«Сдатчики»

За бортом гудит шести бальный шторм, мы сидим в отсеке и, распершись по бортам, тупо пялимся на кренометр.

– Ду-ду-ду, – размеренно молотит внизу компрессор, восполняя сжатый воздух после всплытия.

Уже с час наш ракетоносец болтает в Белом море, где в точке рандеву, на борт надлежит принять очередную бригаду «сдатчиков».

Сдатчики – это специалисты СМП, на котором построен крейсер, а мы – экипаж, испытывающий его в море.

– И когда уж причапает этот гребаный буксир, – недовольно басит, раскачиваясь в своем кресле у стрельбового пульта, старшина команды Олег Ксенженко.

– Хрен он придет при таком шторме, – прислушиваясь к гулу за бортом, отвечает спец правого борта Саня Порубов.

Я сижу на своем, молчу и апатично жую галету.

Внизу металлически звякает трап и в узком люке возникает мокрая фигура в канадке.

– Ну что, заскучали орелики? – ступает на палубу и стягивает с головы капюшон, наш командир БЧ, капитан-лейтенант Мыльников.

– Заскучаешь тут, – недовольно брюзжит Саня. – Болтаемся как яйца в штанах.

– Ну и матерщинник, ты Порубов, – плюхается в свое кресло Сергей Ильич. – Королев, – дай пожевать.

Я извлекаю из зашхереной банки несколько галет, кряхтя пролезаю под направляющей балкой торпедного аппарата и сую их «бычку» в руки.

– А на мостике полный абзац, – смачно хрустя, ухмыляется Сергей Ильич. – Заливает, того и гляди потонем.

– Типун вам на язык, – бурчит Олег. – Ну и шутки.

– Да это я так, для поднятия тонуса, – белозубо скалится Сергей Ильич и поочередно стягивает с себя канадку, ватные штаны и сапоги.

– Емельянов! – балансируя на палубе, наклоняется он над люком.

– Я! – глухо доносится оттуда и в проеме возникает чубатая голова в пилотке.

– На вот, посуши в компрессорной, – поочередно передает ему канадку и штаны бычок.

Оставшись в водолазном свитере и синем РБ, он снова усаживается в кресло, выщелкивает из штатива телефон и звонит штурману.

Судя по разговору, получен благоприятный прогноз, а буксир где-то на подходе.

– Так, проверить аппараты и торпеду! – поворачивается вместе с креслом бычок.

Настроение заметно улучшается, и мы принимаемся за работу.

Для начала осматривается лежащая на нижнем стеллаже правого борта практическая торпеда, с красной полосатой башкой, опоясанная бугелями, на аппаратах расхаживаются приборы установки глубины, режима и маневрирования при стрельбе, а потом в холостом режиме прогоняется ее автоматическая система.

– Все нормально, товарищ капитан-лейтенант, – вырубает Олег мерцающий экран пульта, и на нем гаснут цветные мнемосхемы.

– Интересно, как там наши деды, наверно укачало вдрызг? – усевшись на торпеду, ухмыляется Саня.

– Это вряд ли, – сопит Олег, подтягивая кремальеру верхнего люка. – У них вся корма в ракушках.

«Дедами» мы называем бригаду торпедистов-сдатчиков, которая в числе прочих должна прибыть на буксире. С ними мы работаем в заводе и болтаемся в море уже несколько месяцев и весьма сдружились. Мужики все здоровенные, в возрасте и весьма колоритные.

Бригадир – Илья Васильевич Шамин, пять лет служил комендором на крейсере, Клавдий Павлович Югов в войну был старшиной команды торпедистов на «щуке», а самый младший, которого они зовут пацаном, демобилизовался с флота лет пять назад. Шамин и Югов коренные поморы, окают и знают все о торпедном оружии.

В море с нами идут только те сдатчики, чья техника будет испытываться на выходе.

Сейчас с нами на борту сдаточные команды гидроакустиков и радиометристов, ученые мужи из двух отраслевых «КБ» и принимающие у них комплексы, военпреды.

Всю предшествующую неделю, находясь под водой и периодически всплывая, мы устанавливали «контакты» с выполняющими роль целей эсминцем и дизельной подлодкой, а также испытывали корабельные «глаза и уши», в других режимах.

