Москва. 23 октября, около 21.30. Устьинский мост
…Небо казалось сгустившимся, как чернильная клякса. Сняв ладонью серый снег с перил моста, он вытер им лицо. Веки сразу защипало. Видимо, не попусту говорят, что атмосферные осадки в мегаполисе грязнее тряпки в автосервисе. Рассудок сохранил трезвость и потребовал поскорее умыться. Однако в душе от этого мальчишеского, неправильного поступка стало чуточку свежее. Там, в душе, скопился осадок той атмосферы, в которую он окунулся после выхода на федеральном телеканале своего нового сериала. Казалось бы, всё с натуры срисовано. Честный служака попал в опалу за то, что выступил против начальника, который готов глаза закрыть на ущерб государству, лишь бы не упустить заграничного инвестора. Талантливый репортёр – против главного редактора, кто мнение акционеров ставит выше фактов. А ещё молодая актриса некстати и вслух припомнила, в какой круг ада нарисованного им в великой «Божественной комедии», Данте отправил предателей… И пожилая дама, что с горькой иронией вслед отъезжающему мерседесу крикнула про тридцать сребреников. Любовь, отчаяние, безысходность, надежда. Нас можно сбить с ног, но невозможно поставить на колени. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах. Поэтому мы в который раз встаём, идём вперёд и побеждаем и врага, и подлость. Вот такое кино.
Ему рассказывали, что рейтинг у сериала был огромным – от Анадыря до Серпухова телезрители выбирали именно то, что он снял. В ленту, в которую без патетических натяжек он вложил всю свою творческую силу и душу. Но на его «Горе от ума» двадцать первого века сразу, яростно и едко отозвались те, кого он до сих пор считал своими коллегами и товарищами по цеху. В социальных сетях лощёные светские дамы стали называть его зарвавшимся плебеем, кто не смеет поднимать голос на их безупречный статус. Сериал и его сценарий в их репликах характеризовался не иначе, как узнаваемыми под смайликами на месте пары букв матерными словами. Вроде «х@@ня собачья». На фуршете в честь открытия выставки Густава Климта в Музее частных коллекций с ним даже если и здоровались, то на расстоянии натянутой улыбки, но никак не за руку. И сдержанный смех сокурсника: «В каком ты звании, Серёжа?.. Не знал, не знал, надо же». «Да нет, мы должны быть ему благодарны… Предупредил вовремя, что началась охота на ведьм». И смех. Колючий, как снег в октябре.
Он снова снял перчатку и зачерпнул свежую порцию московского льда с ограды Устьинского моста. Пусть, пусть это грязь. Зато освежает. Там, на презентации рисунков венского художника, было куда холоднее. Стужа и стылая сырость буквально обжигали лицо. А «Поцелуй» из коллекции музея «Альбертина», золотого периода мастера, так и не привезли. Зря сходил. Или не зря? Не зря. Потому, что задал себе вопрос – жалеет ли о том, что сделал? Важнее быть обласканным живыми экспонатами московского бомонда или делать то, что хочешь? Паноптикум натянутых косметологами улыбок, живущий по хронометрам ценой в бюджет Нечерноземья. В чём заключается истинная свобода художника – следовать социальному заказу или, как шеф-повар в дорогом ресторане, на блюде с поклоном подавать элите то, за что она тебя востребовала? В конечном итоге эту пачку дилемм можно было бы свести и к каноническому вопросу – любить ли себя в искусстве или искусство в себе… И для кого творить.
Эти вопросы пришли в голову чуть позже, когда он, бросив сигарету в урну у входа в галерею, понял, что ему необходимо побыть одному. Чтобы понять – хватит ли сил, гордости и самоуважения остаться одному, если это с ним случится. Но пока от ледяного холода московского октября ему было очень не по себе. Кто им, кто обдаёт его ледяной сыростью, дал право себя называть избранными? Кто их избирал, кто им делегировал полномочия определять эталоны хорошего вкуса, коль скоро там принято восхищаться примитивными эскападами, лишь бы шли в разрез с укоренившимися в веках представлениями о достоинстве и красоте? Кто они такие вообще, откуда появилась эта высокоинтеллектуальная публика, узурпировавшая право судить и присуждать? Может быть, они просто самозванцы, заполнившие в удобный момент вакуум духовности пеной своего самомнения?
Если бы хоть кто-то ответил на эти его мысли согласием, наверное, с души свалился бы измазанный уличной грязью огромный серый камень. В Большом Харитоньевском переулке, где он жил со школьных лет, и где во дворе познакомился со своим единственным другом, прошлым летом шёл ремонт газового путепровода. Докопавшись до культурного слоя середины восемнадцатого века, рабочие с полутораметровой глубины стали доставать куски розового карельского гранита, служившего когда-то мостовой. Сергей под покровом ночи унёс и положил на лестничную площадку несколько здоровенных булыжников. А потом понял – просто так нельзя оставлять добычу лежать на ступеньках. Эта историческая память попахивает тем, что из-под хвостов роняли на неё лошади… В ванной, направив струю горячей воды, он отмывал городскую историю от естественной грязи, чтобы осталось самое важное – красота и плоды труда человеческого. Может быть, и сейчас надо поступить как-то примерно так же? Очистить душу, отмыть.
