Трейси
15 апреля, год спустя
Полуденное солнце приятно греет кожу. Щебетание птиц сливается с плеском воды в пруду. Закрыв глаза, можно представить, что находишься в каком-нибудь красивом парке, где нет ни души. Впрочем, это место так же красиво и даже прекрасно. Но здесь всегда тихо. Тихо и спокойно.
Открыв глаза, я разминаю затекшую шею и подтягиваю колени к груди. Прошло уже несколько минут, но не думаю, что этого достаточно. Поэтому я продолжаю сидеть и выдергивать нитки из дыр на моих черных джинсах в области коленей. Легкий ветер колышет мои распущенные волосы. Выждав еще несколько минут, я поднимаюсь на ноги.
Передо мной длинные ряды серых плит на ярко-зеленой траве. Лавируя между ними, я стараюсь не торопиться. Остановившись, смотрю на фигуру, сгорбившуюся под тенью плакучей ивы. Перед ним два одинаковых надгробия, почти ничем не отличающиеся от других.
Глаза начинают щипать от этой картины. У меня не самые лучшие отношения с родителями, но если я потеряю их, то сойду с ума от горя.
Кайден сидит на земле, скрестив ноги и опустив голову. Я не знаю, говорит ли он с ними. Но полчаса назад, когда мы пришли сюда, я оставила его наедине со своим горем и мягко намекнула, чтобы он высказался. Я ни разу не видела его слез, поэтому не была уверенной, что он готов мне их показать. Хотя, зная его, вряд ли он плакал вообще.
Сегодня вторая годовщина со дня смерти его родителей. Год назад Кайден все еще не был готов принять, что их больше нет. Но прошел еще год, и теперь в его глазах есть ясность и осознание того, что все-таки нужно двигаться дальше. Он уверен, что в этом моя заслуга. Я уверена, что он нашел в себе силы сам.
Кайден вздрагивает, когда я нежно касаюсь ладонью его плеча. Опустившись рядом с ним на колени, я читаю эпитафии на надгробиях.
Синтия Эллис Арчер
Ты все еще сияешь, мама
И память о тебе будет жива всегда
Таннер Уильям Арчер
Та сила и мудрость, тобой даруемая
В моей крови, отец
Столько емкости и красоты в этих нескольких строках. Но в то же время в них много скорби.
Кайден сплетает наши пальцы, все еще глядя перед собой. В его глазах боль, но уже немного притупившаяся. Он кладет наши сцепленные руки на траву между нами и медленно поворачивает голову. Я дарю ему слабую улыбку и свободной рукой провожу по его скуле, затем по коротко стриженным волосам. Он изменил не только прическу с того времени, как мы вместе. В ушах больше нет кристалликов, которые мешали ему на играх. Улыбка – это то, что теперь можно увидеть на его лице намного чаще, чем хмурую складку на лбу.
Он смотрит на меня с особой теплотой. Признаюсь, он не всегда так на меня смотрит. У нас бывают и плохие дни. Мы подвержены частым ссорам, но они никогда не заканчиваются глупыми слезами и расставанием. Никто из нас не бросается громкими фразами, но это не делает ссору менее приятной. Ссора есть ссора.
Но я уверена в двух самых важных вещах: я люблю его, и мои чувства взаимны.
– Я рассказывал им о тебе, – произносит Кайден.
Сейчас он слишком уязвим, поэтому, несмотря на ситуацию, извлекаю из этого что-то положительное. Он такой разный, что порой я гадаю, каким я увижу его сегодня? Веселым, уставшим, возбужденным или раздражительным. Я тоже не отличаюсь тихим нравом, но моя невозмутимость порой помогает затушить его вспыльчивость.
Иногда бывает все наоборот.
Мне нравится размышлять о наших отношениях и иногда анализировать их. Это глупо, но я так часто думаю о нем, что порой это граничит с помешательством.
– И что ты им сказал? – с улыбкой спрашиваю я.
