Я не заблудился, потому что знаю, где я.
Наверное, это само Где заблудилось.
Я явно потерял хватку.
Вместо того чтобы оставить мне свой номер телефона или хотя бы назваться, эта хорошенькая леди подняла меня на смех. Трудно было не обидеться – приступ безудержного веселья пришелся у нее целиком на мой счет.
Но ее смех был непритворным и заразительным, и я тоже засмеялся.
– Ну, рейнджер Джетро… – сказала она, утирая большие карие глаза. От выступивших слез ресницы у нее потемнели. Я засмотрелся на них. Таких длинных ресниц я никогда не видел. – Вы просто прелесть. Так и хочется положить вас в карман и увезти домой!
Карману я предпочел бы ее трусики, но мысленно удовлетворился тем, что есть.
Пока.
Я принялся сгибать-разгибать пальцы на руле, так как последняя мысль несколько выбила меня из колеи. Пять лет добровольного целибата заставляли задаться вопросом: а что, собственно говоря, происходит? Какого черта я делаю? Почему сейчас и почему – ну, помимо очевидного – она?
Да еще это словечко «прелесть»! Я с трудом удержался от гримасы.
– У вас красивый смех, – заметил я, потому что у нее действительно был красивый смех.
Она стрельнула в меня глазами и сверкнула белыми зубами. У меня перехватило дыхание от ее просто нереальной улыбки.
А эти ямочки!..
Ого!
Незнакомка снова заговорила, и я усилием воли оторвал взгляд от ямочек на ее щеках и прислушался.
– Спасибо, рейнджер! Вот мой смех еще никто не хвалил.
Я нехотя втянул глаза обратно в череп и свернул влево, на Парк-вэй. Кашлянув, я заметил:
– Значит, все, кого вы встречали раньше, были глухими.
Дело было не только в ее смехе, а в самом голосе – мелодичном, но не только. В нем звучало что-то еще, неуловимое и магнетическое, естественное, а не тщательно выработанное.
Незнакомка снова засмеялась, на этот раз тише.
– Обычно смеюсь не я, – пробормотала она. Я искоса взглянул на нее и увидел, что она смотрит вперед. – Я, наверное, должна примечать дорогу, если хочу сама тут ездить и чтобы меня не похитили местные. Или инопланетяне. Или местные инопланетяне.
Она, конечно, не догадывалась, что мы уже близко к повороту на Бандитское озеро. Я соображал, не поехать ли вокруг горы, чтобы продлить нашу беседу, потому что, хотя пять лет назад я дал зарок не прикасаться к женщинам, не красть машины и не доставлять людям страданий, эта незнакомка во всех отношениях была в моем вкусе.
Длинные волосы, темные глаза, высокая, в фигуре больше изгибов, чем прямых линий. А еще губы, к которым больше всего подходило определение «сочные и соблазнительные». Да, у меня свои предпочтения в смысле внешности, и незнакомка автоматически ставила галочку в каждом из пунктов. Это делало ее опасной. Это превращало ее в искушение.
Я обратил внимание, что она так и не назвала мне своего имени. Такая скрытность, учитывая мою неожиданную и бурную реакцию, может, и к лучшему.
Я кашлянул, охваченный странным волнением. Не помню, когда в последний раз кто-то заставлял меня волноваться. Разве что женщина-шериф через два городка от нашего, которая пыталась меня «закрыть» по подозрению в угоне ультрадорогого автомобиля шесть лет назад. Она была весьма хороша собой и сильна, но вооружена…
Несмотря на все тревожные звоночки, хорошее, приподнятое такое волнение сотрясало мой мозг в поисках способа спросить имя у Ресниц-Ямочек, не выдав, однако, своей заинтересованности.
– Не угодно ли вам экскурсию? – галантно растягивая слова, предложил я. – Я прекрасный гид, – продолжал я с притягательной интонацией, сгущая свое обаяние. Господи, отвык, совсем отвык!..
