Я открыла глаза и какое-то время пребывала в блаженном и в то же время пугающем неведении, не понимая, где нахожусь. Потом я услышала тихий плеск волн за окном, и мир наконец обрел ясные очертания.
Я лежала на диванчике, прикрывшись тонким белым покрывалом. На ногах были сандалии, а большой черный чемодан все еще стоял у двери. Я оглядела комнату в плавучем домике, как будто видела ее впервые. Часы показывали без четверти шесть – значит, на Восточном побережье уже почти девять. Осознав это, я испытала шок, поскольку уже много лет не просыпалась так поздно.
Я поднялась с дивана и прошла на крохотную кухню. Пробежав руками по кухонной стойке, нащупала медный ключ, лежавший на извещении с шапкой агентства недвижимости «Уэнтуорт»: «Добро пожаловать в Сиэтл», – прочитала я. – Это запасной ключ. Если Вам что-либо понадобится, позвоните нам». Я сунула ключ в карман. Взгляд упал на кофеварку. Я налила свежую воду в контейнер, засыпала молотый кофе «Старбакс Брекфест бленд» и стала наблюдать, как из дребезжащего аппарата с шипением вытекает темная струя.
Я заглянула в кухонный шкафчик, открыла несколько ящиков, с удовольствием отметив, что в них полно всяческой посуды. Целый набор кастрюлек и сковородок, явно не новых, висел на крючках над плитой. Да, на этой кухне готовили много еды. Винные бокалы выстроились в ряд на открытой полке, а на соседней красовались бокалы для шампанского. Я подумала о том, сколько людей прикасались губами к тонкому стеклу, – и, казалось, услышала звук трещоток и радостные крики «С Новым годом!», увидела, как толпа веселых людей радостно распевает на палубе новогодний гимн «Старое доброе время»[4]. Были ли они счастливы здесь? Буду ли счастлива здесь я?
Сняв с полки кувшинчик, я наполнила его кофе, поднесла к носу… кажется, пахнет неплохо. Я отпила немного и прошла в большую комнату, где напротив белой книжной полки у стены стояли кресло с подставкой для ног и маленький столик для компьютера, на котором можно было бы разместить ноутбук. На полке стояли книги, очевидно доставшиеся в наследство от прежних жильцов – Мейв Бинчи, Стивен Кинг. Я улыбнулась, заметив среди них «Автостопом по Галактике»[5] – когда-то одну из любимых книг Джеймса.
Крепко зажмурившись, я прошла дальше за угол, где нашла компактную стиральную машину, сушилку, бельевой шкаф и крохотную ванную комнату с душевой кабинкой и застекленным потолком. Крошечное квадратное окошечко выходило на причал и простирающееся за ним озеро. Мимо проплыла небольшая моторная лодка, в которой сидела молодая семья – маленькая девочка в розовом надувном жилете и мальчик постарше на корме рядом с отцом. Я отвела глаза, не в силах смотреть на них.
На обратном пути я заметила на стене картину с изображением старого парусника. Прищурив глаза, разглядела название «Каталина», выведенное синими буквами на его борту. Я вспомнила островок неподалеку от побережья Сан-Диего. Девять лет назад – через год после свадьбы – я побывала там по заданию «Санрайз». Мне нравилось наблюдать, как морские птицы, парившие над волнами бухты, стрелой устремлялись к волнам в поисках добычи. Джеймс сопровождал меня в этой поездке. Мы обожали лакомиться панини в маленьком прибрежном кафе… Глубоко вздохнув, я с усилием заставила себя вернуться к картине. Надутые ветром паруса кораблика гордо реяли над деревянным корпусом. Судя по яркой синеве волн, судно бороздило тропические моря. Возможно, где-то в районе Багамских островов или в другом месте Карибского моря. Куда держит путь это суденышко под названием «Каталина»? Оно выглядело так, будто устремилось в бесконечность, оно было наполнено жизнью и бесстрашно неслось вперед. Никакие якоря, никакие опасения не могли остановить его на этом пути. Я протянула руку и прикоснулась к холсту. Знаю, не стоило злоупотреблять гостеприимством и хватать все руками, но я просто не смогла удержаться. Волшебная картина словно притягивала меня. Я пробежала пальцами по очертаниям корабля, чувствуя текстуру краски, нанесенной кистью художника.
