Не все, кто бродит, заблудились.
Я заблудилась.
Я заблудилась с концами. У меня даже дыхание перехватило, настолько безнадежно я заблудилась. Не попала ли я ненароком в иное измерение, где мне никогда не стать найденной «потеряшкой»? Уже больше часа мне не попадалось ни одной машины, не говоря уже о пешеходах.
Возможно, я последний живой человек, оставшийся на Земле, – всех остальных похитили инопланетяне. А я заблудилась так, что меня даже инопланетяне не нашли.
Ну и ладно, ну и пусть альтернативная реальность или похитители тел – мне уже все равно. А когда я впадаю в отчаянье, я плачу.
И сейчас я еле сдерживала слезы. Ненавижу в себе эту черту – близкие слезы.
Вот почему я свернула в своей малюсенькой прокатной машинке к обочине, как только заметила впереди небольшой просвет. Вести машину и плакать все равно что кушать и плакать или заниматься сексом и плакать: странно, мокро (не в хорошем смысле) и опасно.
Я постаралась не обращать внимания, что упомянутый просвет выглядит подозрительно знакомо. Я почти не сомневалась, что останавливалась на этом самом месте час назад в тщетной попытке сориентироваться по бумажной карте, теперь лежавшей смятой на пассажирском сиденье. Именно с этой картой мне снова придется сверяться, причем, вероятно, с тем же результатом – еще два часа кататься туда-сюда по горному серпантину в забытой богом глуши.
Успокоительные вздохи вырывались из меня истерическим сопеньем. Я схватила с сиденья карту и потрясла ее, порадовавшись громкому шуршанью мнущейся в руках бумаги. Откашлявшись, я яростно уставилась на карту и продолжала не менее яростно глядеть на нее.
Я не сомневалась, что карту составляли древние египтяне-мазохисты, потому что она была изрисована иероглифами и нечитаемыми закорючками.
Я обругала карту:
Клянусь сосками Мотры, как же я ненавижу эту дрянь!
Иррациональный гнев вскипел и перелился через край: я думала только о том, как убить эту карту. Я покажу ей, кто здесь начальник!
Я здесь главная!
А не зловредная путаная адская карта!
Мне ничего не оставалось, как только лупить картой по рулю, сипя от бешенства и извергая многоэтажные проклятья, которыми возгордился бы мой папа-морпех. А может, и немного покраснел бы.
Я открыла дверцу, все еще готовая рвать и метать, врезала по машине картой, бросила ее на дорогу, потом начала топтать ее и подбрасывать вверх и вообще куражилась над ней всеми мыслимыми способами. Мне неловко признаться, но в своем ослеплении я обидно насмехалась над картой, подвергала сомнению ее потенцию, показывала ей средний палец и ругательски ругала по-испански и по-английски.
Это была максимальная кардионагрузка, какую я выполняла больше чем за год.
Тупая карта, заставившая меня заняться кардионагрузкой! Я убью тебя!
Ощущение, что я не одна, возникло у меня не сразу. Уголком глаза я заметила, что мимо моего брейк-данс-нападения на карту проехал пикап, но не придала этому значения. Двадцать минут назад я бы замахала руками или увязалась бы за грузовичком, но сейчас я была побагровевшая, с хлюпающим носом и мокрая от пота. Меньше всего мне нужно, чтобы фотографиями моей багровой, сопливоносой и потной физиономии пестрел весь интернет… снова.
Однако пикап вернулся. Хруст гравия под покрышками отвлек меня от приступа ярости.
Вот черт…
Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, прислонилась к машине и закрыла глаза. Нужно срочно сгрести в кучу свою харизму, заиграть ямочками на щеках и начать источать очарование.
В тот момент я почти пожалела, что не взяла с собой сестру, которая еще и мой весьма эффективный менеджер. Но нет, мне приспичило покоя и одиночества, атмосферы безмятежности и уединения. Мир, видите ли, стал слишком шумным, студии – слишком требовательными, а камеры папарацци просто не давали вздохнуть.