Кайден продолжает изучать мое лицо. В светло-карих глазах, которые разительно отличаются от темных волос, загорается прежний огонек уже знакомый мне. Когда мы шли сюда, он почти погас.
– Что с тобой я счастлив и именно ты вытащила меня…
Я быстро подношу палец к его губам, призывая замолчать. Повернув голову, я обращаюсь к надгробиям:
– Вы создали сильного и независимого мужчину. И эта я счастлива с ним.
Кайден знает, в каких моментах со мной лучше не спорить. Но судя по его взгляду, он остается при своем мнении.
– Тетя Лиза настаивала на их кремации, – вдруг говорит он.
Я сильнее сжимаю его руку.
– Ты не рассказывал об этом.
Кайден пожимает плечами.
– Да это и не важно. Наверное, тогда бы я согласился на что угодно, лишь бы меня оставили в покое. Но Роббинсы вмешались, и теперь мои родители здесь, рядом со мной, а не в Мэйпл Ридж.
Эту часть я уже знаю. Родители Кайдена только планировали переехать в Эшборо и жили в соседнем городке. Но после несчастного случая их похоронили именно здесь.
Держась за руки, мы покидаем тихое пристанище умерших и выходим на узкую тропинку, ведущую в лес. Я болтаю о школе и предстоящем выпускном бале. Кайден молчит и едва слушает, все еще пребывая в мрачном расположении духа. Этот день сломал его жизнь два года назад, так что жестоко просить его быть со мной разговорчивее.
Внезапно Кайден резко останавливается и притягивает меня к себе. Я охотно подчиняюсь, когда его руки обхватывают мою талию. Мой рост позволяет мне без особых препятствий обхватить его за шею, в то время, как Кайден наклоняется и утыкается мне в плечо. Я чувствую его горячее дыхание на коже. Он тяжело дышит, затем мое имя срывается с его губ. Мы так стоим некоторое время, прижимаясь друг к другу.
Какой бы я ни была высокой, мой парень выше. Он опускает голову и прижимается лбом к моему лбу. Сейчас его глаза горят. В них нет тепла, теперь уже огонь.
Я знаю этот взгляд.
– Завтра, – шепотом говорю я. – Ты не забыл, какой завтра день?
Имея опыт с Кайденом, я знаю, что парни не запоминают такие вещи. И если бы не серьезные последствия, сопутствующие этому дню, он бы не запомнил.
Он кивает, втягивая воздух, затем отпускает меня.
– Нет, я помню.
Мы целуемся возле огромной поваленной сосны. Это место, у которого мы обычно прощаемся и расходимся в разные стороны. Над нами щебечут птицы, солнце пробивается сквозь плотные ветви деревьев.
– Удачи, – оторвавшись от моих губ, произносит Кайден. – Думаю, все пройдет хорошо. Хотя… – он склоняет голову, легкая ухмылка появляется на его губах. – Если ты начнешь в своей манере, то скандала не избежать.
Я отмахиваюсь и висну на его руке.
– Нет, я буду милой.
– Тогда зачем подобный фарс, Трейси?
Я недовольно смотрю на него.
– Фарс?
Кайден прижимает меня к своему боку и целует в макушку.
– Ты понимаешь, о чем я. Позвони мне вечером, хорошо?
Кивнув, я получаю от него еще один поцелуй, затем наблюдаю, как он медленно уходит в другую сторону. В город. Обернувшись, Кайден вопросительно смотрит на меня. Я посылаю ему воздушный поцелуй и повернувшись, направляюсь в сторону дома.
Есть обычная дорога от нашего дома к городу. Но я всегда хожу по лесу. Бояться здесь можно лишь белок. В моей голове вертится фраза или даже просьба Кайдена, не устраивать фарс. Он прав, я и не спорю.
