Генерал Орлов расхаживал по кабинету, морщась и прихлебывая из стакана воду. Гуров и Крячко сидели у приставного столика и переглядывались. Петр Николаевич Орлов хоть и был для них старым другом, но он был и начальником, а годы службы с погонами на плечах приучают в некоторых ситуациях проводить грань между личным и служебным. И сейчас начальник был не в духе, начальник всем своим видом выражал недовольство. Начальство гневалось, но пока тихо.
– Изжога, – толкнув Гурова локтем в бок, сочувственно прошептал Крячко. – Плохи наши дела.
– Я все слышу, – буркнул Орлов, возвращаясь к столу и ставя на него с недовольным стуком стакан.
– Я к тому, Петр, – с самым невинным видом сказал Стас, – что в наше время создано много вполне безопасных и очень эффективных средств от изжоги. А ты все по старинке водой пользуешься. Вот возьмем, например, Алмагель. Прекрасное средство от изжоги. Или Гастал, Маалокс, Гастрацид. Сам часто пользуюсь. А вот Ренни…
– Так, – выразительно посмотрел на него генерал, – ты мне зубы тут не заговаривай, знаток-провизор. Ты зачем с парнями в гараж полез? Почему ОМОН не дождался?
– Послушай, Петр, – смущенно проворчал Гуров. – В конце концов, я старший, это моя провинность. Да и риска особого не было.
– Ох, ребята, – устало махнул рукой Орлов. – Ну, что вы, в самом деле, как дети. Женщин своих не жалеете, так меня, старика, пожалели бы. Друга старого! Мне-то каково будет, если с вами что-то случится, я за вас во всех отношениях отвечаю. Не наигрались еще? До полковников дослужились, а вам все с пистолетиками побегать хочется? «Стой, руки вверх!»
– Ну, ты, – откашлялся Гуров, глядя в крышку стола, – палку-то не перегибай. Какая там опасность… С нами было трое молодых крепких и опытных оперативников. Стрелять бы никто не стал. Это яснее ясного и… и ладно, прости, Петр.
– Ох, устал я с вами, – покачал головой Орлов. – Тебе рапорт показать? Я могу запросить в МУРе. Это рапорт старшего лейтенанта Борисова о расходовании двух боевых патронов во время задержания…
– Да это он для острастки, – тут же вмешался Крячко. – Это фактически были выстрелы в воздух. Предупредительные.
– Ну да… Одна пуля Борисова расплющилась о противоположные ворота бокса, пролетев в проем в стене, вторая застряла в кирпичной кладке правее. Есть еще и третья, которая рикошетом отлетела от стены над головой того же самого Борисова и была найдена экспертами в смотровой яме. Совсем никакой стрельбы и никакой опасности.
– Вообще-то это хорошо, что они первыми выстрелили, – тихо заключил Крячко. – Это рычаг против них на допросе. Вооруженное сопротивление…
Гуров толкнул под столом напарника ногой, и Стас тут же замолчал. Он снял с руки часы и принялся старательно возиться с металлическим браслетом, как будто никакого разговора и не было. Гуров сложил руки в замок, оперся на них подбородком и, с сочувствием глядя на Орлова, тихо произнес:
– Стареешь, Петр. И ты стареешь, и мы стареем. Вот ты уже и брюзжишь на старых друзей. А ведь это наша работа. Наша работа лазить за преступниками, твоя – волноваться за нас. В нашей работе всегда надо работать прежде всего головой. И ты это знаешь, и мы это знаем. И если уж ситуация была такова, то мы ее со Стасом просчитали сто раз. Я же понимаю, что порой на тебя находит, и ты нам немного завидуешь. Завидуешь, что мы можем иногда вот так, лицом к лицу с преступниками, что мы все еще сыщики. А ты хоть и наш начальник, но уже администратор. Руководить оперативниками – это уже немного не то, а ты ведь сыщик по натуре, Петр. До мозга костей.
– Мудрый Гуров, – усмехнулся Орлов. – Всегда всем все разъяснит, всегда докажет свою правоту, всегда добьется, чтобы было по его, и всегда знает, что он прав. Ладно, мужики, давайте к делу. Итак, что мы имеем?
– Самое главное, – погасив пробивавшуюся было улыбку, тут же ответил Гуров, – что во втором боксе мы нашли машину Курвихина. Случайность, невероятная случайность, но так бывает.
– Случайность, – многозначительно поднял палец Крячко, – есть закономерный результат долгой и кропотливой работы в данном направлении.
– Ну да, – согласился Гуров. – Надо отметить Андрея Шишкова, чьими стараниями мы так быстро, хотя и случайно вышли на угнанную машину Курвихина. Номера на ней перебиты, документы изготовлены для перегона мастерски. Покупатель сознался, что знал обо всем. И что машина в угоне, и что документы липовые.