За прошлый месяц в мой лос-анджелесский дом залезали четыре раза, из них три – чересчур ретивые поклонники, а четвертый раз репортерша, которая рылась в моих вещах в поисках чего-нибудь пикантного. Но у меня не нашлось ни грязи, ни шуму, ни даже песка и пыли. Моя жизнь – открытая книга.
Вот почему я не позволила сестре сопровождать меня и даже свою охрану оставила в Ноксвилле. А теперь я заблудилась. Я мечтала отдохнуть от того, что я – Сиенна Диас. Может, будь у меня нормальная карта или природное чутье, отдых не превратился бы в химеру, но теперь…
Скосив глаза, я через плотную завесь темных волос попыталась разглядеть неизвестного за рулем (меня интересовало, фотографируют меня или нет). А потом заметила автомобильные прожекторы на крыше и эмблему на капоте и дверцах.
Машина оказалась служебной. Человек за рулем, вылезающий на дорогу и снимающий темные очки, тоже находился на службе и был облачен в форму – со шляпой и ремнем с карманами. Официальное лицо!
Спасибо тебе, Вселенная!!!
Отбросив волосы со лба, я вытерла ладонями мокрые щеки и лоб, вздохнув с облегчением от того, что не потребовалось спешно включать свое очарование или харизму. Представители охраны порядка обычно не снимают любительское видео на мобильные телефоны, в противном случае их увольняют за нарушение профессиональной этики. Я могла оставить все мои метафорические маски на земле, рядом с лохмотьями сатанинской карты.
Выпрямившись, я повернулась к незнакомцу и увидела, что он замедлил шаг. Я не сомневалась, что он меня узнал: его удивление почти сразу сменилось явным интересом. Я улыбнулась краешками губ, давая ему время оправиться от шока, однако это не потребовалось – госслужащий быстро пришел в себя и скрыл удивление заинтересованным вниманием с толикой нахальной самоуверенности. Левая бровь незнакомца чуть приподнялась, взгляд прошелся по моему телу, а губы подозрительно сжались в ниточку, выдавая сдерживаемую улыбку.
Наконец он перестал сдерживаться и широко ухмыльнулся.
– Добрый вечер, мэм, – сказал он приятным густым баритоном с приятным же густым акцентом и даже приподнял шляпу.
И вот тогда до меня дошло, что Улыбчивый Госслужащий просто неотразим.
Шесть с лишним футов роста, веселые глаза, осененные густыми ресницами, каштановая бородка, прикрывающая четко очерченный, волевой подбородок. Возможно, не все сочли бы его, что называется, зайкой: большинство женщин назвали бы его очаровательным прохвостом, но после пяти лет в Голливуде все красивые мужчины автоматически попадали у меня в безобидную категорию обаяшек.
В начале своей актерской карьеры я встречалась со многими парнями, для которых природа не поскупилась на внешность. Были у меня и невысокие красавцы, и высокие красавцы, и мускулистые красавцы, и стройные красавцы, и даже чувственно-пышные красавцы – я перепробовала все их виды. Но со временем обнаружилось – чем красивее мужчина, тем чаще он ведет себя как избалованный, беспомощный ребенок.
К тому же я просто не могла себе позволить отношения, ведь на первое место я обязана ставить карьеру. Как не уставала напоминать мне моя сестрица, если я хочу поддержать свой успех, то не должна тратить время на красивых парней. И вообще на парней как таковых.
Я коротко кивнула в ответ на вежливое приветствие местного красавца. Некстати повеявший ветер означал, что мне снова придется откинуть волосы с лица.
– Здорóво, напарник! – бухнула я и невольно поморщилась, потому что вышло вовсе не весело, а жутко неловко. Но мне позарез требовалась помощь, а судя по внешности незнакомца, многого от него ждать не приходилось. Я горячо молилась, чтобы он не оказался наиболее неприятным подвидом красавцев – с руками из задницы.
