Наутро ветер дул в междурядьях, раскачивал ветви деревьев, и падалица с глухим стуком ударялась о землю. Ветер нес с собой мороз и странную осеннюю тишину. Сборщики суетились, убыстряя темп работы и поплотнее запахивая одежонку на груди. Когда в междурядьях проходили грузовики, столбом поднималась пыль, и ветер разносил ее.
На учетчике приемного пункта была куртка из дубленой овчины, и когда он не считал ведра, то руки, книжицу свою и карандаш совал в карманы и беспокойно переминался, согревая ноги.
Джим, притащив на пункт свое ведро, поинтересовался:
– Замерз малость, да?
– То ли еще будет, если ветер не переменится, – ответил учетчик. – Да и сейчас от холода яйца сводит.
Мрачного вида паренек, подойдя к ним, высыпал яблоки из ведра. Брови его были нахмурены. Темные волосы росли низко, спускаясь на лоб. Красные глаза злобно поблескивали. Он пересыпал яблоки в ящик.
– Не побей яблоки-то, – сказал учетчик. – На битых гниль заводится.
– Что ты говоришь!
– То, что слышишь. – Учетчик вычеркнул что-то в своей книжице. – Это ведро в счет не идет.
Полные затаенной злобы глаза окинули его враждебным взглядом.
– Я притащил ведро. Твое дело принять его!
Учетчик покраснел от гнева.
– Если ты собачиться вздумал, то давай, топай отсюда, и скатертью дорога!
Парнишка злобно сплюнул.
– Мы до тебя первого доберемся! – Он многозначительно взглянул на Джима. – Верно, приятель?
– Лучше пойди работой займись, – спокойно посоветовал Джим. – Не будем работать – денег не будет.
Парнишка указал на междурядье.
– Я вон там, – сказал он, – на четвертом дереве.
Он отошел.
– И чего взъелся… – пожал плечами учетчик. – Все с утра такие обидчивые…
– Может, это из-за ветра, – предположил Джим. – Думаю, дело в этом. Ветер дует, и люди нервничать начинают.