Призрачный овал лица в рассеянном свечении – вот и всё, что осталось на пожелтевшей фотографии. Улыбка растворилась, как сигаретный дым в петербургской белой ночи. Стёрлись глаза.
«Как грустно. Ведь снимок – это, в сущности то, что напоминает ныне живущим о былых временах, былых людях, былых историях. Чёрт… Такими темпами ты скоро кинешься писать сентиментальную прозу», – подумал Градов, проводя кончиком указательного пальца по фотографии.
Алексей подошёл к окну, открыл его пошире, положил снимок на подоконник и вдохнул полной грудью вечерний августовский воздух. Фотограф видел питерские крыши, грустные, ободранные и вместе с тем бесконечно восхитительные в своей неказистости.
Вечерело. На небе кто-то широкими мазками смешал белую и голубую акварель. Небосвод был очень далёким, недосягаемым, он напоминал застоявшийся воздух в стеклянной бутылке.
Летом Петербург расцветает. Расцветает, но не теряет своей кроткой вековой грусти. Градов любил родной город в любое время года, но осенью и летней порой, он, всё же, особенно прекрасен.
Печальные дворы-колодцы, холодные и вонючие парадные полузаброшенных домов, художники, сидящие на берегу Невы и любующиеся её синими водами… Всё это Алёша помнил с раннего детства, всё это повлияло на его нынешнее творчество.
Многие любят Петербург издалека, но не каждый сможет любить его вот таким, настоящим, хмурым, грустным, одиноким и холодным. Яркие туристические брошюры, увы, всегда отличаются от реальности. Это как любить знаменитость. Она недосягаема, она далека, и ею страстно хочется обладать. Ты наделяешь эту звезду всеми теми качествами, которые заставляют сердце биться учащённей, ты боготворишь свой идеал. Если мечта сбудется и эта знаменитость окажется в твоей жизни в качестве партнёра, то ты вскоре убедишься, что это живой человек со своими достоинствами и недостатками, что осенью он тоже болеет гриппом, с утра выглядит смешно и отёчно, а во рту у него стоит не совсем приятный запах. Это обычный человек, который точно так же когда-то умрёт, который разбрасывает по квартире носки и пачкает пастой зеркало, не убирает за собой тарелки и ладонью смахивает со стола хлебные крошки.
С Питером аналогично.
Многие, заочно влюблённые в него, переезжали на постоянное место жительства, и начинали страдать от депрессии, заболевали и мечтали уехать обратно.
Градов лично знал одного такого человека.
Как его звали? Вроде бы, Денис. Клюев? Клюквин? Впрочем, какая разница…
Суть в том, что он погостил в Петербурге около пяти дней, без памяти в него влюбился и переехал. А через месяц слёг с клинической депрессией. И потом, аки чеховская барышня, восклицал: «В Москву, в Москву».
И уехал.
Солнечный Питер – Питер обманчивый.
Большую часть времени город укутан в пасмурность, как простывший человек в серенький плюшевый плед.
Осень приходит, как беда. И стучат дожди по крышам день и ночь, день и ночь, до первых заморозков…
В дверь трижды позвонили.
Алексей задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику и пошёл открывать.
Явившимся оказался Александр Зерницкий, старый товарищ фотографа. Когда-то давно они вместе снимали для «Городского фигляра».
– Старина, привет! – широко улыбнувшись, Зерницкий от души заключил Градова в объятия.
– Привет-привет. Не ожидал увидеть.
– Чайком угостишь? – отлепившись от приятеля, Александр начал суетливо снимать кроссовки.
– Угу. Проходи, – сказал Алексей и направился на кухню.
Вся мебель в квартире Градова была старой, советской, доставшейся от бабушки. Вся, кроме гарнитура. Прежний был настолько обшарпанным, что фотограф три года назад раскошелился на новый, румынский, чёрно-белый, матовый, радующий глаз. Поэтому кухня Алёши выглядела современной, в отличие от комнат, которые будто бы застряли в пятидесятых.
Градов вошёл в гостиную с подносом, на котором стоял белый сервиз с серебристыми цветочками, а также вазочка с печеньем. Ничего другого к чаю в доме не нашлось.
– А ты всё в своих фотографиях, – с улыбкой заметил Зерницкий, обводя взглядом комнату.
Снимки были везде: за стёклами шкафов, на столе, на полках, а некоторые даже на стене. Чёрно-белые и цветные, старинные и современные…
– Как иначе-то, – ухмыльнулся Градов и сел в кресло.
– Не туго сейчас с работой?
– Туго, – вздохнул Алексей. – Последняя фотосессия была продана больше двух месяцев назад. Других заказов пока нет. Надеюсь, что-то подвернётся.
– Значит, деньги нужны? – изогнув бровь, Александр взял чашку и поднёс к губам. – У, горячий.