В свою защиту могу сказать, что я не стала договаривать, как собиралась: «Кто-то отравил колодец».
Губы незнакомца сжались, будто он боролся со смехом.
Я немного напряглась – никогда не угадаешь, как отреагируют люди. Меня часто просят сказать какую-нибудь из пошедших в народ киноцитат, но сейчас я заблудилась, жутко проголодалась, очень хотела в душ, а незнакомец был слишком хорош, чтобы я выдала: «Я сделаю тебе сэндвич, если ты сделаешь меня женщиной» и «Некоторые любят потолще».
Однако вместо того, чтобы попросить у меня автограф или сообщить, как ему понравилась моя последняя роль младшей сестры-толстушки и по совместительству ходячей катастрофы, мой собеседник кашлянул, снова надел свою ковбойскую шляпу и осведомился:
– Мэм, вам нужна помощь?
– Да! – Я инстинктивно рванулась вперед и схватила его за локоть.
Красавец или нет, но он охраняет всякую живую тварь в этом море одинаковых горных дорог. Незнакомец проследил за моим движением, сфокусировав взгляд на руке, вцепившейся в его рукав. Не заботясь о том, что голос наверняка выдает глубину моего отчаянья, я взмолилась:
– Пожалуйста! Я вконец заблудилась. Навигатор отказал, я битых три часа катаюсь по этой дороге туда-сюда. Мобильный не ловит. Бензин почти кончился. Я в такой… так чудовищно заблудилась! Вы мой герой!
На этом он немного выпрямился и ответил спокойно и ободряюще, накрыв мою руку своей и ласково потрепав. Тепло, размер, загрубелость и тяжесть его руки тоже вселяли бодрость, как по волшебству.
Меня еще никогда так успешно не ободрял красивый мужчина.
Это оказалось очень приятно.
И странно.
– А куда вы направляетесь? – мягко спросил он.
– Я пытаюсь отыскать место под названием Бандитское озеро, и если вы меня туда проводите, я отдам вам все, что пожелаете, в том числе карту, написанную иероглифами!
Я заметила, что незнакомец прищурился, услыхав, куда я еду.
– Бандитское озеро?
– Совершенно верно, – кивнула я.
– У вас там дом?
– Не у меня, а у моего знакомого, Хэнка Уэллера. Я сняла его дом на несколько недель.
– Хэнка? Вы знаете Хэнка?
Я снова кивнула:
– Да, офицер. Мы вместе учились в колледже.
– Я не полицейский, мисс. Я рейнджер национального парка.
Я пригляделась к его форме – точно, зеленая, а не синяя – и пожала плечами. Мне все равно, какую службу он представляет, лишь бы выбраться из этой Сумеречной зоны, прежде чем заиграет банджо и появятся кровожадные горцы во фланелевых рубашках.
– Оу. Хорошо. Тогда как к вам обращаться? Мистер рейнджер?
Он прикусил губу, еле удержав смех, и сжал мою руку.
– Можете называть меня Джетро, мисс. Значит, у вас заканчивается бензин?
– Вас зовут Джетро?
– Воистину так.
Я долго смотрела на него, чувствуя, что это имя ему не совсем подходит, какое-то оно не статусное. Будь он занят в киноиндустрии, ему пришлось бы брать псевдоним вроде Кейна, или Дина, или Кейна Дина. Что-нибудь покороче – легко запомнить – и попроще, чтобы не переврать в случае чего.
По моему опыту, красавцы обычно не ладят с орфографией и плохо запоминают длинные слова.
– Сколько у вас бензина, говорите? – снова спросил Джетро.
– Лампочка мигает. Иду на последних каплях.
– Это ничего. – Теплая улыбка не уходила из его глаз. – Я довезу вас до озера, а вашу машину мы заправим и доставим позже.
– Как «Джетро Талл»[1]?
– Простите?
– Я говорю, вас назвали Джетро в честь «Джетро Талла»?
