Управляя общим. Эволюция институтов коллективной деятельности - читать онлайн

1.1.1. Трагедия общин

За время, прошедшее с тех пор как в 1968 г. в журнале Science была опубликована ставшая знаменитой статья Гарретта Хардина, выражение «трагедия общин» стало широко использоваться для обозначения процесса деградации окружающей среды, которой следует ожидать в ситуациях, когда множество индивидов совместно используют некий ограниченный ресурс. Для иллюстрации логической структуры своей модели Хардин обращался к читателю с предложением вообразить пастбище, «открытое для всех». Затем он анализировал особенности такой ситуации с точки зрения рационального владельца стада. Каждый владелец стада получает непосредственную выгоду от принадлежащих ему животных и несет отложенные издержки из-за того, что общинное пастбище постепенно приходит в негодность, будучи вытоптанным его собственными животными и животными, принадлежащими другим владельцам. Каждый владелец стада мотивирован увеличивать стадо и выгонять на пастбище дополнительных животных, поскольку он удерживает непосредственные выгоды, связанные с владением ими, и несет лишь часть издержек, связанных с потравой выпаса. Хардин делает следующий вывод: «В этом и состоит трагедия. Каждый замкнут в рамках системы, побуждающей его беспредельно увеличивать свое стадо, – в мире, который является ограниченным. Конечным пунктом, к которому все спешат, является катастрофа, – каждый преследует свой интерес в обществе, верящем в свободу общин» [Hardin, 1968, p. 1244].

Хардин не был первым, кто отметил факт существования трагедии общин. Задолго до него Аристотель писал: «К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принадлежит лично им и менее заботятся они о том, что является общим» [Аристотель, «Политика», кн. II, гл. 3]. Гоббсовская метафора человека, находящегося в состоянии природной дикости, представляет собой еще один прообраз концепта трагедии общин. Согласно Гоббсу, люди, по отдельности стремящиеся к индивидуальным благам, заканчивают войной каждого с каждым. В 1833 г. Уильям Форстер Ллойд набросал очерк теории общин, в котором предсказывалось, что люди будут склонны расточительно использовать имущество, находящееся в их совместном владении. (см. [Lloyd, 1977]). Более чем за десять лет до статьи Хардина Эйч Скотт Гордон убедительно продемонстрировал схожую логику в другом классическом труде: «Исследование экономической теории общей собственности: рыболовство» (The Economic Theory of a Common-Property Research: The Fishery). Гордон описывает ту же динамику, что и Хардин.

«Выясняется, что старое изречение, согласно которому общая собственность означает ничейную собственность, содержит некоторую истину. Богатство, которым свободно распоряжаются все, никем не ценится, потому что тот, кто настолько безумен, чтобы выжидать, пока не наступит подходящее время для использования [ресурса], обнаружит лишь то, что все уже использовано другими… Рыба, имеющаяся в море, не имеет ценности для рыбака, поскольку он не уверен в том, что, если сегодня он воздержится от лова, она будет ждать его завтра» [Gordon, 1954, p. 124].

Джон Эйч Дэйлс (см. [Dales, John H., 1968, p. 62]) также отмечал факт наличия чрезвычайно сложных проблем, связанных с ресурсами, «находящимися в совместном владении из-за того, что этому нет никаких альтернатив!». Исследования, проводимые в рамках современной экономики ресурсов, обычно показывают, что там, где лишь некоторые пользователи имеют доступ к общим ресурсам, совокупное количество единиц извлекаемых ресурсов будет превышать оптимальный уровень отбора (см. [Clark, 1796, 1980], [Dasgupta and Heal, 1979]).

Если бы проблема общего использования касалась только пастбищ или рыболовства, трагедия общин вряд ли привлекла бы к себе такое внимание. Однако данная проблема имеет гораздо более широкое измерение. Уже Хардин использовал свою модель с пастбищами как метафору для описания общего процесса перенаселения. В 1970-е гг. трагедия общин использовалась для описания различных проблем, связанных с голодом в Сахеле (см. [Picardi and Seifert, 1977])[2]. Эта же модель применялась при исследовании проблем лесных пожаров в странах третьего мира (см. [Norman, 1974], [Thomson, 1977]), кислотных дождей [Wilson, R. 1985], организации мормонской церкви [Bullock and Baden, 1977], неспособности Конгресса США воздерживаться от наращивания государственных расходов [Shepsle and Weingast, 1984], городской преступности [Neher, 1978], взаимоотношений между государственным и частным секторами современной экономики [Scharpf, 1985], проблем международного сотрудничества [Snidal, 1985] и конфликта между различными общинами на Кипре [Lumsden, 1973]. Большая часть мира зависит от ресурсов, которые потенциально подвержены трагедии общин.

1.1.2. Теоретико-игровая модель «дилемма заключенного»

Модель Хардина часто формализуется в виде игры, известной в теории игр как «дилемма заключенного» (ДЗ, см. [Dawes, 1973, 1975])[3] Предположим, мы считаем участниками этой игры владельцев стад, совместно использующих для выпаса общий пастбищный луг. Для этого луга существует верхний предел количества животных, которых можно выпасать на лугу каждый сезон с тем, чтобы к концу сезона они были как следует откормлены. Обозначим это число L. Для игры двух лиц кооперативной стратегией может считаться такое поведение, когда число животных, выгоняемых каждым владельцем на общее пастбище, равно L/2. Стратегия ущерба (потравы выпаса) для каждого владельца стада состоит в том, чтобы выгонять на пастбище такое количество животных, при котором, как он полагает, их продажа в конце сезона принесет ему максимальную прибыль (при заданных затратах, которые он несет в частном порядке); предположительно это количество будет превышать L/2. Если оба владельца ограничат количество животных, выгоняемых каждым из них на пастбище, величиной L/2, они получат 10 единиц прибыли. Если они оба выберут стратегию потравы, то никто из них не получит никакой прибыли вообще. Если один из них ограничит число выпасаемых животных величиной L/2, тогда как другой будет выпасать столько животных, сколько ему захочется, то такой «истощитель» получит 11 единиц прибыли, а владелец, ограничивающий выпас своего стада, получит убыток, или прибыль, в размере –1. Если каждый будет выбирать независимо один от другого и не будет иметь возможности заключить с другой стороной обязательственный контракт, то они оба выберут стратегию доминирования, которая приведет к потраве пастбища. Если каждый осуществит потраву пастбища, то и тот и другой получит нулевую прибыль. Назовем эту игру игрой стада по Хардину, или игрой 1. Ее структура совпадает с игрой «Дилемма заключенного»[4].

Игра «Дилемма заключенного» отражает концепцию некооперативной игры, в которой все игроки имеют полную информацию. В некооперативных играх коммуникация между игроками либо невозможна, либо нерелевантна (только если она не является явным элементом игры). Если коммуникация возможна, то устные договоренности между игроками предполагаются не имеющими обязывающего характера, если только возможность обязательственного соглашения не встроена непосредственно в структуру игры (см. [Harsanyi and Selten 1988, p. 3]). «Полная информация» означает, что все игроки знают полную структуру дерева игры и платежи, связанные с каждым исходом. Игроки либо знают, либо не знают очередного хода другой стороны, в зависимости от того, наблюдаемы эти ходы или нет.

