Утро выдалось солнечным и ветреным. По небу плывут белые башни облаков, ветер раскачивают верхушки сосен и крапчатые тени ходят из стороны в сторону по присыпанной сосновыми иголками земле. Марек и Катаржина катят на велосипедах через бор, вскоре дорожка приводит к озеру. На лесном озере ни души, неподвижная прозрачная вода кажется черной, и в этом гладком черном зеркале отражаются сосны и линялое летнее небо с облаками.
– А теперь куда? – спрашивает Марек, подъезжая к Катаржине и соскакивая с велосипеда на берег.
Панночка поднимает шишку с земли и бросает в озеро. По черной воде расходятся круги.
– На той стороне должна быть тропинка, по ней мало кто ходит, – Катаржина отводит в сторону прядь пшеничных волос и пытливо смотрит на Марека.
– Ну как, познакомился вчера с паном Лисовским?
– Угу, – отвечает Марек, а сам ищет глазами тропинку на другом берегу озера.
Ему неловко говорить о вчерашнем уроке с Катаржиной. Пан Лисовский дважды брался за розги. Первый раз, потому что Марек невнимательно его слушал и не смог повторить за паном Лисовским первый закон термодинамики. А второй раз, когда Марек уже в самом конце урока неверно решил задачку. Шимон Лисовский стегал его прутьями в вполсилы, и боль от розог можно было терпеть. Просто молодому человеку было стыдно и обидно до слез. Стоя подле высокой конторки в углу гостиной со спущенными до колен брюками, Марек пообещал себе, что это не повторится, и оба параграфа, которые пан Лисовский отметил в учебнике, он вызубрит к следующему уроку, так, что от зубов будет отскакивать.
Глядя на хмурое лицо Марека, Катаржина не может удержаться от смеха. Определено у панночки сегодня чудесное настроение.
– Можешь зубрить сколько угодно, – замечает Катаржина, словно читает его мысли. – Пан Лисовский все равно найдет к чему придраться и отходит прутом. Такая уж у него педагогическая метода.
Они снова садятся на велосипеды и объезжают озеро. Катаржина уверенно сворачивает на узкую тропинку, едва заметную среди кустов и тесно стоящих осинок. Тропинка идет под уклон, сосновый бор уже кончился, и вокруг тянется смешанный лес. Лес на глазах редеет, справа и слева от тропинки промеж тонких деревцев поблескивает черная жижа торфяника, и Марек понимает, что они заехали на болото. Дальше через болото идет старая гать. Приходится везти велосипеды по полусгнившим бревнам, уложенным в трясину. Воздух над болотом звенит от комариного писка. Марек, то и дело оскальзываясь, быстро идет по гати и видит, как на стройные ножки Катаржины пикируют комары, и нет им числа. Панночка молча хлещет себя по ногам рябиновой веткой.
– Они нас живьем сожрут! – жалуется Марек.
Зато сразу за болотом начинается замечательный солнечный березняк. Комары с неохотой отстают. Ветер раскачивает стволы высоких берез и шумит в листве.
Из березняка Марек и Катаржина выезжают на заросшую бурьяном пустошь. Покатый склон Лисьей горы начинается от самого края леса. Тропинка бежит по пустоши и наискосок поднимается на плоскую вершину с россыпью поблескивающих под солнцем валунов. Над верхушкой Лисьей горы медленно плывут белые башни облаков.
– Ну как? – спрашивает Катаржина. – Не жалеешь, что поехал?
Ветер задирает сарафан панночки и треплет ее длинные волосы. Катаржина смеется и прижимает подол сарафана к коленям.
– Давай заберемся на самый верх, – предлагает Марек. – Оттуда, наверное, такой вид, с ума сойти!
Вскоре тропинку, по которой Марек и Катаржина катят друг за дружкой, пересекает старая проселочная дорога. Дорога идет куда-то вниз по краю леса, пока не пропадает в бурьяне. Марек замечает, что дорожные колеи стали уже зарастать травой.
По тропинке они доезжают до маленькой березовой рощи на склоне горы. Посреди березок стоит вросший в землю обломок скалы. Из трещины в камне тонкой струйкой бежит прозрачная вода, и капает с каменного козырька.
Марек соскакивает с велосипеда и набирает в ладонь ледяной родниковой воды.
– Не надо, не пей, – говорит Катаржина, останавливаясь рядом.
– Это еще почему? – удивляется Марек.
– Это ведьмин источник. Говорят, из этого родника пьют ведьмы, когда приходят на шабаш.
– Я что, в козленочка превращусь?
