Индия 12 595 год (405 год до н. э.)
Мой отец был знатным вельможей, а мать – его безродной наложницей.
Когда я родился, мама уже была выброшена отцом на улицу. Вельможи часто так поступали: собирали себе разнообразных молодых девушек (родители которых из-за крайней нужды продавали их порой за несколько овец и мешок зерна), а потом, когда девушка вельможе надоедала, он или перепродавал её, или выбрасывал на улицу.
Мой отец был богатым, и он мог позволить себе выбрасывать свою собственность. Мама разозлила его своим растущим животом, и он избил её и выгнал, как и десяток других девушек до неё.
Мама родила меня, когда ей было тринадцать. Она родила меня в подворотне и не бросила, как это делали со своими детьми многие другие. Она обернула в куски хламиды моё маленькое тельце и носила всегда с собой.
Наверное тут не обошлось без вмешательства судьбы, потому что вскоре меня с матерью подобрал другой знатный вельможа. Он видел мою мать раньше (когда она ещё жила у отца), и давно воспылал к ней страстью.
Этот вельможа подошёл на улице к матери и сказал:
– Здравствуй, я вижу Шамшан выгнал тебя. Пойдём со мной, я возьму тебя к себе, ты будешь сыта и одета, мне нужна такая наложница как ты.
Мать ответила, что она пойдёт лишь при одном условии: её сын останется с ней, и он тоже будет сыт и одет. Иначе она не пойдёт, а лучше умрёт от голода вместе с ним.
Вельможа хмыкнул.
– Странная ты женщина как я погляжу, кому нужен этот щенок? Зачем ты вообще таскаешь его с собой, а не выбросила на помойку, как это делают другие?
Мать ответила, что это не щенок, а её сын, его имя – Махеши, и раз господин не желает принимать её условия, то ей лучше уйти.
– Да подожди ты, ишь! Какая наглая! Ну ладно-ладно! Можешь взять его с собой. Махеши, – усмехнулся он. – Какое глупое имя!
Так я попал в дом знатного Руджа и до своего десятилетия ни в чём не нуждался.
Обо всех этих событиях мне рассказывала мать, когда я ещё был совсем ребёнком, и моё детство было безоблачным до тех пор, пока однажды Руджа не попал в немилость индийского раджи.
Радже не нравилось как некоторые из его подданных стремительно богатеют. Радже нужно было подобострастие и раболепие, иначе он начинал подозревать в своих вельможах измену. Ну, или неуважение. А это никак не годится, ибо раджу должны уважать все!
Сначала соглядатаи доложили ему, что вельможа Руджа заводит по одной наложнице в месяц. Это было очень много, даже раджа не заводил себе столько. Конечно, раджа мог заводить себе и больше, но зачем? Неужели Руджа способен насыщаться таким количеством женщин одновременно? В его доме уже больше сотни наложниц!
Раджа велел соглядатаям изучать поведение Руджи дальше, и вскоре ему доложили, что большинство наложниц Руджа использует лишь единожды, а потом он просто содержит их, а они работают на его землях!
"Ха! Да не возомнил ли он себя вторым раджой!" – вознегодовал раджа.
Нет, так себя вести нельзя! Раджа поручил шпионам найти что-то такое во владениях Руджа, за что его можно было бы наказать. Однако, как они не вынюхивали, как не выспрашивали – найти им ничего не удавалось.
Раджа скрежетал зубами, он не привык мириться с теми, кто ему не нравился. В то же время убить просто так знатного вельможу – значило бы, восстановить против себя других знатных вельмож. Раджа подумал и решил прибегнуть к испытанному способу.
Он подарил вельможе Рудже белого слона.
От такой милости отказаться было нельзя, ведь подарок невероятно дорогой и от самого раджи! Руджа обречённо принял подарок, зная, что в скором будущем его неминуемо ждёт разорение. Белые слоны были очень дороги, их постоянно надо было держать в чистоте, что требовало огромных затрат, они жрали гораздо больше чем слоны обыкновенные и пищу тоже следовало давать им самую отборную.