– Кто он, этот кавказец? – спросил Орлов.
– Некто Мамедов. Его сейчас пробивают по всем каналам, но, скорее всего, он просто перекупщик. Отгонит машину на Кавказ, там она, скорее всего, попадет в Азербайджан, а оттуда, через третьи уже руки, в Среднюю Азию. Нам больше интересны сами угонщики. Пока МУР занимается механиками из этого подпольного гаража, разрабатывает всю цепочку и вычисляет хозяев этого бизнеса, нам следует покрутить парней. Удалось пока выяснить лишь то, что «БМВ» Курвихина в бокс пригнали они.
– Что на них есть?
– Очень мало, – раскрывая папку и доставая лист бумаги с текстом, ответил Крячко. – Это Шмарков Александр Николаевич, 1984 года рождения. Москвич. В мастерской и по месту жительства его знают по кличке Шура Шмон. Не судим, но на примете у участковой службы давно. Так сказать, в группе риска. Агрессивен, но алкоголем не злоупотребляет. Он в их дуэте был за отвлекающего. Или хозяина отвлечь, или полицию задержать, если засекут во время угона. Думаю, несколько эпизодов с угонами ему докажут, потому что с такой ролью он обязательно должен был мордой своей засветиться.
– Мы его возле бокса первым стреножили, – напомнил Гуров. – Жаль, труднее теперь с ним будет работать. Он же практически не оказывал сопротивления. Не успел, Саша Малкин поработал. Ладно, читай, Станислав, про второго.
– Второй – личность более известная, правда, в специфических кругах, – продолжил Крячко. – Раззуваев Юрий Вадимович, 1986 года рождения, кличка Жора. У этого Жоры за плечами, в отличие от Шмона, богатое прошлое. Во-первых, три с половиной курса МАДИ[1], между прочим, факультет автомобильного транспорта.
– Даже так, – хмыкнул Орлов. – Даже не спрашиваю, какую роль играл в их дуэте этот Жора. Значит, наблатыкался машины вскрывать и образование побоку, пора зарабатывать.
– И это еще не все, – продолжил Крячко. – Раззуваев дважды проходил по делам об угонах автотранспорта. Первый раз он оказался свидетелем, а второй раз его вина не была доказана. Мы выясним, конечно, нюансы, но, насколько удалось узнать на бегу, это дело тогда вел скандально известный следователь Сырников, уволенный позже за систематические нарушения.
– То, что не попался, говорит о его хитрости, – согласился Орлов.
– Это уж точно, – кивнул Крячко и выразительно посмотрел на своих друзей. – Вы знаете, что очень характерно именно для Жоры? То, что его все знают.
– В смысле? – недоуменно посмотрел на него Лев.
– В том смысле, что проводился сбор информации по агентурным источникам, и почти во всех преступных группировках, во всех разобщенных и не разобщенных группах Жору знают. Естественно, знают его рядовые участники, но они не могут определенно сказать, что связывает этого Жору с их командирами. А о делах Жора говорит только с людьми авторитетными, с теми, кто принимает решения.
– Ну, понятно, – кивнул Орлов. – Жора в преступной среде фигура востребованная благодаря своим техническим талантам и намекам на техническое образование. Без одного года бакалавр, говоришь? Любопытно. А остальные задержанные в боксе на тот момент?
– Да, – махнул рукой Лев, сосредоточенно глядя в окно, – это все шушера. Мелочь, которая знает только порученное ей дело. Один обеспечивает «легенду», ремонтируя отечественный «чермет», второй работает по иномаркам, которые ему пригонят, и не знает никого и ничего.
– Покупателя знает, – пожал плечами Орлов. – Знает Жору и Шмона. Хотя он, конечно, не подтвердит, что они угонщики, а покупатель вообще может не знать про липовые документы. Так он на суде и заявит.
– Будем работать с угонщиками, – подвел итог Гуров. – Мы их сразу развели по разным машинам и по разным камерам, и никто из них не знает того, что произошло при задержании его напарника. Тут есть поле для маневра, есть на чем и крутить.
Гуров сидел за столом в одном из кабинетов МУРа, который им с Крячко выделили для работы с задержанными угонщиками. Через несколько часов ими займется следователь, а пока надо парней «крутить» и «колоть», как говорят сыщики. «Крутить» – означает определять причастность к данному преступлению и другим аналогичным, «колоть» – получать признательные показания. Сложный процесс, требующий немалого опыта, знания психологии преступников, причем не сидевших еще преступников, и мгновенной реакции во время допроса. А еще умения задавить своим авторитетом допрашиваемого. Это тоже момент не последний. Бесхарактерный, вялый оперативник или следователь никогда не добьется того, чего может почти мгновенно добиться оперативник энергичный, агрессивный, харизматичный.