Кайден сильно изменился. Год назад он не был парнем, который так смотрел. Не был парнем, который так много смеялся. И уж тем более он не был парнем, который бы советовал мне вести себя с родителями мило. Даже учитывая то, что официально он с ними не знаком и прекрасно знает, что моя мама в какой-то степени против наших отношений. Она не запрещает буквально, она просто ждет, когда мы наконец-то расстанемся. Это выносило мне мозг, и я жутко расстраивалась каждый раз, когда я заговаривала о Кайдене или о Вив, она уходила от разговора. Я до сих пор не понимаю, но какая разница? Теперь я стараюсь не задумываться над этим и жить своей жизнью.
Мое стремление задеть родителей почти всегда играет против меня. Наши ужины похожи на заупокойные службы. Все молчат. Бывает так тихо, что даже слышно, как я проглатываю еду. Но даже эти ужины стали редки. Я не знаю, по какой причине родители отдалились друг от друга. Я даже не заметила, когда это произошло. Раньше все было по-другому. Нет, мы не сидели на диване в гостиной в обнимку, не бросались едой, готовя вместе ужин. Папа так же, как и сейчас был полностью погружен в свой бизнес, а мама завалена делами в своей фирме. Но мы хотя бы ездили на летние каникулы в луна-парки и на пляжи. И в Рождество было весело.
Но когда я все же заметила перемену, то жутко взбесилась и начала вести себя, как избалованная девчонка, требовала от них того, чего мне на самом деле и не нужно было, пытаясь тем самым объединить их против себя. Ненавижу перемены.
Но из этого ничего не вышло, и я сдалась. Только вот периодические встряски с моей стороны на их занятые головы остались в привычке.
Да уже не важно. Я скоро уеду в колледж. К тому же в моей жизни появились изменения, которые меня стали волновать больше, чем вопросы, касающиеся родителей.
Свернув с привычной тропинки, ведущей к задней части дома, я обхожу двор и направляюсь дальше вглубь. Деревья уже начинают редеть, отчетливо доносятся мужские голоса и звуки пилорамы.
Лесопилка – это детище отца. Сколько себя помню он всегда этим занимался. Раньше я приходила сюда каждый день и приносила ланч. Меня знал абсолютно каждый работник, за мной даже присматривали, потому что я постоянно лезла к станкам, чтобы стащить оттуда опилки и поиграть с ними. Господи, сколько седых волос повылазило у этих бедняг, когда я подходила слишком близко к громыхающей ленточной пилораме.
Сейчас здесь все иначе. Папин бизнес вырос, штат расширен и работников здесь тьма. Да и я больше не приношу ланч и не валяюсь в опилках.
Привычный с детства шум сопровождает меня, пока я прохожу мимо машин, станков и ровных строев досок.
– Трейси!
Я поворачиваю голову и улыбаюсь.
– Привет, Гарри.
Мужчина в оранжевой каске машет мне рукой, щурясь от солнца. Раньше я звала его «дядей Гарри», но затем он стал просто «Гарри». Правая рука папы с самого начала, и их отношения больше похожи на сыновьи-отцовские. Сейчас Гарри уже за шестьдесят, но он все еще периодически хватается за пилу, хотя для этого уже давно есть специальная бригада.
– Твой отец в амбаре, бусинка! – кричит Гарри, перекрикивая машину.
Я киваю и направляюсь в сторону высокого строения, облицованного профнастилом. Здесь, как и снаружи, кипит работа. Пахнет свежей древесиной, а также пылью, от которой начинают слезиться глаза.
Мой отец стоит с двумя другими мужчинами в рабочей форме и что-то с ними обсуждает. На нем черный костюм, аккуратно завязанный галстук, темные волосы блестят от геля, а в руках планшет с какими-то бумагами. Я помню его в той же одежде, что и мужчины рядом с ним. Но теперь он одевается только в костюмы и начищенные туфли, несмотря на пыль.
Я жду, когда он освободится, и как только мужчины уходят, оказываюсь возле него. Я и не заметила, как почти догнала его в росте.
– Привет, папа.
Он поворачивает голову и удивленно вскидывает брови.
– Трейс, что ты здесь делаешь?
– Да, я тоже рада тебя видеть, – мрачно отзываюсь я.