Заинтересованный взгляд прошелся по моему лицу, и мой собеседник ухмыльнулся. Снова. На этот раз еще шире.
– Нет, как Иофора, тестя Моисея из Ветхого Завета. Сумки у вас есть, мисс?
Он еще раз ободряюще пожал мне руку и отпустил, шагнул к моей машине, так и стоявшей открытой, и вынул ключ из зажигания.
– Сумки?
– Вещи.
– Целая тонна, – фыркнула я. – Но не волнуйтесь, я от этого лечусь.
И засмеялась своей шутке.
Симпомпончик Джетро выпрямился и вопросительно приподнял брови, глядя на меня:
– Простите?
Видя, что он не уловил – или не расслышал – юмора в моей попытке пошутить, я перестала смеяться и откашлялась.
Когда я нервничаю, смущаюсь или грущу, то начинаю хохмить. Это моя особенность, реакция организма. Кто-то даже назовет это навязчивой привычкой. Я словно пытаюсь сказать: «Эй, вот вам пища для ума, сосредоточьтесь на ней, а не на мокрых пятнах у меня под мышками и не на том, как раздуваются мои ноздри!»
Только теперь я поняла, что рейнджер Джетро пробуждает во мне непонятный трепет, что казалось необъяснимым и странным. Раньше я не сомневалась, что мой последний бойфренд станет пожизненной прививкой против чар красавцев.
Этого еще не хватало…
Я обвинила в этом недавнюю кардионагрузку.
Удастся шутка или нет, целиком зависит от выбора момента. В своей карьере я очень рано научилась не повторять шуток, хотя и грустила по неуслышанным и неразделенным хохмам: для меня это сродни комедийному эквиваленту разбрасывания жемчуга перед некоторыми животными.
Черт бы их побрал, животных.
– Извините. Вещи в багажнике, – я показала большим пальцем за плечо и заправила волосы за уши, решив пореже раскрывать рот.
Взгляд Джетро задержался на моем лице, оставаясь теплым и даже восхищенным. Мы долго глядели друг на друга. А потом снова долго глядели. Я ждала.
Зачирикала какая-то птица.
Ветер зашелестел в кронах.
А Джетро все смотрел.
По выражению его глаз, мечтательному и игривому, я даже подумала, уж не супер ли поклонник мне попался. А может, Джетро еще никогда не встречал знаменитостей? Как бы там ни было, ему надлежало пошевеливаться, потому что мне требовалось в туалет. Я не желала пúсать за большим деревом с краю усыпанного гравием «кармана», потому что уже пúсала за ним больше часа назад, когда в первый раз наткнулась на этот просвет.
Я уже хотела снова пошутить, но Джетро моргнул, и чары рассеялись. Он коротко кивнул, нагнулся к рулю и открыл багажник. Я повернулась и пошла доставать сумки.
Но Джетро меня опередил: он сунулся в багажник, не успела я толком приподнять крышку, и схватил мои чемодан и сумку.
– Позвольте мне, – сказал он, просияв в мой адрес очередной широкой ухмылкой.
– Зачем это, я в состоянии поднять свой багаж…
– А у нас услуги по спасению в полном объеме, мисс. – Выпрямившись, рейнджер Джетро поставил мой огромный, фунтов восемьдесят весом, чемодан на гравий, а дорожную сумку забросил на плечо. Вместо того чтобы катить чемодан, он поднял его за ручку и понес к пикапу.
Я нахмурилась, глядя вслед его удаляющейся фигуре:
– Рейнджер, там колесики есть!
– Так пусть и дальше будут. На гравии их оторвет в момент, – хмыкнул он.
Я приподняла бровь, сверля взглядом его спину: такая предусмотрительность и предупредительность застали меня врасплох.
Насторожившись, я подошла к заднему сиденью за рюкзачком. Происходящее подозрительно смахивало на эпизод из «Сумеречной зоны»: красавец мужчина, не лишенный мозгов?!
