Очередное смутное время в России на стыке двадцатого и двадцать первого веков в Москве отметилось крупнейшими за всю историю города террористическими актами и техногенными катастрофами. Были взорваны жилые дома на улице Гурьянова и на Каширском шоссе, захвачены заложники в Театральном центре на Дубровке, обрушились крыши на спортивно-развлекательном комплексе «Трансвааль-парк» и Басманном рынке.
На всех этих ЧП Лужков был с первых минут и, естественно, получал самую полную и оперативную информацию, а журналистам, чтобы добыть любую подробность, приходилось придумывать самые хитроумные схемы.
О возникновении любой чрезвычайной ситуации, благодаря надежным источникам в правоохранительных органах, репортеры информационных агентств узнавали очень быстро, почти одновременно с мэром. Как только срабатывала система внутреннего оповещения, дежурные корреспонденты должны были моментально сорваться и выехать на место. Это было необходимо, чтобы получать важную для редакции информацию из первых рук, прислушиваясь к трескучим голосам из раций, докладам спасателей, разговорам пожарных, медиков, судебных экспертов.
Для сообщения официальной информации за периметром оцепления места ЧП организовывались импровизированные пресс-площадки, куда время от времени выходили представители властей и рассказывали о ходе расследования, количестве жертв и пострадавших, первых версиях. Здесь собирались десятки телекамер и сотни журналистов из разных стран мира, и в течение всего времени ликвидации последствий эта профессиональная тусовка жила своей самостоятельной жизнью. Но, несмотря на свою активность и профессионализм, самой оперативной информацией это сообщество не владело.
Полученные от высокопоставленных чиновников данные были очень важны, но часто они оставались неполными и запаздывали по времени. А когда случается серьезная чрезвычайная ситуация, каждая новая цифра, каждая деталь разлетается по всем средствам массовой информации за считанные минуты, поэтому имеет огромное значение. Все это заставляло журналистов отслеживать не только официальные комментарии, но и стараться проникнуть в самый эпицентр трагических событий.
Самой сложной задачей было пройти за оцепление, за которым документов уже никто не спрашивал. Правда, внутри «особой территории», чтобы не вызывать подозрений, приходилось постоянно изображать какую-нибудь деятельность: передвигаться, казаться членом группы каких-то специалистов, обсуждающих оперативную обстановку.
Выезжая на ЧП, коллеги Аркадия, как и он сам, старались одеваться солидно: костюм, галстук, если холодно – куртка, но обязательно расстегнутая так, чтобы галстук был виден. Эти мелочи играли большую роль. Такой простой способ нередко срабатывал, тем более что в оцеплении зачастую стояли совсем еще юные милиционеры или их ровесники из внутренних войск. Для преодоления этой «линии обороны» нужно было только сделать озабоченный целеустремленный вид и энергичной походкой проследовать к месту происшествия, а если кто-то и решится засомневаться в твоих полномочиях – не останавливаясь строго посмотреть и бросить что-нибудь вроде: «Вы что, не видите? Не мешайте работать!»
Но из юнцов оцепление состояло не всегда. Иногда его формировали из тертых, повидавших жизнь мужиков – бойцов ОМОНа, которые могли запросто схватить за руку и потребовать удостоверение почти у любого, и тогда все пропало: однажды засветившись в качестве журналиста – пытаться прорваться в зону чрезвычайной ситуации второй раз было бессмысленно. А это значило, что задание редакции сорвано, работа не сделана.
Но для преодоления омоновцев существовал другой способ. Увидев ОМОН, нужно было не спешить, а просто понаблюдать за обстановкой откуда-нибудь издалека. Постепенно к месту ЧП начинали стягиваться самые разнообразные группы: чиновники из мэрии и правоохранители в штатском, представители префектуры и управы, розыска и прокуратуры, строители, энергетики… В каждой группе, как и полагается, был старший, который показывал удостоверение и кивал на остальных: мол, это со мной.
Как только очередная группа начинала выходить из подъехавших машин, нужно было быстро приблизиться, слиться с ней на подходе к оцеплению и вместе со всеми преодолеть оцепление. И почти каждый раз такой способ срабатывал.