Тут одной логики маловато. Почувствует преступник, что у тебя все козыри, что ты располагаешь фактами и доказательствами против него, и замкнется. Просто перестанет отвечать. И что ты будешь делать? Терять дни, недели, а то и месяцы на то, чтобы расшевелить, разговорить преступника? Ни один судья не примет дела, в котором нет показаний подозреваемого или обвиняемого, нет его подписей на протоколах допросов, ты хоть сто свидетелей приведи, которые подтвердят, что преступник отказался подписывать.
Первым в кабинет привели Раззуваева. Сейчас Жора не выглядел таким улыбчивым и общительным, каким его запомнил Гуров во время задержания. Тогда Раззуваев смотрел на них с ухмылочкой, покуривая сигарету, пока его не сложил пополам Саша Малкин. Сейчас широкое лицо Раззуваева с характерными скулами выглядело неприятно. На нем отражалась даже не затаенная злоба, а что-то сродни ненависти и немного отчаяния. Ненависть к тем, кто прекратил вольную и веселую жизнь удачливого преступника, отчаяние от того, что Раззуваев понимал – раз взяли, да еще на пороге бокса, в котором переделывали угнанные им с напарником машины, то дела его плохи.
Когда сержант из дежурной части доложил о доставленном, Крячко жестом отпустил его, а Раззуваеву показал на стул посреди кабинета. Обойдя вокруг задержанного, он кивнул в сторону Гурова:
– Если ты помнишь, Жора, мы с вот этим дядей тебя брали с поличным возле бокса. Поэтому время не теряй на пререкания, что ты там случайно, что не при делах и знать ничего не знаешь. Тебя со Шмоном «вели» с момента угона, взяли почти в угнанной машине, возле бокса, где вы их потрошите. Так что думай, прежде чем рот раскрывать.
– А че мне думать? – хмыкнул Раззуваев. – Это ваша работа, вы и думайте.
– Ладно, согласны, – быстро ответил Крячко и тут же сменил тон на официальный: – Итак, Вадим Юрьевич Раззуваев, 1986 года рождения. Перед тобой полковник Гуров из Главного управления уголовного розыска страны. Моя фамилия Крячко, и я из того же ведомства. Понял теперь, что тобой не МУР занимается?
– Я думаю, Жора все понял, – вмешался в разговор Гуров. – Жора у нас не дурак, Жора понимает, что с того момента, как он стал напарником Александра Шмаркова и угнал с ним хоть одну машину, он уже участник преступной группы, а это крушение надежд на условный срок. Сюда же тянет и предварительный сговор. Но Жора догадывается, что у его напарника Шмаркова не выдержали нервишки и он стал стрелять в сотрудников полиции во время задержания.
– А уж то, что мы легко докажем и другие эпизоды, Жора у нас и не сомневается. Ведь не сомневаешься? – Стас подошел к Раззуваеву и похлопал его по плечу.
– Да ладно, – нервно дернул щекой заметно побледневший Раззуваев. – Я сопротивления не оказывал, с меня взятки гладки. Ну, «пятерину» мне впаяют. И что?
Крячко быстро глянул на Гурова, снова шагнул к задержанному, сгреб его воротник в кулак и, одним рывком подняв его со стула, коротко рявкнул ему в лицо:
– Дур-рак! Тебе одного трупа водителя «БМВ» 5-й серии хватит лет на пятнадцать. И ты думаешь, мы поверим, что это первый и случайный «жмурик» у вас с Шуриком? Мы умеем искать, ох, умеем! Ты не сомневайся. Не бывает так, чтобы один-единственный. Это тебе петля на шее, Жора! Петля, потому что ты тянешь на пожизненное! Это разбойное нападение с целью завладения имуществом граждан. И умышленное убийство. Это очень страшная статья, Жора. По ней сидят долго и выходят оттуда редко. Понял? Хуже только бандитизм и терроризм…
– Отпусти его, – насмешливо бросил со своего места Гуров. – Что ты его уговариваешь? Не хочет жить, не надо. Что мы, Шуру Шмона не знаем? Знаем, еще и получше, чем сам Жора. Жора вот не знает, а Шмон продаст его с потрохами, лишь бы себе срок скостить и от «мокрой» статьи уйти. Пусть тянет все за друга, если хочет…
Раззуваев пытался что-то возражать, но сыщики не давали ему такой возможности. Его сбивали то новыми обвинениями, то ссылками на имеющиеся доказательства. Главное, не давать вслух задержанному сформулировать свою непричастность и невиновность. Это чисто психологический ход. Что не произнесено вслух, остается пока несуществующим. Пусть копится внутри, пусть находится в разногласии с эмоциями, страхами, сомнениями. Ведь ему же сидеть, а не этим двум полковникам. А где и как сидеть и, главное, сколько, зависит от…
Вот это главное Гуров и Крячко умело формулировали в лихорадочно работающем мозгу преступника. Пусть сам решает, пусть сам делает выводы, к которым его подвели сыщики. Ведь не зря они начали допрос именно с Раззуваева. Он психологически слабее своего подельника. И сломать их пару, а затем каждого из них можно через него.
