Жаворонки. День восьмой


Вчера за ужином ко мне подошла мать Елена и, глядя вечными глазами, спросила:

– Даша, как себя чувствуешь? Может, еще день отлежишься? Таня тебя на кухне подменит, она согласна. А тебе найдем попроще работу. Креветки надо будет почистить, жаворонков налепить.

Я долго отнекивалась, мол, уже здорова и справлюсь, но устоять перед подобным предложением было выше человечьих сил.

Мать Елена оказалась права: проснулась я горячей и безголосой, и потому перед завтраком каждый счел своим долгом осведомиться у меня о самочувствии – уж больно смешно я пускала петуха.

Подменившая меня паломница Таня с непривычки была не слишком расторопна, чем сердила Новеллу и заставляла ее неодобрительно коситься на меня. Трапезница Лена громко сообщала в мою сторону о своей температуре и кашле, подразумевая, что я ее заразила. В общем, утро не заладилось.

Также выяснилось, что чистить креветки под пивко – это одно, а в промышленных масштабах под лечебный картофельный отвар – совершенно другое. Пока я, укутанная в три кофты, терзала морских гадов, Павла резала овощи на завтрашний салат, а Таня убирала со столов.

– Фотиния, – обратилась она к Павле, задав какой-то пустячный вопрос.

Та ответила и лишь потом удивилась:

– Ты меня Фотинией назвала?

– Ой, – смутилась Таня. – Прости! Ангелина!

– Так я и не Ангелина. Я Павла, – спокойно пояснила кухарка.

Мне всегда неловко за других в такие моменты, поскольку я и сама способна перепутать все на свете. Но Таня ездит в монастырь не первый год, и это странно.

– Для меня ты все еще Ангелина, – отвечает она. – Никак не привыкну к Павле.

– Мама тоже не привыкнет, – смеется Павла. – Год уже, а все равно меня Алей зовет. А отчим ей говорит: «Да зови ее Пашкой и не парься!»

– А почему это имя, а не другое? – скриплю я.

– Матушка так решила, – пожимает плечами Павла. – Раньше вообще смешно было: пока не привыкли, все в меня плевались. Подойдут, назовут Ангелиной, я им говорю, мол, Ангелина умерла, а они мне: «Тьфу ты! Павла!»

– Кружек не хватает, – сообщает Таня. Она уже сервирует к обеду.

Я спешу наверх. За время болезни перетаскала в келью чашек пять, и пора их постепенно возвращать на кухню.

Наверху меня останавливает насельница Наташа. Она пришла сюда гладить.

– Слушай, а где серый котик? В туалете его нет.

– Он теперь москвич, – отвечаю я. – Его с выставки в семью забрали.

И устремляюсь в свою келью. По выходе из нее Наташа вновь меня останавливает.

– А люди, что его забрали, – воцерковленные?

Вопрос поражает неожиданностью.

– Понятия не имею.

У Наташи загораются глаза.

– Так они же могут через него к Богу прийти!

– Через кота?

– Да! – убежденно кивает Наташа. – Ведь все не зря! Они хорошие люди, раз взяли бездомного кота. Он их непременно в церковь приведет. А кто его самого в монастырь привел? Ты! Получается, что ты уже несколько душ спасла!

Я улыбаюсь ее наивным рассуждениям и бегу дальше.

Жаворонками заведует мать Феоклита.

– А почему жаворонки? – спрашиваю я.

И Феоклита рассказывает мне историю про сорок мучеников, которых морозили в озере, о том, как один не выдержал пытки и был наказан Богом и как, увидев это, мучивший их охранник закричал, что он тоже христианин, и сиганул в озеро.

– М-м-м, круто, – сказала я. – А жаворонки почему?

– Да кто ж его знает, – Феоклита развела руками, – традиция такая.

«Вот все и прояснилось!» – думаю я.

На лепку приходят мать Елена, мать Мария и еще одна послушница, чье имя мне неизвестно, но я очень похожа на ее внучку.

– У меня, как в прошлом году, крокодилы получатся.

– Или слоны.

– Главное, чтобы не удавы.

– Всех удавов – мне! – кричит Новелла.

Она пришла в келарскую из кухни и внимательно разглядывает первые образцы жаворонков.

– А глаза чем делать будем?

– Пищевым фломастером нарисуем.

Новелла одобрительно качает головой и заявляет:

– Рисунки им надо на крыльях сделать.

Хриплю зэчьим голосом:

– Купола!

Я разливаю мед из ведра в маленькие банки. Так протяжно и долго, что молвить хозяйка успела…

– Даша, слепи жаворонка, – предлагает мать Елена.

Я отставляю мед, беру лепешку, мну ее и вытягиваю.

– Смотри, чтобы куропатка не получилась!

– Или грач!

– Или страус!

Я растягиваю тесто и сообщаю:

– Я буду лепить сову. Назову ее Сироткой.

Меньше всего создание в моих руках похоже на птицу. У меня забирают испорченный кусок теста и вручают новый.

– А как же сова Сиротка? – огорчаюсь я.

– Теперь у нее много родителей, – утешает мать Елена.

Жаворонки вышли пышными и румяными, похожими на палехскую игрушку. Завтра будем есть.