Папа бросает на меня хмурый взгляд. По большей части он всегда такой. Вечно загруженный делами, хмурый и серьезный.
– У тебя все хорошо? – интересуется он, игнорируя мой комментарий.
Я моментально меняю хмурость на улыбку.
– Да, все прекрасно. Я пришла сказать, что жду тебя на ужин.
Он слегка озадаченно смотрит на меня, затем прикидывает что-то в уме.
– Сегодня?
Я закатываю глаза.
– Это так сложно? Прийти на ужин в собственный дом?
Теперь его хмурый взгляд по-настоящему хмурый. То есть очень серьезный и тяжелый. Мне не достались от него такие качества, как чрезмерное трудолюбие и снобизм. В первом случае – ну и ладно, а во втором – и слава богу. И хотя я постоянно пытаюсь вывести его из себя, я восхищаюсь им.
Наши отношения слишком сложные, чтобы можно было их описать простыми словами.
– Ты знаешь, у меня много дел, Трейси. Завтра аукцион, а у меня… – он показывает мне бумаги, словно я что-то в них пойму.
– Я сегодня готовлю ужин и хочу видеть тебя в нашей красивой, но вечно пустой столовой, – говорю я таким тоном, каким он всегда говорит со мной.
Папа смотрит на меня исподлобья и слегка вздыхает. Я кладу руки на его широкие плечи, и немного потянувшись, целую в гладковыбритую щеку.
– До вечера.
Выйдя из широких ворот амбара, я быстрыми шагами направляюсь к выходу. У меня сегодня много дел. Я иду так быстро, глядя себе под ноги, что не сразу замечаю, что кто-то идет следом за мной.
– Эй, Трейси, привет.
Обернувшись я вижу улыбающегося Тимоти. Два с половиной года назад я бы растеклась лужицей прямо на этом месте от его красивой улыбки, взлохмаченных светло-русых волос и голубых глаз. Я влюбилась в него, как только впервые увидела. Он только окончил местную государственную школу, когда устроился сюда на подработку. Я ходила сюда каждый день, пока не осмелилась предложить погулять со мной. Мы начали встречаться, но тайно от отца, так как Тимоти боялся его реакции.
Лишь позже я поняла, что это были вовсе не отношения. Тимоти спал с другими, в то время, как со мной был само очарование. Мы ходили в кино, затем целовались в его машине, а после он уезжал к другим девушкам, а я послушно спала в своей постели, наивно мечтая, что он так же думает обо мне.
Но я ни о чем не жалею. Все-таки можно считать, что Тимоти был моим первым серьезным парнем, который трогал мою грудь. После него был Сэм, но это было лишь на лето и когда он увидел меня в новом образе, сказал «ничего не получится».
– Привет, Тимоти. – Я смотрю на него, приставив ладонь ко лбу, заслоняясь от солнца. – Давно не виделись.
Тимоти кивает, слегка потягиваясь. Теперь он студент, но все так же работает у моего отца. Работа закалила его и теперь его мышцы выглядят намного впечатляюще.
– Да, точно. Как ты?
Узнаю этот взгляд. Тимоти рассматривает меня с осторожностью, как делают это многие парни. Он уже видел меня в новом образе, но мы не болтали больше двух-трех секунд. Сейчас он рассматривает мои черные джинсы с железными клепками, серый топ с длинными рукавами и изображением плачущей девушки с крыльями, мои перекрашенные из темного в светло-пепельный цвет волосы и толстый слой черной подводки вокруг глаз.
Возможно, я нравлюсь внешне и многие вещи из моего гардероба подчеркивают фигуру. Но такая яркость многих отпугивает. Они думают, я держу дома ворона в клетке и режу кожу, чтобы почувствовать боль.
Фу, если бы они знали, как я боюсь боли. До такой степени, что я наотрез отказалась прокалывать уши. Даже у моего парня они были проколоты, если уж на то пошло. Но опять же, он играет в хоккей, а хоккеисты выплевывают зубы и мчатся дальше, так что…
– Трейс?