За спиной я обнаружила лестницу – она скорее походила на судовой трап, – ведущую на верхний этаж. Пригнув голову, я поднялась по ней… и через несколько секунд под моими ногами заскрипели еловые половицы верхней комнаты, служившей спальней. Там я увидела двуспальную кровать, покрытую накрахмаленным ослепительно-белым бельем, которое выглядело свежевыстиранным и тщательно выглаженным. В углу стоял старомодный комод с медными ручками в виде львиных голов. Над деревянным изголовьем постели находился иллюминатор. Он был распахнут, и я почувствовала дуновение прохладного утреннего ветерка, услышала пронзительные крики пролетающей мимо парочки диких гусей, которые на бреющем полете почти касались лапами поверхности озера.
Я осторожно спустилась вниз по лестнице в гостиную. Через застекленную створчатую дверь я разглядела покачивающуюся на волнах яхту. В офисе арендного бюро мне ничего не сказали о яхте. Ее деревянный корпус был покрыт пятнами цвета меда. Она выглядела старой, но довольно ухоженной. Я отперла дверь и вышла на палубу. У плавучего домика слева от меня я заметила мирно дремлющего золотистого лабрадора. В это время в Нью-Йорке я бы уже сидела за письменным столом в офисе и, поглощая вторую чашку эспрессо, просматривала бы оригинал-макет журнала. Я бы занималась этим до часа, пока кто-нибудь из сотрудников не утащил бы меня на ланч в кафе за углом. Там бы я что-нибудь съела, почти не чувствуя вкуса, а потом стремглав помчалась бы на рабочее место. Как обычно, просидела бы на работе до девяти вечера, когда уже появлялась команда уборщиков, и медленно потащилась бы домой. Моя пустая квартира пугала меня.
Я опустилась на деревянное кресло-лежак, откуда можно было любоваться западным побережьем озера Юнион, где на водной глади уютно расположились лодки и плавучие домики. Справа простирались покрытые изумрудной травой холмы, повсюду высились заброшенные промышленные сооружения, которые выглядели почти как скульптурные группы. Вспоминая сведения, почерпнутые из путеводителя, который я пролистала в самолете, я решила, что это, очевидно, был Гасуоркс-парк, разбитый на месте старого газоперерабатывающего завода. Потом я целый час наслаждалась зрелищем скользящих по водной глади яхт. Ветер доносил протяжные звуки скрипки, но понять, откуда они раздаются, было совершенно невозможно. Я вспомнила, как Джеймс как-то сказал, что звуки, распространяющиеся над поверхностью воды, обманчивы, и иногда можно слышать шепот, произносимый на расстоянии в полмили. Я как зачарованная внимала чудесной мелодии, когда она вдруг прервалась. За спиной послышались шаги, и мужской голос произнес:
– Генриетта!
В его голосе слышалось беспокойство, и на какое-то мгновение я испугалась, уж не произошло ли какое-нибудь несчастье. Я осторожно прошла на край палубы, чтобы посмотреть, что творится на причале. Мужчина стоял ко мне спиной. Он был высокого роста и довольно строен для своих преклонных лет. Он повернулся. Судя по усталому взгляду, ему было никак не меньше шестидесяти. Седые волосы, разделенные косым пробором, падали на лоб, как у Эрнеста Хемингуэя на фотографиях в музее в Ки-Уэст, придавая ему довольно лихой моложавый вид и своеобразную привлекательность.
Наконец он меня заметил.
– О! Вы, должно быть, наша новая соседка. – Его лицо осветила приветливая улыбка. – Прошу прощения за яхту, – продолжил он, указывая на суденышко, пришвартованное у моей палубы. – Я собирался убрать ее оттуда до вашего приезда. Понимаете, я нанял людей, чтобы починить палубу своего дома, и мне пришлось…
– Не волнуйтесь, все нормально, – ответила я, направляясь в его сторону. – Меня зовут…
– Джим, – представился он.
– Ада, – сказала я, пожимая его руку. – Я приехала вчера вечером. Сняла этот дом.
Он улыбнулся.
– Ну что ж, позвольте мне первому поприветствовать вас с прибытием на Лодочную улицу.
Я взглянула на него с недоумением.
– О, мы так называем наш причал, – пояснил мой новый знакомый.
Я улыбнулась.
– Простите, не сразу поняла. Я вижу, вы кого-то ищете? Кажется, вы звали Генриетту?
Улыбка мгновенно исчезла с его лица, он нахмурился.
