Окот верен своему слову. Мы занимаем домик, и вскоре он уходит, чтобы узнать, можем ли мы как-нибудь добраться до генфинов.
Тем временем я переодеваюсь из униформы служанки в тонкое платье и туфли на каблуках, которые оставила мне Дуру. Моя кожа все еще темно-розовая, совсем как у высшей фейри, и хоть об этом беспокоиться нет нужды. Но я должна привести себя в порядок, раз хочу сойти за благородную. Даже низшие дворяне не ходят с растрепанными косами и без макияжа.
Окот возвращается только к ночи. Я мечусь по домику, как раненый зверь, и, когда Окот входит, чуть ли не выпрыгиваю из собственной кожи.
– Где ты был? Я так волновалась! Я думала, тебя поймали или еще хуже.
Он склоняет голову, словно моя паника сбивает его с толку.
– Прошу прощения, возлюбленная моя. Я не хотел, чтобы ты переживала.
– Что случилось? Тебя не было несколько часов.
– Пойдем, – говорит он, протягивая мне руку.
Глядя на него с любопытством, я вкладываю в его ладонь свою маленькую ладошку, и мы выходим наружу.
Через портал на холме все еще прибывают фейри. Другие толпятся у домиков. С утра начнется отбор, хотя я понятия не имею, во сколько это произойдет и чего от него ожидать.
Окот ведет меня мимо домиков к амфитеатру. В ночи тот выглядит зловеще. Размеры внушают страх. У одного из входов стоит страж, но он лишь кивает Окоту, когда мы заходим внутрь.
Далее Окот ведет меня по извилистому коридору, и в итоге мы оказываемся за кулисами. Только вместо гримерки здесь тюремные камеры. Здесь несет службу другой страж, и его пристальный взгляд встречается со взглядом Окота.
– Десять минут. Не больше.
Окот кивает и тянет меня к камерам. Страж закрывает за нами дверь, и в помещении становится темнее, чем раньше. На стене висит одинокий фонарь, но он отбрасывает больше теней, чем дает света.
Мы двигаемся дальше, и я чувствую, как мучившая меня все эти дни боль в животе заметно уменьшается. Тело покалывает, и не только от предвкушения. Это магия якорей пытается меня ухватить. Бесплотная рука гудит.
Мы проходим мимо камер. Я замечаю, что все они немного отличаются друг от друга. В дверях некоторых есть решетки, другие же полностью закрыты камнем или деревом. Одна целиком сделана из железа. Кое-кто из пленников видит нас, но никто не произносит ни слова.
В самом конце коридора я нахожу своих генфинов. Я подбегаю к их камере, хватаюсь рукой за прутья решетки и не могу сдержать всхлипа. При этом звуке три фигуры, лежащие на твердом полу, слегка вздрагивают.
– Окот, ты можешь принести фонарь? – шепчу я.
Он поворачивается и идет за ним, а я продолжаю смотреть внутрь камеры. Окот возвращается и вешает фонарь рядом, чтобы я могла получше рассмотреть парней. От представшей перед глазами картины во мне вскипает злость, и я сжимаю челюсти.
Мои парни свернулись калачиком на твердом каменном полу. Они грязные, и я могу только представить, насколько они стеснены и изголодались. Им не дали ни одеял, ни соломенных тюфяков. В углу стоит ведро, которое, я уверена, наполнено отнюдь не водой.
– Парни? – зову я, мой голос дрожит.
При звуке моего голоса три головы поднимаются как по команде. Генфины тут же просыпаются. Эверт встает так быстро, что я даже не успеваю заметить движение. Он оказывается передо мной, на его усталом лице такое выражение, словно он боялся, что никогда больше не увидит меня.
– Черт возьми, Чесака. Я волновался.
Я не могу сдержать слез. Они сами льются по щекам.
– Я тоже, – надломленно отвечаю я. – Я так скучала по вам, парни.
Я пытаюсь запомнить его лицо, густую черную бороду и ярко-голубые глаза. Ямочек не видно, но я знаю, что они есть. Я перевожу взгляд на Силреда и Ронака, когда они подходят ближе и встают по бокам от Эверта. Генфины стоят передо мной, и я хочу лишь оказаться в камере вместе с ними.