Техника отработала исправно, теперь эти сдатчики будут высажены на буксир, а мы примем оттуда новых. Впереди «прогонка» торпедного комплекса, стрельба одиночной торпедой в ручном режиме и снятие контрольных параметров.

Перед самым обедом тишину отсеков разрывают колокола громкого боя, и следует команда «носовой швартовой подняться наверх».

– По ко́ням! – бросает нам с Олегом Сергей Ильич, и быстренько напялив на себя сапоги, ватники и спасательные жилеты, мы спускаемся вслед за ним на нижнюю палубу.

Там к нам присоединяется трюмный Леха Емельянов, а у трапа, ведущего в центральный пост, еще двое – радиометрист и химик. Все мы похожи на пингвинов и неуклюже лезем вверх.

– В центрально следует краткий инструктаж и вся команда, поочередно исчезает в шахте люка.

В рубке сыро и собачий холод, с мостика слышны глухие команды, а между выдвижных устройств, втянув головы в воротники, дымят зажатыми в кулак сигаретами убывающие с корабля сдатчики.

– Шустрей, шустрей, сынки, что плететесь как вошь на поводке, – бросает какой-то сидящий на своей кисе́ остряк, и все довольно ржут.

– Не шебушись папаша, успеешь, – басит в ответ Олег, Сергей Ильич гремит внизу клинкетом рубочной двери, и внутрь врывается гул моря.

По команде бычка, цепляясь за ледяной поручень, мы перебегаем по заливаемому волнами обводу в сторону кормы, ныряем во вторую, отдраенную им дверь и сопя карабкаемся по трапу на обледенелую ракетную палубу.

Тут вовсю гуляет ветер, но шторм заметно утих и крейсер стоит лагом к волне.

С подветренной стороны, выбрасывая облачка выхлопов из труб, к нему приближается морской буксир, на палубе которого чернеет кучка людей.

– Приготовиться принять швартовы! – орет с рубки в мегафон помощник, Сергей Ильич дублирует команду, мы поднимаем пару выдвижных кнехтов и подходим к краю.

Затем буксир возникает у борта и с него летят бросательные, с прикрепленными к ним швартовыми.

Через несколько минут он надежно к нам «привязан», и с буксира подается сходня.

По ней, с чемоданчиками и сумками в руках, балансируя перебегают сдатчики, мы ловим их на палубе, весело приветствуем друг друга и спецы скользят в сторону рубки.

Затем оттуда появляются убывающие, и все повторяется в обратном порядке.

– Счастливо добраться! – лает с мостика мегафон, буксир дает несколько коротких гудков и в пляске волн лихо отваливает от борта.

– Всем вниз! – приказывает бычок и через несколько минут мы снова внутри крейсера.

Наши сдатчики уже на торпедной палубе и аккуратно раскладывают вещи на «самолетах». Это раскрепленные по бортам фанерные лежаки, с пробковыми матрацами и подушками, установленные на корабле ввиду нехватки мест в каютах.

– Ну, как добрались? – обращается к Шамину Сергей Ильич.

– Все путем, – улыбается бригадир, – правда качнуло изрядно.

После этого мы рассаживаемся кто-где, и идет обмен новостями.

Он прерывается звяком трапа и в люке возникает седая голова в фуражке.

– Внимание в отсеке! – встает Сергей Ильич, и делает шаг вперед.

– Вольно, вольно, не командовать, – звучит мягкий баритон и на палубу ступает сухонький капитан 1 ранга, в хромовых перчатках и потертом кителе.

Это военпред ВМФ, принимающий на корабле торпедный комплекс, весьма компетентный и простой в обращении человек.

– Ну, как, минеры, готовы? – поочередно пожимает он всем руки.

– Да, товарищ капитан 1 ранга, – кивают головами Мыльников и Шамин.

– В таком случае, капитан-лейтенант, прошу со мной к командиру, обсудим и уточним наши планы.

Когда офицеры уходят, из «каштана» доносится долгожданное «команде обедать!», и все кроме вахтенного, спешат в кают-компанию.