Незнакомка взглянула на меня, вопросительно приподняв брови.
– По горному серпантину? – пояснил я, стараясь говорить непринужденно, и показал на дорогу впереди: – Я могу повезти вас кружным путем и показать окрестности, чтобы вы освоились и больше не терялись. – После чего я прибавил, подмигнув: – Хотя ничего не имею против того, чтобы спасти вас еще раз.
– Как, прямо сейчас? – Она разглядывала меня как шального, явно не проникшись харизмой, которую я так расточал. А может, до нее просто не дошло.
– Ну да, – я пожал плечами. – Крюк-то совсем небольшой.
– Хм… – Она заерзала на сиденье. – Я бы с удовольствием, но вот как раз сейчас я хочу пúсать сильнее, чем ночная бабочка с циститом, так что, если мы поедем прямо в дом на озере, это будет идеально, – доверительно сообщила она.
Я сжал губы, стараясь выглядеть спокойным. Мне не показалось, что она намеренно меня смешит, – она просто говорила забавные вещи. Смешные и очаровательные. Хотя готов признать, они не казались бы столь очаровательными, не будь она такой красавицей.
– Если в доме Уэллера не окажется еды, у меня за вашим сиденьем кулер с сэндвичем.
Я сбросил скорость и включил поворотник. Мы въехали на галечную аллею, проложенную вокруг озера.
– Нет, спасибо, не могу же я взять ваш ланч!
– Я уже обедал. Там сэндвич для экстремальных ситуаций.
Она извернулась на сиденье и уставилась на меня:
– Прекрасная идея, я тоже всегда теперь буду брать с собой сэндвич на крайний случай!
Я поднял брови и стиснул зубы, сдерживая неожиданное раздражение – мне не понравился ее тон. Похоже, она удивилась тому, что я способен на хорошие идеи. Таким тоном городские заказывают в наших кафе большую порцию кофе, называя его «венти американо». Я пошевелил мозгами, припомнив заодно оброненную ею фразу об аппалачской глухомани, и пришел к выводу: брюнетка считает меня деревенщиной.
Согласен, неотесанных у нас в Грин-Вэллей хватает – тут вам и мужланы, и пентюхи, и реднеки[3], и вахлаки, и даже обломы-анахореты. Но я не отношусь ни к одной из этих групп. Обычно скороспелые выводы посторонних меня не задевают: я не завожусь по мелочам.
Но нелестное предположение из уст мисс Ямочек покоробило. Мне не особо по сердцу презрительное или снисходительное отношение.
– Да, мэм, это гениальная идея, сам придумал, – невозмутимо отозвался я, прикрыв глаза и поглядывая на нее из-под опущенных век. – И оделся утром тоже сам, – прибавил я с усмешкой, чтобы незнакомка не подумала, что во мне говорит раздражение (хотя я был здорово раздражен).
Она поколебалась, пристально глядя на меня, явно не понимая, всерьез я говорю или нет. Через секунду до нее дошло; она вздрогнула и спрятала лицо в ладонях:
– Клянусь, обычно я не такая гадкая. Я просто устала и хочу есть и пúсать.
Я рассмеялся и почесал подбородок, подъехав к дому Хэнка Уэллера.
– Придется поверить вам на слово, раз вы мне даже не представились.
Гладко получилось. Пусть почувствует себя виноватой, так ей и надо… Я покачал головой, удивляясь себе. С женщинами у меня никогда такой проблемы не возникало, особенно когда я принимался их охмурять. Обычно приезжие сами диктовали свой номер телефона прежде, чем я успевал представиться.
– Сара, – довольно невнятно прозвучало из-под ладоней.
– Сара? Приятно познакомиться, Сара, – отозвался я, заглушив мотор.
– Нет, я хотела ска… – она подняла голову, и ее внимание переключилось на дом перед нами. – Где мы? Почему вы остановились?
– Мы на месте.
– На каком месте?