Дымка в образе Кайдена рассеивается перед моими глазами, когда я снова смотрю на своего собеседника. Ну что я говорила? Я всегда думаю о Кайдене. Даже сейчас, глядя на так называемого бывшего парня.
– О, прости, – я качаю головой. – У меня все хорошо.
– Готовишься к выпускному?
– Да, совсем скоро.
– Быстро же прошло время. – Тимоти бросает взгляд на полоску кожи между моими джинсами и топом. – Давай я тебя немного провожу. Я уже перекусил и у меня осталось немного времени до конца перерыва.
Удивленная этим я вежливо киваю, и мы вместе медленно идем к широким воротам в сторону леса.
– Ты изменилась, – говорит Тимоти.
«А ты нет», – думаю я.
– Ну да, а как твои дела?
Тимоти пожимает плечами.
– Последний год в колледже, а дальше я еще и не думал.
– Ты ведь можешь остаться здесь.
Он бросает на меня косой взгляд, пока мы выходим за ворота. Я могу рискнуть и предположить, о чем он именно размышляет. О том, что я думаю, что ему не обязательно получать еще одно образование. Три года в местном колледже вполне хватит для того, чтобы работать на лесопилке до конца своих дней.
Но я так вовсе не думаю. Хотя вряд ли стоит заводить об этом разговор. Мне не хочется оправдываться за то, чего я не делаю. Тимоти не редко меня дразнил тем, что я учусь в частной школе. Почему-то именно сейчас я думаю, что это были не совсем шутки.
– Ну, а куда отправишься ты после школы, – игнорируя мою фразу, интересуется Тимоти.
Судя по тому, что я его этой фразой заставила немного напрячься, то и отвечать мне вовсе не обязательно. Для Тимоти мой ответ прозвучит слишком вычурно или пафосно. Вообще-то я не знаю, что там у него в голове.
– Ох, не хочу говорить об учебе, – стараясь звучать беспечно, отвечаю я. – Все этим бредят, словно в жизни нет ничего интереснее. Мне пора бежать. – Я останавливаюсь и указываю большим пальцем себе за плечо. – Поболтаем как-нибудь в другой раз?
Тимоти, поняв намек, кивает, улыбнувшись.
– Появляйся почаще, Трейси.
Да уж нет, обойдусь как-нибудь.
– Окей, пока. – Махнув, я прибавляю шаг и почти бегом несусь домой.
***
С громким «пффф» я кладу горячее блюдо на мраморную стойку и от бессилия запрокидываю голову. Нужно было просто сделать лазанью или домашнюю пиццу. Хотя мама терпеть не может пиццу. Но это было бы лучше, чем горелая овощная запеканка.
Я не безнадежная и умею готовить. Для этого не требуется большого ума. Все дело в правильности готовки овощей, которые ест моя мама. Я хотела ей угодить.
Плевать.
Наступив на подножку мусорного ведра, я осторожно, чтобы не обжечься, сваливаю туда «запеканку» и принимаюсь отмывать противень. У меня есть еще примерно час.
Скользя босыми ногами по ламинированному паркету, я ищу в плэй-листе на своем ноутбуке, стоящем на стойке рядом, Bring The Me Horizon и включаю Mantra.
Огромное окно от пола до потолка и почти в половину стены открывает вид на густую растительность двора. Небо медленно чернеет, и апрельский воздух становится прохладнее.
Раньше я боялась оставаться вечером дома одна. Вокруг лишь лес, а мелкие огни города казались такими далекими. Но я быстро к этому привыкла и извлекла выгоду. Но ни разу не применяла эту выгоду на практике. Хотя… если летний домик считается, то да, все же применяла.
Открыв холодильник, который сливается со всей белоснежно-серой обстановкой кухни, я немного задумываюсь, затем отметаю все сомнения и вынимаю сыр.
Мама водит вилкой по горячей кесадилье с сыром, лежащей на белой фарфоровой тарелке прямо перед ней. Ее вид выражает недовольство, которое она слишком плохо пытается скрыть.