– А кому они не нужны?
– И то верно, – Зерницкий сделал небольшой глоток. – Алёш, тут такое дело… Есть проект. Сроки поджимают, искать фотографа некогда, да и ты, что греха таить, лучший, как по мне. Хочу предложить его тебе.
– Что за проект? – заинтересованно спросил Градов.
– Нужно пофотографировать одну усадьбу в Ленинградской области… – вернув чашку на стол, Зерницкий как-то странно взглянул на фотографа.
– И всё?
– Ну да. Внутри…
– Тогда без проблем.
– …но есть нюанс.
– Как чувствовал, – рассмеялся Алексей и ударил ладонями по подлокотникам кресла. – Давай, выкладывай.
– Первые два дня нужно будет просто фотографировать усадьбу, а потом туда привезут… мертвецов. Нужно запечатлеть их, – напряжённо ответил Александр.
– Пост мортем? – изумился Алёша.
– Он самый. Да, специфическая работка, но и заплачу неплохо – заказчик солидный.
– Что за мертвецы? И зачем их фотографировать в усадьбе? – Градов ощутил, как по коже предательски ползут мурашки.
– Разные. Они никак не связаны между собой. Их облачат в наряды девятнадцатого и начала двадцатого веков… Это просто тематическая фотосессия.
– Попахивает фетишизмом… – пробормотал Алексей.
– Зато это необычный опыт, согласись, – бодро сказал Зерницкий. – К тому же, хорошо заработаешь. Ну? Решайся.
– Эти трупы доставят и потом увезут… куда? – растерянно спросил Градов.
– В морг. Куда же ещё! – хохотнул Александр.
– А родственники покойников в курсе, что…
– Да, конечно. Они получат свою долю. Что скажешь? – в голосе гостя звучало нетерпение.
– Что это безумие какое-то, – Алексей взял чашку и хлебнул чая.
– Но ты согласен, – улыбнулся Зерницкий.
– Когда надо ехать?
– Завтра.
За окнами автомобиля тянулся бесконечный лес. По небу медленно плыли пухлые облака-барашки. Было тепло. Солнце искрилось и лилось тёплым потоком.
В такие дни всегда чувствуется, что лето достигло всего своего великолепия, апогея. Зелёные травы поражают слепящей яркостью, озёра и реки кажутся хрустальными. Пахнет зноем и душистыми цветами. Коснёшься дерева, а кора горячая, будто бы печёная. В тени прохладно и расслабляюще, на солнце – припекает. Редко в Ленинградской области бывает такое солнце…
В самом Петербурге подобные дни кажутся немного другими. Шум транспорта и людская суета отвлекают от кроткого великолепия. Только на природе, где нет места каменному великолепию и фальши рекламных щитов, можно почувствовать, что ты – часть мироздания, часть этого летнего дня.
Автомобиль ехал ещё минут двадцать, потом свернул на узкую дорожку и остановился. Дальше пути не было: дорожка обрывалась. Градов молча протянул водителю деньги, взял сумку с пожитками, и вылез из машины. Некоторое время он наблюдал за тем, как старый «Москвич» разворачивается и уезжает. Он оказался один на один с природой, в тишине пряного августовского дня.
Алёша закинул сумку на плечо и пошёл вперёд. Оказавшись на верхушке небольшого холма, он с замиранием сердца увидел усадьбу. Это было настоящее произведение искусства. Два этажа, отобразившие в своём внешнем виде лучшие штрихи позднего классицизма, пленили старинной изящностью. Жёлтые стены кое-где потрескались и облезли. С виду дом казался заброшенным, но все оконные стёкла были на своих местах.
Изумительным украшением здания являлся шедевр чугунных дел мастера – огромный кованый балкон с белыми фигурными столбами и ажурными решётками. Окна были узкими, закованными в светлые рамы. Над парадной дверью красовалась лепнина в форме арки. Сколько таких усадеб разбросано по России? Десятки тысяч. И именно одна из подобных культурно-исторических жемчужин досталась Градову для работы.
Алексей взволнованно выдохнул и направился к дому.
Остановившись у крыльца, он скользнул рассеянным взглядом по окнам второго этажа. Запустение. Гробовая тишина. Грусть, сохранившая память прошлых столетий.
Фотограф обернулся. За спиной остались парк и его горестный символ – старый потрескавшийся фонтан. Когда-то он переливался от водных струек, его журчание умиротворяло, а по парку прогуливались гости графа Снежинского, которому принадлежало это великолепие. Щебетали птицы, пахло одуванчиками и медуницей.
Алёша поднялся на крыльцо, достал из кармана джинсов ключи и открыл дверь. В нос ударил едва ощутимый запах сырости. Мужчина оказался в просторном холле, который с радостью приглашал в гостиную: двери той были распахнуты. Голубые стены с серебристыми вензелями, роспись на высоченных потолках, скрипучий паркет, огромные полупустые комнаты – всё это больше напоминало музей, нежели жилое помещение.