– У дома Хэнка на озере, – я кивнул на бревенчатую хижину. Вернее, на бывшую хижину: в свое время родители Хэнка немало над ней помудрили, и теперь она сильно напоминала, по выражению моего брата Клета, «Мак-особняк».
Рот у Сары открылся, закрылся, у нее вырвались несвязные звуки, и только через несколько секунд она выпалила:
– Вы поняли, куда ехать, по одной только фамилии? Вы знаете, какой дом принадлежит Хэнку? Здесь что, все друг друга знают? А откуда вы знаете Хэнка?
Я ответил не сразу: поток вопросов требовал стратегического подхода и взвешенного решения, насколько стоит откровенничать.
Сара, похоже, удивилась, а не заволновалась из-за моего знакомства с Хэнком. Полагаю, она не привыкла к маленьким городкам. В Грин-Вэллей все знают Хэнка Уэллера, который учился в Гарварде, а в итоге стал настоящим смутьяном и горьким разочарованием для своих родителей.
Так же как все знают меня, Джетро Уинстона, моих пятерых младших братьев и красавицу сестру, ловкого мошенника-папашу и мою маму-библиотекаршу, женщину с золотым сердцем. В Грин-Вэллей нет тайн.
Возвращаясь к нашим баранам, Хэнка я знаю, потому что они с Бо лучшие приятели, мы часто рыбачим втроем. А еще я в шестнадцать лет угнал Mercedes его отца.
Но в основном я знаю Хэнка как своего делового партнера. Несколько лет назад он купил «Розового пони», местный стрип-клуб, и я там сделал всю столярку и находил подрядчиков в обмен на права «молчаливого партнера». Я оборудовал бар, установил эстраду, а недавно Хэнк затеял расширение, и работы велись под моим присмотром (ему захотелось прибавить зал шампанского, но подавать он там собирался не «шампунь», а домашнее пиво. У Хэнка Уэллера своя мини-пивоварня).
Короче, я много откуда знал Хэнка и мог по-разному ответить Саре, не покривив при этом душой.
Передвинувшись на сиденье, я взялся за спинку ее кресла и принялся отвечать по порядку.
– Значится, так. – Я поскреб подбородок. – Да, я сразу понял, куда ехать, услышав имя Хэнка. В нашем городке несколько Хэнков, но только один Хэнк с домом на Бандитском озере. Здесь всего около пятнадцати участков, не принадлежащих государству. Правда, их нельзя продать, земельные владения передаются по наследству…
– Правда?
Она снова повернулась ко мне, на этот раз изогнув плечи, и, прижавшись к подголовнику виском, смотрела мне в лицо, с увлечением слушая.
Почти физически ощущая ее полное внимание, я усилием воли сосредоточился и продолжил:
– Что до вашего второго вопроса, в Грин-Вэллей почти все знают почти всех, за исключением нескольких семей, которые живут своим укладом и ведут уединенный образ жизни. Я даже точно не скажу, сколько их или как их зовут, но они появляются в городе – приезжают закупаться или что-то выменять на воскресном рынке. В Грин-Вэллей их называют Хиллы.
– Потому что они живут в горах?
– Нет, потому что у них фамилия Хилл.
Сарины красивые губы округлились в беззвучное «о», а брови подпрыгнули на полдюйма. Она задумчиво кивнула, обдумывая услышанное.
– Я знаю Хэнка с тех пор, как они с моим братом бегали голышом во дворе дома нашей мамы.
На это Сара широко улыбнулась, глаза цвета красного дерева потеплели, и в них заплясали искры.
– Он этой привычки и в общежитии не бросил.
Я невольно прыснул.
– Да, Хэнк всегда недолюбливал одежду – на себе и на других.
– Он теперь владелец стрип-клуба? – спросила она.
Дружелюбие и отсутствие всякого осуждения в ее голосе стали для меня неожиданностью.