Марево мокрого снега колыхалось, словно кулиса, подчиняясь тихой беззвучной мелодии ветра. За мостом-скрепкой, навешенном одновременно с парком «Зарядье», алели кремлёвские звёзды и золото куполов соборов. По двум набережным, подняв воротник кашемирового пальто, он добрёл сюда, не узнанный никем, поднялся к тому самому месту, где когда-то назначил свидание своей первой любви. Она так и не стала его женой. Стала другая… Обаятельная, чуть истеричная. Сумевшая стать светской львицей. Но за все годы совместной жизни так и не ставшая ему близким человеком. Сегодня, после этой сволочной выставки он посадил её в такси, успев услышать, что она назвала адрес на западной окраине города. Понимала ли дорогая супруга, что происходит нечто необычное и тревожное? В наивной слепоте её трудно было бы заподозрить. Догадывалась ли, что ему просто может понадобиться совет, моральная поддержка? Безусловно. Спокойно, даже с лёгкой иронией она спросила, нужна ли она ему сегодня. Октябрь в светло-карих глазах. И незамысловатое враньё про посиделки у подруги. В этот раз её вероломству он даже не удивился. Адрес, названный таксисту, часто мелькал в светских хрониках: закрытый клуб, принадлежащий его беспощадному сокурснику. Соперничество в творчестве и в личном пространстве давно бы вылезло на радость прессе скандалом или мордобоем, если бы он захотел порадовать богему этой клоунадой. Но ему было всё равно. Дуэли давно исчезли. А ради той, что давеча села в такси, рука даже к зубочистке не тянулась. А главное, он не хотел поступать как все. Как у них принято. С закатыванием глаз и сочинением мелодрам о поруганной любви. Надо тихо развестись. И всё.
Значит, дома его никто не ждёт. Что принято делать в таких случаях?
… Если я заболею, я к врачам обращаться не стану. Обращусь я к друзьям. Не сочтите, что это в бреду…
Как только студенты в конце двадцатого века ни переделывали слова песни Юрия Визбора! Больше всего советов было на счёт коньяка. Меньше – рецептов использования тройного одеколона, кокаина и весёлых сестричек в белых халатиках. Плавали, знаем. Ещё Атос у великого Александра Дюма-отца доказал теорему: алкоголь лишь усиливает то состояние, в котором ты находишься. Весел – впадёшь в буйство, грустен – утонешь в тоске. А дорогие порошки… Чем обращение к ним неизменно заканчивается для творческих людей – давно известно.
Надо сменить обстановку. Но куда уехать, с кем?..
С диким воем в направлении Садовнической набережной пронеслась скорая помощь. Снег перестал, фиолетовые сумерки уступили место черноте ночи в обрывках разноцветной мишуры. Москва ворочалась, мучаясь грёзами в нервной бессоннице. Стоя на остывшем мосту, он почувствовал, что долго в этом состоянии оставаться просто опасно: пальцы ног стали неметь… В два клика вызвать такси – дело нехитрое. Но смартфон едва не выскользнул из окоченевших пальцев. О, да тут ещё пропущенный вызов. Всего один!.. Зато бесценный. От коллеги и друга режиссёра Олега Бондаря, знаменитого уже собственными заслугами не меньше, чем всемирной славой матери-актрисы, народной артистки бывшего СССР. Один звонок от друга юности! А раньше все, кому ни попадя, великие и малые, названивали с утра до ночи.
– Олег, да, прости… Да просто шумно, не слышал. На улице я. Услуга? А, да, помню, спасибо… Скинь мне ссылку, пожалуйста. Ага, до связи.
Два дня назад в Доме творчества кино он встретил Олега, когда тот заканчивал давать интервью известной телеведущей. Слово за слово, втроём отправились выпить кофе. Погода, природа, курорты, сплетни, политика? В отличие от прочих экранных кукол, девушка оказалась умна и эрудирована. И сразу поймала мяч темы «сменить картинку, проветриться, подумать о вечном». Рассказала о своём бывшем однокласснике, выпускнике МГИМО, кого мало угораздило стать топ-менеджером отечественного энергетического холдинга, так и ещё и впасть в депрессию от культуры своей новой касты. От «изысканности» директорских диалогов после совещаний про запасы мазутов, от их бахвальства расписываемыми в подсолнухи стенами особняков и обязательной эстетики малахитовых унитазов… Парень взвыл и начал поиски лекарства для нервов и уязвлённого воспитания. И нашёл-таки!.. Труднейшую задачу обеспечения бегства от самого себя, оказывается, решает некая фирма. Каждому, кто туда обратится, она подбирает маршрут и сопровождающего. Дипломированного дипломата, угоревшего от газов газовиков, они отправили в Кению смотреть, как крокодилы хватают антилоп-гну и зебр во время миграции через реку Мара. Сама речушка узенькая, не более двадцати метров, но берега крутые, так что несчастные травоядные в давке отрывают себе копыта… Тут жуткие твари с ороговевшими хвостами сшибают раненых и утаскивают на дно. Как бы ни было жестоко это зрелище, турист внезапно присмирел, перестал себя жалеть и стал задумчив. Сопровождающий, профессиональный фотограф из Чехии, дал ему на память несколько самых впечатляющих снимков. А о чём они, клиент и гид, говорили при свете костра в ночной саванне под близкий вой гиен, так и останется коммерческим секретом фирмы.
– Это работает, – усмехнулась журналистка, – я его просто не узнала. Перестал обращать внимание на условности, ведёт себя увереннее. Строит этих грубиянов просто двумя окриками, дело наладил. О депрессии думать забыл. Загорел, обветрился. Во всех смыслах слова. Вылечился. Эта фирма для каждого клиента индивидуально подбирает маршрут и шерпа.
– Постой, – заметил Олег, – шерп это же проводник на Эвересте?