В игре «Дилемма заключенного» каждый игрок имеет доминантную стратегию – в том смысле, что игрок всегда оказывается в выигрыше, выбирая эту стратегию – идти на потраву пастбища вне зависимости от выборов другой стороны.

Рис. 1. Игра 1: Игра стада по Хардину

Когда оба игрока выбирают свои доминантные стратегии, то при данных предположениях они порождают равновесие, являющееся третьим в ряду наилучших исходов для них обоих (т. е. оно хуже второго, которое, в свою очередь, хуже первого). Вне зависимости от стратегии, выбранной другой стороной, никто из игроков не имеет стимулов менять это положение. Равновесие, порожденное тем, что каждая сторона выбирает свою «наилучшую» индивидуальную стратегию, не является, однако, оптимальным по Парето. Ситуация называется оптимальной по Парето, если не существует никакого итогового распределения, которое является строго более предпочтительным по крайней мере для одного участника, будучи при этом по меньшей мере таким же предпочтительным[5] для остальных. В игре «дилемма заключенного» для двух лиц оба игрока предпочитают исход {сотрудничать; сотрудничать} варианту {потрава; потрава}. Таким образом, равновесный исход хуже оптимального по Парето.

Игра «дилемма заключенного» приводит ученых в восторг. Парадокс, в соответствии с которым стратегии, рациональные на индивидуальном уровне, приводят к результату, который иррационален с точки зрения коллектива, на первый взгляд бросает вызов фундаментальной убежденности в том, что человек может достигать рациональных результатов. В предисловии к недавно вышедшей книге «Парадоксы рациональности и кооперация» Ричард Кемпбелл объясняет ту глубокую притягательность, которую имеет игра «дилемма заключенного»: «Это довольно просто. Данные парадоксы подвергают сомнению наше понимание рациональности и в случае с «дилеммой заключенного» предполагают, что рациональные существа не способны к кооперации. Таким образом, они непосредственно затрагивают фундаментальные вопросы этики и политической философии и угрожают подорвать основы общественных наук. Именно те чрезвычайно широкие рамки, на которые распространяются следствия «дилеммы заключенного», объясняют, почему эти парадоксы привлекают повышенное внимание и почему они заняли центральное место в философских дискуссиях» [Campbell, 1985, p. 3].

Повышенное внимание к этой дилемме действительно имеет место, что иллюстрируется числом статей, ей посвященных. Согласно одной из оценок, уже 15 лет назад игре «дилемма заключенного» было посвящено более 2000 статей (см. [Grofman and Pool, 1975].

1.1.3. Логика коллективного действия

Очень близкий подход к трудностям, которые присущи попыткам индивидов увеличить свое коллективное благосостояние, в отличие от ситуации, когда речь идет о благосостоянии индивидуальном, развит Мансуром Олсоном в его «Логике коллективного действия» (см. [Olson, 1965]). Олсон особо возражает против того оптимизма, который приверженцы теории групп выказывают в отношении способности индивидов с общими интересами добровольно действовать так, как будто они хотят содействовать их соблюдению (см. [Bentley, 1949], [Truman, 1958]). На первой странице своей книги Олсон так обобщенно характеризует эту точку зрения: «Идея, согласно которой группы действуют так, чтобы обеспечивать свои групповые интересы, логически выводится из широко распространенного допущения о рациональном поведении, направленном на обеспечение собственного интереса. Иными словами, если члены какой-либо группы имеют общие интересы или цель и если им всем станет лучше, если эта цель будет достигнута, то считается, что из этого логически следует, что индивиды, составляющие данную группу, будут, если они рациональны и преследуют собственный интерес, действовать так, чтобы достичь этой цели» [Olson, 1965, p. 1].

Олсон оспаривает предположение, согласно которому возможность получения группового выигрыша достаточна для того, чтобы породить коллективное действие, направленное на достижение этой цели. В наиболее часто цитируемом пассаже из этой книги Олсон пишет, что «если число членов группы не является совсем малым, или если не имеет места вмешательство извне, или если некий механизм не заставляет индивидов действовать в их общих интересах, то рациональные индивиды, преследующие собственный интерес, не будут действовать так, чтобы достичь своих общих или групповых интересов» [Olson, 1965, p. 2, курсив авт.].

Аргументация Олсона в основном опирается на предположение, согласно которому тот, кто не может быть исключен из получателей выгоды от коллективного блага, после того как оно будет произведено, имеет мало стимулов для того, чтобы добровольно вкладываться в его производство. Его книга значительно менее пессимистична, чем полагают многие из тех, кто цитирует это знаменитое место. Олсон считает, что вопрос о том, будут или нет группы среднего размера добровольно обеспечивать коллективные выгоды, остается открытым. Его определение группы среднего размера зависит не от числа входящих в нее действующих лиц, а от того, насколько значимым для итогов, достигнутых группой в целом, является действие каждого отдельного лица.

«Трагедия общин», «дилемма заключенного» и логика коллективного действия представляют собой тесно связанные концепции, реализованные в виде моделей, которые мы считаем вполне удобным инструментом для анализа многих проблем, встающих перед индивидами, которые стремятся достичь коллективных выгод. В центре каждой из таких моделей находится проблема «халявщика»[6]. Коль скоро отдельный индивид не может быть исключен из процесса получения выгод, созданных другими, каждый мотивирован не осуществлять вклада в общие усилия, предпочитая пользоваться плодами усилий других задарма. Если позицию «халявщика» выберут все участники, то коллективное благо не будет произведено. То есть в процессе принятия решения все могут уступить искушению получить коллективное благо задарма, и таким образом все может прийти к такому результату, которого не желал никто. С другой стороны, если свой вклад будут вносить лишь некоторые участники, а остальные будут «халявщиками», это выразится в таком уровне коллективных выгод, который будет ниже оптимального (субоптимальный итог). Таким образом, эти модели чрезвычайно полезны для объяснения того, как совершенно рациональные индивиды могут при определенных обстоятельствах порождать такой результат, который не является рациональным, если оценивать его с точки зрения всех вовлеченных в процесс лиц.

Эти модели так мощны и так интересны благодаря тому, что они охватывают важные аспекты множества различных проблем, возникающих в разных ситуациях по всему миру. Эти модели опасны – в тех случаях, когда они используются в качестве не более чем метафор, заменяющих реальное основание экономической политики, – потому что ограничения, которые для удобства анализа полагаются в них постоянными, принимаются постоянными на веру, как если бы они были постоянными эмпирическими условиями и оставались бы таковыми до тех пор, пока их не изменили бы власти[7]. Заключенные из знаменитой дилеммы не могут изменить ограничений, наложенных на них окружным прокурором, – ведь они сидят в тюрьме. Не для всех пользователей природных ресурсов характерна та же степень неспособности изменить свои ограничения. Пока индивиды трактуются как заключенные, рекомендации в области экономической или социальной политики будут не более чем метафорами. Я предпочла бы формулировать ответы на вопросы, позволяющие расширять рамки ограничений для тех, кто изменяет правила игры, с тем чтобы они достигали результатов, которые были бы чем-то большим, чем неотвратимая трагедия.