– Верно, – медленно кивнул я, глядя на нее с новым интересом. – «Розового пони».
По моему опыту, женщины делятся на три категории: те, которые раздеваются в стрип-клубах, те, которые любят ходить в стрип-клубы, и те, которые не любят стрип-клубы. Я понимал все три точки зрения и теперь соображал, к какой категории относится Сара.
Черт меня побери, если я не надеялся, что к первой!
Мы засмотрелись друг на друга, и я заметил, как у нее сузились глаза и взгляд стал внимательным. Приподняв бровь, Сара спросила с улыбкой:
– Рейнджер Джетро, вы что, гадаете, уж не стриптизерша ли я?
Меня поразила ее проницательность и прямота вопроса, но я быстро опомнился. Сара впервые приблизилась почти к флирту со мной, поэтому я изобразил такой же пристальный взгляд, чуть улыбнулся и пожал плечами:
– Не могу сказать, что это не приходило мне на ум.
– Ну так вот – я не стриптизерша, но я брала уроки, – голос у нее понизился на пол-октавы, а изгиб рта стал не таким дружеским, превратившись в игривый, соблазнительный.
– Вот как? – Я попытался сдержать улыбку, сидя с якобы серьезным выражением лица, но не мог вздохнуть полной грудью. Похоже, раскачка прошла успешно – руки-то помнят. – Расскажите!
– В прошлом году пришлось осваивать в порядке опыта.
– Опыта, – задумчиво покивал я, ожидая продолжения.
– Верно. – Взгляд Сары не отрывался от моего рта, и от этого волосы на затылке приятно шевельнулись.
Пульс участился. Господи, какая она красивая! Теперь, когда Сара перестала общаться со мной как с провинциалом, мне стало куда труднее сосредоточиться на разговоре. Я по достоинству оценил иронию судьбы.
– Не хотите поделиться тем, что вам удалось освоить?
Она помотала головой – волосы разлетелись по плечам и приземлились на полные округлости грудей, а губы произнесли «нет» с очаровательной бархатистой каденцией, отчего оно стало походить на «да».
Я моргнул.
Ну, черт побери…
Она знает в этом толк.
Просто профессор.
Рыбак рыбака видит издалека, и я догадался, что мне попалась профессиональная соблазнительница. От этой догадки я опешил, словно найдя лунный свет в чаше для пунша преподобного Сеймура, потому что прежние Сарины прямота и стеснительность просто обезоруживали. Я даже засомневался, уж не притворялась ли она сначала.
Невероятно длинные ресницы немного прикрыли глаза. Манящая улыбка, от которой слегка обозначились озорные бесовские ямочки, заиграла на губах. Глаза густого оттенка красного дерева стали цвета перуанского грецкого ореха (простите мне неуклюжие сравнения, но я – мужчина, который знает и любит свое ремесло).
Я ждал, что она сделает дальше, с удовольствием ощущая нарастающее и сгущающееся напряжение и с восхищением следя за ее игрой. Да, эту девушку Бог не обидел.
Вскоре ее улыбка стала шире, и Сара вздохнула. Это показалось мне странным.
– Забавно.
– Что именно?
– Флиртовать с рейнджером национального парка.
У меня расширились глаза – я был и польщен, и удивлен ее чистосердечием. Пожалуй, честность у нее все же природная, а не наигранная.
Черт, мне нравится эта девушка!
– Стало быть, мы с вами флиртуем, мисс Сара? – я нарочно произнес ее имя низким баритоном словно нечто интимно-непристойное.
Сара взглянула на меня с притворным упреком и отстегнула ремень безопасности.
– Будет вам, рейнджер! Мы с вами взрослые люди. Да и не могу я больше сидеть в машине с полным мочевым пузырем, иначе намочу вам сиденье. Представляете, какие будут заголовки?
Она взялась за ручку и изготовилась вылезать. Опомнившись, я быстро соскочил на дорогу, обежал капот и подоспел, как раз когда Сара открыла дверцу. Я подал ей руку, чтобы помочь спуститься.