Когда 14 февраля 2004 года рухнула крыша аквапарка «Трансвааль-парк», первым на место выехал напарник Аркадия, криминальный журналист по призванию, человек, получавший удовольствие от самого факта проникновения в запретные зоны и владевший этим ремеслом в совершенстве. Он прошел внутрь оцепления по уже описанной схеме и начал передавать информацию. Аркадий должен был сменить его через двенадцать часов. Подъехав в условленное время, он увидел плотное кольцо милиции вокруг бывшего аквапарка. В тех местах, где были оставлены проходы для сотрудников различных служб, дежурили офицеры. Аркадий набрал номер:
– Я уже на месте. Как там у тебя ситуация?
– Привет! Замерз дико и жрать охота, а так – ничего. Всех конкурентов сделал! Ты где стоишь?
– Метрах в пятидесяти от центрального прохода, там еще КамАз МЧСовский рядом.
– A-а, понял. С проходом будет проблема, тут недавно одного журналиста выловили, что в принципе и неплохо для нас, но скандал был жуткий… Охрана злая. Но я уже кое-что придумал, действовать будем так…
Отсчитав пять минут, Аркадий отделился от толпы зевак, которые, несмотря на мороз, наблюдали, как огромные стрелы автокранов аккуратно вытягивают из завала покореженные куски металла, бетона, и открыто направился прямо к проходной. Милиция почти сразу его заметила и уже не выпускала из виду. Одновременно с началом движения Аркадия изнутри режимной территории к охранению приблизился его напарник:
– Здорово, мужики! Зажигалки не будет? А то пальцы отмерзли, уже не гнутся. Свою уронил где-то в завалах, – во рту он держал сигарету, пальцы подрагивали.
К тем, кто уже находился в зоне оцепления, срабатывало инстинктивное доверие: раз прошел – значит имеет право. Ему дали прикурить.
– И сигарета, вот, последняя, – он с удовольствием затянулся, – хорошо еще напарник сейчас должен подойти, сменить, – Аркадию оставалось до проходной метров пятнадцать, – а то совсем уже… А, вот и он! Наконец-то. Где ты ходишь, уже полчаса как должен был приехать!
Аркадий подошел с внешней стороны:
– Да я что-то время не рассчитал. Привет, Андрей! – они поздоровались за руку.
– Ну, пойдем, я тебя в курс дела введу и пойду отсыпаться, – Андрей потянул Аркадия за собой.
– Стойте, стойте! А вы кто, собственно… – засомневался бдительный капитан.
– Товарищ капитан, да мы из префектуры. Дежурим тут по очереди, – они все дальше отходили от кордона.
– Ладно, – махнул рукой офицер.
Отойдя метров на тридцать и завернув за бытовки, они обнялись:
– Сработало!
– Слушай, – Андрей поправил съехавшую на глаза черную вязаную шапочку, – сигареты есть? А то у меня и правда последняя.
– Есть, бери. – Аркадий протянул открытую пачку. – Мне только оставь.
Андрей взял несколько штук:
– Давай я тебе все покажу.
Они вошли в уцелевшую часть здания аквапарка.
– Вон там, видишь, работают судмедэксперты. К ним приносят тела погибших, – говорил Андрей, показывая на огороженное ленточкой место, где человек пять-шесть склонилось над черными полиэтиленовыми мешками. – Выживших, наверное, уже не будет. Даже те, кто сразу не погиб, но оказался под обломками прямо в бассейне, просто вмерзли в лед. Мороз-то какой! Да, пришли люди покупаться, – он вздохнул.
Потом они спустились по лестнице и вышли к месту завала. Вместо песчаного пляжа, на который еще день назад накатывали искусственные волны, и аттракционов, где от страха и удовольствия визжали дети, перед ними открылось, размером почти с футбольное поле, раскуроченное месиво из обломков бетона, металлических конструкций, осколков стекла, керамической плитки. На всем этом пространстве копошились спасатели и солдаты, которые резали арматуру, мелкие обломки грузили в контейнеры, а большие цепляли крюками за тросы кранов, и те уносили их куда-то в сторону, на свободное место.