Отказаться от подарка было невозможно, поскольку это стало бы прямым оскорблением раджи. Передарить, или продать слона – тоже. Если бы слон подох, или выглядел бы неприглядно, то это также оскорбило бы раджу. А оскорбление раджи каралось смертью и конфискацией имущества, поэтому выбора не было – слона надо было содержать, кормить и регулярно показывать на улицах.
Вскоре Руджа был вынужден отказаться от части своих наложниц, потом ещё от одной части и, наконец, он распустил их почти что всех, в том числе и мою мать. Мне на тот момент уже исполнилось десять, и я отчётливо помню как мать жалела бедного Руджу. Да и я жалел. Мы очень привязались к нему и любили, как и большинство других его слуг и наложниц.
Но жалость жалостью, а пора было подумать и о себе. Ведь мы остались на улице без средств к существованию. Всё вернулось на круги своя, счастливая пора кончилась, и мать оказалась на базарной площади теперь уже со мной десятилетним.
Шансов на то, что кто-нибудь из вельмож взял бы нас к себе снова, практически не было. Моя мать заметно постарела и уже не представляла интереса для мужчин, я же был ребёнком, не умеющим ничего. Разве что, разносить подносы с едой и наливать напитки в бокалы, чем я занимался у Руджа.
Мы жили на улице, перебиваясь мелкими подачками, иногда мне удавалось что-то стащить в съестной лавке, но долго так продолжаться не могло, ибо рано или поздно меня бы схватили и тогда, скорее всего, отсекли бы руку. Так что, мы с матерью были обречены на нищенское существование и неминуемую голодную смерть. Это был лишь вопрос времени.
Через полгода такой жизни моя мать заболела и скоропостижно умерла. Я собрал хворост и сжёг её тело на пустыре, за городом. Теперь я остался совсем один.
Стыдно об этом говорить, но смерть матери значительно облегчила мою жизнь. Мне стало гораздо проще воровать, так как теперь для прокорма требовалось гораздо меньше еды. Я стал более быстр и всегда мог убежать, что часто было затруднительно, когда рядом была мать. Словом, я даже и не думал долго по ней горевать, да и какой в этом смысл?! Мать прожила долгую жизнь, и смерть была её естественным завершением. Да, возможно, она прожила бы и дольше, будь всё в порядке с Руджем, но… кто его знает? Нам не дано понимать таких вещей.
Мне шёл двенадцатый год, и я понимал, что если продолжать заниматься воровством, то рано или поздно меня всё же поймают и отрубят руку. С одной рукой моё будущее было немыслимым. Скорее всего, я бы вообще не выжил, потому что не мог позволить себе лекаря. А после наказания за кражу, максимум, на что я мог рассчитывать – это на то, что на кровоточащей культе остановят кровь. Калёным железом там, или обмотав грязными тряпками. Потом же, неминуемо последует заражение, и я подохну в муках, как последняя собака.
Нет, так продолжаться не может! Я должен найти работу, чтобы жить!
Я слонялся от одной лавки к другой. Торговцы лепёшками и мясом не подпускали меня даже близко, равно как и торговцы сластями и фруктами. Это было вполне закономерно, ибо попрошайки вроде меня слонялись по торговым площадям каждодневно, а для голодающего юноши нет ничего привлекательнее еды. Просто так меня туда никто бы не взял, так что вскоре я отправился к ремесленникам.
Здесь я так же ходил от одной мастерской к другой и предлагал себя в качестве помощника, но везде меня с негодованием прогоняли. Наконец, я окончательно отчаялся и подумал, что наверное не смогу выжить в этом жестоком мире.
Я брёл по берегу океана и уныло вглядывался в морскую даль, когда меня окликнул дребезжащий голос:
– Эй ты, поди сюда!
Я с недоумением посмотрел на замотанного в какие-то тряпки старика.
– Да ты, малец, давай подойди! Ну же, скорее! – нетерпеливо позвал старик и добавил. – Жрать-то хочешь небось, а?
Последняя фраза оказала на меня волшебное действие, я стремглав бросился к нему.
– Так-то, – сказал дед. – Идём со мной.
С этими словами старик бодрой походкой направился прочь от морского берега. Я послушно засеменил следом. Я шёл рядом и не смел задавать вопросов. Если этот человек действительно может дать мне возможность прокормиться, я приму любое его предложение.