Вайолка до рассвета не сомкнула глаз.
– Госпожа, поспи, я покараулю! – Петру то и дело просовывал внутрь кибитки вихрастую голову и сначала прислушивался к её дыханию, а потом тихо звал по имени.
– Не хочу, не спится, сам ложись!
Вайолка кивнула на кровать в передней части повозки, где проводил ночи Петру, но тот только отмахнулся.
– Я за лошадьми ещё посмотрю, Овиду помогу.
Вайя хотела было сказать, что никто Петру не прогонит, что сам Стево ей клятвенно обещался в том, но не успела, Петру уже и след простыл.
Вайолка прислушалась к тишине ночи и плотнее завернулась в одеяло. Обычно она любила сидеть на ступеньках кибитки и смотреть в звёздное небо, слушать негромкие голоса леса или спящего городка. На исходе весны сам Создатель велел внимать миру, легонько касаясь рукой невидимых магических нитей, пронизывающих всё вокруг. Даже там, где люди не владели магией, где отвергали этот лик Создателя, она хранилась в распустившихся почках и в молодой зелёной поросли, ещё не притравленной безжалостным летним солнцем.
И пусть Вайя не умеет волховать, всё одно чувствует, как много вокруг источников Силы. Подходи – и пей из ручья, чья прозрачная вода хранит память обо всех, склоняющихся к её глади.
А здесь, в Арад, всё время холодно, даром что юг! И воздух тяжёлый, будто магии в нём столь много, что зажжёшь спичку – заискрится всё вокруг, и город вспыхнет, как от удара молнии, а наутро уже и не останется от его стройных домиков и узких причёсанных улочек и следа.
Вайолка села в постели и закатала рукав ночного платья в том месте, где поставил метку Инквизитор. Ничего. Надавила пальцем до лёгкой боли, прислушиваясь к себе, а всё одно: пуста она, магия как зерно внутри, может прорасти, но чаще нет.
– Вайя, это я! – Стево тихо заглянул внутрь, даже дверь не скрипнула, и, сняв верхнее платье, сел рядом. От него пахло чем-то незнакомым, пыльным, словно в подвале среди книг провёл время, листая магические страницы в поисках ответа. По лицу любимого, обнявшего её так крепко, что дух захватило, Вайя поняла, что он ничего не добился.
– Он не простил? – шёпотом спросила она, чувствуя, что дрожит всем телом. Как же здесь холодно!
– Замёрзла? Сейчас согрею, – Стево отстранился и протянул руки в прикрученному вполовину масляному светильнику, дунул внутрь, и огонь, зашипев, как потревоженная в траве гадюка, вспыхнул синим и снова уменьшился до изначального.
Но в повозке стало теплее. Магия расплескалась горячими волнами, погладив Вайолку по макушке, совсем как делала бабушка, лицо которой она уже стала забывать. Помнила улыбку, глаза, как у неё, зелёные, тёплые, ласковые, и руки мягкие, пахнущие травами после летнего дождя.
– Возьми, я же обещал вернуть, – Стево одной рукой достал завёрнутую в платок цепочку с подковой и вложил в её ладонь. – А брат простил, так старик сказал, я ему верю. Сам почувствовал, будто до плеча моего дотронулись, пожали, и потом ушли. И запахло барвинком.
– Да, трава мёртвых, представившихся до срока.
– А ты не расстраивайся, не в этом городе, так в следующем и тебе помогут, я добьюсь, – Стево взял Вайю за подбородок, дунул в лицо и поцеловал в кончик носа.
– Мне Инквизитор печать поставил. Сказал, что близка к раскрытию дара. Думаешь, теперь получится?
– Не знаю, – Стево никогда не лгал ей, и Вайолка считала это знаком особого доверия. – Но ты надейся, Инквизиторы не ошибаются. Вот ты у меня почти ведьма.
– Как Камелия? Или сильнее? Что если я стану сильнее, ты испугаешься?
Стево засмеялся, но в глубине его глаз затаилось беспокойство. Вайя почувствовала, что это меньшее из того, что он бы желал для неё.
И всё же ревность царапала сердце: видела, как Стево глядел на Камелию. Не как на женщину, с которой не прочь бы провести время, а как на символ, на Силу, не подчиниться которой грех едва ли не больший, чем не склониться перед Создателем.