Одно с другим как-то не вязалось.
Разве что он гей. Да, наверное, гей…
По опыту скажу, что большинство красавцев, которые обходительно держатся и хоть немного дружат с головой, голубые. Это мой любимый тип красавцев. Я начала надеяться, что рейнджер Джетро – из этих.
Выпрямившись с рюкзаком в руках, я увидела, что он стоит справа от своего пикапа и выжидательно глядит на меня, придерживая дверцу. Игривая улыбка не сходила с его лица, а взгляд одобрительно проехался по мне вверх-вниз.
Да-а-а, рейнджер Джетро – совсем не гей.
Я дрогнула и замедлила шаг, потому что внутри, ниже ребер, возникло незнакомое легкое трепетание, вроде короткого замирания. Неужели это влечение?
Однако я не исключала и голод или страх быть убитой.
Я пожалела, что у меня не ловит сотовый. Хотя рейнджер и на службе, я с куда более легким сердцем села бы в машину к незнакомцу, если бы могла кого-то предупредить. Или хоть твитнуть символах в ста сорока: «Если меня найдут мертвой, прошу винить красивого рейнджера национального парка, которого зовут как тестя Моисея».
Поравнявшись с Джетро и открытой дверцей пикапа, я заглянула в машину и спросила:
– Значит, тестя Моисея звали Иофором?
– Верно. – Джетро наклонил голову набок и взял рюкзак с моего плеча.
В животе у меня снова затрепетало, и я сглотнула, борясь с этим ощущением.
– А почему я этого не знала?
Его взгляд скользнул по моим волосам, спадающим за плечи.
– Должно быть, пропустили рассылку уведомлений.
Глубоко вздохнув для храбрости, я залезла в кабину.
– Вы еще скажите, что дядю Моисея звали Дарнел или Клет!
– Не угадали. Его дядей звали Ицхар, Хеврон и Узиэль. – Положив рюкзак у меня в ногах, Джетро захлопнул дверцу.
Я смотрела, как он неспешно обходит капот, положив руки на ремень, перехватывающий его тонкую талию. Мне нравился этот ремень с подвесными футлярчиками: с ним рейнджер Джетро выглядел еще более дельным. К тому же у него была красивая походка. Маньяки так не ходят.
Открыв дверцу со стороны водителя, Джетро продолжал:
– А мать Моисея приходилась еще и теткой его отцу. Ремень.
Я уставилась на его профиль:
– Это ее так звали – Ремень?
– Нет, – засмеялся Джетро. Зеленовато-карие глаза искрились весельем, и он глядел на меня с таким выражением, будто это я красавица и прелесть. – Пристегните ремень, мисс.
Я подчинилась, обдумывая фразу про мать Моисея и не позволяя себе смущаться от такого деловитого и ободряющего внимания.
– То есть отец Моисея женился на собственной тетке?
– Совершенно верно, – кивнул рейнджер Джетро, заведя мотор и взглянув в зеркало заднего вида. – Ее звали Иохаведа, а ее племянник Амрам приходится Моисею отцом.
Я открыла рот, закрыла, потом он снова открылся, и оттуда вылетело:
– Но ведь это делает мать Моисея его же двоюродной бабушкой?
– Причем его дед приходился ему еще и дядей, а отец – заодно и двоюродным братом.
Джетро развернулся в противоположном направлении – я оттуда приехала, – и путешествие началось.
– Хм… – Я так задумалась над услышанным, что не подумала над сказанным: – Ну, значит, они жили по пословице.
– По какой?
– Если не умеешь держать штаны застегнутыми, старайся, чтобы об этом знали только в семье.
У рейнджера глаза полезли из орбит, и он поперхнулся от удивления, смущенно взглянув на меня.
Бедный красавчик Джетро – казалось, он не знал, смеяться или вскрикнуть от ужаса. Я травмировала его деликатные мужские чувства.
Кашляя, он выдавил через силу:
– Не слыхал такой пословицы.