– У каждого – свой Эверест, – ответила девушка. – И шерпы разные. Кому нравится арбуз, кому – свиной хрящик. Так господин Паратов говорил в «Бесприданнице». Так кому-то охотник на львов может мозги вправить, а кому-то, скажем, филолог, специалист по Бунину. Кому Париж, кому Ямал. Условия полной анонимности. Клиент может полностью довериться своему шерпу – тот даёт подписку о неразглашении. Интим исключён договором.
– А если вдруг искра проскочит?.. Там дамы тоже работают?
– На счёт искр не знаю, ленинская газета пламя разожгла… Но для эскорта в баню есть модельные агентства, правильно? Для гробокопателей в собственной душе и параноиков подойдут дорогущие психоаналитики и трёп в мягком кресле. А тут – другой уровень. Человек иной раз остро нуждается в том, чтобы просто выговориться. С тем, кого видит первый и последний раз в жизни, это проще. А если слушатель ещё и гид, переводчик, друг-товарищ в одном флаконе? В сопровождающих там, как мой одноклассник выяснил, историки, медики, даже философы попадаются. Образовательный ценз для тех, кто поступает на работу в фирму, – очень высокий… – журналистка вдруг забеспокоилась, ойкнула, глянув на экран смартфона, где светилась, бегая по кругу, стрелка аналоговых часов. – Олег, мне правда, надо идти… Ещё монтировать нашу беседу. Ту, не эту.
– Телефончик скинешь на всякий случай? – режиссёр улыбнулся, в знак уважения к даме вставая, чтобы её проводить.
– Так у вас же есть!.. Шучу. Фирмы? Спрошу у одноклассника и скину.
Журналистка приветливо кивнула, подхватила со спинки кресла плащ и застучала шпильками по мрамору, направляясь к выходу, где её дожидался начинающий хмуриться телеоператор.
– Может быть это то, что тебе сейчас надо, а? – откинувшись в омут топкого кресла, спросил Бондарь, когда за ней повернулась стеклянная дверь. – Всякое бывает, старик. Нервы. Я б тоже попробовал, Серёг… Наверное.
Он запомнил выражение лица своего единственного друга, с кем давно оказался в одной профессии. Сочувствие? Нет, что-то ещё. Ободрение и одобрение. И совсем чуточку восхищения. Видно, сериал, правда, выстрелил.
А потом они заговорили про новую ленту, уже не его творение, а иное, тоже вызвавшее пену эмоций от депутатов нижней палаты парламента до любителей искать происки нечистой силы даже в сломанном чайнике. Тема была у всех на устах, поэтому обойти давешнюю премьеру было невозможно. От единственного друга он не стал скрывать, что ожидал большего:
– Знаешь, ничто не резануло, сидел как дома в тапочках. Даже не знаю, что меня больше раздражало: хрип нашего классика с его ископаемой астмой в ухо или две девицы, что в зал закрытого просмотра принесли закуску…
– А не мы ли сами приучили юную публику к американским тапочкам? Хлюпать колой, чавкать попкорном. Выражать свою свободу. Отучай теперь, поди попробуй… А по содержанию? – настаивал Олег.
– Какое содержание, старый?.. Банальная костюмная мыло драма о банальной страстишке. Атмосфера передана эффектно, а достоверности кот наплакал. Все друг за другом бегают как берендеи на Ивана Купалу. Царь, царица, царевич, сапожник, портной… Мы что, во всём Голливуд догнать и перегнать хотим, даже в глупости? Лишь бы зритель охал и сопли утирал. Хотя читали Гомера и точно знаем, что на земле Илиона первым оказался щит Одиссея, а не Бред Питт[1]…
– Не-ет, – тот расплылся в своей фирменной дерзкой усмешке, какую публика запомнила по сцене в фильме про героев-десантников, – не упрощай. Вопрос в другом, и он поставлен жёстко. Имеет ли право посредственность, не самостоятельная в принятии решений, владеть судьбами и умами целой страны? Вот что в подстрочнике. Мне кажется.
– Если в кармане было вызвать в год столетия революции призраки мракобесия, черносотенцев и Савонаролу с Гапоном – замысел удался. Не может фантазия на альковную тему быть посылом для дискуссии о главном событии двадцатого века. Четыре империи рухнули. А мы из всего клубка исторических противоречий бабские подштанники вынули и трясём, будто в них всё дело. Кому нужен скандал вместо анализа, вместо покаяния, а? Что в творческой среде, что в обществе. Да и политикам от этого навара нет.
Он сам не знал, что в этот момент, разрывая привычную сдержанность публичного человека, отразилось на его лице. Но друг умолк. Потом сказал: – Смени обстановку, слушай… Отдохнуть тебе надо от всего, отвлечься, провалиться в кроличью нору! Тебе везде смыслы мерещатся. Прочисть мозги, расслабься, закадри бабёнку симпатичную. Желательно умную, банальная сексуальная трясучка тебя не встряхнёт. В общем, телефон и ссылку на сайт этой фирмы Follow me я тебе сейчас скину… По правилам они там рекомендации требуют, но для тебя сделают исключение. Ты же у нас личность прославленная!.. Что засопел? Никакой иронии, так и есть.
…Дрожь пробежала по позвоночнику стадом арктических кузнечиков. Не хватало ещё схватить воспаление лёгких. Ботиночки-то светские, на тонкой подошве… Классика, великая «Ирония судьбы». Да, наверное. Отчаяние и безысходность – признаки налицо. Надежда, что пыль осядет, а сограждане прославят – есть, но она пока слабовата. Горечь, что резкое корпоративное непонимание в части элитной творческой тусовки пришило ему ярлык конъюнктурщика, пока очень сильна. Разумом он всё понимает: злятся потому, что на воре шапка горит. Но нервы натянуты так, что переступить через случившееся, как через мелкий досадный эпизод, пока не получается.