– Ты обещал рассказать, откуда она появилась! Зачем с нами коротает дни? С её Силой могла бы в столицу податься!
– Она была нам нужна, вот и появилась. Создатель ответил на мою просьбу, – уклончиво пояснил Стево и снова потянулся к вырезу её платья.
Вайолка никогда не сопротивлялась, моля о том, чтобы связь между ними не ослабла, а только окрепла. А ещё она чувствовала, почти видела себя его глазами: лежит на простыни прелестное создание, тёмные волосы разметались по подушке, и манит испить из её источника. Прикоснуться к холмам, спуститься по равнине и оказаться в долине, предназначенной лишь для него.
Стево никогда не представлял на её месте других женщин, и это было настолько чувственно, что внизу живота откликалось что-то на его страсть. Вайя научилась разделять плотские радости с мужчиной и перестала этого стесняться, видя, насколько это приятно Стево.
С недавнего времени она даже прекратила бояться Создателя. Не покарает больше, чем тогда, когда позволил Вайолке родиться с запертым даром.
Любимый ушёл через пару часов, поцеловав засыпающую Вайю в лоб.
– Госпожа, Вэли сказал вас разбудить. Пора готовиться! – Петру топтался возле двери. Вайолке стало стыдно: наверняка не спал целую ночь и день, боясь её потревожить!
– Да, встаю.
– Я сейчас воды горячей натаскаю. Мигом!
Не успела Вайя ответить, как Петру исчез и вернулся через минуты три с кадкой тёплой воды, наполнил бочку и ушёл. Оставалось привести себя в порядок для вечернего представления. Вайолка ассистировала Вэли, а ещё гадала на птичьих костях, которые хранила в мешочках. На самом деле, гадать она не умела, но улавливала настроение того, кто пришёл за ответом. Его чаяния и силы, стоящие за плечами.
У каждого за спиной таится Тьма и Свет, они борются, и кто-то один побеждает. Победа неокончательная, борьба длится до окончания земной жизни души, за которую ведётся.
Вайя старалась вернуть Свету заблудшие души, пусть добро и сострадания в сердце мирянина не уступят место низменным желаниям. Поэтому и одевалась соответственно: в светлое платье, подпоясанное красным кушаком, волосы убирала в пучок на затылке. Выглядеть, как ангел надоумил Стево, это действовало на мирян, мешало им отпускать в её адрес сальные шуточки и успокаивало Инквизицию, незримо присутствующую на любой ярмарке.
Но для представления Вэли, а оно открывало ярмарку, требовалось более фривольная одежда. Рубаха до пояса с квадратным вырезом, чтобы миряне лучше подавали после представления, когда Вайя обходила их ряды с глиняной чашкой, цветастая юбка и фартук – гладкий спереди, плиссированный сзади, который делал Вайолку похожей на местных красавиц, разряженных по поводу праздника.
Она помылась и вскоре была готова. Жаль, зеркальце маловато – не разглядишь себя толком. Стево обещал с грядущих барышей подарить ей напольное, как «у княгини», да только стоит оно, должно быть, целое состояние!
Вайя вышла и кивнула Петру, околачивающемся неподалёку, чтобы присмотрел за её кибиткой, а сама направилась к крытой повозке сухорукого Вэли. У шатров, которые их компания установила на поле, уже собирался народ.
Молчаливый, смурной, словно не на праздник пришли, а на поминки. Вайя снова ощутила холодок на шее, обернулась, но никто на неё не смотрел. Значит, показалось. В последнее время ей много что мерещиться.
Это пройдёт. Вечера на исходе весны всегда такие, что хочется закрыться в доме и не выходить без нужды, не тревожить нечисть, разгуливающую по городам и сёлам.
Перед самым шатром Вайолка чуть было не наткнулась на знатного господина, но его охрана, пара крепких молодых людей с короткими мечами за поясом, грубо оттолкнули её.
– Простите, домин, – прошептала она потупившись.
– Держи, красавица, и смотри, куда идёшь, а то не туда тропинка заведёт, – произнёс холодный немолодой мужской голос, и в её раскрытую ладонь опустилась золотая монетка.
Вайолка пробормотала слова благодарности и подняла глаза на говорившего да чуть не вскрикнула. У местного князя, а это был именно он, по одежде да манере держать себя заметно, были красные усталые глаза. Совсем как Петру давеча рассказывал.
