Над Кольской землей полярное лето.
Серебристого цвета шар солнца круглые сутки бродит по небу, окрашивая в причудливые тона угрюмые фьорды, высящиеся над ними сопки и искрящееся марево далеких тундр.
По астрономическому времени полночь.
Сонно шуршит отлив, с берега наносит запахом йода, на застывшей водной глади сонно покачиваются островки уснувших чаек.
На пятом этаже высящейся на выходе из залива казармы, в одной из холостяцких кают «припухает» компания мичманов.
Воздух сиз от табачного дыма, на столе корабельный графин с «шилом», несколько распатроненных банок тушенки «братская могила» алюминиевая миска с моченой клюквой и нарезанный крупными ломтями кирпич черняшки.
– Ну, за тех, кто в море! – зажав в волосатой лапе наполненный на треть граненый стакан, гудит здоровенный старшина команды торпедистов Олег Ксенженко, и в него звякают еще три.
Спирт пьют по – поморски, не разбавляя водой и закусывая алой клюквой.
– Уф-ф! – по моржовьи выдувает из-под усов краснорожий старшина команды ракетчиков Виктор Каламбет и отправляет в рот насаженный на конец финки, золотистый шмат тушенки.
– Словно боженька голыми ножками по душе пробежал, – сипит, высосав свой стакан, второй торпедист – Саня Порубов и тянется цепкими пальцами к Москве с клюквой.
Четвертый участник честной компании, боцман Василий Муромцев, завершив действо, молча щурит рысьи глаза, прислушивается к чему-то внутри себя, потом крякает и с удовольствием нюхает ноздреватый ломоть хлеба.
– Ну, и че с тем жмуром? – продолжая прерванную травлю, дует ракетчик в мундштук выщелкнутой из пачки беломорины, потом прикусывает мундштук и щелкает зипповской зажигалкой.
– Да ничего, – пожимает широченными плечами Ксенженко, – приехал командующий с начштабом, прокурором и начальником особого отдела, составили как положено акт, а потом того парня на разъездном катере отправили в штаб флота.
– Оживлять, что ли? – наваливается на стол боцман.
– Что б потом передать американскому морскому атташе в Мурманске, Вася – наклоняется к боцману Порубов. – Это ж международное дело! – тычет он пальцем в потолок и делает страшные глаза.
– Ну, давайте за упокой его души, – жует беломорину ракетчик и снова тянется за графином.
В этот раз пьют молча, хмурятся и, закусывая, тяжело ворочают челюстями.
Накануне, с утренним приливом, с моря в базу занесло утопленника. Был он в надувном оранжевом жилете, американской морской униформе и с выклеванными чайками глазами.
Первым труп заметил верхневахтенный одной из лодок, находку быстренько извлекли из воды, и Ксенженко принимал в том участие.
– М-да, – тоже закуривает боцман. – В нашем Баренцевом долго не поплаваешь. И откуда, интересно, он взялся?
– А то ты не знаешь, – криво улыбается ракетчик. – Мы пасемся у ихних берегов, ну а они у наших. Помните, с год назад неподалеку от Западной Лицы «овровцы» засекли перископ? Чья то была лодка так и не установили, но что не наша, факт.
– Это точно, – кивает русым чубом Порубов. – Наверное и тот америкос с такой. Смыло где-нибудь при всплытии в море и каюк.
Некоторое время все молчат и тупо пялятся в большое, широко распахнутое окно.
За ним спящий залив, застывшие у пирсов черные туши ракетоносцев и редкие всплески створного огня, установленного на треноге на небольшом островке рядом с фарватером. А несколько дальше, к выходу, за закрытым боновым ограждением, неподвижно застывший на воде серый тральщик брандвахты.
– А я слышал на лекции от нашего флагманского врача, что в ту войну моряки с северных конвоев, когда их торпедировали немцы, даже летом помирали в воде через пять минут, от переохлаждения, – значительно говорит боцман и обводит всех глазами.
– Херня все это, – басит Ксенженко. – Я, например, продержусь хоть час. – Хочешь на спор, сплаваю к тому вон створу – кивает на снова мигнувший за окном металлический проблеск, – и вернусь назад.
– А че, давай? – флегматично кивает бритой башкой ракетчик. – Спорим, – и протягивает минеру руку.
– На что? – медведем наваливается тот на стол и азартно блестит глазами.
– Твоя «Омега», – кивает ракетчик на золотой, виднеющийся из-под обшлага кителя Олега браслет, – против моей «гайки». И любовно дышит на нацепленный на палец литой перстень.