1.3.1. «Единственный выход – Левиафан»

Примером такой безысходности может служить работа Уильяма Офульса (см. [Ophuls, 1973]), в которой он пишет: «Из-за эффектов “трагедии общин” проблемы окружающей среды не могут быть решены посредством сотрудничества… здесь преобладают соображения в пользу масштабного силового вмешательства». Офульс делает вывод, согласно которому «даже в том случае, когда нам удается избежать “трагедии общин”, это происходит только потому, что мы обратились за помощью к трагической необходимости Левиафана» (см. [Ophuls, 1973, р. 229, курсив наш])[11]. Спустя десять лет после выхода его пионерной работы Гарретт Хардин признал, что мы заключены в «облаке неведения» относительно «действительной природы базовых политических систем и последствий, которые каждая из них имеет для сохранения окружающей среды» (см. [Hardin, 1978, p. 310]). Однако это «облако неведения» не помешало ему утверждать, что единственными альтернативами «дилемме общин» являются, с одной стороны, то, что мы называем «система частного предпринимательства», и, с другой стороны, то, что мы называем «социализмом» (см. [Hardin, 1978, p. 314]). Уверенный в том, что все считают, будто «“трагедия общин” является слишком ужасающей перспективой, чтобы можно было ограничиться простым созерцанием» (см. [Hardin, 1968, p. 1, 247]), он указал, что перемены должны произойти обязательно, «какое бы силовое вмешательство ни потребовалось для осуществления этих перемен» (см. [Hardin, 1978, p. 314]). Иными словами, «если необходимо избежать краха перенаселенного мира, люди должны взять на себя ответственность за силовое вмешательство, источник которого находится вне их индивидуальных душ, т. е. за призвание Левиафана, говоря словами Гоббса» (см. [Hardin, 1978, p. 314]).

Гипотеза, согласно которой для того, чтобы избежать трагедии общин, необходим некий внешний по отношению к людям Левиафан, ведет к рекомендациям, согласно которым центральное правительство должно контролировать большинство систем природных ресурсов. Хейлбронер полагает, что для того, чтобы справиться с проблемами окружающей среды, необходимо «железное» и даже, вполне может быть, милитаристское государство (см. [Heilbroner, 1974]). Менее кровожадная точка зрения была высказана Эренфельдом, предположившим, что поскольку «от частных интересов нельзя ожидать защиты объектов общего владения (public domain)», то «здесь необходимо внешнее регулирование со стороны государственных агентств, правительств или международных организаций» [Ehrenfeld, 1972, p. 322]. В своем исследовании проблем водопользования в развивающихся странах Каррузер и Стоунер пишут, что результатом отсутствия государственного контроля станут «чрезмерный выпас и эрозия почв на общинных пастбищах, истощительный вылов рыбы – при повышенных средних затратах». Они делают вывод, согласно которому «ресурсы, находящиеся в общей собственности, требуют государственного контроля, если их эксплуатация может быть экономически эффективной» (см. [Carruthers and Stoner, 1981, p. 29], курсив наш)[12]. За этим последовал плотный поток советов централизовать контроль и регулирование природных ресурсов, таких как выпасы, леса, рыбные ресурсы (в особенности это было характерно для стран «третьего мира»).

Одним из способов проиллюстрировать образы централизованного контроля, которые населяют сознание тех, кто предлагает соответствующие меры, может быть такая модификация игры Хардина про общинное пастбище, которая позволила бы явным образом включить в структуру игры априорные предположения, лежащие в основании соответствующих рекомендаций. Сторонники централизованного контроля выступают за то, чтобы только внешнее по отношению к участникам государственное агентство решало, кто может использовать выпасы, когда он может использовать их и сколько животных можно выпасать. Предположим, что такой центральный административный орган решает налагать штраф в размере 2 единиц прибыли на всякого участника, относительно которого данный орган полагает, что он прибегает к стратегии потравы. Предположим, что центральный орган знает значение устойчивого дохода от выпаса (величину L) и может безошибочно устанавливать и наказывать любого владельца стада, прибегающего к потраве. Тогда новая структура игры, предполагающая участие центрального органа, будет выглядеть так, как это представлено на рис. 1.2. Решением игры 2 является {сотрудничество, сотрудничество}. Оба игрока получают по 10 единиц прибыли, а не ноль, которые они получили бы в случае игры 1. Если внешний (по отношению к ним и к режиму эксплуатации выпасов) орган точно определит мощность ресурса, находящегося в общей собственности, распределит этот общий ресурс однозначным образом, проследит за действиями участников и безошибочно установит и применит санкции за отклонения фактических действий от предписанных, то центральный орган сможет преобразовать игру стад Хардина таким образом, чтобы сформировать для владельцев стад ситуацию оптимально эффективного равновесия. Мы не рассматриваем здесь проблему затрат, связанных с созданием такого агентства и поддержанием его деятельности, – они считаются экзогенными к данной проблеме и не включаются в игру 2 качестве параметров[13].

Рис. 1.2. Игра 2. Центральный орган с полной информацией

Однако возможность достижения оптимального равновесия вследствие установления централизованного контроля (как это следует из рекомендаций), базируется на допущениях, касающихся точности информации, возможностей отслеживания ситуации, реалистичности процесса определения нулевых затрат и наложения санкций и на администрирование. Без адекватной и надежной информации центральный орган может совершить ряд ошибок, включая определение мощности ресурсной системы или штрафов на слишком высоком или слишком низком уровне, наказание тех владельцев стад, которые придерживаются стратегии сотрудничества, и, наоборот, отсутствие наказания тех владельцев, которые осуществляют потраву. Однако для большей наглядности ниже я сосредоточу свое внимание только на тех последствиях, которые порождены неполнотой информации, имеющейся у центрального органа, относительно стратегий владельцев стад. Неявные предположения, лежащие в основании игры 2, состоят в том, что центральный орган наблюдает за всеми действиями владельцев стад (причем это наблюдение осуществляется без всяких затрат), и в том, что он корректно налагает санкции.

В игре 3 предполагается, что центральное агентство обладает полной информацией о производственной мощности выпаса, однако его информация о конкретных действиях владельцев стад неполна. Соответственно центральное агентство совершает ошибки в ходе установления санкций. Предположим, что агентство штрафует того, кто наносит ущерб выпасу (правильная реакция), с вероятностью y и не штрафует его (неправильная реакция) с вероятностью (1 – y). Предположим далее, что агентство штрафует владельца стада, придерживающегося стратегии сотрудничества (неправильная реакция), с вероятностью x и не штрафует его (правильная реакция) с вероятностью (1 – x). Параметры платежей этой игры представлены на рис. 1.3.

