После завтрака на следующее утро Роланд Клив сел на лошадь и поехал к красивому дому, стоявшему на холме в полутора милях от Сардиса. Лошади, почти вышедшие из употребления в первой трети века, теперь снова входили в моду. Многие люди теперь ценили то удовольствие, которое эти животные дарили миру с начала истории, и место которых в эстетическом смысле не могла занять ни одна неодушевленная машина. Когда Роланд Клив спрыгнул с седла у подножия широкой лестницы, дверь дома открылась, и появилась дама.
– Я увидела, что вы едете! – воскликнула она, сбегая по ступенькам навстречу ему.
Она была красивой женщиной, высокого роста и лет на пять моложе Клива. Это была миссис Маргарет Рэли, партнер Роланда Клива по работам в Сардисе и, по сути, главная владелица этого большого поместья. Она была вдовой, а ее муж был не только ученым, но и очень богатым человеком, и когда он умер, в самом начале своей карьеры, его вдова сочла своим долгом посвятить его состояние продолжению и развитию научных работ. Она знала Роланда Клива как усердного студента и труженика, как человека блестящих и оригинальных идей и как автора планов, которые, в случае успешной реализации, поставили бы его в ряд великих изобретателей мира.
Она не была ученой женщиной в строгом смысле этого слова, но у нее была самая глубокая и благодарная привязанность ко всем формам физических исследований, и в целях, на которые Роланд Клив направил свой жизненный потенциал, были своеобразность и величие, которые заставили ее объединить все свои средства и личную поддержку в работе, которую он возложил на себя.
Поэтому основная часть состояния, оставленного Гербертом Рэли, была вложена в мастерские и литейные цеха в Сардисе, а Роланд Клив и Маргарет Рэли стали партнерами и совладельцами бизнеса и предприятия.
– Я рада приветствовать вас снова, – сказала она, взяв его руку в свою. – Но мне кажется странным, что вы приехали на лошади, я бы предположила, что к этому времени вы уже пронесетесь над верхушками деревьев на воздушных коньках.
– Нет, – сказал он. – Я конечно могу изобрести такую штуку, но я предпочитаю использовать лошадь. Разве вы не помните мою кобылу? Я ездил на ней перед отъездом. Я оставил ее на попечение старого Сэмми, и он ездил на ней каждый день.
– И был рад этому, я уверена, – сказала она, – потому что я слышала, как он говорил, что больше всего на свете он ненавидит мертвые ноги. "Когда я не смогу пользоваться своими, – говорил он, – пусть меня будут возить живые". Это такое милое создание, – добавила она, пока Клив искал место, к которому можно было бы привязать животное, – что я очень хочу научиться ездить верхом!
– Женщина на лошади была бы странным зрелищем, – сказал он, и с этими словами они пошли в дом.
В то утро в библиотеке миссис Рэли состоялось долгое и несколько тревожное совещание. В течение нескольких лет деньги из состояния Рэли свободно и щедро расходовались на предприятия в Сардисе, но до сих пор ничего существенного не принесли. Многое было выполнено достаточно успешно на разных стадиях, но ничего не было закончено, и теперь двум партнерам пришлось признать, что работа, которую Клив рассчитывал начать сразу после возвращения из Европы, должна быть отложена.
Тем не менее, ни в голосах, ни в лицах – можно сказать, в душах мужчины и женщины, которые сидели и разговаривали за столом, не было и намека на уныние. Он был полон надежды, как и прежде, а она – веры.
На них было интересно смотреть. Он, смуглый, со слегка впалыми щеками, легкой линией беспокойства на лбу, красивыми, хорошо подстриженными усами, без бороды, с несколько худощавым, но крепким телосложением; мужчина с изящной, но непринужденной походкой, одетый в пальто для верховой езды, бриджи и кожаные гамаши. Она, щеки которой раскраснелись от серьезности мыслей, а серые глаза стали больше, чем обычно, когда она подняла взгляд от бумаги, в которой вела расчеты, была одета по простой современной моде того времени. Ниспадающие складки полуприлегающих тканей хорошо облегали фигуру, которая даже в этот момент отдыха выдавала скрытую энергию и активность.
– Если нам придется ждать артезианского луча, – сказала она, – мы должны попытаться сделать что-то еще. Люди наблюдают за нами, говорят о нас, ждут от нас чего-то; мы должны дать им нечто. Вопрос в том, что это будет?