Развернувшись на каблуках, он пошёл в сторону Яузского бульвара ускоренным шагом. Никаких такси. Пешком. Для крепкого сна. Чтобы уже завтра на свежую голову – определиться, куда рвануть в короткий отпуск. Уж точно не на Замбези. На драки мартышек он и в Москве насмотрелся.
Москва-сити. 24 октября. 15.45
Блёклый свет пасмурного дня безуспешно пытался завладеть комнатой на высоком этаже одного из новейших офисных комплексов столицы. Косо, в полуповорот раскрытые жалюзи пропускали ровно столько естественного освещения, чтобы обитатели помещения могли не спотыкаться, переходя от своего стола к соседнему. Разноцветные папки, компьютеры, комната для переговоров за матовым стеклом. От банального инкубатора для клерков отличие одно, зато значимое. Огромная интерактивная карта мира на стене, разделяющей помещение примерно надвое. Дотронувшись до нужной точки и «раздвинув» её пальцами, как на экране смартфона, можно добраться через спутник даже до внутренностей периметра крааля скотоводов Родезии.
– Караваджо, Бернини, Пуришкевич[2]… Том Сойер? Занятно. А он как, от яркого света в истерику не впадает, вы проверяли? – миловидная женщина с тонкими чертами лица оттолкнулась ногой от тумбы письменного стола и поехала прямо на кресле к маленькой импровизированной кухне.
– Спортсменка, – проследив глазами её маневрирование, одобрительно кивнул мужчина, угощавшийся на кухне лёгким полдником.
А она встала со своего транспортного средства и потрясла перед шефом листом бумаги, представлявшим собой заполненный анкетный лист. Часть теста представляла собой выбор одного варианта из четырёх: ананас или апельсин, Никита Богословский или Анна Ахматова… Будда или?
– Макс, ты сам почитай… Он то ли прикалывался, то ли вообразил себя Серым волком из мультика, – на её лице появилась ироническая улыбка, белокурый конский хвост на затылке забавно качнулся. – Он вообще кто?
– Да нет, в полнолуние шерстью не обрастает. Он известный режиссёр. Типа творческого кризиса. После премьеры его сериала на телике публика из истеблишмента его заклевала, – шеф отхлебнул кофе из кружки. Коржик, засунутый в рот, на некоторое время оттопырил его щёку наподобие флюса. – Хотя умом все понимают, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Ну, в общем, у него настроение плохое, ему надо в пампасы.
– Не, в пампасы не надо, – встряла другая сотрудница офиса. – Красота спасёт мир в его душе. Отправим его туда, где император Диоклетиан растил капусту, пока его обратно не позвали править.
Прочитав в досье фамилию режиссёра, шерп подняла брови, глубоко вздохнула, глянула на коллег несколько ошарашенно. Это вызвало только ободряющие улыбки – оно и понятно, его лицо и эта фамилия постоянно мелькали в прессе. Его опекать?.. Слегка покраснела, но взяла себя в руки.
– А я-то зачем ему на капустной грядке? Если честно, огородник из меня никакой. Да и байку про Ахиллеса, что удалился в свой шатёр от обиды, даже Гомер на неделю не смог бы растянуть. Куда уж нам, грешным. Да, он один или… с ночной грелкой?
– Один. Совсем один, – психолог сделала вид, что смахнула слезу. – Я бы с тобой поменялась с удовольствием, но у меня уже есть парный заказ.
– Ну, уж, дудки! – будущий шерп совершила заезд на кресле в обратном направлении. – С сексуальными парочками сама работай. В прошлый раз настоящий полковник с новобрачной через каждые два часа делали привал в отеле. Хорошо хоть проживание было в десяти шагах от станции метро и вокзала Larissa, чтоб меньше расстояние было преодолевать… От нестерпимой страсти до её места кульминации. Зачем только им Афины сдались… Крым-то наш ближе. Жёнушка его, надо отдать ей должное, симпатичная, любознательная. Зато он – только сигару в зубы и… В общем, персонаж из «Особенностей национальной охоты». Повела их в музей Кикладской культуры, так он мозг вынес: покажи мне вазу греческую, где нарисовано, как там оно всё механически у Леды с Зевсом-лебедем на счёт любви сладилось. Благодарю попкорном!.. Что смешного?
– Там смыслом поездки была конфиденциальность стопроцентная. Ни к одному туроператору они не могли обратиться за индивидуальным пакетом. А ты не в накладе, между прочим. Читал в твоём отчёте, как ты с его этим… Охранником на балконе на Сицилии поила жуков виски из пробки бутылки.
– Девчонки, дисциплина! – благополучно прожёванный коржик высвободил в начальнике отдела командный потенциал. – Карина, слушай. Везёшь режиссёра в Рим. Просмотри тесты ещё раз… Марк Твен – любимая книга с детства. То есть склонность к приключениям, исследованиям, авантюрная жилка. Стандартный маршрут от Колизея до винных лавок не катит, скучно… Тут надо что-то с букетом неожиданностей. Но без роскоши!
– Это для нефтяников. Им в кайф нарядиться патрициями, щёки надуть и думать, что они приобщились к изысканному виду досуга, – подсказала психолог. – Интеллигенции подавай андеграунд. Квадраты, кубы, зелёное на оранжевом. И языком пощёлкать. Желательно, в подвале. Без этого деньги на ветер, окружению нечего рассказать. А этот парень, как мне представляется, натура цельная, независимая. Просто устал от маски, от фальшивых ролей. Режиссёр? Так втяни его в другую игру. Со средневековыми тайнами, коль скоро Веронезе ему милее Шагала, а Бокаччо цитировать легче, чем Кафку. Вкус классический, склад натуры романтический… Мечта, а не клиент! Я так думаю, он даже сам чай себе на английском попросить сообразит.