Рис. 1.3. Игра 3. Центральный орган с неполной информацией

Устанавливая санкции, центральное агентство с полной информацией не совершает ошибок – в терминах игры 3, x = 0, y = 1. Таким образом, игра 2 есть частный случай игры 3, с указанными значениями вышеопределенных вероятностей. Однако если центральное агентство не располагает полной информацией о действиях владельцев стад, то оно налагает штрафные санкции в обоих случаях, когда оно реагирует правильно, с вероятностью 0,7 (x = 0,3, y = 0,7). Пример платежных параметров такой игры приведен на рис. 1.4. При данной структуре платежей перед владельцами стад опять встает «дилемма заключенного». Они могут выпасать свой скот, нанося ущерб пастбищу, а не прибегая к сотрудничеству, с тем чтобы фактический выпас не превышал мощности данной ресурсной системы. В игре 4, так же как и в игре 1, равновесным итогом для участников является (0, 0). В игре, где центральный орган корректно назначает санкции с вероятностью 0,7, оптимальным исходом будет (–1,4; –1,4). Равновесие в игре с регулированием достигается в точке, расположенной «ниже» той, в которой достигается равновесие нерегулируемой игры. Для того чтобы избежать ситуации, когда центральное агентство своими санкциями подталкивает участников к точке (D, D), и при тех значениях мощности и прибыли, которые были приняты для игры 1, центральное агентство обязано располагать информацией, достаточной для того, чтобы корректно устанавливать санкции с вероятностью, превышающей 0,75[14].

Рис. 1.4. Игра 4. Пример

1.3.2. «Единственное решение: приватизация»

Другие исследователи этих сфер экономической политики, черпающие вдохновение из тех же моделей, столь же уверенным тоном рекомендуют вводить частную собственность во всех случаях, когда имеется ресурс, находящийся в общем владении (см. [Demsetz, 1967], [O. Johnson, 1972]). «И экономический анализ ресурсов, находящихся в частной собственности, и подход, основанный на “трагедии общин” Хардина», подвигли Роберта Джея Смита предположить, что «единственный способ избежать “трагедии общин” в сфере природных ресурсов и дикой природы состоит в том, чтобы положить конец системе общественной собственности, создав систему прав частной собственности (private property rights)» (см. [Smith, Robert J., 1981, p. 467], курсив наш, см. также [Smith, 1984]). Смит подчеркивает, что «именно трактовка ресурса как чего-то находящегося в общей собственности замыкает нас в ситуации неизбежного краха» [Smith, 1981, p. 465]. Уэлч выступает за создание полноценных прав частной собственности для общественных владений, когда он пишет, что «для того, чтобы избежать неэффективности, связанной с истощительным ресурсопользованием, необходимо установить [на них] полноценные права частной собственности» (см. [Welch, 1983, p. 171]). Он утверждал, что приватизация общих ресурсов была бы оптимальным решением для всего класса подобных проблем. При этом его заботило в основном то, каким образом установить частную собственность среди тех, кто, используя общие ресурсы, не хочет менять сложившийся режим и устанавливать права частной собственности.

Те, кто рекомендует переход к частной собственности, предлагают разделить общий выпас пополам и отдать одну половину одному собственнику стада, а другую – другому. Теперь каждый собственник стада будет вести игру не против другого собственника на большом участке, а против природы и на меньшем участке. Владелец стада должен будет теперь инвестировать средства в сооружение изгороди и ее ремонт, а также осуществлять охрану своей территории и принуждение к нерушимости ее границ, определяемых тем, как владельцы поделили первоначально общий луг (см. [Field, 1984, 1985b]). Предположим, что каждый собственник стада, стремясь получить свою собственную прибыль, выбрал количество животных, которых он выгоняет на свой выпас, и это количество равно X/2[15]. Этим предполагается, что выпас является полностью однородным (в смысле доступности корма) и сохраняет эту однородность с течением времени. Если выпадение дождей над лугом неустойчиво, то в какой-то год одна его часть может дать буйную траву, тогда как количество травы в другой части луга может не обеспечить питание для X/2 голов. На следующий год дожди могут выпасть как-то по-иному. В любой заданный год один из владельцев стада может не получить прибыли, тогда как прибыль другого может оказаться значительной. Если участки с хорошей урожайностью кормовых трав сильно меняются от года к году, то разделение общего ресурса на частные может сделать беднее обоих владельцев и привести к потраве выпаса на тех участках, количество корма на которых временно недостаточно. Разумеется, тот владелец стада, который в каком-то году получил избыток фуража, может продать его другому владельцу. Другая возможность заключается в том, что оба владельца своих стад могут реализовать некую страховую схему, с тем чтобы уменьшить риски, связанные с неопределенностью параметров окружающей среды. Однако первоначальные затраты на создание нового рынка или организацию новой системы страхования могут быть весьма значительными и вовсе не понадобятся в случае, если владельцы будут продолжать разделять кормовую базу и риск, совместно владея более обширным пастбищным лугом.

В отношении некоторых ресурсов общего пользования иногда довольно трудно понять, что именно имели в виду аналитики, указывающие на необходимость введения права частной собственности. Очевидно, что если они имеют дело с землей, они имеют в виду ее разделение на отдельные наделы (parcels) и установление прав держать, использовать и уступать (rights to hold, use, and transfer) эти отдельные наделы по желанию отдельных владельцев (в предположении, что выполняются все обычные положения права и требования законодательства в отношении использования и уступки земли). Что означает установление прав собственности в отношении нестационарных ресурсов, таких как водные или рыбные, не очень понятно. Как выразился Колин Кларк, «“трагедии общин” особенно трудно противодействовать, если речь идет о ресурсах морского рыболовства, где установление индивидуальных прав собственности практически невозможно» [Clark, 1980, p. 117]. В отношении таких перемещающихся ресурсов может быть обеспечено определенное разнообразие прав – путем установления индивидуальных прав на использование определенных видов оборудования, прав на использование ресурсов в определенное время или в определенных местах либо прав на изъятие определенного количества единиц данного ресурса (если они будут найдены). Но даже если такие специфические права можно будет унифицировать, квантифицировать и сделать объектом продажи, сама ресурсная система, похоже, останется все же в общей, а не в индивидуальной собственности[16]. Ссылаясь на рыболовство, тот же Кларк пишет, что «общая собственность представляет собой фундаментальный факт, затрагивающий почти все типы организации промыслового рыболовства» [Clark, 1980, p. 117].

1.3.3. Существует ли «единственный способ»?

Аналитики, которые сталкиваются с эмпирической ситуацией, имеющей [логическую] структуру, предположительно совпадающую с «дилеммой общин», часто видят решение проблемы в том, чтобы ввести какое-то внешнее действующее лицо (actor). Предполагается, что «единственный способ» разрешить «дилемму общин» состоит в том, чтобы сделать то-то. В основе этой претензии лежит вера в то, что это то-то является необходимым и достаточным для разрешения «дилеммы общин». Но содержание этого того-то вряд ли может быть более неопределенным. Одна группа заинтересованных сторонников считает, что на центральный орган должна быть возложена постоянная ответственность – для того, чтобы он был в состоянии принимать единичные решения в отношении конкретного ресурса. Другие полагают, что центральный орган должен нарезать права собственности на ресурс и затем позволить индивидам преследовать их собственные интересы в рамках хорошо структурированной системы прав собственности. И сторонники централизации, и сторонники приватизации исходят из убеждения, что институциональные изменения должны явиться откуда-то извне и должны быть навязаны индивидам, которых они касаются. Несмотря на то что и те и другие разделяют веру в необходимость и возможность участия государства в деле изменения институтов с целью повышения их эффективности, предлагаемые ими институциональные изменения вряд ли могут быть сколько-нибудь масштабными.