Когда, так и не дав ему открыть рта, Раззуваева вывели из кабинета, Крячко с довольным видом посмотрел на Гурова:
– Ну, что думаешь? Не переборщил я?
– Нормально. Со Шмарковым будет сложнее. Того и вооруженным сопротивлением не сломаешь. Будем надеяться, что капитан Шишков в своих архивах по угонам найдет зацепочки, что еще этой паре можно предъявить.
– Я думаю, что нам сегодня спать не придется, – задумчиво почесал в затылке Крячко.
– Ты имеешь в виду… – Гуров кивнул на дверь.
– Мне кажется, его ночью надо дожимать. Он сейчас весь в мыслях, сон не пойдет, ночь тревожная, а тут мы. Он же будет думать, что у нас новые данные появились, новые доказательства. С какого перепугу, по его мнению, два полковника из МВД спать домой не отправились. Прямое доказательство, что у них что-то есть серьезное на него.
– Хитрый ты, Станислав, – покачал головой Лев. – Но я с тобой соглашусь. Передержим парня, если сегодня не добьем. Потом будет сложнее.
Через несколько минут в кабинет ввели высокого смугловатого парня. Шура Шмон не выглядел подавленным, не старался вести себя нагло. Лицо его как будто окаменело, и смотреть он старался в стену, мимо двух полицейских, к которым его привели. Доставивший задержанного сержант вопросительно посмотрел на Гурова и кивнул на наручники, сковывающие руки Шмаркова.
– Нет, – громко ответил Гуров, – пусть в них сидит.
В глазах Шмаркова мелькнули снисходительные искорки. Он посмотрел на человека, сидевшего за столом, на второго, стоявшего у зарешеченного окна, и спросил хриплым голосом:
– Че, боитесь, что ли? Куда я отсюда убегу?
– Отсюда не убежишь, – хмыкнул у окна Крячко.
– А-а, – засмеялся Шмарков, – боитесь, что не справитесь, если я бузить начну?
– Глуп ты, как я посмотрю, – вздохнул Лев и откинулся на спинку стула, с брезгливостью разглядывая задержанного. – Не понимаешь, что вот с такой мразью, как ты, нам дел иметь совсем не хочется. Улик достаточно, дело раскрыто. Да и не одно. Нам благодарности и похвалы, а тебе – в колонию. Только вот сколько нервов нам попортишь, да еще следователю. И на суде потом начнешь куражиться. Кому это надо? Есть выход и попроще.
– Да, Шмон, – неприятным голосом подтвердил Крячко и демонстративно подошел к двери, прислушиваясь к звукам из коридора. – Все так и есть. Мы только того и ждем, чтобы ты кинулся на кого-то из нас. Стулом бы замахнулся, а я бы в тебя половину обоймы выпустил, спасая жизнь своего товарища.
– Стул прикручен к полу, – машинально ответил Шмарков, и взгляд его стал настороженным. – И вообще за такое вас самих… того самого. Здесь…
– Можно и не здесь, – остановился за спиной Шмаркова Крячко. – Можно и во время следственных действий за пределами этих стен. Тоже мне, проблема. Не ты первый…
– Вы че? – откровенно заволновался Шмарков и стал крутить головой, пытаясь понять, что за его спиной делает опер.
– А ты чего заволновался? – рассмеялся Гуров. – Поверил? Наивная твоя душа! Вот когда тебе говорят, что соберем улики, докажем, когда обещаем, что суд даст тебе большой срок, ты почему-то не веришь, а когда тебе грозят смертью исподтишка, ты сразу повелся. Ну, разочаровывать не буду. Думай, как хочешь, как тебе твой жизненный опыт подсказывает. А нас интересует твоя биография и все твои дела с угонами.
– А че я вам на себя клепать должен, – пожал плечами Шмарков. – Доказывайте, вам за это деньги платят. Докажете – ваша взяла, нет, так я посижу и выйду.
– За перестрелку с полицией ты сядешь точно, – пообещал Крячко.
– Не докажете. Там нет моих пальчиков, – хрипло засмеялся Шмарков.