– Ты давно стала такой высокомерной, Соня? Английскому нынче даже гаишников в Сочи учат. Прогресс добрался до самых дремучих углов.
– Идеи есть? – поинтересовался начальник, целясь на новый коржик.
– Есть, – кивнула шерп. – Мне понадобятся компас и книга Дэна Брауна «Ангелы и демоны». Путь моего отхода по стандартной схеме, в последнюю ночь перед отъездом номер в отеле «Siracusa» около вокзала Termini. Вояж на десять дней?.. Куратору предусмотреть выезд к морю и на виллу Tivoli. Под все накладные расходы депозит на карту master. Как на этот раз меня зовут?
– На этот раз тебя зовут Маша, – чуть виновато сказал начальник, – он из творческой среды, Карину Чичерину, бывшую журналистку, вычислит моментально, ведь у режиссёров отличная память на лица и имена. Мы ему были вынуждены сказать, что ты закончила философский факультет МГУ.
– Трудно было соврать, что РГГУ? Или не так престижно? А он тоже с псевдонимом, или дадите мне на него собрать досье открытых источников?
– На, тут всё уже собрано… – на её ладонь лёг брелок с флэшкой, – в самолёте почитаешь, соседи из Детского мира кое-что подкинули тоже. Его зовут Сергей. Подпиши неразглашение у них сегодня. За это и гонорар у тебя с индексацией от конторы. Кулон на шею – и вперёд. Вылет завтра в девять.
Карина покрутила в пальцах протянутый ей кулон из моржового клыка с четырьмя круглыми насечками. Что и как было устроено внутри украшения – её не очень волновало. В конце концов, с ним даже безопаснее.
– Прямо Мата Хари. Надеюсь, он джентльмен. Иначе матом. По харе.
– Даже не сомневайся! Он подписал обязательство не посягать на твоё личное пространство. И последний сюрприз, тебе будет приятно. Вы живете в отеле Cicerone недалеко от замка Святого Ангела. Доброй охоты, дорогая!
– Чичерина, чичероне…[3] Остроумно, – она повесила кулон на шею и подумала, наверное, что если бы не развал радиостанции, которой она отдала дюжину лет жизни, вряд ли магистр философии согласилась бы за деньги выгуливать богатых неврастеников с их паническим бегством от собственной тени… Как вариант – модная пилюля от бешенства с жиру.
Да, наверное, гид так и подумала! К такому выводу пришла штатный психолог агентства, провожая глазами Карину. Такой сардонической кривой ухмылки она у коллеги давно не видела. Ничего, скоро успокоится, и глубокое тренированное спокойствие профессионала уже не даст сбоев.
Москва. Измайлово. Тот же вечер, 20.40
Ключ не с первого раза попал в замочную скважину, в пальцах ещё дремала предательская немота. Двадцать пять лет… Карина юркнула в свою квартиру, словно спеша спрятаться в ней. Стянула высокие сапоги, не сразу зажгла свет. Не по необходимости была такая маскировка, хотя запись миниатюрной камерой моржового кулона она решила вести с первой же минуты. Для самодисциплины, скорее, чтобы исключить любые разночтения и претензии. Сосредоточиться и успокоиться. Вот сейчас что самое главное. Двадцать пять лет назад она, не задумываясь, рассказала о своей обиде маме и чуть ли не всю ночь проплакала ей в колени, вернувшись из Крыма. Как бы ни горело внутри, матери сейчас ничего нельзя узнать о сегодняшнем новом повороте той давней истории. Нельзя её этим тревожить. Этим, то есть тем, что менее чем через сутки она увидит того, кто её предал… Его, его… Его!
…Штиль на южном берегу. И какой клеветник сказал, что вода в Ялте немногим чище стоков измученной автосервисами Яузы? Невесомый прилив застенчиво перебирал мелкую серо-розовую гальку, море отдавало тепло дня остывающему вечернему пляжу. Немного загрубевшей от оружейной стали ладонью Сергей гладил её длинные русые волосы, касался нежной щеки. Под неусыпным ревнивым взглядом другой парочки – его сокурсника по военной академии и её подружки – они не могли себе позволить смелость даже лёгкого поцелуя. Уговор дороже денег, тем более, что спорили на целую банку пива! Мальчишек звали Олег и Сергей, девушек – Юля и Карина. Студенческие каникулы в своей самой сладкой августовской поре подарили им друг друга на фестивале вузовского фольклора в одном из спортивно-оздоровительных лагерей Алушты. Курсанты уговорили подруг поехать в Ялту, где ожидался концерт модного барда, остановившегося в гостинице «Интурист». Там же в двухкомнатном люксе отдыхала мать одного из них с отчимом-генералом. И всё складывалось удачно: сразу после концерта генералу надо отбыть в аэропорт, вот он и добросит девушек на служебной «Волге» почти до самого их лагеря под Алуштой, а сам проследует дальше.