Если одна рекомендация верна, это означает, что другая не может быть таковой. Позиции, противоречащие одна другой, не могут быть корректны обе одновременно. Я не стою ни на одной из этих позиций. Наоборот, скорее я считаю, что основания обеих этих позиций весьма шатки. Вместо того чтобы искать единственное решение для единственной проблемы, я предлагаю понять, что существует множество решений, способных разрешить множество различных проблем. Вместо того чтобы полагать, будто можно быстро подыскать оптимальное институциональное решение, которое может быть без особых затрат кем-то спроектировано и внедрено в жизнь силой внешних [по отношению к ситуации] властей, я полагаю, что «подбор правильного института» представляет собой сложный, чреватый конфликтами и требующий значительных затрат времени процесс. Этот процесс требует надежной и релевантной информации о переменных времени и места, а также наличия широкого набора правил, которые к тому же должны быть культурно приемлемыми. Новые институциональные схемы не работают в реальных условиях, так как реальность не есть абстрактная модель, за исключением случая, когда такие модели хорошо специфицированы и прошли успешную проверку на соответствие эмпирическим данным, а участники реальных изменений хорошо понимают, каким образом можно обеспечить работу новых правил.

Вместо того чтобы полагать, будто индивиды, делящие общий ресурс, находятся в ловушке, из которой они не могут вырваться, я полагаю, что способность индивидов выпутываться из разного рода трудностей, варьирует от ситуации к ситуации. Примеры, разобранные в этой книге, касаются как удачных, так и неудачных попыток избежать трагического исхода. Вместо того чтобы основывать политику на гипотезе, согласно которой люди, вовлеченные в соответствующие ситуации, беспомощны, я хочу научиться большему, анализируя опыт индивидов, находящихся в этих условиях. Почему одни попытки решить «проблему общин» провалились, тогда как другие оказались успешными? Чему может научить нас опыт, который может стимулировать развитие и применение более качественной теории коллективного действия, в рамках которой можно будет идентифицировать ключевые переменные, способные расширять и сужать возможности индивидов решать проблемы?

Институты редко являются чисто государственными или чисто частными, «рынком» или «государством». Многие успешные институты, имеющие отношение к общим ресурсам, представляют собой богатые смеси «вроде бы частных» и «вроде бы государственных» институтов, не поддающиеся классификациям, проводимым с использованием стерильных дихотомий. Успешными я называю институты, позволяющие индивидам достигать продуктивного выхода из ситуаций, в которых всегда имеют место эффекты «халявщика» и «сачка» (shirk). Конкурентный рынок – этот микрокосм частных институтов – сам по себе является коллективным благом. Если конкурентный рынок уже имеется, индивиды могут свободно входить туда и выходить оттуда, вне зависимости от того, несут они издержки по предоставлению рынка и его поддержанию в работоспособном состоянии или нет. Ни один рынок не смог бы существовать сколько-нибудь долго, если бы не существовало поддерживающих его коллективных институтов. В реальности коллективные и частные институты скорее перемешаны и взаимозависимы, чем пребывают в изолированных мирах.

1.3.4. Альтернативное решение

Я хочу начать обсуждение институциональных вариантов решения «дилеммы общин» с представления вниманию читателя пятой игры, в которой владельцы стад сами формируют обязательственный контракт, т. е. они сами подписываются под обязательством следовать стратегии сотрудничества. Для того чтобы включить эти условия в общую схему игры, которая является некооперативной, в нее должны быть явным образом добавлены дополнительные опции. В теории некооперативных игр обязательственный контракт определяется как такой контракт, принуждение к выполнению которого всегда обеспечивается неким внешним действующим лицом, – точно так же, как мы интерпретировали выше штрафные санкции, – такие, неотвратимость которых обеспечивается центральным органом.

Рис. 1.5. Игра 5. Игра с самофинансированием принуждения к исполнению контрактов

Простой способ получить такое представление игры заключается в том, чтобы добавить к платежам один параметр и ввести одну дополнительную стратегию в множество стратегий обоих владельцев стад[17]. Параметром является величина затрат на принуждение к выполнению контракта (обозначим ее e). Теперь, в игре 5, владельцы стад обязаны вступить в переговоры до того, как они выведут свои стада на пастбище. В ходе переговоров они обсуждают различные стратегии раздела мощности выпаса и затраты на обеспечение выполнения своих договоренностей. Однако контракты не содержат мер принуждения, если только владельцы стад не поддерживают его единогласно. Любое предложение одного из владельцев, не предполагающее равенства долей мощности выпаса и раздела затрат на принуждение выполнения контракта поровну, блокируется с помощью вето другой стороной переговоров. Соответственно единственное достижимое соглашение (как и точка равновесия, получающаяся в итоге этой игры) состоит в том, что оба владельца своих стад поровну делят устойчивый продуктивный потенциал пастбищного луга и затраты по принуждению к выполнению их соглашения – если эти затраты, приходящиеся на каждого владельца, меньше 10[18].

Кроме того, в игре 5 игроки всегда имеют возможность гарантировать, что самое худшее, что они могут сделать, это результат {потрава, потрава} из игры 1. Они не зависят от точности информации, получаемой удаленным от места событий правительственным чиновником, оценивающим их стратегии. Если один игрок предложит контракт, базируясь на неточной или неполной информации, другой игрок выразит свое несогласие. Они выработают свой собственный контракт и призовут того, кто осуществляет силовое принуждение к его исполнению только в том случае, если они оба согласны на это. Если эта инстанция решит брать за свои услуги слишком много (любую сумму, большую либо равную величине P_i (C, С) – P_i (D, D,) i = 1,2), то на такой контракт не согласится ни один игрок.

«Решение» игры, реализующей «дилемму общин», при котором используются приемы, аналогичные тем, что использовались при построении игры 5, не претендует на статус единственного решения «дилеммы общин». Это лишь один из способов. Однако этот способ почти полностью игнорируется – как в литературе по практическим аспектам решения проблемы (policy-analysis literature), так и в литературе, посвященной более формальным вопросам теории игр. Размышление над этим фактом порождает множество вопросов. Во-первых, а будет ли владелец стада в состоянии нанять лицо, которое обеспечит принуждение к выполнению договора? На самом деле эта опция не так уж далека от реальности, как может показаться поначалу. В бизнесе многие долгосрочные сделки имеют структуру «дилеммы заключенного»[19]. В бизнесе принято верить не в обещания безукоризненного исполнения контрактов в будущем, а, скорее, в контракты, предусматривающие принуждение к исполнению, в особенности если речь идет о ситуациях, когда деловые отношения между сторонами устанавливаются впервые. При этом распространенной практикой снижения затрат, связанных с принуждением к выполнению контракта, является использование в качестве механизма обеспечения принуждения частного арбитра вместо гражданского суда[20]. Все профессиональные спортивные лиги сталкиваются с проблемами, аналогичными выше рассмотренным, причем в условиях, когда количество ресурсов равно N. Во время матча, в котором участвуют игроки профессиональной лиги, всегда присутствует соблазн «смухлевать» и нарушить правила. Кроме того, в игре всякое случается, в частности, правила нарушаются случайно, в том числе теми, кто стремился не нарушать их. Как правило, профессиональные лиги для принуждения к выполнению правил используют услуги частных арбитров[21].