Затем снова возвращаемся в отсек, Сергей Ильич сообщает что испытательные стрельбы назначены на утро, и под руководством сдатчиков мы приступаем к их подготовке. Нам надлежит прострелять воздухом все шесть аппаратов, затем выпустить из-под воды практическую торпеду, сняв при этом необходимые параметры, которые будут занесены в формуляр.

В носовую часть отсека подносятся несколько опломбированных, загруженных на заводе ящиков, из них извлекаются контрольные приборы и монтируются на торпедных аппаратах. Затем подключается и проверяется самописец с вставленной в него бумажной лентой и выполняются другие операции.

– Порядок – констатирует утирая пот со лба Илья Васильевич и присутствующий здесь же военпред, согласно кивает.

В шесть утра мы приходим в заданный полигон у мыса Турий, на корабле объявляется боевая тревога, чмокают клапана аварийных захлопок, и он уходит в пучину.

Когда стрелка глубиномера замирает на четырехстах метрах, следует команда о прострелке аппаратов вхолостую.

Мы, каждый на своем месте, готовим их «вручную», потом поочередно открываются передние крышки, и в отсеке раз за разом ревет сжатый воздух. Затем сдатчики с военпредом снимают показания приборов, заносят их в формуляр и все повторяется в автоматическом режиме.

От высокого давления кругом морозный туман, в ушах потрескивает и голоса становятся писклявыми.

Выполнив первый этап, переходим ко второму.

В один из нижних аппаратов загружается торпеда, в нее вводятся стрельбовые данные и по команде из центрального осуществляется залп. Датчик фиксирует ее скорость выхода и срабатывание необходимых механизмов что тоже скрупулезно отражается в формуляре.

Потом следует команда на всплытие, и капитан 1 ранга, переглянувшись с Мыльником, дружески хлопает меня по плечу, – а ну – ка, сынок, айда с нами наверх!

В подплаве издавна существует традиция. При стрельбе практическими торпедами, для их последующего обнаружения на поверхности, наряду с сигнальщиками привлекаются торпедисты. И первый кто ее увидит, получает краткосрочный отпуск.

Традиция вполне оправданная, поскольку «изделие» стоит бешеных денег, секретное и в случае его необнаружения, по прошествии определенного времени самоликвидируется. А проще идет ко дну. Со всеми вытекающими для команды последствиями.

Через пять минут, рисуя в воображении самые радужные картины, я стою на правом обводе мостика и жадно обозреваю в бинокль раскинувшееся до горизонта море.

То же самое делают командир с Мыльников и стоящий слева, мой приятель, рулевой – сигнальщик Серега Алешин.

В нескольких милях от нас, завывая турбинами, ходит переменными галсами эсминец обеспечения, а еще дальше на волнах болтается торпедолов.

Однако первым «изделие» обнаруживает стоящий на рулях боцман.

– Товарищ командир, вон она, слева по курсу, – простужено хрипит мичман, и все бинокли поворачиваются в ту сторону. В пляшущих волнах всплескивает красное, и с рубки в небо взвивается сигнальная ракета.

Чуть позже к месту обнаружения подходит торпедолов, «изделие» стропят за «рым» и лебедкой поднимают на палубу.

– Алешин с Королевым, свободны, – выщелкивает командир из пачки сигарету, и на мостике сладко тянет дымком.

Мы спускаемся с Серегой, в мокрую рубку, приваливаемся к выдвижным и тоже закуриваем.

– Да не повезло нам, – глубоко затягиваясь, бормочет Серега.

– Не повезло, – вздыхаю я. – Накрылся отпуск.

Потом мы спускаемся в центральный пост, сдаем штурману бинокли и расходимся.

– Ну че, кто нашел торпеду? – интересуются в отсеке.

– Боцман, – бурчу я и стаскиваю ватник.

– Ладно, не бери, в голову, впереди еще не одни стрельбы, съездишь, – солидно изрекает Порубов, и старшина команды обещающе кивает головой.

Через час все торпедные аппараты приведены в исходное, КИПовская аппаратура помещена в ящики, и начинается обычная морская травля.

Олега, Саню и меня очень интересует, как пройдут испытания установленного на лодке, принципиально нового аварийного спасательного устройства.