Горчинка в этом празднике всё же была. Буквально вчера в кафе возле морского вокзала ребята угощали их мороженым. Откуда ни возьмись, в зал ввалились трое упырей, разопревших от выпитой на жаре водки. Немногие посетители, пожилая пара и семейство с детьми даже не попытались поднять голос, когда один из пьяных нетвёрдым шагом двинулся к замеченным в углу ящикам со спиртным. А по дороге споткнулся о Юлькин стул и рухнул с ней вместе на пол. Девушка отчаянно закричала, вскочившая Карина почуяла неладное в движениях огромного вонючего тела над подругой, со всего маха врезала носком спортивного тапка лежачему по печени, тот взвыл от боли и откатился в сторону. Тут на шум подоспели выходившие покурить курсанты, но и двое других пьяных бандитов вообразили, что их собутыльник атакован. Курсанты встали спина к спине… Дюжий повар вышел из кухни вовремя, милиция появилась уже в тот момент, когда нападавших скрутили. Молча за всем наблюдавшему чинному семейству достало совести правильно указать на виновников… У Сергея была рассечена бровь, Олегу пришлось вправлять плечевой сустав. В крошечном букетике белых роз, украшавшем их столик, на нескольких лепестках алели капли юной горячей крови…
«Если когда-нибудь я получу букет белых роз, а внутри две алые, я буду знать, что это от тебя, Серёжа!..» «Ты будешь ждать меня, правда?» «А как мне без этого защищать тебя? Влюблённый солдат лучше воюет» «Мне так хочется увидеть Рим… Колизей, фонтаны! Давай полетим туда?..» «У… ууу… Прошу посадку в Риме, и приготовьте белые розы» «И красные! Что это ты делаешь?» «Обручальное колечко тебе…» «Из фольги от конфеты? Великовато». «А какой размер у тебя?» «Пятнадцать с половиной». «Дюймовочка. Я запомню. И куплю тебе настоящее, золотое».
Тревожно закричали чайки, сорвались в панике с фуникулёра, на каком солидные отдыхающие спускались из корпуса к морю. Зная, чем такой старт оборачивается для зазевавшихся, Сергей резко выдернул из-под спутницы широкое пляжное полотенце, накрыл их обоих… Легче выстирать ткань, чем отмываться от зловонного гуано из кишок помоечных птиц. Воздух!.. Его рука обвилась вокруг её плеч, под оранжевым куском материи было душно, но волнующе хорошо. И никому не могло прийти в голову, что «хорошо» в последних каникулах их юности на этом и закончится. Когда нужда в тенте закончилась, Олега и Юльки на пляже уже не было. Прождав с полчаса, два раза до фильтра выкурив драгоценные сигареты, которые приходилось чутко прятать от родителей, влюблённый курсант решился оставить подругу около лежака, натянул шорты и футболку и отправился на поиски.
Карина просидела до темноты. Она не знала, что делать. Вспомнила даже детский сюжет про маленького часового, кого старшие ребята оставили на посту, да и забыли про него, а малыш всё стоял и стоял, мёрз, но не смел убежать и оставить пост, и освободить его из игрушечного караула пришлось взрослому военному. Ей было очень холодно и страшно, ветровка и сумка с документами остались в номере генерала. Когда в море уже появились огни ночных рыболовецких траулеров, раздался шелест спотыкающихся шагов по гальке, и ей на грудь кинулась заплаканная Юлька. Из её сбивчивых слов стало ясно, что эпизод с дракой в кафе развился в неприятную историю. Один из пьяниц оказался в кумовстве с киевским прокурорским начальством, и струсивший следователь счёл ошибочным решение отпустить защищавшихся «московских гостей». Два часа её провоцировали на признание в занятиях древнейшим ремеслом, а курсант выдерживал допрос с пристрастием о личной мести. Внезапно пытка оскорблениями и закончилась – Олега засунули в какую-то машину и увезли. А её как бродяжку выбросили из отделения милиции и предупредили, что в спортивном лагере неявка на утреннее построение обернётся для обеих девушек исключением из института перед самым дипломом. Бред какой… Но где мальчишки? Куда увезли Олега, кого нелюди в серой форме словно специально били по больному плечу? Куда делся его друг Серёжа? Перепуганные, усталые, две девушки через прореху в живой изгороди пробрались на территорию номенклатурной гостиницы, где уже заканчивался концерт барда.
Тысяча рук с зажжёнными зажигалками и фонариками раскачивалась в такт и подпевала хиту конца восьмидесятых, под финал выступления песню попросили ещё раз исполнить на бис:
«Безобразная Эльза, королева флирта, с банкой чистого спирта я спешу к тебе. Нам за сорок уже, и всё что было, не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ…»[4]
«Девушки, простите, я вам глубоко сочувствую, но ничем не могу… Мой сын ни о чём меня не предупреждал. Его и его приятеля мой муж час назад посадил в свой служебный автомобиль, они улетают в Москву – дама, отворившая им дверь гостиничного номера, рассматривала их с брезгливым любопытством – я сама отправляюсь завтра днём, у меня ещё две грязевые процедуры… Попробуйте спросить о ваших пожитках в камере хранения!»