Как только мы допустили, что частное лицо может играть роль инстанции, принуждающей к выполнению контракта, тут же сама природа решения «дилеммы общин», предлагаемого в рамках игры 5, начинает генерировать богатый набор альтернативных приложений. Игра с самофинансированием принуждения к выполнению контракта, в отличие от игры 2 и игры 3, позволяет участникам осуществлять больший контроль над решениями по поводу того, кому будет разрешено пастись на общем пастбище, и того, какие ограничения будут наложены на количество животных. Если стороны прибегают к частному арбитру, они не позволяют ему принуждать их к соглашению. Арбитр просто помогает сторонам отыскивать способы для разрешения споров, возникающих в рамках множества действующих правил, на которые стороны согласились сами. Арбитры, суды и другие договорные институты принуждения и разрешения споров открывают для индивидов возможность вырабатывать долгосрочные договоренности, которые в противном случае не были бы задействованы[22]. Далее, коль скоро мы заговорили о решении игры 5, лишь небольшой шаг будет отделять нас от мысли о возможности наличия нескольких арбитров, которые предлагают услуги по принуждению к выполнению контракта, запрашивая разные ставки вознаграждения на стадии переговоров. Равновесие, определяемое платежной матрицей, будет смещаться в сторону того арбитра, который будет принуждать к выполнению контракта при минимальном e.

Главное различие между игрой 5, с одной стороны, и игрой 3 и 2, с другой, заключается в том, что в игре 5 участники сами проектируют свои контракты, учитывая информацию, которой они обладают. Владельцы стад, использующие год за годом один и тот же луг, имеют подробную и относительно точную информацию о его пастбищной мощности. Они наблюдают за поведением других владельцев стад и имеют стимулы сообщать о нарушениях контракта. Для того чтобы осуществлять надзор за деятельностью сторон, арбитрам не нужно нанимать наблюдателей. Поскольку это будет в их собственных интересах, стороны, которые вели переговоры по контракту и подписали его, будут следить друг за другом, сообщая о случаях его нарушения, так что контракт предполагает принуждение к его выполнению. С другой стороны, агентство по регулированию всегда должно нанимать своих собственных наблюдателей. Поэтому агентство всегда будет сталкиваться с проблемой «принципал – агент», пытаясь удостовериться в том, что его наблюдатели выполняют свою работу.

Сторонники решения проблемы с помощью центрального органа исходят из предположения, согласно которому такие учреждения располагают точной информацией и способны изменять стимулы, с тем чтобы получить нечто напоминающее игру 2. Центральному органу власти довольно сложно получать информацию в то время и в том месте, где это требуется, причем информацию, достаточную для точной оценки и пастбищной мощности общего ресурса, и подходящих размеров штрафов, налагаемых для того, чтобы стимулировать стратегии сотрудничества. Я думаю, что ситуации, аналогичные рассмотренной выше, при изложении игры 3, встречаются гораздо чаще, чем это обычно считается в работах по экономической политике в сфере коллективных ресурсов. Необходимость во внешних наблюдателях и лицах, осуществляющих принуждение к выполнению контрактов, является особенно острой в тех случаях, когда то, к чему необходимо принудить, представляет собой решение внешнего агентства, действия которого чреваты серьезными издержками для участников.

Еще одна проблема, которую предлагается рассмотреть, состоит в следующем. Аналитики и официальные лица могут спутать игры, в которых принуждение организовано на базе взаимных соглашений, с играми, в которых соглашения о том, как будут организованы сотрудничество и принуждение, отсутствуют. Иными словами, некоторые примеры игры 5 могут быть ошибочно приняты за варианты игры 1[23]. Такие ситуации могут расцениваться как неформальные, учитывая тот факт, что они, как предполагается, не имеют санкции закона. Такая трактовка, в свою очередь, опирается на фундаментальные предположения о природе государства, которое считается внешней властью, управляющей обществом.

Как будет показано в ходе рассмотрения конкретных примеров, пользователи общих ресурсов разработали широчайший набор самых разных соглашений, принуждение к выполнению которых обеспечивается с помощью самых разных механизмов. Некоторые из таких механизмов опираются на деятельность внешних государственных агентств, некоторые предусматривают участие членов сообществ пользователей, осуществляющих функции наблюдателей и лиц, обеспечивающих принуждение к исполнению договоренностей. Некоторые механизмы предполагают, что пользователи являются наблюдателями за своими собственными действиями. В тех случаях, когда механизмы принуждения обеспечиваются не внешними государственными агентствами, некоторые аналитики полагают, что принуждение отсутствует вовсе. Именно по этой причине игру 5 путают с игрой 1.

Игра с принуждением к выполнению контрактов, осуществляемым на базе самофинансирования, – не панацея от всех недугов. Подобные институты во многих ситуациях обнаруживают многочисленные слабости. Владельцы стад могут переоценивать или недооценивать пастбищную мощность луга. Их системы наблюдения могут сломаться. Внешнее лицо, осуществляющее принуждение, может оказаться не в состоянии сделать это ex post, хотя он и обещал сделать это ex ante. В реальности могут иметь место мириады ситуаций, причем как в случае идеализированных институтов централизованного регулирования, так и в случае, когда эти функции выполняют частные институты.

Структура институциональных договоренностей, которая обнаруживается в естественных условиях, представляет собой, разумеется, намного более сложную систему, чем структура любой из чрезвычайно упрощенных теоретико-игровых моделей, которые были здесь обсуждены. С помощью этих упрощенных моделей я пыталась сгенерировать разнообразные альтернативные трактовки ситуации, которые индивиды могли бы использовать для того, чтобы выбраться из плена «дилеммы общин» – трактовки, альтернативные тем, которые в изобилии присутствуют в литературе по конкретным мерам экономической политики в этой сфере. Для того чтобы бросить вызов привычным ходам, нужно прибегать лишь к простым механизмам, которые иллюстрируют альтернативы тому, что обычно претендует на статус преобладающих вариантов решений.

1.3.5. Эмпирическая альтернатива

Игра 5 рисует теоретическую альтернативу централизации и приватизации, предлагаемым в качестве метода решения проблемы общих ресурсов. Теперь мы кратко рассмотрим решение, разработанное участниками в полевых условиях – в Аланье (Турция), которое нельзя однозначно отнести ни к одному из двух типов решений – ни к централизованному регулированию, ни к приватизации. Прибрежное рыболовство в Аланье, как оно описано в работе Фикрета Беркеса (см. [Berkes, 1986b]), представляет собой относительно небольшой бизнес. Многие из примерно ста местных рыбаков ведут лов на двух- или трехместных лодках, используя сети различных видов. Половина рыбаков входит в местный рыболовный кооператив. Согласно Беркесу, начало 1970-х годов было для Аланьи эпохой «темных веков». Экономическому выживанию рыболовства угрожали два обстоятельства. Во-первых, неограниченное увеличение вылова рыбы вело к росту напряженности, подчас перераставшей в ожесточенные стычки между пользователями. Во-вторых, конкуренция между рыбаками за лучшие участки лова увеличивала производственные затраты, а также уровень неопределенности относительно потенциального улова каждой отдельной лодки.