– Правда? А мне казалось, что в глуши Аппалачей…
Ох, черт возьми…
– Я это вслух брякнула? – простонала я, зажмурившись.
– Безусловно вслух, мисс.
Рейнджер Джетро уже хохотал – здоровым безудержным смехом, очень приятным на слух.
– Понимаете, мне пришло в голову, что вы тут, гм… – Я снова побагровела, на этот раз не от кардионагрузки при расправе с бумажной картой. Но то, что рейнджер смеялся, отчасти облегчило мое унижение.
Меня действительно не заботит, надо мной люди смеются или вместе со мной. Мне важен сам смех.
– Что – мы тут? – переспросил он с замечательным бархатисто прозвучавшим смешком.
Я по-прежнему ощущала неловкость, потому что сказанное выдавало весьма узкое и специфическое направление моих мыслей.
– Ну и ну… Что-то не то у меня вышло, какая-то перевранная фраза.
– Не будьте чересчур строги к себе, вы красноречивый оратор с прекрасной дикцией, – поддразнил он.
Стоп, он только что сказал «красноречивый»?!
Вместо просившегося на язык «Не слишком ли книжное слово для такого красавца?» я сказала:
– Простите меня, я не соображаю, что несу. Примите мои глубочайшие извинения. Я много часов провела за рулем и ничего не ела с… уже не знаю сколько. Сейчас если даже спросить, как меня зовут, я не отвечу. Или где я еду, тоже.
– Своего имени вы мне не сказали, так что тут я вам не подскажу, но находитесь вы в Грин-Вэллей, Теннесси, на Мотыльковой просеке.
Погодите, что?!
Я покосилась на рейнджера Джетро:
– Вы не знаете, как меня зовут?
– В крайнем случае вы всегда можете поглядеть в своем, – он кивнул на мой рюкзак. Улыбка по-прежнему освещала его лицо. – Когда вспомните и если вам захочется поделиться, я бы тоже с удовольствием узнал.
Я выпрямилась и повернулась на сиденье, круглыми глазами уставившись на профиль рейнджера Джетро:
– Вы правда не знаете, кто я?
Видимо, в моем голосе прозвучало искреннее удивление, потому что улыбка Джетро растаяла.
Он остановился на красный свет, включив поворотник, хотя на дороге мы были одни, и слегка встревоженно поглядел на меня.
– А что, должен знать? – осторожно спросил он.
Я моргнула, просто остолбенев от такого ответа.
Шестеренки со скрипом повернулись, и занавес поехал вверх, открыв мне истинную картину происходящего.
Игривые улыбки, долгие взгляды и галантное спасение – рейнджер Джетро на меня запал.
На меня!
Он флиртовал со мной.
А не с Сиенной Диас, звездой комедий, миллионершей, обладательницей «Оскара» и любимицей Америки.
Клянусь ноздрями Родана[2], я уже не помню, когда меня в последний раз не узнавали.
Судя по тому, как Джетро на меня теперь посматривал, я поняла, что он решил – мы уже встречались и он забыл, как меня зовут. Может, он даже думал, что мы переспали, а он и об этом запамятовал.
И наконец я поняла, к какому подвиду красивых парней относится рейнджер Джетро. Он серийный бабник, самый опасный из красавцев. Такие умны, остроумны, дельны и харизматичны.
И в них легко влюбиться, потому что кому же не по вкусу красивый, умный, забавный и дельный парень?
Проблема в том, что они – не особо приятный вариант. Они опасны, потому что их интересует только одно: красивые девушки, да побольше. И постоянно.
Ну, пусть его.
У рейнджера Джетро наверняка целая свита красоток. Год назад я бы с удовольствием стала одной из них, но как раз сейчас меня не привлекает перспектива нового романа. Не хватало рисковать своим сердцем ради серийного бабника.
Он с видимым усилием сглотнул, уже не на шутку заволновавшись. И я не удержалась – просто не смогла.
Я запрокинула голову и захохотала.