Но Катаржина смотрит на него серьезными строгими глазами. Марек хочет сказать Катаржине, что все это деревенские сказки, но решает не ссориться с панночкой из-за ерунды и выплескивает родниковую воду из ладоней.
– Пить хочется, – говорит он с сожалением.
– Мне тоже, – вздыхает Катаржина. – Нужно было взять фляжку, а я, дура такая, не подумала. Знаешь что, давай на обратном пути заедем к Иренке. Она с матерью живет на хуторе, это отсюда недалеко.
От родника тропинка довольно круто поднимается в гору, и Марек с Катаржиной уже не садятся в седла, а идут рядом и катят велосипеды по траве.
– Ты же это не всерьез говорила про ведьм? – не может успокоиться Марек.
– Почему не всерьез? – удивляется Катаржина. – В нашем медвежьем углу всегда жили ведьмы.
– А ты сама знаешь хотя бы одну самую настоящую ведьму?
– Может, и знаю.
– Вот и пан Лисовский вчера рассказывал тетушке, что у него ведьма любимую корову извела… Постой! Я сейчас вспомнил, пан Лисовский говорил, что эта ведьма Иренкина мать. Ну точно, Халина… Халина Подлещ? Так её зовут?
Катаржина давится смехом, она сгибается пополам и роняет велосипед в траву.
– А что я такого сказал?
– Халина – ведьма? – хохочет Катаржина. – Ой, держите меня… Значит, Халина любимую корову пана Лисовского потравила? Вот это история! Я непременно Иренке расскажу…
Марек раздумывает, стоит ему обижаться или нет. Он стоит подле возле Катаржины, опершись на руль велосипеда, и смотрит на далекий лес внизу, из которого они выехали полчаса назад.
Катаржина, наконец, вытирает выступившие от смеха слезы.
– А знаешь, очень на то похоже, что Халина ведьма, – говорит она Мареку. – Её даже Иренка побаивается.
Марек молча идет вверх по тропинке и толкает перед собой велосипед.
– Не обижайся, – говорит панночка. – Просто я Иренку и ее мать знаю с самого детства. Короче, сам решишь, ведьма Халина или нет.
Шаг за шагом они поднимаются на треугольное немного покатое плато на верхушке Лисьей горы. Марек замечает черную выгоревшую проплешину в траве и подходит ближе. Это старое кострище, подле кострища лежит березовое бревно и закопченный, перевернутый кверху дном котел.
Марек с усмешкой оглядывается на Катаржину.
– Опять скажешь, что это ведьмы здесь костер жгли?
– А кто же еще, – в тон ему отвечает панночка. – У них же здесь шабаш. Они всегда на Лисьей горе собирались и на Юрьев день, и на Вальпургиеву ночь, и на Ивана Купала…
У Марека гудят ноги после подъема, и он садится на лежащее в траве бревно.
– А что делают ведьмы на шабаше? – спрашивает он Катаржину.
Катаржина пожимает плечами.
– Всё как обычно. Пляшут голыми возле костра и варят лягушек вот в этом самом котле.
– Ну да, – соглашается Марек. – Я так примерно и думал.
Катаржина садится рядом с ним на бревно.
– Наверное, им просто нужно встретится в укромном месте и посплетничать, – говорит панночка. – Я так и вижу, как здешние ведьмы сидят ночью возле костра, пьют из кружек чай и перемывают односельчанам косточки. Наверное, они берут с собой на шабаш пирожки или бутерброды в корзинке для пикников.
Мареку надоело спорить и пытаться поддеть Катаржину, к тому же панночка никак на это не реагирует.
– А что они умеют, эти твои ведьмы? – спрашивает Марек. – Ну, кроме того, как извести у пана Лисовского любимую корову.
– Далась тебе это корова.
– Расскажи, мне, правда, интересно. Я не стану смеяться, – обещает Марек.
– Мне про ведьм рассказывала бабка, – вспоминает Катаржина. – Она говорила, что ведьмы могут летать по воздуху на метле. Они могут обернуться зверем или птицей. Могут наслать на человека порчу, а могут вылечить любую болезнь. А еще моя бабка говорила, что ведьме под силу воскресить покойника. Нужна только живая и мертвая вода.
Марек недоверчиво качает головой, но не спорит с Катаржиной. Они сидят на самой верхушке Лисьей горы, а внизу лежит огромный летний мир, этот мир кажется пустым и незаселенным, словно все люди куда-то разом исчезли, и они остались здесь вдвоем. По небу летят облака, похожие не то на далекие горы, не то на башни, и их тени скользят по полям и зеленой губке леса. У самого горизонта поблескивает нитка железной дороги, и Мареку кажется, что он различает в мерцающей солнечной дали электричку, подходящую к Картузам.