– Что стала?! Пошла вон! – пробасил один из охранников, и Вайолка метнулась в сторону. Князь улыбнулся, и глаза его поменяли цвет, сделавшись темнее самого чёрной ночи.
Обычно Стево не выступал на первый день, а лишь наблюдал как зритель, достаточно ли возбуждена публика, какие фокусы пришлись ей особенно по нраву, а на третий день уже делал собственное представление.
Умения Стево были немногочисленны, но зато он мог уловить в каждом то, чего тот сам о себе не знал. И помочь тем, кто шёл к ведьмаку за мелкой услугой: разлюбить зазнобу, оморочить соседа, если дело не касалось чего-либо серьёзного. Стево мог заставить женщин видеть себя в зеркале молодыми, а мужчинам придать храбрости и мужественности, если они обладали ими хоть в малой толике.
Снять испуг у ребёнка, развязать заикающемуся язык, охотнику вручал удачу, а рукодельнице волшебную нитку, вся магия которой была заключена не в ней самой, а в руке, владеющей иглой.
– И цена ваших услуг – месяцы жизни того, кто хочет повернуть судьбу к себе лицом? – спросил Инкизитор, в этом захудалом городишке, разглядывая печать Стево.
– Верно, не так много, домин?
– Ведомство только на ярмарке, и только на три дня, – кивнул Инквизитор и запечатал запястье Стево красным сургучом. – И если будут на вас жалобы со стороны князя, не обессудьте!
Стево кивнул и поблагодарил Инквизитора. Тот мазнул по нему мутным взглядом и махнул рукой: иди, мол, не до тебя!
И вот сейчас заметил его в толпе, что, впрочем, было делом обычным. Стево даже гадал когда-то, специально ли брали в Инквизиторы таких невзрачных маленьких людей. Полный, плюгавенький, однако сила в нём чувствовалась: вон как смотрит, нескоро забудешь.
И всё же Стево знал по опыту: Инквизиторы чуют беду. Однако лучше о том не думать, иначе как Вайя говорила: накликать недолго.
Он перевёл взгляд на наскоро сколоченную сцену, где как раз выступал Вэли.
– И напоследок, я покажу вам очень опасный номер, – живой рукой его помощник обвёл собравшихся и обратился к Вайе, стоявшей на краю сцены. – Вы согласны, моё возлюбленное дитя, стать проводником бестелесного духа? Уверяю, оно безопасно, коли станете слушать мой голос. Бестелесный дух не злокозненен, мы вызовем смирного, чтобы он ответил на сокровенный вопрос одного из зрителей. Кто хочет получить ответ?
Стево усмехнулся: зрители затихли и разом отступили на шаг, кто-то толкнул Инквизитора, но тут же поклонился и попятился прочь. Этого господина все уважали и ненавидели одновременно, это Стево сразу почуял, а почему, одному Создателю известно: обычно на них чуть ли не молятся, почитая за святых, отказавшихся от мирской жизни, чтобы строго блюсти равновесие Тьмы и Света.
Боятся, стараются обойти стороной – оно верно, но ненависть, за которой скрывается страх – это иное. Да и народ тут не такой: тихий, никто не лезет с приехавшими в драку, ни один не задирает и не пытается облапошить. Плуты есть везде, а где их нет, есть кое-кто похуже.
– Какая смелая домнишоара, как вас зовут? – тем временем Вэли подал руку поднимающейся на помост девице, вполне ладной, но миниатюрной, словно отроковица, хотя Стево всегда говорил своим: не бери тех, кто младше брачного возраста – хлопот потом не оберёшься.
Значит, эта хрупкая малышка совсем не так юна, какой кажется.
– Ну же, не робейте, раз решились, значит, нужда у вас острая, будем помогать, – подбодрил её Вэли, но не трогал за руку, чтобы местные не сочли это за оскорбление. Мало ли как посмотрит на это отец девицы или брат!
– Надья, домин. Я сирота. Мне бы спросить батюшку о благословении на брак.
И оглянулась на зрителей в последнем ряду, поддержки искала. Стево проследил за взглядом и заметил бледного юношу, комкающего в руках шапку из овчины. Скамеек на всех не хватало, последние ряды всегда стояли.
– Очень разумно и благочестиво, домнишоара, – Вэли поклонился сначала ей, а потом залу.