Сарин непонятно что выражающий взгляд заметался между моим лицом и предложенной ей рукой. Подозрительно глядя на меня, Сара все же приняла мою помощь и спустилась на гальку.
И тут произошло нечто странное. Странное потому, что она уже брала меня за руку на горной дороге и я ничего особенного не почувствовал. Но то ли это запоздалый эффект недавнего флирта или виной тому сухой горный воздух, а может, пять лет одиночного полета, но неожиданный прилив тепла поднялся до самого плеча, когда Сара вложила свои пальчики в мою руку. Она даже не изменилась в лице, тогда как для меня земля покачнулась, время замедлилось, и я на мгновение застыл.
Когда я не сразу отпустил ее руку, Сара поглядела на меня снизу вверх расширенными глазами:
– Что случилось?
Я удерживал ее взгляд и пальцы еще несколько мгновений, вглядываясь в ее лицо. Оно казалось бесстрастным, и я разжал руку.
– Ничего, – ответил я, чувствуя, как мое горло враз пересохло. – Посмотрите ключ под ковриком, а я принесу ваши вещи.
Голос у меня звучал хрипло. Я обошел Сару и двинулся к багажнику.
Сражаясь с упорным беспокойным ощущением, подсказывающим, что секунду назад произошло нечто значительное, я потряс головой, прочищая мысли, и достал из кузова чемодан и сумку. Едва я опустил их на дорожку, в заднем кармане зажужжал телефон.
Я взглянул на экран и поднес мобильный к уху:
– Привет, Клет.
– Джетро, – послышалось обычное приветствие. Клет – третий в нашей семье по возрасту, но первый (с большим обгоном) по уму и странностям. – Тебе необходимо срочно приехать к Джини.
– Необходимо? – Я еще раз взглянул на экран, вспоминая, который час. Начало пятого, слишком рано для пива и общего танца под музыку кантри. – Зачем?
– Надо спасать Клэр.
Из головы мгновенно вылетело все остальное, а привычка тут же подсказала кратчайшую дорогу к кафе Джини. Клэр Макклюр – вдова моего лучшего друга. Последние пять лет ее благополучие было моей основной целью – и причиной каждого правильного решения, которые я принимал.
– Клэр спасать не надо, – отозвался я.
Это абсолютная правда. Я считал своим долгом ненавязчиво опекать ее после гибели Бена Макклюра в Афганистане, но у Клэр имелось свое мнение. В последнее время во мне крепло ощущение, что Клэр еле терпит мою заботу. Я регулярно заезжал к ней домой посмотреть, не надо ли с чем помочь, но эта женщина была твердой, как кремень, и изобретательной, как медоед. Чаще всего Клэр вручала мне пиво, позволяла повесить картину или прочистить канализацию и отправляла восвояси.
– А сейчас надо.
Вздохнув, я поглядел на открытую дверь дома Хэнка Уэллера, где скрылась очаровательная таинственная Сара.
– А что произошло?
– Приезжай к кафе Джини, – зловеще прошептал Клет и повесил трубку.
Я тихо выругался, зная, что Клет не ответит, если я перезвоню. Его привычка напускать туману и разводить секреты обычно забавляла, но порой здорово раздражала.
Сунув мобильный в задний карман форменных брюк, я подхватил Сарин багаж и перенес через щебень и каменные бордюры дорожки. Одолев ступеньки крыльца, я вкатил самый большой чемодан в просторную прихожую.
– Вот это фойе так фойе, – восхитилась Сара, медленно поворачиваясь на месте и любуясь высоким потолком.
Она произнесла это с французским прононсом – «фой-э», совсем как наш Клет. Остальные говорят «холл» и не заморачиваются, потому что мы живем в Соединенных Штатах и не строим из себя невесть что (не подумайте, что я счел Сару какой-то пафосной или сразу записывал в эту категорию людей на том единственном основании, как они произносят слово «фойе»).