– Не плачь, – тихо говорит Силред.
– Да, меня чертовски убивают твои слезы, – вторит ему Эверт.
Я поднимаю руки, чтобы стереть слезы, но неловко останавливаюсь. Эмили, у тебя все еще нет руки. Да неужели?
Взгляд Ронака останавливаются на моем пустом рукаве.
– Что случилось?
Его сильные руки цепляются за прутья так сильно, что костяшки белеют. От его пристального взгляда замирает сердце. Оно всегда приходит в восторг, когда Ронак включает альфу.
– Ничего, – говорю я, быстро отстраняясь.
Но недостаточно. Ронак просовывает руку между прутьями, хватает пустой рукав и неловко дергает меня на себя.
Окот внезапно подходит ко мне сзади и мягко, но крепко берет меня за другую руку. Сейчас начнется соревнование по перетягиванию каната, и канатом буду… ну, я.
– Не веди себя с ней так грубо, – рычит Окот.
Генфины наконец замечают его, и воздух трещит от напряжения.
Взгляд Эверта перебегает с меня на Окота, а затем обратно.
– Кто это, черт побери, такой, Чесака?
Хм. Как их представить друг другу… Я открываю рот, чтобы ответить, но чувствую, как Окот подходит ближе и прижимается грудью к моей спине. Чувствуя его, я не могу не расслабиться, и это заметно.
Неужели на их лицах промелькнула ревность? Я слегка вздрагиваю. Мне не должно нравиться, что они ревнуют, но… Да. Мне нравится.
– Ты в порядке? – спрашивает Окот, игнорируя направленные на него взгляды.
– В порядке.
Окот слегка ослабляет хватку на моей руке, но сначала он наклоняется и вдыхает аромат моих волос.
– Какого черта? Не нюхай ее, – зло требует Эверт.
– Все нормально. Мы нюхаем друг друга. Это наша фишка, – объясняю я.
Генфины лишь сильнее хмурятся.
– Так. Познакомьтесь. Окот, Эверт – тот, кто постоянно бранится. Силред – тот, что милый. А тот мускулистый и хмурый – Ронак. Парни, это Окот. Я его пара, – говорю я, играя бровями.
Генфины недоверчиво на меня смотрят. Эверт потирает переносицу и закрывает глаза, словно не может вынести моих слов. Я уверена, что слышу, как он считает себе под нос.
Он поднимает глаза на Силреда.
– Ее не было всего неделю. Чертову. Неделю. И у нее теперь есть пара?
– Я здесь, и ты можешь говорить со мной напрямую.
Он качает головой, все еще глядя на Силреда.
– Нет, не могу. Потому что если я посмотрю на тебя, то мне придется посмотреть и на него, а если я посмотрю на него, то мне захочется перерезать ему его чертово горло. И, судя по размерам твоей так называемой пары, это, вероятно, ничем хорошим для меня не закончится.
Я не могу удержаться и хмыкаю.
– Ты бы видел его бычью форму.
Эверт откидывает голову назад и вздыхает.
– Отлично. Чертов ламашту.
Силред протягивает руку через решетку, чтобы пожать руку Окоту.
– Я Силред. Приятно познакомиться.
Видите? Всегда самый дружелюбный из этой тройки.
Эверт надвигается на Ронака.
– Это ты виноват.
Ронак хмурится.
– Я? Каким образом?
– Ты вел себя как козел, и теперь у нее появилась пара!
Ронак сжимает челюсть.
– Пошел ты.
– Ага. Я и хотел пойти с ней, но ты навешал какой-то чуши про стаю и сыграл на моем чувстве вины, так что я ничего не сделал. Говорил я вам, идиотам, что все так и будет. Я говорил вам, что она уйдет. И предупреждал, что, если это случится, для меня со стаей будет покончено. Хочешь побегать за хвостиком какой-нибудь генфинки? Дерзай. А с меня хватит.