– А это безопасно? – выкрикнул тот самый ухажёр с заднего ряда ломающимся голосом. Плечистый, крепкий, если что пойдёт не так, могут быть проблемы, но Стево сам себя успокоил: Вэли дело знает, да и вызов духа – это не фокус, нет, всё взаправду, только духи приходят редко, приходится додумывать за них.
У Вэли в последний год раза три с душами-то получалось, а с десяток точно нет. У Стево не было сильных магов, он и сам не считал себя таковым, а был самым ловким из них. Да ещё Вайя, она своей Силы не сознавала.
Стево снова очнулся, стряхнув с себя думы. Не время сейчас, он как о Вайе своей задумается, так потеряется в толпе.
Вэли как раз уверил всех, что всё это неопасно, а все риски падут на его помощницу. Вайя стояла и улыбалась толпе, кивала, бывало, что и испуг изображала, и покорность судьбе, как того зритель требовал.
Вот она уже легла на деревянный стол, застеленный покрывалом, самым лучшим, которое для фокусов имелось, а девица по имени Надья, взяла её за руки. Мол, держи сосуд духа, через Вайю будет он говорить с нами.
На самом деле роль Вайолки была отвлекающим ходом, её присутствие и вовсе не требовалось, с духами говорил Вэли и подавал помошнице знак, как отвечать, а уж его суженая знала, как приукрасить простые ответы.
А ныне и вовсе многого не надобно: сказать, что отец покойный свою дочь благословляет. Тут и греха нет, во лжи такой.
Вайолка красиво легла на спину, закинула руки за голову, и ладони двух девушек соприкоснулись. Надья даже вскрикнула, но вскоре поняла, что Вайя такая же, как и она сама.
Вэли принялся за ритуал: уголья поджёг в лампе, от чего в шатре потянуло дымом с ароматом гармалы, в народе прозванной могильником. «Пусть печали заберёт пустыня, а страх – море. Явись непокойный дух, который и года как не спит под землёй, стряхни с себя тяжесть могильную и ответь на вопросы мирские», – бормотал Вэли, махая руками, будто отгоняя всех прочих духов.
Вайя закрыла глаза и судорожно вздохнула. Если бы Стево не видел подобного много раз, то непременно бросился бы к девушке, руки и ноги которой начали подрагивать, будто в падучей. Он бы сгрёб её в охапку, дунул лицо вместе со словами-оберегами, и больше не пустил участвовать ни в чём подобном.
Вайя и сама говорила словами покойной бабки: «Не буди лихо, пока то тихо».
Но тут же наотрез отказывалась от попыток уберечь её. Магия сама не проснётся, тут надобно с источником рядом находиться.
Стево и сам уже не понимал, притворяется ли Вайя или слышит, что духи Вэли нашёптывают.
– Благословляю. Моё дитя, – тяжело дыша, мокрая от пота и трясущаяся как в лихорадке, произнесла Вайя, и Надья выпустила её руки, прижав их ко рту. Вскрикнула, мотнула головой и стала оседать, словно за спиной стена была. Медленно вздыбилась юбка, Надья упала на колени, так и не отняв рук от лица, а потом некрасиво завалилась набок, показав заплатки на чулках.
Вайя же продолжала лежать и дрожать выкрикивая:
– Моё дитя, приди ко мне! Дай обнять!
Стево первым ринулся на сцену, оттолкнул Вэли и Петру, склонившихся над Надьей, а толпа уже пришла в движении. Какая-то баба протяжно заголосила, но всё больше над головами собравшихся проносился звук, словно ухает большой филин.
– Стойте на месте, – писклявым голосом крикнул Инквизитор. – Лекарю тут надо, потом всё остальное, но никто не уходит, я лично за каждым присмотрю.
Ответом ему был дикий рёв жениха.
Стево слышал вполуха, он смотрел на Надью, чей остекленевший взгляд не оставлял сомнений: мертва. Вайя тем временем пришла в себя и испуганно озиралась по сторонам, сев на столе и поджав ноги, как испуганный воробышек. Сейчас не до неё, с ней всё в порядке, Стево почувствовал бы, коли не так.
Он смотрел на шею Надьи, с которой слетел платок с расписными по краю цветами. Смотрел и видел тёмные пятна в виде полумесяца. Тут и думать нечего: отравлена. И обескровлена.