На стойке регистрации к двум измученным студенткам отнеслись куда человечнее. По описанию вещей и фотографиям в паспортах их сумки были опознаны и отданы. За две пачки забытых генеральским сыном сигарет «Лайки страйк» шофёр, привозящий продукты в ресторан гостиницы, тем же поздним вечером довёз подруг до поворота на пионерский лагерь имени Павлика Морозова. Оттуда при неверном свете луны сквозь набегающие облака, ёжась от порывистого ветра, исцарапанные колючками, они дошли по туристической тропе до своего корпуса и влезли в него через окно туалета, поскольку после отбоя прошло уже полтора часа…
На то, что они проспали утреннее построение, никто не обратил ни малейшего внимания. 19 августа 1991 года лагерю все были заняты другим. Драма всей страны заслонила девчонкам их собственную, да и мотив резкого отъезда курсантов к месту службы, на котором настоял отчим-генерал, тоже был объясним. Да и кто в той ситуации поступил не по-офицерски по отношению к доверчивым девушкам? Старший по званию или двое пацанов, кого он просто заткнул своим командным окриком? Какая разница теперь… Двадцать пять лет прошло. Целая жизнь. Знаменитый режиссёр и бывшая радиоведущая, вынужденная из-за развала родной станции подрабатывать «эксгумацией мёртвых душ», то есть штопкой нервов богатых и знаменитых во время прогулок по европейским достопримечательностям. Обслуга, а на горничных и садовников, парикмахеров и таксистов в этой среде не принято обращать внимания – это неодушевлённые предметы. Люди без лица. Значит, он её не узнает и не вспомнит. А ей не стоит вспоминать. Так бы по уму. Но сердцу не прикажешь – для этого туриста она может стать, если разгорятся старые угли, никак не утешающим ангелом-хранителем, но Вергилием, экскурсоводом по девяти кругам ада. Неизвестно, что труднее – заставить себя не узнать его и бесстрастно вправить ему мозги в нужном, полезном для него смысле. Или, видя в нём врага, заточить на губительную жизненную стратегию… Кто тогда был виноват? И теперь что делать-то?
…Варёное в крутую яйцо – в крутой кипяток. Свежий белый хлеб с плавленым сыром, крепкий свежезаваренный чай. На большее аппетита не было. Признаться, заставить его себя узнать и вспомнить мрачный эпизод туманной юности?.. Впрочем, почему мрачный? Для него-то? Маленький карамельный эпизод, развлеклись с девочками на курорте, так те должны быть благодарны, что курсант отнёсся у студентке с уважением, и дело ограничилось поцелуями!.. Да он посмеётся, может ещё и от заказа отказаться. А противно как – хвостом вилять преданно, заглядывать в глаза как спаниель, которого хлестнули веником. Нет уж!.. Нет. Но и месть – очень трудная задача. Провоцировать, склонять, да так, чтобы комар носа…
– О, Боже… – мелодичная трель, фото улыбающейся подруги тускло мигает на экране смартфона. – Юлька…
– Каринка, привет! Чего не звонишь, летишь завтра? – весёлый родной голос прозвучал сейчас как набатный колокол. Ну и чутьё у неё.
– Лечу. В Рим… – чайник на подоконнике заклокотал, как рассерженный вулкан Везувий. Карина почувствовала спазм в горле.
– А что с голосом? – в интонацию на том конце добавилось удивление. – Карин, мы с тобой за одной партой пуды соли считали. Я тебя знаю. Что?
– Да так, ничего… Клиент сложный.
– Ой, батюшки. Мало ли у тебя их было? Не первый баклан на пирсе.
– Такой – первый, – она переложила трубку к другому уху. – Это Сергей. – Какой ещё Сергей? – не поняла наперсница.
– Тот самый Сергей. Беспалов. Ну, режиссёр… Сериал последний.
– Не может быть… – трубка охнула и часто задышала. – Нет, постой. Ты что, обалдела? Ты его согласилась взять клиентом? Он об этом знает?
– Юля, успокойся! – чичероне едва не обварила пальцы, вынимая горячее яйцо из стакана, разбила скорлупу о мойку, выложила на блюдце. – мы работаем под псевдонимами, никто в офисе не догадывается, что мы были знакомы. Надеюсь, не догадывается… Я постаралась.
– Нет, это ты успокойся! Отмени заказ, он же узнает тебя, – паника в голосе подруги стала стремительно набирать амплитуду. – Отмени! Они ещё успеют другого шерпа ему подобрать. Ты представляешь, что будет, если… Ты что забыла, как он с тобой тогда, в девяносто первом, обошёлся, а? Как свинья последняя, тряпка, слюнтяй… Так даже в наше подлое время не поступают. Вспомни, как мы с тобой ночью по лесу в лагерь шли. Как в то время целы вообще остались! Дружка своего отчима уговорил отмазать, из ментуры вынуть, а нас просто по-мужски трудно было до лагеря довезти?
– Я всё помню, Юля… Пожалуйста, перестань сейчас! Слезь с трибуны.
Трубка замолчала, засопела. Потом на том конце что-то уронили.
– Блин. Как же я раньше не догадалась… – произнесла трубка траурным тоном, звон столового прибора раздался ближе. Значит, подняла с пола и бросила на стол. – Ты что, решила ему отомстить, да? Признайся… Рожу его наглую так и вижу. Карин!.. Ты меня слышишь, вообще? Может быть…
– Что может быть?..
– Может быть, тебе очки надеть, такие, большие, затемнённые? У тебя есть? Возьми сразу две пары, ты их на море постоянно теряешь. Не снимай…
– Лучше сразу мотоциклетный шлем. И не снимать. Ты как это себе представляешь – неделю с человеком нос к носу?
– А вдруг он тебя узнает?.. – обречённо спросили на том конце.
– Сделаю всё от меня зависящее, чтобы не узнал, – с нажимом сказала чичероне, подумав, что для успокоения подруги это придётся повторить ещё раз пять. Как мантру раскольничьего попа. Свои бы эмоции подавить…
– А ты с ним как? – трубка заикалась от возбуждения. – По чесноку мозги вправишь, на путь наставишь… Или… наоборот?
