не заметил.
– А ты чего не куришь? – с удивлением спросил Содос, упоенно причмокивая, когда заметил, что Рассел и не думает присоединяться к нему в его удовольствии.
– Да как-то не хочется, – задумчиво протянул Рассел. – Подожду ещё немного.
– Ты кури, а то такого табака ещё месяц не попробуешь.
– Да знаю я.
– Ты только подумай, вишня… У нас она не растёт, а я даже и не знал, что она мне так нравится. Это твоя смородина всё заполонила. Как по мне, сорняк, – Содос поднял брови и беззаботно посмотрел на Рассела. – Выполоть её и всё, а то для травы уже места не осталось, у нас её и так мало.
Спустя час из-за ширмы вновь появился худой. Он подхватил оба подсвечника одной рукой и унёс их за ширму, видимо, там стоял ещё один шкафчик, в который он и спрятал подставки.
– Ну-с, господа, вы закончили? – спросил он. Рассел сухо улыбнулся в ответ.
– Да, спасибо, – прокашлялся Содос.
– У вас сегодня восемь?
– Восемь, – отозвался Содос, подумав, что хорошо бы им всем уже это запомнить.
– Изумительно. Тогда прошу, вот ваши восемьсот медяков. А они у вас, значит, в мешочках, да? Надеюсь, все живы? – заботливо улыбнулся мужчина, заглядывая в копошащийся свёрток.
– Ну, это вы сами смотрите.
– Конечно, конечно. Я понимаю, издержки профессии, – вежливо улыбнулся худой. Потом встал, слегка поклонился и сгрёб мешки в охапку, после чего пренебрежительно сбросил их за ширму, отряхнув руки.
– Ну, мы пойдём, – кивнул Содос как будто сам себе.
– Подожди, – остановил Рассел, не обращая внимания на то, что Содос подталкивает его к выходу. – Может вы всё-таки расскажете, зачем вам эти уродцы?
– Вам действительно интересно, господин Рассел? – улыбнулся мужчина, складывая руки за спиной.
– Да, очень.
– Что ж, тогда прошу, – худой жестом пригласил приятелей сесть. – Видите ли, господа. Вам покажется это скучным. Я всего лишь пытаюсь изучить этих маленьких, несомненно, весьма прелестных созданий. Знаете, научный интерес, – мужчина широко улыбнулся.
– Не очень-то уж и прелестных, – ухмыльнулся Содос. – Вот видишь, теперь ты, может, наконец, успокоишься? – спросил он у Рассела.
– В таком случае, не смеем вас задерживать, – согласно произнёс тот.
– Ничего, ничего, добрые господа, – махнул рукой мужчина и встал, слегка поклонившись. Они вышли из курительного помещения, и Содос направился по тёмному коридорчику к спиральной лестнице, в этот раз он как никогда хорошо помнил обратную дорогу. Но Рассела что-то заставило обернутся. В закрывающихся дверях он увидел высокого, худого мужчину с бархатным голосом, тот смотрел им вслед. Лёгкая безразличная улыбка не сползала с его бледного лица, а глаза… На миг Расселу показалось, что белки его глаз потемнели, а вокруг зрачков сверкнули кровавые колечки. Двери уже захлопнулись, когда Рассел схватил Содоса за плечо и, прижав к холодной стене, шепнул:
– Подожди-ка, мы ещё не уходим.