В начале 1970-х годов члены местного кооператива начали экспериментировать с зачаточными системами распределения участков лова между местными рыбаками. После более чем десятилетнего периода проб и ошибок в среде рыбаков, занятых прибрежным ловом в Аланье, сложились следующие правила:

• каждый сентябрь составляется список рыбаков, имеющих право лова, в который включены все лицензированные рыбаки Аланьи, вне зависимости от членства в кооперативе;

• в пределах зоны, в которой обычно ведут лов местные рыбаки, все используемые участки получают название и переписываются. Эти участки располагаются так, что сети, поставленные на одном участке, не блокируют рыбу, которая может ловиться на прилегающих участках;

• эти места лова, снабженные названиями, и приписанные к ним лодки сохраняются постоянными в период с сентября по май;

• в сентябре все рыбаки, имеющие право лова, тянут жребий, в результате чего они приписываются к тому или иному участку;

• с сентября по январь каждый день каждый рыбак сдвигается на следующий участок, к востоку от того, на котором он ловил вчера. С января рыбаки меняют порядок смены участка на противоположный. Это дает рыбакам равные шансы попадания на косяки рыбы, мигрирующие с сентября по январь с востока на запад и в обратном направлении с января по май (см. [Berkes, 1986b, pp. 73–74]).

Эта система имеет своим следствием распределение рыбаков по достаточно большой территории и далеко друг от друга, а в ее основе лежит стремление оптимизировать использование производственной мощности каждого участка. Кроме того, все лодки имеют равные возможности ведения лова на лучших участках. Ресурсы не растрачиваются на поиск рыбы путем перемещения от участка к участку[24]. Не видно никаких признаков истощительного вылова. Перечень участков лова подписывается каждым рыбаком и раз в год, в день проведения жеребьевки, сдается на хранение мэру и местному жандарму. Однако надзор и принуждение к выполнению договоренностей осуществляются самими рыбаками в порядке побочного эффекта, возникающего в процессе ротации рыбаков по участкам. Когда произвольный данный рыбак оказывается приписанным к более продуктивному участку, он совершенно точно попадет на него (если в последний момент не произойдет поломки снастей и оборудования). Все остальные рыбаки исходят из того, что рыбак, которому достался продуктивный участок, появится на нем ни свет ни заря. Следовательно, попытка обмануть систему, состоящая в стремлении пораньше занять более продуктивный участок тем рыбаком, кому в этот день достался менее продуктивный участок, имеет немного шансов остаться незамеченной. Мошенничество будет пресечено теми самыми рыбаками, которые имеют права на лучший участок и которые захотят защитить свои права, если потребуется, то и силой. Защита их прав будет поддержана всеми остальными участниками системы. Все захотят удостовериться в том, что их собственные права не будут узурпированы в те дни, когда придет их черед ловить на более продуктивных участках. Те немногие ловкачи, которые попытались мошенничать, были быстро призваны к порядку остальными рыбаками в местной кофейне (см. [Berkes, 1986b, p. 74]).

Хотя данная система и не является системой с частной собственностью, права на использование участков для лова и обязанности по обеспечению этих прав хорошо определены. И хотя эта система не является централизованной, руководство местного кооператива использовало национальное законодательство, передавшее подобным кооперативам право определять «местные установления», для повышения степени легитимности своего содействия процессу выработки работающего набора правил. Легитимность этой системы повышает и то обстоятельство, что местные власти также признают подписанное соглашение. Однако фактический надзор за исполнением договоренности и принуждение к выполнению правил оставлены самим рыбакам.

Чиновники из центрального правительства не смогли бы выработать подобный набор правил без найма постоянно действующего персонала для работы (т. е. для рыболовства) в зоне своей ответственности в течение продолжительного периода. Участки лова, имеющие разную экономическую ценность, обычно ассоциируются с прибрежным рыболовством (см. [Christy, 1982], [Forman, 1967]), но их практически невозможно нанести на карты без масштабных исследований и экспериментов непосредственно на данных участках моря. Картографирование набора участков лова – такого, что деятельность одной рыбацкой лодки может сказаться, а может и никак не сказаться на миграции рыбы на другие места, стала бы устрашающим вызовом, если бы не существовало огромных массивов информации, привязанной к месту и времени, собранной рыбаками, которые были готовы к экспериментированию в течение десяти лет с различными картами и системами. Аланья дает нам пример саморегулируемой организации использования общей собственности, в рамках которой были разработаны правила, модифицированные самими участниками, которые к тому же сами осуществляли надзор за их соблюдением и принуждение к их выполнению.

Пример с прибрежным рыболовством в Аланье – лишь одно эмпирическое наблюдение из множества договоренностей, воплощенных в работающие схемы, которые были разработаны и модифицированы, которые наблюдались и поддерживались самими пользователями возобновляемого общего ресурса, стремившихся ввести в некие рамки индивидуальное поведение, которое, не будь оно ограничено, наверняка уменьшило бы общее вознаграждение данного сообщества индивидов. В дополнение к тем примерам, которые будут разбираться в главах 3, 4 и 5, отметим, что имеется множество хорошо документированных примеров продуктивных институционализированных соглашений по поводу общих ресурсов самой разной природы – управляемых фермерами систем ирригации, общественных лесов, прибрежных рыбных ресурсов, пастбищных и охотничьих угодий[25].

Игра 5 и эмпирические наблюдения над успешно управляющимися общими ресурсами образуют теоретическую и эмпирическую альтернативу суждению, согласно которому те, кто вовлечен в ситуацию с общим ресурсом, не в состоянии сами выбраться из проблем, возникающих, когда множество индивидов используют данный ресурс. Моим ключевым аргументом является то, что одни индивиды ломают капкан, присущий «дилемме общин», тогда как другие, к великому сожалению, продолжают пребывать в ловушке, разрушая свой собственный ресурс[26]. Это подводит меня к вопросу о различиях между теми, кто разрывает оковы «дилеммы общин», и теми, кто не делает этого. Эти различия могут быть связаны с факторами, действующими внутри соответствующей группы. Участники группы могут просто-напросто не иметь возможности коммуницировать друг с другом, не иметь шанса выработать доверие друг к другу и не понимать, что им придется разделить общее будущее. Или, в других случаях, обладающие властью индивиды, получающие выгоды от статус-кво, могут блокировать попытки поменять правила игры, предпринимаемые индивидами, обладающими меньшей властью. Для того чтобы вырваться из плена ситуации, в которой господствует извращенная логика, такие группы могут нуждаться в каких-то формах внешнего содействия.