– Юля, мы сейчас с тобой это не будем обсуждать, хорошо? – Карина произнесла это таким спокойным отчётливым тоном, что её одноклассница ощутила неприятный холодок между лопаток. – Через двенадцать часов я увижу моего клиента. Ничего плохого не случится. Со мной. Я обещаю. А ты перестань психовать. Ты меня знаешь. Любые переживания можно спрятать. Это лишь вопрос напряжения воли. Нельзя скрыть только любовь. Доброй ночи. – вешая трубку, Карина чувствовала, как пульс бьётся о рёбра… Верно говорят. Можно затаить дыхание, но сердцу – не прикажешь.
Где-то далеко, в Новых Черёмушках, чуть располневшая, с уже заметно опустившимися от невзгод уголками губ её ближайшая и преданная подруга Юлька накапывала себе в рюмку валокордин. Двадцать пять лет назад она по доброте своего верного сердца поехала одна разыскивать бывшего курсанта Сергея туда, где он, по его собственному признанию, жил с родителями в престижном кирпичном доме. И встретила его, подтянутого и опрятного, уже в гражданской одежде, в Большом Харитоньевском переулке. Под руку с ухоженной вертлявой брюнеткой. Ничего не рассказав Карине, она глубоко переживала ещё и это, повторное надругательство над их с ней общей верой в людей и добрыми надеждами. Злилась, плакала… Дошло до того, что даже пыталась подманить и украсть любимого кота генеральской супруги, чтобы хоть как-то отомстить семейке за вероломство. Спустя двадцать лет одна бульварная газетёнка напечатала интервью с известным режиссёром Беспаловым в его семейном кругу с той самой брюнеткой уже в роли официальной спутницы жизни… Но там не было ни строчки о том, что отчим-генерал, дабы устроить карьеру пасынка на гражданке, женил его «с целью остепениться» на дочери влиятельного человека, обеспечившего будущему зятю перерождение из военного переводчика в слушателя высших курсов кинематографии. А уж его приятелю-сокурснику Олегу, что, казалось, был так влюблён с саму Юльку, ему, красавчику и баловню, выросшему в театральном мире своей матери, сам бог велел сменить меч на матюгальник киношника. Но Олегу было не занимать амбиций, и поэтому он не сразу принял с «голубого блюдечка» свою запрограммированную судьбу, а пошёл кривым путём, подвизавшись сперва в журналистике. После какого-то парламентского брифинга уже замужней Юльке, помощнице депутата, пачку сплетен обо всём этом выдала в курилке знакомая корреспондентка. Однако на четверть века в её душе так и осталась законсервированной острая боль обиды. Там, как в потайной пещере в хрустальном гробу на цепях, качался незаданный вопрос… За что? Такой же, как и в душе Карины, остался в уже затянувшейся ране ноющий гвоздь-вопрос: почему тогда, в Крыму, рыцари бросили дрожащих от холода и страха девчонок на произвол судьбы.
А как было на самом деле? Олег долго не находил себе места: его жгли огнём досада и стыд за своё бессилие. Едва живой после допроса, он был уверен в том, что генерал эвакуировал всю четвёрку. Своего пасынка с его приятелем и двух девушек. Ему в голову не пришло, что может быть не так! Мать-актриса, выудив по капле у опустошённого потрясением сына причину его состояния, негласно навела справки о двух студентках, убедилась в их благополучном избавлении. Само собой, сычу-генералу отказывать от дома за неблаговидный поступок дальновидная дама поостереглась. И это всё так и осталось entre nous[5]. О лечении душевной травмы, нанесённой никому не известным «девицам с окраины», в Большом Харитоньевском переулке и на Тверской подумать не удосужились. На вопрос юноши актриса ангельски улыбнулась: «не ищи ты их, девушки уехали на заработки в Европу». Это, разумеется, была её импровизация. Но разве у неё был выбор? Времена настали непростые, номенклатуре нельзя отвлекаться на такие мелочи. Своё благополучие надо оберегать, запирая на все замки. Не распыляться на благотворительность в отношении людей… Не своего круга.
А Сергей?.. В ночь на двадцатое августа он украл у отчима наградной пистолет. И от того, чтобы завершить дело Гамлета и вторично облечь вероломную мать в траур, его удержала случайность: друзья позвали нести караул туда, где защитники свобод уже строили баррикады из троллейбусов и варили макароны с тушёнкой на кострах. Оружие у него тут же забрали какие-то бородатые товарищи, внутрь здания так и не пустили. Привычный мир выворачивался наизнанку, и он чувствовал себя листом, подхваченным ветром, который просто несёт неодолимая сила. Те события стали переломом и в его собственном восприятии мира. Умный отчим простил парню утрату пистолета, но поговорил с ним всерьёз, сумев внушить, что объективно взять с собой всех в машину он не мог, так что спас только его друга. А курортных романов в жизни любого мужчины бывает ровно столько, сколько раз ему выпадает свобода… То есть не надо ехать в отпуск с семьёй. Соблюдать приличия – во что важно в их кругу, если хочешь чего-то добиться. И вот прошло двадцать пять лет. Земную жизнь пройдя до половины…[6] Помнил ли постаревший влюблённый солдат о первой любви? Тонкий пальчик, колечко из конфетной фольги.
– Каринка, Каринка… Ты главное, не рискуй, – шептала видевшая уже многое за двадцать пять лет полноватая добрая женщина – как было б лучше ему тебя не узнать. Была русой, красишься в блондинку. Взгляд стал твёрже, родинку на щеке удалила… Почему отказалась очки надеть, ведь это модно сейчас? Хоть бы не узнал он тебя, хоть бы не узнал. Ямочка на подбородке была, сейчас нет. И телефон выключила… А мне что, не спать теперь?