– Прости, мама, – говорю я. – У меня не получилась запеканка из твоих любимых овощей, но заверяю тебя, ты не обрастешь толстым слоем жира, если попробуешь эту лепешку.
– Трейси, – строго произносит папа.
Я невинно приподнимаю руки и улыбаюсь. В обще-то я тоже стараюсь не злоупотреблять жаренной и жирной пищей, но боже мой, это ведь вкусно.
Мои родители сидят друг напротив друга за длинным обеденным столом. Я сижу посередине и поочередно бросаю на них взгляды. Стоящий посередине стола букет фиалок ужасно меня раздражает, но он хотя бы вписывается в общую картину столовой с бежевыми стенами, увешанными картинами, прозрачными занавесками, которые колышутся от легкого ветерка, проникающего из полу приоткрытого окна.
Уханье сов из леса становится невыносимым. И бедные совы здесь не при чем. Все дело в тишине, которая гуляет в стенах столовой.
– Очень вкусно, Трейси. – Папа нарушает эту тишину, откусывая кесадилью.
Я удовлетворенно расслабляюсь.
– Спасибо.
Он в том же костюме, в котором я видела его днем. По большей части он смотрит на меня и другие предметы в помещении. Мама ведет себя почти так же. Ее густые каштановые волосы собраны в высокую своеобразную прическу. Несколько волнистых прядей спадают на плечи, обрамляя строгое, но красивое лицо.
Я смотрю на нее.
– Попробуй, я очень тебя прошу.
Если подумать: почему они не разводятся, если давно остыли друг к другу? Я не задавала этот вопрос вслух, потому что боюсь, что они так и сделают. Как я уже говорила: ненавижу перемены.
Мама посылает мне скудную улыбку и надкусывает лепешку, подхватив ее вилкой.
Сыр капает на тарелку и могу представить, какой сейчас ужас испытывает мама.
– Вкусно, дорогая, – жуя, произносит она. Она слишком долго жует крошечный кусочек, затем запивает водой.
Едва слышно хмыкнув, я с грохотом опускаю руки на стол.
– Итак…
– Итак… – папа вопросительно смотрит на меня.
– У меня важные новости для вас.
– О, господи. – Мама прикладывает ладонь к груди.
– У тебя что-то с сердцем? – интересуюсь я.
Она выгибает бровь.
– Говори, Трейси, – настаивает папа.
Я верчу головой, глядя на них обоих.
– Это важно. Это кардинально изменит мою жизнь.
Мама белеет на глазах.
– Ты беременна? – Папа ослабляет галстук и хватается за стакан с водой.
Мне хочется рассмеяться, но я изо всех сил пытаюсь играть свою роль.
Поскольку я молчу, опустив голову, мама снова вспоминает господа, хотя никогда и не слыла верующей. Папа снова произносит мое имя в этот раз с нажимом. Я еще ниже опускаю голову и до боли прикусываю нижнюю губу. Черт возьми, я сейчас лопну.
Они переговариваются друг с другом. Уже – уже! – размышляют, как поступить со мной, и кто виноват в том, что меня так воспитали.
Когда-нибудь я им признаюсь в том, что они прекрасно меня воспитали. По крайней мере, я так думаю.
Если у меня есть парень, с которым я встречаюсь уже год, это не значит, что я могу быть беременной. Это смешно.
Но я позволяю им так думать еще несколько секунд, прежде чем поднять голову и громко произнести:
– Меня приняли в Университет Виктории.
Снова становится тихо. Снова ухает сова.
Родители смотрят на меня, не мигая. Папа первым облегченно выдыхает и прочищает горло.
– Так ты не беременна?
– Нет, – с улыбкой отвечаю я.
Мама строго смотрит на меня.
– Зачем тогда… боже мой, – она качает головой.
– Это стоило того, – говорю я, бросая салфетку на стол. – Вы смотрели друг на друга и говорили. Это стоило того, – повторяю я и выхожу из столовой.