– Идет, – скрипит стулом Ксенженко и две руки сцепляются в традиционном жесте.
– А может не надо, а Олег? – нерешительно говорит Порубов. – Потонешь нахрен.
– Надо Шура, надо, – хлопает приятеля по плечу Ксенженко. – А ну плесни еще по лампадке!
Вся компания оживляется, слышатся довольное кряканье, сопенье и хруст потрескивающей на зубах клюквы.
А через десять минут, заперев дверь каюты, вся четверка целеустремленно топает через матросский кубрик, в котором в синем свете храпит команда ракетоносца, в сторону выхода.
Там ракетчик, стоящий ответственным дежурным, дает леща задремавшему у тумбочки дневальному, и вся компания гремит ботинками по крутым маршам лестницы.
Раскинувшийся на берегу залива казарменный городок спит здоровым сном, только где-то далеко в сопках чуть слышно жужжат бульдозеры, да по горному, тянущемуся слева серпантину, изредка беззвучно проплывают тяжело груженные базальтом «камазы» военных строителей. Там созидается подземное, для лодок, укрытие.
Обойдя казарму с тыла и оскальзываясь на розоватом мхе, искатели приключений спускаются меж замшелых валунов к самому урезу воды, там Ксенженко разоблачается и со словами «готовь гайку!» монолитно входит в отлив.
– Хорошо пошел, – ежится от ночной свежести боцман, наблюдая за исчезающим в легком тумане мускулистым телом. – Туда точно доплывет.
– А то, – протяжно зевает Порубов. – Тут всего – то метров двести, а Олег в прошлом призер Балтфлота. – Готовь, пушкарь, свою «гайку».
– Еще посмотрим, – недовольно бурчит ракетчик, присаживается на корточки и щупает ладонью прозрачную воду. – Холодная, курва!
… Хреново стоять на брандвахте. И не на берегу и не в море. На тральце сыро, холодно и скушно.
Основная задача – разводка бонового заграждения при выходе подводных лодок на боевую службу и наблюдение за водной акваторией.
Выйдя из боевой рубки, на стылую палубу, помдеж по кораблю старшина 1 статьи Гуляев привычно отстегивает клапан на штанах робы, пускает за борт упругую струю, а потом топает «подышать» на ют.
Дососав зажатую в кулаке «приму» до губ (на берег не списывали уже неделю и курево на исходе), он ловко отщелкивает бычок в стаю дремлющих неподалеку бакланов, и привычно озирает надоевшую до блевотины акваторию.
В следующее мгновение его глаза выкатываются из орбит и челюсть непроизвольно отвисает. На далеком островке со створным знаком возникает какая-то неясная фигура, рысит вокруг треноги и беззвучно исчезает в воде.
– ПДСС, твою мать… – шепчет побелевшими губами старшина и с воплем «Тревога!!» гремит ботинками по скользкой палубе в сторону рубки.
Через несколько минут тральщик оживает, на нем гремят колокола громкого боя и в светлое небо взлетает серия ракет. Потом за его кормой вскипает молочный бурун, и, набирая ход, корабль несется в сторону островка.
… Давай Олег, давай! – сучат ногами на берегу перепуганные зрители, подхватывают выбредшего из воды синего Ксенженко под микитки, и, на ходу напяливая на него шмотки, дружно рысят в сторону от берега.
А в базе уже гудит ревун, в казармах вспыхивают многочисленные окна и из дверей в сторону режимной зоны, вываливают первые толпы поднятых по тревоге.
Весь остаток ночи вокруг мрачных тел ракетоносцев в воде хлопают швыряемые вахтой за борт взрывпакеты, вспучиваются пузыри выстреливаемого туда ВВД, а по заливу носятся катера ОВРА, с вооруженными до зубов группами захвата, отыскивая замеченного бдительным старшиной подводного диверсанта.
Но так и не находят. Не иначе утоп, сука.
Примечания:
– черняшка – (ржаной хлеб) жарг.
– жмур, жмурик – (покойник) жарг.
– ОВР – подразделение охраны водного района в базах и соединениях.
– тралец (тральщик) жарг.
– ВВД – воздух высокого давления, до 400 атмосфер. Используется как одно из средств борьбы с подводными диверсантами.
– Брандвахта – корабельная вахта на входах в военно-морские базы и закрытые рейды.
– Боновое заграждение – специальное пловучее устройство, (металлическая сеть с буями) ограничивающее проникновение в базу вражеских подлодок и ПДСС.