– А я ведь был здесь на открытии. Тогда Лужков еще приезжал, оркестр играл, – Аркадий передернул плечами. – Ладно, пойдем. Я тебе покажу, где штаб. Там стоит стенд, на котором дежурный МЧС отмечает самую последнюю информацию о погибших, можно туда иногда подходить и тихонько ее считывать. Еще там рация – по ней команды проходят, слышно хорошо. Вон там еще, – Андрей показал рукой влево, – стоит полевая кухня, всех бесплатно кормят и чай дают. Ну, остальное сам знаешь: побольше всяких деталей, сейчас «телики» и радио все «съедят». Жертвы считай и чиновников слушай, если приедут.
Андрей уехал отсыпаться.
Спасатели работали по очереди. Пока одни группы разбирали завалы, другие отдыхали, отогреваясь в автобусах. Иногда работы вдруг замирали: все оставались на своих местах, стараясь не шевелиться, и слушали, не раздастся ли из-под обломков какой-нибудь звук, стон, звонок мобильного телефона. После паузы все опять принимались за дело.
Затеряться среди многочисленных спасателей и представителей других аварийных служб было несложно. Трудности начинались, когда знакомиться с оперативной обстановкой на место ЧП приезжал Лужков. Тут уже надо было действовать по ситуации, и ситуация эта часто диктовалась даже не самим Юрием Михайловичем, а его охраной. Постоянно бывая на мероприятиях с мэром, журналисты из его пула невольно запоминались и парням из охраны. С кем-то устанавливались почти приятельские отношения, частью которых могла быть и кружка пива в баре, а с кем-то контакт никак не срастался. Поэтому многое зависело от того, какая смена будет сопровождать мэра: одни могли улыбнуться и «не заметить», другие наверняка «помогли» бы местной милиции вычислить «нежелательных лиц на особой территории» и проводить их за ограждение.
В этот раз Аркадию повезло, прятаться было не нужно. С мэром приехали хорошие знакомые. Воспользовавшись этим, он втерся в группу лиц, сопровождающих градоначальника, и услышал почти все, что докладывали мэру, и даже его решения. Стоявший за спиной Лужкова его личный телохранитель, который, если что-то вдруг произойдет, должен был прикрыть мэра собой, ткнул напряженно вслушивающегося Аркадия в бок и не злобно процедил сквозь зубы:
– Хватит подслушивать, бездельник. Иди лучше помоги парням завалы разбирать.
После того, как все распоряжения были сделаны, свита мэра направилась к машинам, а «личник», подмигнув замерзшему журналисту, вскочил на переднее сидение машины, когда кортеж уже тронулся.
Аркадий отошел за бытовки, продиктовал несколько новостей и, закурив, вспомнил, как один раз он напугал этого телохранителя, когда они уже неплохо знали друг друга. В перерыве какого-то совещания в мэрии, которое вел Лужков, охранник этот подошел к Аркадию поздороваться. Они даже обнялись, но охранник тут же отпрянул:
– Что там у тебя?
– Где?
– Под пиджаком, – и он, дернув Аркадия за руку, приподнял полу его пиджака: за спиной, из-под ремня брюк, торчал небольшой блокнот на пружинках.
– На кой черт ты его там носишь!?
– Так просто, удобно. А ты думал – у меня там ствол…
– Посмейся у меня еще!
В зал вошел Лужков, перерыв закончился. Все стали рассаживаться, и охранник, серьезный и злой, отошел. А блокнот под пиджаком носить было очень удобно на полузакрытых мероприятиях, где приходилось, не выдавая в себе журналиста, сливаться с «костюмированной» толпой чиновников. Блокнот в руке сразу указал бы на чужого. Когда же все рассаживались, можно было легко и незаметно извлечь свое орудие труда.
Приехав в очередной раз менять своего напарника, Аркадий заметил, что Андрей не выглядит слишком усталым и замерзшим.
– Ты что такой довольный? – подозрительно спросил Аркадий.
– Я нашел, где можно греться, и даже поспал несколько часиков, – он состроил хитрую победную гримасу.
– Может, тебя и менять не нужно… – съехидничал Аркадий.
– Нужно, нужно, – Андрей весело похлопал своего сменщика по плечу, – пойдем, я тебя кое с кем познакомлю.