– Ах да, – он потряс головой. – Хейнс, где ты там, старичок?
Я ждала, что произойдет дальше, окончательно сбитая с толку. Через минуту из-за угла робко выглянула голова селезня. Он вразвалочку поковылял к Джиму, остановившись на мгновение, чтобы посмотреть на меня.
– Понимаете, у этого самого Хейнса есть жена – прекрасная уточка по имени Генриетта. К сожалению, эта парочка часто ссорится, и прошлой ночью они учинили жуткий скандал.
Джим говорил безо всякого сарказма, словно нисколько не сомневался в том, что любовные отношения пары уток заслуживали исключительно серьезного отношения. Я с трудом сдерживала улыбку, но в конце концов рассмеялась.
– Думаете, она от него сбежала? – спросила я, изо всех сил стараясь вновь стать серьезной.
– Да нет, – ответил Джим. – Она просто сидит в каком-то уголочке и дуется. На прошлой неделе я нашел ее в каяке. Она отсутствовала целых два дня, и Хейнс был сам не свой от горя.
Джим опустился на колени перед селезнем, который тут же нахохлился и громко крякнул.
– Вы знаете, утиные пары неразлучны всю жизнь.
– Я слышала об этом, – ответила я. – Это так трогательно.
– Как бы то ни было, – продолжил он, поднимаясь на ноги, – мы надеемся, что хоть в этом году появится выводок утят.
Я невольно повторила с улыбкой: – Утят?
Он озабоченно кивнул.
– Они вместе уже целых пять лет, и пора бы уже иметь наследников.
– Будем надеяться, что в этом году у них появится желанное потомство, – тихо проговорила я.
– Вполне возможно. Во всяком случае, если увидите Генриетту, дайте мне знать. Я живу через четыре домика от вас.
– Вот как? – произнесла я, вспоминая садик, мимо которого я прошла прошлым вечером. – Значит, это вы посадили все эти цветы. Надо сказать, они просто великолепны.
– Нет, это не я, – поспешно сказал он. – Это сад моей матери. Мои родители живут в соседнем от вас домике. А я вырос на этом причале. – На несколько мгновений он погрузился в раздумье. – Я надолго уезжал отсюда, но когда в прошлом году соседний домик был выставлен на продажу, я решил его купить.
Джим пристально смотрел на причал, словно восстанавливая в своей памяти картину пятидесятилетней давности.
– Когда я уехал, то поклялся, что больше никогда не вернусь. Полагаю, в восемнадцать лет все так думают. – Он пожал плечами. – За эти годы я усвоил лишь одну истину – время все лечит. – Джим сделал вид, что внимательно изучает цветы перед родительским домом. – Несмотря ни на что, дом есть дом. И сердце всегда принадлежит ему.
Я неуверенно кивнула в знак согласия, думая о родительском доме. Уже много лет я не была в Канзас-сити. Мне неприятно было вспоминать о причине, по которой я избегала поездок туда, я старалась вытеснить ее из своего сознания, словно заливала тлеющие угли водой. Нью-Йорк… Нет, он теперь тоже не может считаться моим домом. В настоящее время я не привязана ни к одному месту в мире.
– Во всяком случае, мне просто необходимо было вернуться. У родителей плоховато со здоровьем. Прошлой осенью мама сломала бедро. Слава богу, сейчас она уже на ногах, но все еще очень слаба. А у отца проблемы с памятью. Правда, временами наступает улучшение.
– Мне очень жаль, – искренне произнесла я, вспомнив о собственных родителях, и на минуту почувствовала раскаяние из-за той стены молчания, которую я невольно выстроила между нами. Просто я не могла сейчас слышать их голоса, видеть их лица – на них ясно отражалась та боль, которую я испытывала сама. За год до того, как произошла трагедия, мы летом навещали их… Я на секунду прикрыла глаза и отчетливо увидела Эллу…
Туманный, обычный для Среднего Запада теплый вечер… моя девочка весело прыгает по двору, пытаясь поймать светлячков. Вот она подбегает ко мне со сложенными вместе ладошками. «Смотри, мама, – ее звонкий голосок отчетливо раздавался в моей голове, как будто это происходило в действительности. – Я одного поймала! Как мы его назовем?»