Эверт злится. По-настоящему сильно злится. От того, как он смотрит на Ронака, у меня сводит живот. Я почти уверена, что они вот-вот перейдут в звериную ипостась и набросятся друг на друга. Я не хочу, чтобы они делали друг другу больно.
Еще больше я не хочу, чтобы они разрушили то подобие мира, которое удалось построить за последние пару недель. Я знаю, что на самом деле они друзья, и я не позволю им изменить это. Не из-за меня. Я должна быть той, кто держит их вместе. Я – Купидон, который исцеляет сердца. А не разбивает их еще сильнее.
– Подождите минутку, – останавливаю их я. – Давайте вернемся на минутку назад. Во-первых, кто сказал, что я ухожу от вас? Ничего подобного. Все это время я пыталась вас увидеть. До вас трудно добраться, понимаете? И я не хочу, чтобы ваша стая распалась. Я уже говорила вам об этом, помните? Ты не покинешь свою стаю, Эверт.
Он бросает на меня злой взгляд.
– Я могу делать все, что, блин, хочу.
Боги, как же он меня бесит. А еще он очень сексуальный, когда так смотрит.
Я прищуриваюсь.
– Прекрати. Вы нужны друг другу. Вы должны пройти отбор, а для этого вам нужно прикрывать друг друга. Но даже после этого вы должны остаться вместе. Я не собираюсь уходить, но, если вы распустите стаю, я больше не буду ни с кем из вас разговаривать. – Они смотрят на меня хмуро, но все-таки по-разному. – Это ясно? – спрашиваю я.
Эверт сжимает челюсть, но коротко кивает.
– Хорошо.
– А что насчет тебя? – зло спрашивает Эверт.
– Что насчет меня?
– Чесака. У тебя не может быть пары, – шипит он сквозь зубы.
– Он здесь, так что, очевидно, может.
– Мне плевать на него. Для меня важна только ты. Я тут с ума схожу, переживая за тебя. Ты должна была остаться с нами. Ты упала на наш остров, помнишь?
– Как я могла забыть, как Не-Первый подстрелил меня стрелой?
– Всю жизнь будет мне это припоминать, – бормочет Ронак себе под нос.
– Так ты и вправду серьезно настроена насчет всей этой фигни про пару? – спрашивает Эверт, глядя на Окота.
– Да. Он обнюхивает меня и называет возлюбленной, – говорю я. – Это очень мило.
– А как же, черт побери, мы?
Я хмурюсь. Я не ожидала такой реакции. Конечно, мы с Эвертом всегда флиртовали, но они ясно дали понять, что я не могу быть для них чем-то большим. А я дала понять, что мне, Купидону, нужны и секс, и любовь.
– Насколько я знаю, вам, парни, нужно было найти генфинку, чтобы вернуть способности и связь стаи. Я обещала вам, что воспользуюсь своими навыками Купидона и помогу вам. И я остаюсь верна этому обещанию.
Хотя от этой мысли горько во рту. Они обмениваются взглядами, которых я не могу прочесть.
– Так что я никуда не уйду, – повторяю я. Не то чтобы я могла бы, но им этого знать не нужно.
– Вы все еще хотите этого? – тихо спрашиваю я. – Найти себе в пару генфинку?
Пожалуйста, скажите «нет». Пожалуйста, скажите, что вы хотите быть со мной.
Ронак резко кивает.
– Да.
Эверт бросает на него испепеляющий взгляд.
– Я сказал, что с меня хватит. К черту магию. У нас ее достаточно.
Ронак вздыхает, а Силред бормочет что-то, чего я не могу расслышать.
– Но…
– Чесака, – перебивает меня Эверт. – Хватит. Мы поговорим об этом позже. Но ты сказала, что не собираешься оставлять нас, а значит, тебе не нужна чертова пара. Так что попрощайся с ним.
Я прищуриваюсь.
– Значит, вы можете найти себе пару, а я нет? Так не пойдет, эгоистичный ты дурак. Ты должен быть счастлив, что я встретила Окота. Он хочет меня.