Только Клета. Его «фой-э» звучит именно как у пафосного засранца с непомерным самомнением.
Сара приехала из большого города, поэтому эту чудинку нужно ей прощать и не цепляться к ней. Меня не покидало ощущение, что я был бы счастлив простить подавляющее большинство ее странностей, если мне представится случай.
– Куда поставить ваши вещи, мэм?
Сара внимательно посмотрела на меня, отчего в моей груди разлилось приятное тепло, и на ее лице проступило замешательство пополам с весельем:
– Я снова вернулась в разряд «мэм»? А что случилось с «мисс»?
Не зная, куда девать руки, я сунул большие пальцы за ремень и широко улыбнулся, глядя на Сару сверху вниз:
– Я могу называть вас как хотите, мисс Сара, хоть так, хоть по телефону. Только вот номер нужен.
«Что ты творишь?» Да, я хотел узнать ее номер. Может, я даже не буду звонить… потому что не должен ей звонить, но я все равно хотел иметь ее номер.
Сара рассмеялась, и мне снова ужасно понравился ее смех.
– Ловко, рейнджер, очень ловко. Заходите, Хэнк оставил запас продуктов. Хотите перекусить?
Я покачал головой, с раздражением вспомнив о Клете с его неуместным звонком.
– Не могу, мне нужно съездить по делу.
У Сары немного вытянулось лицо, и черт побери, если при виде ее огорчения мне не стало легче на душе.
– В другой раз? – предложил я, наклонив голову и последний раз оглядев ее с ног до головы. Что-то буквально не давало отвести от нее взгляда, а также не позволяло думать или говорить.
Она кивнула, по-прежнему улыбаясь:
– Договорились.
Я приподнял шляпу и с трудом оторвал ноги от пола.
– Ну, мисс Сара, приятно было вас спасти.
– Какие галантные манеры, – отозвалась она с ноткой искреннего удивления.
Я почувствовал, как моя улыбка становится шире, выпуская на волю мой лучший, давно лежавший без дела игривый взгляд. Но не успел я повернуться к двери, как Сара удивила меня, шагнув вперед и положив руку мне на предплечье. Подавшись вперед и приподнявшись на мысочки, она легонько, как перышком, поцеловала меня в щеку, на мгновение прижавшись грудью – не специально, просто у Сары великолепные формы. И от этого прикосновения мое тело вздрогнуло и разом очнулось. Кровь толчками пошла… гм, к югу. Меня обволакивал запах чего-то цветочного, теплого и дорогого, и от этого сладко замирало сердце.
Сара не сразу отодвинулась, а постояла рядом, глядя на меня из-под длинных ресниц, и наконец прошептала:
– Спасибо, что спасли меня.
Я с трудом сглотнул – в животе нарастала новая волна пьянящего тепла, точно эхо прежней зависимости.
– Обращайтесь, – выдавил я, хотя больше всего на свете мне хотелось схватить ее в охапку и узнать вкус ее губ. Я уже готов был на это решиться, когда Сара отодвинулась.
Я невольно проводил ее глазами. Сара будто выбила меня из привычной колеи (под непривычной колеей я разумею непреодолимое желание покрыть поцелуями все ее тело).
Ее улыбка казалась мне упоительной, и я, заглядевшись, слегка забыл, куда шел, пока Сара не сказала тихо:
– До свидания, Джетро.
Я стиснул зубы, удерживая неестественную улыбку, и коротко кивнул, вероятно, вполне успешно скрыв необъяснимый эффект, который производила на меня Сара. Я впервые оказался на этой стороне уравнения: привык охмурять, а не быть охмуренным.
На крыльцо я вышел, признаюсь, словно в трансе и побрел к пикапу. Сзади закрылась дверь дома, и я тихо присвистнул.
Вот это женщина, черт побери!
Мне требовалась банка пива.
А лучше семь.