– Пальчиков нет, – пустился в экспромт Крячко, – зато есть свидетельские показания. Там дураков, кроме тебя, не было. Мамедову это все тоже не очень нужно, он тоже хочет побыстрее домой вернуться. Так что процесс стирания пальчиков зафиксирован, как и стрельба тобой в офицеров полиции. Свидетели показали, что они слышали предупреждающие возгласы. Не отвертишься, что не знал и не слышал. Но это все цветочки, а вот убийство на Кутузовском проспекте гражданина Курвихина с целью завладения его имуществом, в частности автомашиной «БМВ», и тому подобным – это намного серьезнее. Да по предварительному сговору, да группой. Не ошибись, Шмон, когда грубить нам соберешься.
– Дураков нет, – усмехнулся Шмарков, но уже не с прежней уверенностью. – Я в ваших руках, нет мне резона злить вас. Есть что – предъявляйте.
– Сержант! – гаркнул Гуров специально, чтобы подольше поддерживать нервы Шмаркова во взвинченном состоянии.
Вообще-то Крячко мог спокойно подойти к двери и вызвать конвойного. Но сейчас все требовалось делать «на нервах». Сержант вошел и вопросительно посмотрел на Гурова.
– Забирайте его, – велел Лев, а потом ткнул указательным пальцем Шмаркову в лицо: – А ты, Шмон, заруби себе на носу. Пока мы с тобой разговариваем по-хорошему, ты можешь рассчитывать на человеческое к тебе отношение. Начнешь злить, раздражать и мешать, превратишься в бездушный мешок дерьма, от которого мы захотим избавиться побыстрее. Пусть МУР тобой занимается. А мы, с высоты нашего служебного положения, могли бы тебе твою участь облегчить. Но решать тебе!
Шмаркова увели. Крячко с любопытством смотрел на Гурова, сложив руки на груди. Тот о чем-то напряженно думал. Причем, насколько Станислав знал своего старого друга, напарника и начальника, от Гурова стоило ждать чего-то нестандартного.
– Знаешь что, Станислав? – Гуров стряхнул с себя задумчивость, пружинисто встал и прошелся по кабинету. – Мой опыт подсказывает мне, что в паре Шмарков и Раззуваев – Шмарков мог и должен был быть старшим. Больше того, Раззуваева, с его техническими талантами, могли использовать «втемную», если убийство Курвихина заказное.
– Так, так, – улыбнулся Крячко. – Мы пока никакого криминала вокруг бизнеса Курвихина не обнаружили, но допустим.
– Курвихина хотят убрать, – загнул Лев один палец на руке, – для этого нанимают Шмаркова, чтобы имитировать убийство с целью ограбления. Шмарков – угонщик, это в их кругах знают все, и большого смысла использовать именно его нет. Значит, – загнул он второй палец, – Раззуваев не должен знать заказчика. Они бы так не рисковали.
– Тогда Раззуваев должен был знать, что Курвихин именно в то время и в том месте остановится на Кутузовском проспекте. Значит, плясать надо от Курвихина, а не от рядовых исполнителей.
– Примерно так, – согласился Гуров. – Но эти умозаключения нам надо уточнить. И срочно. Сегодня ночью в напряженной нервной атмосфере трясем Раззуваева, а потом мы с тобой вслед за «муровцами» пройдем по всем связям Курвихина. Куда он, черт возьми, поперся ночью? И что он делал на Кутузовском?
– А до ночи пусть с ним поработает мой человечек в камере, – предложил Крячко. – Приглядится, может, подогреет его, напряжет всякими рассказами, попугает маленько якобы своим опытом. Есть у меня такой ас камерных разработок.
В одиннадцать вечера, когда сыщики находились в своем кабинете на Житной, на мобильный телефон Гурова неожиданно позвонил майор Шалов и доложил, что совершенно случайно буквально в десяти метрах от зоны поиска на месте убийства Курвихина найден электрошокер.
– Ну-ка, ну-ка, Глеб Сергеевич! Повторите еще раз и в деталях, – велел Гуров и включил внешний динамик своего телефона. Крячко подсел рядом и приготовился слушать.
– Ребята, которых я оставил заканчивать повторный осмотр места на Кутузовском, – снова заговорил майор, – проявили инициативу и, чуть расширив зону поиска, сразу нашли на линии кустов электрошокер. Темно-красная такая штучка. Не очень дорогая, рассчитанная на непосредственный контакт, без всяких стреляющих там картриджей. Лежал он, чуть запутавшись в нижних ветвях кустарника, поэтому его со стороны аллеи было не видно, а со стороны дороги, естественно, его не видели водители, потому что смотрят на дорогу, а не на кусты.
– Посторонняя вещь, – с сомнением вставил Крячко.
– Что? – переспросил майор. – А-а, здравия желаю, Станислав Васильевич. Это вы там рядом. Нет, не случайность. Эксперты в лаборатории обнюхали предмет с особой тщательностью. Есть два хороших отпечатка пальцев.
– Один Курвихина? – догадался Гуров.