– Я смотрю на это так, – сказал ее собеседник. – Долгое время вы наблюдали, ждали и ожидали чего-то, и пришло время, когда я должен дать вам что-то, теперь вопрос в том…
– Вовсе нет, – сказала она, прерывая его. – Ты слишком много о себе возомнил. Я не жду, что вы мне что-то дадите. Мы работаем вместе, и мы оба должны дать этому бедному старому миру что-то, что удовлетворит его на время, пока мы не сможем открыть ему это великое открытие, более великое, чем все, что он когда-либо мог себе представить. Я хотела бы продолжить разговор об этом, но не стану этого делать, мы должны привязать наши умы к какой-то текущей цели. Итак, мистер Клив, за что мы можем взяться и немедленно приступить к делу? Может быть, это будет большой снаряд?
Клив покачал головой.
– Нет, – сказал он, – работа по нему продвигается замечательно, но нужно еще многое сделать, прежде чем мы сможем экспериментировать с ним.
– С тех пор как тебя не было, – сказала она, – я часто наблюдала за проектами, чтобы посмотреть на них, но все вокруг кажется таким медленным. Однако, я полагаю, все пойдет гораздо быстрее, когда все будет закончено.
– Да, – сказал он. – Я надеюсь, что этот проект будет идти достаточно быстро, чтобы перевернуть артиллерию всего мира, но, как вы говорите – не позволяйте себе говорить о том, чего мы должны ждать. Я внимательно рассмотрю все, что находится в работе, и завтра предложу то, с чем мы можем идти дальше.
– В конце концов, – сказала она, когда они стояли рядом перед расставанием, – я не могу отвлечься от артезианского луча.
– Я тоже не могу, – ответил он, – но сейчас мы должны приложить наши руки к чему-то другому.
Артезианский луч, о котором говорили эти двое, был изобретением, над которым Роланд Клив экспериментировал в течение долгого времени, и которое было и оставалось объектом его трудов и исследований во время пребывания в Европе. В первом десятилетии века было принято считать, что рентгеновские лучи, или катодные лучи, были разработаны и применены в максимальной степени своих возможностей. Он использовался в хирургии, в машиностроении, во многих видах научных исследований, но в течение четверти века не было отмечено значительного прогресса в области его применения. Но Роланд Клив поверил в существование фотосилы, несколько похожей на катодный луч, но имеющей бесконечно большее значение и важность для искателя физической истины. Проще говоря, его открытие представляло собой мощный луч, созданный новой комбинацией электрических ламп, который проникал вглубь земли, проходя через все вещества, которые встречал на своем пути, освещая и раскрывая все, через что проходил.
Все вещества, которые можно было найти под поверхностью земли в этой части страны, были испытаны Кливом, и ничто не устояло перед проникающим и освещающим воздействием его луча, названного артезианским, так как он был предназначен для проникновения в недра земли. Проведя множество мелких испытаний силы и мощности своего луча, Роланд Клив взялся за строительство массивного аппарата, с помощью которого, как он полагал, можно было генерировать луч, который мало-помалу, возможно, фут за футом, проникал бы в землю и освещал все между самой дальней точкой, которой он достигал, и линзами его аппарата. Иными словами, он надеялся получить длинное отверстие света диаметром около трех футов и такой глубины, на которую его можно будет опустить, и в котором он сможет увидеть все разнообразные пласты и отложения, из которых состоит земля. Как далеко он сможет спустить этот пронзающий луч света, он даже не позволял себе задумываться. С маленьким и несовершенным аппаратом он видел на несколько футов вглубь земли, с большим и мощным аппаратом, который он сейчас строил, почему бы ему не заглянуть ниже самой глубокой точки, до которой когда-либо доходили знания человека? Настолько далеко вниз, что он должен будет следить за его нисходящим лучом с помощью телескопа; вниз, вниз, вниз, пока он не откроет скрытые тайны Земли!
Особенностью этого луча, дававшей ему огромное преимущество перед всеми другими проникающими лучами, была способность освещать объект, проходить сквозь него, делать его прозрачным и невидимым, освещать непрозрачное вещество, которое он встречал на своем пути, и после этого делать его прозрачным. Если бы камни и земля в цилиндрической шахте луча, который Клеве уже создал в своих экспериментах, были действительно удалены кирками и лопатами, высвеченное отверстие глубиной в несколько футов не могло бы выглядеть менее реальным, дно и бока маленького колодца могли бы быть показаны более резко и отчетливо, и все же в земле не было никакого отверстия, и если бы кто-нибудь попытался поставить ногу в высвеченное отверстие, он обнаружил бы, что оно такое же твердое, как и любая другая часть земли.