Я улыбаюсь и отвожу ее в дом. Там на кухне в буфете мы находим старую стеклянную банку с крышкой, и я показываю дочери, как правильно оборудовать домик для светлячков, положив на дно несколько веточек и листьев и проделав отверстие в металлической крышке с помощью острого столового ножа, чтобы крошечное создание могло дышать. «Ну вот, – говорю я, – теперь у тебя есть собственный светлячок». Она прижимает носик к стеклу. «Можно мы возьмем его домой в Нью-Йорк?». Я качаю головой. «Нет, милая, – мягко говорю я. – Пусть он живет здесь».
Мне не пришлось тогда пускаться в долгие объяснения – она все понимала. Элла понимала жизнь гораздо лучше других маленьких девочек ее возраста. Я вздыхаю, вспоминая о том волшебном лете, о Джеймсе, моих родителях, которые установили на заднем дворе новые качели специально для Эллы – своей единственной внучки. Нет, я просто не могла видеть родителей. Поэтому когда они позвонили, я не сняла трубку, и повторяла это много раз. В конце концов я написала им письмо, где пообещала, что позвоню, когда буду готова. Но я представить себе не могла, когда это случится.
Джим посмотрел вниз на селезня Хейнса и расплылся в улыбке.
– Знаете, как бы то ни было, хорошо, что они рядом со мной.
– Конечно, – безучастно ответила я.
– А как насчет вас? – неожиданно спросил он. – Что вы считаете своим домом?
Мой взгляд устремился вдаль, как будто я и в самом деле могла рассмотреть свою квартиру на Манхэттене за очертаниями высоких зданий Сиэтла, а затем повернулась и взглянула своему собеседнику в лицо.
– Мне приходилось жить во многих местах, – ответила я.
– Понятно, – произнес он. Его глаза как-то таинственно светились, как будто бы он понимал, о чем идет речь, как будто бы у него была собственная тайна. – В таком случае вам должно здесь понравиться.
– Надеюсь на это, – ответила я. – Кстати, не подскажете, где тут ближайший магазин, где можно было бы купить самое необходимое?
Джим понимающе кивнул и указал на улицу прямо за причалом.
– Магазин Пита, – ответил он. – Через несколько кварталов отсюда. Он его держит уже тысячу лет. Между прочим, там прекрасное вино. И, учтите, если вам что-то срочно понадобится, вы всегда можете заскочить ко мне. Мы здесь привыкли помогать друг другу и всегда готовы поделиться хлебом, яйцами или молоком.
Я не могла не улыбнуться.
– Благодарю вас.
Я снова повернулась к озеру, а затем обратила взгляд на улицу, идущую вдоль причала.
– Вчера вечером, когда я приехала, было темно, поэтому я еще плохо ориентируюсь. Не могли бы вы пройтись со мной и показать, что где находится?
Он согласно кивнул.
– Охотно. Лучшая кофейня в Сиэтле находится как раз на холме в Истлейк, и советую вам обязательно наведаться в итальянский ресторан «Серафина».
– Звучит весьма заманчиво, – сказала я. Если бы Джеймс был сейчас здесь, он бы уже разыскал этот ресторанчик и заказал бы столик на двоих на этот вечер.
– На всем Восточном побережье вы не найдете более дружелюбных соседей, чем у нас.
Он повернулся к Хейнсу, который, казалось, внимательно слушал нашу беседу.
– Ну что ж, я, пожалуй, продолжу поисковую экспедицию, – произнес Джим и, порывшись в кармане, извлек оттуда корочку хлеба. – Его любимое лакомство – черствая итальянская лепешка.
– Надеюсь, вы найдете его подругу, – произнесла я. Хейнс наклонил голову, как будто понял, о чем я говорю.
Джим улыбнулся в ответ.
– После обеда я отгоню яхту на свой причал.
– О, пожалуйста, не беспокойтесь, – ответила я. – Мне она ничуть не мешает. И даже придает определенный колорит.
Он потер лоб.
– Ну, если вы не возражаете…
– Я даже настаиваю, чтобы вы ее здесь оставили, – уверила его я.
– Наша «Каталина» стала достопримечательностью этих мест. У нее своя история.
Я недоуменно посмотрела на собеседника. Видимо, название яхточки было написано на другой стороне. Но я тотчас же вспомнила картину на стене. «Каталина»?
Он широко улыбнулся.
– В моем домике, – медленно произнесла я, указывая на застекленные двери, – висит картина…
– Я знаю, – поспешно сказал он, и я увидела, как сверкнули его глаза. – Ну что ж, буду рад снова вас видеть, соседка.