– Так точно. Мы сверили с дактилокартой из морга. А вот второй отпечаток – маленький и узкий. Или ребенок, или женщина. Скорее женщина, потому что это женская модель «Акула PRO», а еще в щелке между двумя деталями застрял обрывок женского волоса. Эксперты сказали, что волос живой, ему всего несколько дней. Темно-каштановый, здоровый, но крашеный. Анализу на ДНК подлежит, если таковая необходимость возникнет.
– Ну, ты обрадовал, Глеб Сергеевич! – засмеялся Крячко. – Даже не представляешь, как ты нас обрадовал! – И, когда Гуров отключил телефон, спросил: – Ну?
– Что «ну»? Сам не понимаешь? Если бы Курвихину при его статусе угрожала опасность, он бы носил с собой «травматик», а то и получил бы разрешение на боевой «Иж». И уж телохранителя он мог себе позволить. Другое дело, что во время этой таинственной поездки он не взял бы его с собой. Но женская модель электрошокера не вяжется тут ни с чем.
– Вот! – с довольным видом потер руки Крячко. – Я и говорю: либо жена, либо дочь, либо любовница. Это мы установим теперь легко.
– Наличие любовницы у Курвихина не установлено. Жена есть, дочь есть.
– Электрошокер он мог взять из стола секретарши, – заметил Крячко. – Вариантов много, так что завтра у нас с тобой напряженный день.
Набросав к двум часам ночи план беседы с несколькими женщинами из окружения Курвихина, в том числе с его женой и дочерью, сыщики отправились на Петровку в ГУВД Москвы. Шмарков и Раззуваев сидели в камере ГУВД последнюю ночь. Завтра следователь их официально арестует, и переправят ребят в СИЗО.
Помощник дежурного проводил Гурова в дежурную часть, где его принялись угощать кофе, а Крячко отправился побеседовать со своим агентом. Дружба дружбой, даже будь вы сто раз коллегами по работе, а чужих агентов в лицо знать не положено никому. Даже твоему начальству.
Крячко вернулся минут через двадцать. Он выразительно глянул на помощника дежурного и подсел к Гурову.
– Ну, все в порядке, Лев. Раззуваева обработали нормально. Чего-то он боится, весь на нервах. Даже сидеть на одном месте не может. Причем не нас он боится, а скорее, блатных. Расколоть его в камере не удалось, вопросами вывести на чистую воду тоже. Но главное ясно – не все там просто у них с убийством Курвихина. Знаешь, какую мыслишку мне подбросил мой человечек? Вы, говорит, пригрозите вообще его отпустить, за неимением серьезных улик. Возьмите подписку о невыезде и отпустите. Он или откажется выходить, или кинется с кем-то объясняться.
– Насколько твой агент опытен? Можно его рекомендациям верить?
– Вполне. Это тот еще жучара, людей из блатной среды видит насквозь.
Сейчас Раззуваев выглядел далеко не таким уверенным. Лицо посерело от волнения, глаза глубоко запали, а губы вытянулись в тонкую нервную нитку. Он встал на пороге, глядя в лица полковников, а сержанту из дежурной части пришлось подтолкнуть задержанного. Раззуваев даже не оглянулся. Шаркая ногами, он прошел на середину комнаты, где ему приготовили стул, и тяжело опустился на него. Гурову показалось, что парень чуть ли не вздохнул в голос, когда садился.
Крячко знаком отпустил сержанта и расположился на другом стуле, усевшись на него верхом.
– Ну, Юрий Вадимович? – спросил Гуров. – Что вы нам скажете? Как там в фильме было? Он же Гоша, он же Гога, он же Жора.
– А в чем вы меня подозреваете? – пристально посмотрел на него задержанный.
– Странный вопрос. Убийство человека с целью завладеть его автомашиной, несколько угонов дорогих иномарок. Это уже букет. Начнем крутить тебя на других эпизодах, и тогда всплывет еще что-то. Кажется, это очевидно? Но мне понравилась форма твоего вопроса.
– В смысле? – насупился Раззуваев. – Какая форма?
– Ты спросил, в чем мы тебя подозреваем. Заметь, ты сказал не «нас», а «меня». Это ты точно уловил. У вас сильно разные статьи будут. И сроки!
– С кем?
– Со Шмоном, конечно, – усмехнулся Лев. – Не придуривайся, ты все понимаешь.
– Понимаю, – неожиданно произнес Раззуваев. – Шмон меня сдаст. Не вашим, блатным сдаст. Я ему не нужен, теперь только мешаю. Я про угоны знаю, мы с ним еще не за все тачки бабки получили. Он накапает блатным, и меня в камере удавят как-нибудь ночью. И все останется ему… Когда выйдет.