– А что, если я скажу, что хочу тебя? – огрызается Эверт.
Что ж. Этого я не ожидала.
Мой рот открывается и закрывается несколько раз, прежде чем мозг успевает осознать, что сейчас сказал Эверт.
– Ты хочешь меня? Для чего? – Я провоцирую его на откровенность, распаляясь все больше. – Перепихона? Может, я и предлагала это вначале, но сейчас я хочу большего. А ты не предлагаешь мне большего. Это решение – выбор стаи. А не только твой. И «стая» уже проголосовала против. – Как он смеет вести себя так, будто это моя вина? Как будто это я отвергла их, хотя мы все знаем, что все было наоборот. – Мы прояснили: ты не покинешь стаю. Так что, если вы, как стая, не предложите мне что-то большее, вопрос закрыт.
– Неверочертпобериятно, – говорит Эверт, вскидывая руки. – Сил. Давай ты. Я не могу с ней больше разговаривать.
Я делаю большой вдох.
– Слушай, я не хочу ссориться. Пожалуйста. Я просто хотела вас увидеть. Я переживаю за вас, парни.
– У нас все будет хорошо, Эмили, – уверяет меня Силред.
Я так хочу прижаться к его груди… хочу, чтобы он обнял меня.
– Разве ты не можешь воспользоваться своими способности сверхсилы и вырваться отсюда? – спрашиваю я Ронака.
Он качает головой и стучит костяшками по прутьям камеры.
– Камеры пропитаны железом и магией. Ничьи силы здесь не работают.
Какое же гадство.
Окот вклинивается прежде, чем мы успеваем сказать что-то еще.
– У нас осталось мало времени.
От мысли, что придется покинуть их, мне так больно.
Взгляд Окота смягчается.
– Я постараюсь что-нибудь придумать. Ты увидишь их еще раз.
– Постараешься? – спрашиваю я плача.
Уф. Почему меня так легко довести до слез? Наверное, у меня суперспособность.
– Конечно. Это ведь те генфины, у которых в руках сердце моей пары. Я сделаю все, чтобы моя пара была счастлива.
Слова Окота производят на парней мгновенный эффект. Все трое напрягаются, и я чувствую, как их оценивающие взгляды обращаются ко мне. Думаю, они не ожидали услышать от незнакомца, как сильно мне дороги.
Я неловко прочищаю горло и меняю тему:
– Да, в общем… Я очень скучала по вас, парни, и мне очень нужно было вас увидеть, и…
– Ты так и не ответила на мой вопрос, – говорит Ронак, дергая меня за рукав. – У тебя нет руки. Совсем как когда ты вернулась с острова Арахно. Скажи нам почему.
Взгляды Эверта и Силреда останавливаются на рукаве, за который все еще держится Ронак.
– О, это? – Я пожимаю плечами и фальшиво смеюсь. – Это… ммм… иногда случается.
Я не могу сказать им правду, особенно сейчас, когда у них полно других забот. Завтра на отборе у них должны быть ясные головы.
К тому же, я уже пообещала себе, что не буду заставлять их остаться со мной. Они, быть может, и не хотят, чтобы я оставила их, но это не значит, что они хотят взять меня парой. И я не могу их в этом винить.
Вместо того чтобы признаться, я быстро протягиваю другую, все еще телесную, через решетку.
– Мне просто нужно, чтобы вы все прикоснулись ко мне. Пожалуйста.
Ронак удерживает остальных на расстоянии вытянутой руки, а затем снова поворачивается ко мне.
– Скажи нам почему.
– С тобой всегда должно быть так трудно?
– Ты всегда должна так упрямиться?
– Ты им не рассказала? – удивленно спрашивает Окот.
Генфины снова смотрят на меня, а я оглядываюсь через плечо на Окота.
У нас сейчас произойдет первая ссора? Подождите. Звучит забавно. Обычные вещи меня заводят. После ссоры мы могли бы заняться горячим сексом. Или невероятным примирительным сексом. Звучит классно. Мне и то, и то, пожалуйста.