Они подошли к надувной полевой палатке, возле которой, постоянно подкачивая воздух в пружинистую конструкцию, гудел компрессор. Зашли внутрь. Прямо у входа начинались ряды стульев, а перед ними, в дальнем конце, был стол, за которым сидели два молодых подполковника в форме МЧС, ровесники Андрея с Аркадием, чуть за тридцать. Познакомились.
– Ладно, грейся, мы все понимаем. У вас работа такая. Только, если что, моментально отсюда сваливай, а попадешься начальству – выкручивайся сам. Мы тебя не знаем. Иначе от нашего генерала потом не оберешься.
– Договорились. Спасибо, мужики!
С палаткой дежурить стало намного проще: час-полтора подремать в тепле, потом полчаса походить, узнать, что происходит, и опять к печке. После очередного обхода территории Аркадий устроился в самом дальнем углу, по уши спрятавшись в зимнюю куртку Иногда заходили МЧСовцы, что-то передать или, наоборот, узнать, бросали на скрюченную фигуру короткий взгляд и сразу теряли интерес.
Очередное дежурство Аркадия подходило к концу: через четыре часа его должен был сменить Андрей. Его смена, скорее всего, должна была стать последней – разборка завалов завершалась. Аркадий мирно дремал в своем углу, когда в палатку ворвался генерал Елисеев, начальник МЧС Москвы. Дежурные офицеры были расслаблены, генерала никто не ждал, но по его виду сразу стало понятно – что-то случилось, и сейчас все не только узнают это, но за это же и получат. Пройдя несколько шагов к столу, генерал боковым зрением заметил фигуру в углу и резко остановился.
– А это еще…
Фигура эта, дремлющий Аркадий, должна была стать первой жертвой генеральского гнева. Офицеры напряглись – вот и лишний повод для разборок. Аркадий почувствовал, что сейчас, в лучшем случае, будет с позором изгнан из теплой палатки, с территории и вообще отовсюду… На реакцию были доли секунды. Не совсем отдавая отчет в своих действиях, журналист вскочил, замер по стойке смирно и заорал:
– Здравия желаю, товарищ генерал!
От такого приветствия гражданского генерал несколько опешил. Он не знал Аркадия, но они пересекались на разных мероприятиях в мэрии, и лицо журналиста было ему знакомо. Знакомое лицо и бравая выправка успокоили: значит, не чужой.
– Хорошо, – генерал махнул рукой в сторону Аркадия и направился к дежурным.
– Вы что тут у меня…
Аркадий не стал ждать продолжения и, несмотря на тяжелую, сковывающую движения зимнюю одежду, ловко пробрался между стульев и выскользнул на морозный воздух. Отошел за палатку, закурил…
Политические новости на экране сменились спортивными: замелькали футбольные поля, лица игроков и тренеров. Разговор за столом становился все громче. Девушки рассказывали Алексею какую-то смешную историю про него же самого, которую он упорно не хотел вспоминать.
– Да признайся! – почти кричала Яна. – Что ты все выкручиваешься! Все тебе уже говорят!
– Да не разбивал я этот плафон, что вы ко мне пристали!
– Леха, да не спорь, я тоже помню, – поддержал девушек Игорь. – Ты сумкой его задел…
– Как я мог сумкой задеть, когда он выше моей головы висел? – защищался Алексей.
– Вот видишь, видишь! Помнишь про плафон-то! – уцепилась Янка.
– Ты так махал! – смеялся Игорь.
– А зачем я ей махал…
На экране мелькнул большой стадион, и Аркадий, не пытавшийся уличить Алексея в уничтожении плафона, потому что прекрасно знал, от кого тот отмахивался сумкой, вспомнил, как Лужков мечтал стать основателем молодежных олимпийских игр.
Юрий Михайлович всегда тяготел к масштабным проектам и любил спорт. Проведение первых в истории юношеских олимпийских игр должно было привлечь внимание к Москве и, естественно, к ее мэру не только российской, но и мировой общественности. А через несколько лет в стране предстояли президентские выборы, которые могли многое изменить.
Но, несмотря на все старания и поддержку международного олимпийского комитета, который в то время еще возглавлял старый друг Советского Союза (а потом и России) Хуан Антонио Самаранч, олимпийский статус новые соревнования так и не получили. В Москве удалось провести лишь Всемирные юношеские игры, на подготовку которых город потратил огромные усилия и средства.