«Еще одна татуировка!»
Лэнгдон с тревогой опустился на колени рядом с раскрытой кистью Питера и изучил семь крошечных символов, прежде скрытых прижатыми к ладони пальцами.
– Это цифры, – удивленно сказал Лэнгдон. – Но они ни о чем мне не говорят.
– Первое – римское числительное, – заметил Андерсон.
– Вряд ли. Цифры IIIX не существует, вероятно, имелась в виду цифра: VII.
– А остальные? – спросила Сато.
– Точно не скажу… Похоже, это арабские 885.
– Арабские? Вроде самые обычные.
– Наши обычные цифры и есть арабские. – Лэнгдон так привык объяснять это студентам, что подготовил лекцию о вкладе восточных культур в мировую науку. Одним из их достижений была современная система счисления, обладающая такими преимуществами перед римской, как позиционная нумерация и наличие нуля. В конце лекции Лэнгдон обычно напоминал, что именно арабская культура подарила человечеству слово «al-kuhl» – название любимого напитка гарвардских первокурсников. Алкоголь.
Лэнгдон озадаченно посмотрел на цифры.
– Я даже не уверен, что это 885. Слишком уж прямые линии. Вдруг это не цифры?
– А что?
– Не знаю. Вся татуировка напоминает… руны.
– То есть? – не поняла Сато.
– Рунические буквы состояли из одних прямых линий, потому что их было проще высекать на камне.
– Если это руны, то что они значат?
Лэнгдон покачал головой. Он хорошо знал только один рунический алфавит, футарк – германскую форму письменности III века, а это был не футарк.
– Честно говоря, я даже не уверен, что это руны. Надо спросить специалиста. Известно множество рунических алфавитов: безлинейное руническое письмо хольсинг, коротковетвистые мэнские руны, «пунктированные» руны стунгнар…
– Питер Соломон – масон, не так ли?
Лэнгдон растерялся.
– Да, но при чем тут это? – Он встал, нависнув над крошечной женщиной.
– Вот вы мне и скажите. Вы говорили, что рунические буквы вырезали на камнях, а первые масоны, насколько я понимаю, были каменщиками. Я попросила своих специалистов узнать, какое отношение Рука мистерий может иметь к Питеру Соломону, и поиск выдал единственный результат. – Сато умолкла, словно подчеркивая важность своей находки. – Масоны.
Лэнгдон вздохнул. Будь его воля, он сказал бы Сато то же самое, что говорил студентам: «Поиск в “Гуглe” – не синоним “научных изысканий”». В наше время, когда для поиска по ключевым словам открыты огромные массивы информации, складывается ошибочное впечатление, что все на свете взаимосвязано. Мир опутан единой информационной паутиной, которая с каждым годом становится все плотнее и плотнее.
Лэнгдон собрал в кулак все свое терпение и ответил:
– Неудивительно, что ваши специалисты наткнулись на масонов. Вольные каменщики – более чем очевидная связь между Питером Соломоном и множеством других эзотерических тем.
– Верно, – согласилась Сато. – Потому и странно, что за весь вечер вы ни разу не упомянули братство вольных каменщиков. В конце концов, вы рассказывали о некой древней мудрости, доступной лишь избранным. Это не наводит вас на мысль о масонах?
– Наводит… а заодно на мысль о розенкрейцерах, каббалистах, алюмбрадах и других эзотерических обществах.
– Однако Питер Соломон – масон, и очень влиятельный. Всякий раз, как речь заходит о тайнах, масоны невольно приходят на ум – вот уж кто любит мутить воду!
Лэнгдон услышал недоверие в этих словах, и ему стало неприятно.
– Если хотите узнать что-нибудь о масонах, лучше спросите их самих.
– Я спрошу того, кому можно доверять.
Ее ответ показался Лэнгдону невежественным и обидным.
– Для справки, мэм, вся масонская философия построена на принципах честности и открытости. Масоны – одни из самых надежных людей, каких вам только повезет встретить в жизни.
– Существуют весьма убедительные доказательства обратного…
С каждой минутой директор Сато нравилась Лэнгдону все меньше и меньше. Долгие годы он изучал богатый символизм и обширную иконографию масонов, а потому знал, что масонство – одно из самых незаслуженно заклейменных и недопонятых обществ в мире. Регулярно обвиняемые то в поклонении дьяволу, то в стремлении захватить власть над миром, масоны предпочитали не отвечать на критику и оттого становились легкой мишенью.
– Как бы то ни было, – едко заметила Сато, – мы снова в тупике, мистер Лэнгдон. Вы либо чего-то не видите… либо недоговариваете. Человек, который нам нужен, сказал, что Питер Соломон выбрал именно вас. – Она смерила Лэнгдона ледяным взглядом. – Полагаю, пришло время перенести наш разговор в стены ЦРУ. Может, там вас озарит.
Лэнгдон даже не обратил внимания на эту угрозу. В голове у него крутились слова: «Питер Соломон выбрал вас». Эта фраза на фоне упоминания масонов подействовала на него странным образом. Лэнгдон взглянул на масонский перстень: одна из самых ценных вещей Питера, семейная реликвия с выгравированным двуглавым фениксом – главным символом масонской мудрости. Золото сверкнуло, и эта вспышка неожиданно высветила в сознании Лэнгдона полузабытое воспоминание.
Он содрогнулся, словно вновь услышав жуткий шепот преступника: «Что, никак не доходит, профессор? Вы понимаете, почему выбрали именно вас?»
В эту секунду все мысли Лэнгдона встали на места, и туман рассеялся.
Лэнгдон ясно понял, зачем его заманили в Вашингтон.
В десяти милях от Капитолия Малах катил на юг по Сьютлэнд-парквей. На соседнем сиденье завибрировал айфон Питера Соломона, доказавший сегодня свою полезность. На экране появилось изображение привлекательной темноволосой женщины средних лет.
«Входящий вызов – Кэтрин Соломон».
Малах улыбнулся, но трубку не взял.
«Судьба влечет нас друг к другу».
Днем он заманил Кэтрин Соломон к себе домой с единственной целью – узнать, не владеет ли она важной информацией… какой-нибудь семейной тайной, которая поможет Малаху найти искомое. Однако брат, по всей видимости, ничего не рассказывал Кэтрин.
И все же кое-что новое Малах узнал.
«Так и быть, поживешь еще несколько часов».
Кэтрин подтвердила, что все ее исследования проводятся в одной-единственной лаборатории, а их результаты надежно укрыты там же.
«Лабораторию надо уничтожить».
Исследования Кэтрин были призваны открыть врата к пониманию мира. В приотворенную дверь немедленно устремятся все, и тогда глобальные перемены станут лишь делом времени.
«Я этого не допущу. Мир должен пребывать в том же состоянии… в кромешной тьме невежества».
Айфон пискнул, извещая о новом голосовом сообщении. Малах его включил.
«Питер, это опять я. – Голос у Кэтрин был встревоженный. – Где ты? Я все еще думаю о разговоре с доктором Аваддоном… и очень волнуюсь. Все нормально? Пожалуйста, перезвони. Я в лаборатории».
Малах улыбнулся.
«Лучше бы ты волновалась за себя».
Он свернул со Сьютлэнд-парквей на Силвер-Хилл-роуд и уже через милю заметил справа от шоссе смутные очертания ЦТП СМ, уютно устроившегося среди деревьев. По периметру комплекс окружал забор из колючей проволоки.
«Надежно спрятана, говоришь? – Малах усмехнулся. – Ничего, мне откроют двери».