Какое-то время они с Лизкой мирно жевали. Дочь снова прилипла к плееру, Виктор ткнул пальцем в навороченную аудио-систему, пощелкал каналами, поймав радиостанцию с легкой джазовой музыкой, отлично пошедшей под колбасу, и откинулся назад, прикрыв уставшие глаза. Подогреваемые сиденья приятно припекали спину. Он сонно подумал, что теперь понимает ящериц, греющихся на камнях… дернулся и открыл глаза. Джаз все еще звучал. Женский голос, чуть примурлыкивая, пел теперь что-то тягучее. Про лето, про детку… Точнее Виктор разобрать не мог.
– Я долго спал? – спросил он хрипло, хмыкнул и спросил громче. – Лиза! Я долго спал? Мать не возвращалась?
– Что ты орешь? – возмутилась дочь, вынимая наушники. – И что ты сказал, я не расслышала?
– Долго мы тут сидим? Мать когда ушла? Черт!
– Не ругайся, – Лизка завозилась сзади, открыла дверь, и через секунду скользнула на сиденье рядом с ним. Пышная копна волос блестела от воды. Виктор нажал на гудок – басовитый, уверенный сигнал прорезал шум дождя и заглох где-то вдали. Ему показалось, что звук отразило эхо. Лизка открутила стекло вниз, высунула голову, заорала истошным индейским воплем:
– Ма-ааам! Мааам!!!
– Теперь она подумает, что тебя режут.
Пару секунд они вслушивались. Туман понемногу полз выше. Теперь он доходил до стекла, капот машины был еле различим в белом клубящемся мороке. Нина не появилась.
– Еще немного, и мы здесь застрянем до утра. Значит, так: сидишь смирно, ничего не трогаешь, особенно вот эту рукоятку, поняла? Свет в салоне я сейчас включу поярче, ты не выключай. И сигналь каждые… пять минут, скажем, ясно? Коротко, долго не дави. Так… зонт она забрала, что ли? Хотя в такой ветер… ну все, сиди. Я ее найду и вернусь. Тьфу, она же без фонарика пошла! Ну женщины…