Вот только… ох, кого я обманываю? Я не могу заниматься сексом, пока генфины в тюрьме. Сначала они должны оказаться в безопасности. В целости и сохранности и живые, а потом я займусь сексом. Всеми его видами. Сексом, который будет длиться днями.
Из-за моего взгляда выражение лица Окота меняется.
– Что? – спрашивает он с невинным видом.
Я корчу рожицу за то, что он раскрыл мои секреты.
– Просто… не теряй головы.
Он хмурится.
– Я не знаю, что значит «Не терять головы». Сейчас почти лето. На улице жарко, голова кругом идет.
Я ухмыляюсь, едва сдерживая порыв сжать его большие щеки.
– Я совершенно не могу на тебя сердиться, когда ты говоришь такие очаровательные вещи.
Окот улыбается мне в ответ, но момент разрушен, потому что Эверт хлопает в ладоши.
– Эй! Перестаньте, – и обращается ко мне: – Чесака, скажи нам, что, блин, происходит. Где, черт возьми, твоя рука, и почему тебе нужно, чтобы мы коснулись тебя. А потом тащи свою задницу сюда и поцелуй меня, потому что я чертовски соскучился по тебе.
Он практически рычит, но это не имеет значения, потому что божемойонхочетменяпоцеловать. Я с трудом подавляю визг.
Прежде чем я успеваю ответить, мы слышим, как открывается дверь и страж кричит нам:
– Время вышло!
Воспользовавшись моментом, я быстро бью Эверта по руке, затем Силреда по груди, и шлепаю по руке Ронака, отчего тот удивленно отпускает мой рукав.
Боль в животе тут же исчезает, и пропавшая рука вновь обретает телесность. Я вздыхаю от облегчения.
– Фух. Так-то лучше. Спасибо богам.
Эверт с удивлением смотрит на мою вновь появившуюся конечность.
– Какого черта?
– Уходите! – кричит страж.
– Мне жаль, но мы должны уйти, возлюбленная моя, – говорит Окот, беря меня за руку.
– Подожди! – Я просовываю лицо сквозь прутья, целуя в губы Эверта, потом Силреда и щеку Ронака.
– Будьте осторожны завтра. Не вздумайте покалечиться или чего хуже – умереть. Поняли?
Окот отстраняет меня, но я чувствую, что оставляю в камере три кусочка своего сердца.
– Вы должны победить, ясно? Защищайте друг друга! – говорю я через плечо, пока Окот ведет меня прочь.
– Не беспокойся о нас, Эмили, – кричит Силред. – Будь осторожна.
– И ты, черт побери, присматривай за ней, ламашту. Если с ней что-нибудь случится, я не только горло тебе перережу, – добавляет Эверт.
У меня вырывается полусмех, полувсхлип, но, прежде чем я успеваю что-то сказать в ответ, Окот выводит меня через дверь, и страж закрывает ее за нами на засов. Окот передает ему что-то и кивает головой в знак благодарности, а затем выводит меня из амфитеатра.
Всю дорогу до нашего домика я бреду, оцепенев.
Когда мы оказываемся внутри, Окот усаживает меня на маленький диванчик, а затем идет на маленькую кухоньку. Он вкладывает в мои дрожащие руки чашку чая.
– Пей.
Я делаю, как он велит, но не чувствую вкуса. Горло жжет, но не так сильно, как наполненные слезами глаза.
Окот садится рядом и кладет огромную руку на мою спину, притягивая к себе. Он не говорит, не требует от меня ответов, хотя у камеры было много моментов, которые стоит обсудить.
Ему достаточно просто быть рядом, даря мне безмолвную заботу и покой. Я ценю это больше, чем он может себе представить. Возможно, мы еще не очень хорошо знаем друг друга, но этот момент, этот момент, который сейчас происходит, говорит мне больше, чем тысячи слов.
Я допиваю чай и перестаю плакать, Окот поднимает меня и укладывает на маленькую кровать у стены. Он подтыкает одеяло и целует меня в лоб, едва заметно вдыхая мой запах.
– Спи, возлюбленная моя, – говорит он мне.
Именно так я и поступаю.