Различия между теми, кто не в состоянии выпутаться из «дилеммы общин», и теми, кто в состоянии сделать это, могут также обусловливаться действием внешних факторов. Некоторые участники не обладают необходимой степенью автономии, которая требуется, чтобы изменять свои собственные институциональные структуры, – внешние власти, безразличные, или даже лояльные к извращениям, которые генерирует сложившаяся система отношений (часто вследствие наличия каких-то выгод для себя), препятствуют усилиям таких участников изменить эту систему. Возможно также, что вне участвующих групп имеют место какие-то резкие изменения, не дающие членам группы достаточно времени на то, чтобы приспособить свои внутренние институциональные структуры и избежать тем самым субоптимальных исходов. Некоторые группы испытывают на себе негативное воздействие искаженной системы стимулов, которая сложилась в результате мер, осуществляемых центральными властями. На ум приходит множество разных ответов на вопрос, почему некоторые индивиды не извлекают из коллективных выгод отдельных выгод для себя, тогда как у других это получается. Однако до тех пор, пока аналитики будут априорно постулировать, что индивиды не в состоянии сами изменить условия, в которых они находятся, эти аналитики не будут задаваться вопросами о том, какие внутренние или внешние переменные могут способствовать или препятствовать попыткам сообществ индивидов творчески и конструктивно подойти к решению таких проблем, как «трагедия общин».

1.3.6. Рекомендации в сфере мер экономической политики как метафоры

Предлагающие простые решения проблемы общих ресурсов аналитики, специализирующиеся на рекомендациях в области мер экономической политики, не уделяют должного внимания тому факту, насколько разнообразны институциональные договоренности, работающие на практике. Сторонники централизованного контроля исходят из предположения, что власти (всегда являющиеся в их построениях чем-то единым) в реальности будут действовать так же, как это описано в учебниках, – выбирая лучшие методы, приспособленные для данного вида ресурсов, и основывая свои действия на адекватных научных теориях и точной информации. Предполагается, что реализация этих мер будет происходить без ошибок. Надзор за соблюдением правил и санкции за их нарушение рассматриваются как нечто рутинное и не порождающее никаких проблем.

Те, кто стоит за подход, основанный на частной собственности, предполагают, что наиболее эффективные способы решения проблем общих ресурсов станут результатом раздачи прав доступа к этим ресурсам и контроля за ними. Систематические наблюдения за конкретными случаями показали, что фирмы, организованные частным образом, оперирующие на таких рынках, как электроэнергетика, транспорт и медицинское обслуживание, склонны демонстрировать бóльшую эффективность, чем фирмы, организованные в форме государственных учреждений (обзор соответствующей литературы см. в [De Alessi, 1980]). Однако сравнительная эффективность частной компании или государственной организации, если речь идет о таких отраслях, в которых невозможно исключить некоторых потенциальных бенефициаров, представляет собой совершенно иной вопрос. Здесь нас интересуют типы институтов, которые окажутся более эффективными в деле руководства и управления разнообразными общими ресурсами, из процесса потребления которых не могут быть исключены по крайней мере некоторые потенциальные бенефициары. Приватизация прав собственности на общие ресурсы необязательно порождает такие же положительные последствия, как приватизация авиалинии. Более того, приватизация может вообще не предполагать никакого «раздела». Приватизация может состоять в наделении правами на плоды ресурсной системы какого-то индивида или отдельной фирмы.

Многие рекомендации в сфере конкретных мер представляют собой не более чем метафоры. И сторонники централизации, и приватизаторы в качестве решения проблем часто предлагают чрезвычайно упрощенные, идеализированные институты, парадоксальным образом являющиеся этакими институтами, лишенными «институтности». Лозунг о жизненно необходимом централизованном регулировании ничего не сообщает нам о способах организации соответствующего агентства, о составе его полномочий, о том, каким образом будет обеспечено такое положение дел, при котором агентство не выйдет за границы своих полномочий, о том, как оно будет получать информацию, о том, как будут отбираться его служащие и как они будут мотивироваться на выполнение своей работы, о том, как будет организован надзор за их деятельностью и какой будет система поощрений и санкций. Лозунг о необходимости установить права частной собственности ничего не говорит нам о том, как должен быть определен соответствующий пучок прав, как будут измеряться различные характеристики соответствующих благ, кто будет нести издержки по исключению из числа допущенных к использованию ресурса тех, кто не является его владельцем, как будут разрешаться конфликты по поводу прав собственности, как будет организована реализация конечных интересов владельцев прав на ресурсную систему.

Главный урок, который можно извлечь из растущего потока результатов исследований, ведущихся на систематической основе теми учеными, которых можно назвать принадлежащими к «новому институционализму», состоит в том, что институциональные детали, подобные вышеперечисленным, имеют значение[27]. Возможно или нет достижение состояния равновесия и будет ли это состояние улучшением для индивидов, участвующих в соответствующем процессе (или для других лиц, на которых воздействуют данные индивиды), будет зависеть от конкретных структурных характеристик институциональных решений. В самом общем случае все институциональные договоренности можно представлять как игры в экстенсивной форме[28]. Если рассмотреть эти договоренности как экстенсивную игру, можно заметить, что допустимые ходы, их последовательность, информация, доступная игрокам, относительные выигрыши и штрафы, связанные с различными последовательностями ходов, – все это может менять структуру достигаемых результатов. Более того, на структуру игры и ее исход огромное влияние оказывают также специфические физические особенности окружающей среды. Таким образом набор правил, используемых в каком-то природном окружении, может порождать совершенно иные последствия, если он применяется в других природных условиях.

1.3.7. Рекомендации, основанные на метафорах, могут нанести ущерб

Доверие к метафорам и их использование в качестве фундамента рекомендаций в области конкретных мер экономической политики может приводить к результатам, которые в своих существенных чертах будут сильно отличаться от тех, которые предполагалось достичь. Например, осуществленная в некоторых странах «третьего мира» национализация лесов, находившихся в частной собственности, обосновывалась тем, что жители местных деревень не могут управлять лесами, поддерживая их продуктивность и экономическую ценность в условиях эрозии почв. В тех странах, где небольшие деревни в течение многих поколений владели лесами и регулировали лесопользование, национализация означала экспроприацию. В таких местах жители деревень ранее налагали множество ограничений на норму и формы извлечения из лесов природных благ, продуктов лесной промышленности и сырья для нее. В некоторых из этих стран национальные агентства разработали меры по регулированию лесопользования, но они не смогли нанять достаточное число опытных работников лесного хозяйства с тем, чтобы обеспечить выполнение своих постановлений по регулированию. Те работники, которые были наняты, получали настолько низкое жалование, что взятки стали обычным средством получения ими дохода, достаточного для поддержания существования. Как следствие национализация породила режим свободного доступа к природным ресурсам – там, где до этого имел место режим общей собственности на природный ресурс. Разрушительные последствия национализации лесов, прежде находившихся в коммунальной собственности, хорошо документированы: данные по Таиланду приводятся в работе [Feeney, 1988a], по Нигеру – в [Thomson, 1977,] и в [Thomson, Feeney and Oakerson, 1986], по Непалу – в [Arnold, Campbell, 1986], [Messerschmidt, 1986,] и по Индии – в [Gadgil, Iyer, 1989]. Схожие проблемы возникли в прибрежном рыболовстве в тех странах, где национальные агентства полагали, что они имеют исключительную юрисдикцию над прибрежными водами (см. [Cordell, McKean, 1986], [W. Cruz, 1986], [Dasgupta, 1982], [Panayoutou, 1982], [Pinkerton, 1989a]).