– Вообще-то, Юра, – почти отеческим тоном сказал Крячко, – мы знаем немного и о тебе, и о Шмаркове. Шмарков пустое место в блатном мире, а ты – специалист, востребованный специалист. Ты любую машину «на раз-два» откроешь, за что тебя и ценят.
– Фигня все это, если честно, – заметно погрустнел Раззуваев. – Сейчас такие приборчики есть в широком ходу, что любой лох любую тачку с сигнализации снимет и заведет без проблем. Да, ко мне постоянно обращаются, но настоящих связей у меня нет среди этих… блатных. А у Шмона есть. Он оттуда, из них, а я там временный. И вы ведь не все знаете…
– Что мы не знаем? – встрепенулся Гуров.
– Что мы в тачке этого вашего нашли. Ну, того, что на Кутузовском ночью завалили, хозяина крутой «бэхи».
В воздухе на несколько секунд повисла напряженная, почти звенящая тишина.
– А что вы там такого нашли? – стараясь не выдать своей заинтересованности, наконец спросил Гуров.
– Бабки. Целый кейс с бабками… полтора «лимона» «налика».
– В рублях? – тут же спросил Крячко.
Раззуваев коротко кивнул и замолчал, обреченно уперевшись взглядом в пол. Гуров, глядя на него, прикидывал варианты дальнейшего развития беседы. Ясно, что с протоколами лезть сейчас не следует, и так, того и гляди, тонкая нить доверия разорвется. Черт с ним, если он завтра от своих слов откажется. Главное, получить достоверную информацию, а уж как ее потом превратить в частичку доказательной базы, придать ей статус официальной, подумаем потом. Мы всю жизнь имеем дело с оперативной информацией, которую к делу не пришьешь. Такая наша работа. Следователь ищет прямые доказательства, улики, а мы – подсказки, корректоры потом дадут следователю те самые доказательства.
– Расскажи, как вы водителя «бэхи» убили? – попросил Лев. Именно попросил, а не приказал, не потребовал.
– Так получилось, – проворчал Раззуваев. – Это все Шмон. Мы вообще-то не планировали…
Картина выглядела следующей. В тот поздний вечер Раззуваев и Шмарков шли по аллее мимо музея. Шли после неудачной попытки угнать дорогую тачку. «Заказная» машина, которую они обхаживали вторую неделю, сорвалась из-под носа. А ведь все складывалось удачно: и хозяин, приехав к любовнице, оставил машину вне видимости из ее окон, и до утра он к машине бы не подошел, и сигнал системы сигнализации уже давно был скопирован. А тут, как назло, когда парни уже решили приступить к угону, подвыпившая пара каких-то «ушлепков» начала пинать машины на парковке возле дома. Завыли и запищали сигнализации, откуда-то почти сразу вывернула патрульная машина ДПС. После такого «концерта», когда перенервничавшие жильцы дома будут еще долго выглядывать из окон на свои машины, соваться к нужной тачке было глупо. Придется снова выжидать, и не меньше недели.
И вот, торопливо пересекая сквер на Кутузовском, они и увидели классную «бэху», припаркованную у тротуара. И мужика, который кого-то ждал. Ждал вальяжно, даже сонно как-то. Парни залюбовались машиной, прикинув возможный навар. А тут еще водитель вышел, потягиваясь и разговаривая с кем-то по телефону. Совершенно ясно прозвучало: «Я тебя уже жду, сколько ты будешь собираться?»
Шмарков сразу загорелся. Он предложил обойти мужика с двух сторон, резко «вырубить», а потом спокойно увезти машину. Раззуваев стал возражать. И машин по проспекту движется много, и «вырубить» надо человека на несколько часов, чтобы успеть машину спрятать. Заманить в кусты не удастся. С какой стати ему идти за незнакомыми людьми в кусты? Если честно, то Юрке Раззуваеву не хотелось наносить вред здоровью хозяина машины. Одно дело – технично угнать машину с парковки, и совсем другое – напасть на человека.
Компромисс нашел Шмарков. Он всегда умел убеждать незамысловато и надежно. Раззуваеву срочно нужны были деньги, а тут вот она, призовая тачка. И деньги Шмарков обещал чуть ли не завтра. Есть у него якобы покупатель на точно такую «бэху». А еще Шмарков заявил, что знает безопасный, но надежный удар, от которого человек будет в отключке два часа. И Раззуваев решился. Но все с самого начала пошло не так. А пошло так, что до сих пор вспомнить страшно.
Привлечь внимание водителя должен был сам Раззуваев. Санек заявил, что у Юрки внешность располагающая. Шмарков остановился у кустов, схватился за сердце и стал опускаться на землю, на одно колено, и лицо сделал такое страдальческое, что не поверить было трудно. Раззуваев, как они и договорились, бросился к водителю с просьбой о помощи. Он не стал конкретизировать причину, просто, как советовал Шмарков, давил на психику и взывал о помощи.