Градов прошёл в гостиную и бросил сумку на пол. Всё вокруг покрывала фантомная поволока паутины. Давно неработающий камин мрачно взирал на визитёра. На стенах висели русские пейзажи, написанные мастерами девятнадцатого века, посреди комнаты стоял длинный диван, обитый сине-золотистым гобеленом. У окна – старинное чёрное фортепиано с узорами на ножках. Рядом с ним возвышался широкий дубовый шкаф, забитый книгами. Больше в гостиной ничего не было.
Алексей подошёл к окну, отдёрнул тяжёлый тюль в сторону, и поднял шпингалеты. В комнату ворвался запах лета.
– Как же здесь тихо, – пробормотал Градов, поражаясь, что бывает такая совершенная, такая прекрасная тишина.
Зерницкий подробно проинструктировал Алексея, волноваться было не о чем… Если, конечно, откинуть мысли о том, что придётся фотографировать трупы.
Александр сказал, что Градов должен два дня поснимать усадьбу и её окрестности, а в субботу утром приедет некий Чугунов, он и привезёт участников фотосессии.
– Надеюсь, ты не побоишься там ночевать, – ухмыльнулся Зерницкий.
– А у меня есть выбор? – в тон ему ответил Алёша.
– Вот за это я тебя и люблю, – рассмеялся мужчина и достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Протянул его фотографу: – Держи. Это аванс.
Зерницкий сообщил, что неподалёку от усадьбы есть деревушка, там работает магазин, в котором можно запастись продуктами.
– Электричество там имеется, телефон исправен. Как приедешь – позвони. И, вообще, будь на связи.
– Да-да, конечно.
Градов какое-то время стоял у окна, глядя на запущенный парк, на покачивающиеся на ветру листья, а после поднялся на второй этаж. Он пошёл по широкому коридору, где находились пустые комнаты. Кое-где стояли старые строительные инструменты (кто-то намеревался начать здесь ремонт), кое-где в полном одиночестве грустили стулья и тумбочки. Коридор вывел Алексея в ещё один просторный зал, который ничуть не уступал величественной гостиной, а даже превосходил её.
Алёша остановился, откровенно любуясь искусным интерьером: нежно-бирюзовые стены с золотыми завитушками, лепнина на потолке, большое зеркало в посеребрённой раме, белая статуя древнегреческого мужчины, как бы держащего на своих ладонях потолок. Фотограф приблизился к ней и коснулся мраморного бока. Статуя была создана очень креативно: наклонив голову, кудрявый мужчина приложил ладони к потолку; на голом торсе отчётливо проступали мышцы; ноги отсутствовали, поскольку нижняя часть тела преобразовывалась в пенистую мраморную кладку на стене. Создавалось ощущение, что древнегреческий мужчина возник из кучерявых облачков.
«Надо позвонить Саше», – подумал Алексей.
Чёрный телефонный аппарат из далёких шестидесятых стоял на тумбочке в гостиной.
Мужчина достал из кармана джинсов бумажку с номером.
– Алло?
– Это я. Доехал.
– Что-то ты долго не звонил, я уж было забеспокоился. Хотел сам позвонить, да вспомнил, что не знаю номера… – ухмыльнулся Александр. – Как домина?
– Шикарный. Слов нет.
– Всё хорошо?
– Да, нормально.
– Ну ладно, звони, не пропадай.
– Пока.
Весь дом, казалось, находился в каком-то медитативном состоянии. Вечерний свет искристо заливался в окна, скользил по стенам, отражался в старых зеркалах. Алексей невольно улыбнулся, пропуская через себя эту волнующую атмосферу. Захотелось прогуляться по дому.
Мужчина пересёк столовую и оказался в большой пустой комнате. Стены были окрашены в нежно-мятный цвет, оконное стекло треснуло, форточка не открывалась до конца. Градов приблизился к коробкам и сел возле них. Сняв крышку с первой, он начал рассматривать её содержимое. Внимание привлекли старинные глянцевые открытки с видами Москвы и Петербурга, потрёпанные фотографии, на которых были запечатлены неизвестные люди в дворянских одеяниях. В коробке были чернильницы, записная книжка, пожелтевшие газеты, пластинки в потёрых обложках. На дне коробки находились дореволюционные монеты и железная шкатулка с потемневшими бронзовыми перстнями и запонками. Градов сложил все вещи обратно и, закрыв коробку крышкой, занялся второй. Там была только макулатура и грязные гранёные стаканы.
Тишину нарушил стук, мгновенно напрягший фотографа. Казалось, кто-то пробежал прямо над ним. Пробежал и резко остановился. Алексей медленно поднял голову и посмотрел в высокий паутинистый потолок.