Именуемое «АСУ», оно находится в десятом отсеке, представляет из себя всплывающую камеру, и призвано спасать подводников с километровой глубины.

Насколько нам известно, его первые испытания на головной лодке прошли неудачно. Когда АСУ всплыло, от помещенных туда и облаченных в легководолазное снаряжение муляжей, практически ничего не осталось.

– Илья Васильевич, а как будет сейчас? – интересуется Олег у Шамина. – Снова муляжи или запихают кого из сдатчиков?

– Снова, – утвердительно кивает тот, – но скорость подъема будет меньшей.

– Не нравится мне это АСУ, гроб с музыкой, – вздыхает Саня, и все замолкают.

Вечером, после ужина, когда Сергей Ильич заступает на вахту в центральном, по предложению сдатчиков решено отметить первые стрельбы.

Люк верхней палубы задраивается, Илья Васильевич извлекает из бригадного сундучка плоскую мельхиоровую «шильницу», соленую кумжу и стеклянную банку клюквы, а мы дополняем все это соком, корабельными галетами и палкой копченой колбасы.

Затем провозглашается необходимый тост, по кругу идет небольшая чарка, и все закусывают.

– Клавдий Павлович, а у вас в войну на лодках спирт давали? – по одной бросает в рот клюквины Саня.

– Давали, – отвечает тот. – По наркомовской норме.

– Это сколько?

– Да вот как мы сейчас приняли, соточка.

А как было с питанием? Вы, помнится, рассказывали, что начинали в Кронштадте.

В нем самом, – кивает седым ежиком сдатчик. – В бригаде подплава. А с питанием, ребята, у нас проблем не было. В Питере люди с голоду мерли, а флоту отдавали последнее.

– И много ваших лодок тогда погибло? – вступает в разговор Ксенженко.

– Да почитай каждая вторая, – тяжело вздыхает Югов. В Финском заливе тогда мин было, что клецок в супе. Уходили ребята на позиции и не возвращались. Такие вот дела.

В отсеке возникает тягостное молчание и слышно как на кормовой переборке тикают часы.

Клавдий Павлович, можно сказать, легендарная личность. За войну у него два ордена «Красной звезды» и медаль «Ушакова». А в прошлом году, ему одному из первых на СМП вручили орден «Октябрьской революции». При всем этом «дед» немногословен, и очень не любит когда вспоминают его заслугах.

– Ну ладно, давайте еще по одной и шабаш, – басит Илья Васильевич. После этого мы выпиваем еще по чарке, быстро закусываем и убираем остатки пиршества.

Потом Клавдий Павлович хитро щурится, расстегивает клапан куртки и протягивает мне широкую ладонь.

На ней рубиново светится, времен войны, наградной жетон. На нем золотится Серп и молот, надпись «Отличный торпедист» и ниже торпеда с миной.

– Это мой, 42-го года, дарю, – тепло улыбается Югов.

– Мне? За что? – удивленно вскидываю я на «деда» глаза.

– Да уж очень ты похож на одного моего фронтового дружка, – кашляет тот в кулак. – Сашу Голышева, он погиб в сорок четвертом.

– Точно, похож, – кивает рыжей головой Шамин. – Я видел фотографию.

– Спасибо, – говорю я и осторожно беру жетон.

– Да, редкая вещь, – сопит у меня над ухом Ксенженко. – Я такой в Питере в музее видел.

А еще через сутки, выполнив всю программу, мы швартуемся у стенки, и наши старшие товарищи покидают корабль.

С тех пор прошло немало лет. Но я и сейчас их помню. И часто рассматриваю жетон, что подарил тогда Клавдий Павлович.

Он почему-то всегда теплый.


Примечания:

СМП – Северное машиностроительное предприятие.

КисА – матросский брезентовый чемодан.

«Зашхеренные» – спрятанные (жарг.)

РБ – специальная одежда радиационной безопасности.

«Каштан» – корабельная система связи.

Бугеля – стальные крепления торпед.

Мнемосхемы – совокупность сигнальных устройств и изображений.

«Корма в ракушках» – старое флотское выражение, обозначающее опытного моряка.

«Шильница» – плоская фляга для спирта.

Галс – движение судна относительно ветра.

Загрузка...