Мужчина «купился» быстро. Правда, он деловито поставил свою машину на сигнализацию и только потом поспешил за Раззуваевым, узнав, что там случилось с его другом. Им удалось-таки убедить Курвихина дойти до самых кустов. Как раз до того места, где на траве была первая кровавая отметка.
Раззуваев вдруг замолчал и сидел, подергивая плечами, словно у него болезненный озноб. Гуров не торопил. Крячко сидел рядом верхом на стуле и терпеливо теребил нижнюю губу, присматриваясь к задержанному, а не играет ли тот. Всяких повидали матерые полковники на своем веку.
– Короче… – глухим голосом заговорил наконец Раззуваев. – Этот мужик как-то догадался… А Шмон, сука, с самого начала, видать, решил того типа «замочить», только не сказал мне об этом, знал, что я буду против. Я и опомниться не успел, как Шмон ударил. Испугался я тогда сильно… видел, как лезвие в темноте блеснуло… Мужик, видать, дернулся, и Шмон его не сильно задел. Потом гляжу, у мужика в руке шокер, даже разряд видел. Но он уже раненый был… Шмон ногой шокер выбил и второй раз его ножом… Я как в тумане был. Помню, что мы мужика сразу под мышки ухватили и чуть ли не на руках за кусты, чтобы со стороны не видно было, как мы его волочем.
Крячко встал, скрипнув стулом, подошел к маленькому холодильнику у окна. Открыл, позвенел чем-то и, захлопнув дверку, протянул Раззуваеву найденную в холодильнике маленькую бутылку «Аква минерале». Задержанный схватил ее, отвинтил крышку и жадно припал губами к горлышку.
Вот и этот сломался, подумал Гуров, глядя, как судорожно дергается кадык Раззуваева, покрытый двухдневной щетиной, как льется на шею и за воротник вода. Сколько раз он за свою жизнь наблюдал такую же вот характерную сцену. Все они считают себя героями, пока их двое, а жертва беззащитна, они чувствуют свою удачливость и безнаказанность, когда по ночам снимают блокировку с заранее присмотренной машины. Они довольны жизнью и безгранично счастливы, когда получают большие деньги за украденное чужое имущество. А потом вот так! Животный страх в глазах, судорожно дергающийся небритый кадык и пролитая вода, потому что скулы сводит, а во рту сухо, как в заброшенном колодце в центре пустыни.
– Ну, дальше? – предложил Лев умышленно равнодушным голосом.
Он очень хорошо знал, как действует именно такая вот равнодушная интонация на преступников, которые созрели, чтобы каяться. Им теперь до зарезу, им как воздух нужен сочувствующий слушатель. И вот этот психологический сдвиг обычно приводит к истерикам. Преступник начинает каяться, начинает молить, чтобы его выслушали, чтобы дали возможность не только рассказать, но и объяснить. Не все из них, и не очень часто. Только слабые.
– Что дальше… – снова нервно дернул плечом Раззуваев. – Ключ от машины из кармана вытащили, и на дорогу. Завели и… Кейс мы потом увидели.
– А водитель был уже мертв, когда вы по его карманам шарили? – уточнил Крячко.
– Да… нет… Он хрипел, и нога так… подергивалась.
– Где кейс с деньгами сейчас?
– Не знаю… – неуверенно пробормотал Раззуваев. Потом помолчал и добавил: – Наверное, Шмон у бабки своей спрятал.
– Что за бабка?
– Его бабка. По матери. Она в Марфино живет. Мы когда тачку отогнали, Шмон взял кейс и сказал, что спрячет до поры до времени, потому что нельзя пока этими деньгами пользоваться, вдруг номера переписаны или сами купюры меченые какие. Надо проверить, подождать, а потом уж делить.
– Кто еще про деньги знал? – спросил Гуров.
– Никто, – убежденно ответил Разувваев. – Мы никому не говорили… Я не говорил. Если только Шмон… Хотя, ему зачем? Это мне потом уже пацаны сказали, что этот мужик, которого Шмон завалил из «бэхи» на Кутузовском, вроде как при делах, за него могут и разборки начаться. Поэтому и с машиной не спешили. Опасно. Этот Мамед все торопил…
– Значит, так, Юрик. – Гуров посмотрел на часы и решительно встал из-за стола. – Разговор наш запомни крепко-накрепко. Хочешь до суда дожить, а потом рассчитывать на маленький срок и в колонии выжить, тогда усвой одну простую истину. Ты живешь в государстве. И кроме государства, государственных органов, в данном случае полиции, тебя никто не защитит. Все эти бредни про уголовные порядки и понятия забудь. Там волки волков жрут. И пикнуть не успеешь, как потроха выпустят. Усвоил?