Демон закрыл крылами часть неба.
Априори чёрным полотном
начинается текст.
Троицыно воскресение метелью одуванчиков
на день рожденья Пушкина послало потепление.
Причудой мельтешения нежданным совпадением
божественность поэзии внедрялась в окружение.
Пространственность поэта зигзагом африканским
искря холмистость Псковщины томит воображение.
Арины Родионовны опустошив графинчики,
запели залихватские запевочки-припевочки.
Забыли похозяйствовать и мужики угрюмые.
Порядок лишь на кладбище, а остальное – к Пушкину.
Анна Андреевна! Божественная!
Где тот сор собирался для Вашей поэзии?
Выставку бы мусора – не помойку,
естественно, но – символы, нанизанные
на растительность, празднично украшенные
таблички с именами мужей и любовников,
почитателей и просто читателей
из соседней библиотеки.
Простите великодушно. Это же кладбище!
Красивая, вечно молодая.
И женщина, и поэзия, и скульптура,
всё это – женского рода.
Присутствующие будоражатся.
Не всем – но всё же видны кресты над могилами
и головами всполохи раздражения
и неудовлетворения местами лежания,
местом стояния, говорением, песнопением
и ветром, который гоняет предметы
стихосложения.
Меняется атмосфера над Вами и нами,
замусорена поэзия приватизацией.
Завидуем временам, когда умирать интересно
было, но обещаем извилинами шевелить,
постараемся ничего не забыть и… выжить.
Может быть, вместе с поэзией.
[2005]
Нет мастерства.
На вдохе утренних невзгод
писать каракульки нужда.
Лист белый – полотно,
на нём стежки не о любви, а так…
Смиренно наблюдать:
из воздуха рука выуживает рубль,
у края облаков чудес фальшивость,
надменность солнца, пенье птиц,
горячей жидкости стакан.
Глаза закрою, ночь впущу,
опять гляжу.
Тащу свой горб,
копаться в нём не стану.
Пусть остановит полустанок
воображений поезда пролёт.
[2005]
Вчера, сегодня, навсегда,
намедни, в прошлом и сейчас
светла поэзия стихийным счастьем.
И это – как вино, в котором
небо и вода, сияет солнце
и тоска ушедших дней
несбывшихся фантазий.
Спелёнутый цветок,
к теплу души прильнув,
одним лишь лепестком
на серости гравюр меняет тон.
Острейший угол с шаром совместив,
я вижу чудище на ауре цветов.
Хочу его разбередить,
но лишь – коснусь…
Что будет дальше? Всё ещё боюсь…
[2005]
Поэзии бегущая строка,
шампанского искрящаяся поза,
в слова завёрнутая кривизна
и пузырьков стремление
добавить воздуху свободы.
Пурпурный цвет заката
на хризантемах,
отцветающих в саду,
покрылся патиной
насмешливого взгляда.
Сверхзвуковая новизна
десантником без парашюта
бронёй слетает
на серебряные струны.
Любители прекрасного
задумчиво готовятся ко сну…
[2010]
Чистым звуком над нами летает
вся поэзия прошлых лет.
Желая истину познать,
гощу у Меланхолии великой.
Там, у моста,
над пропастью депрессий
и серых долгих дней,
посредник есть,
дающий лошадей
для неизведанных путей в пространстве.
Там жизнь,
держащая на поводке простую радость
с букетом полевых цветов,
смягчающих суровость бурелома,
где дровосек и плотник
старательно достраивают дом,
где жить или не жить
придётся каждому,
бродящему по закоулкам.
Алхимики когда-то из свинца
пытались золото добыть.
Кто хочет быть поэтом,
верит в это.
2011
Писать на бумаге, чтоб горела бумага,
чтобы полёты души не душили свободы,
той свободы, за спиною которой
льётся песня, схожая с гимном.
Крылья со свистом рассекают пространство,
перья, вздыхая, завихряют воздуха струи,
сердце, терзаясь, буквы заглавные