Хелена и Мари никогда не пропускали Майский праздник, причем инициатива совместных начинаний всегда исходила от Мари, которая время от времени с удовольствием бродила по окрестностям. Хелена, напротив, чувствовала, что становится все более нелюдимой. Почему она никогда не замечала, что где-то устраивалась вечеринка? Впоследствии она всегда вспоминала, что читала об этом в своем новостном потоке, но каким-то образом, казалось, она была склонна упускать такие вещи из виду.
При этом она любила, когда Мари предлагала куда-нибудь сходить, потому что это почти всегда было занимательно.
Так было и в то майское воскресенье. Духовая музыка разносилась над поляной, где проходило народное гулянье, небо было безоблачно-голубым и сотни гордых флагов развевались на теплом устойчивом ветру. Пахло жареными колбасками, гороховой похлебкой, жареным миндалем и, конечно же, пивом. Чтобы отпраздновать то, как фюрер вернул Богемию и Моравию в империю, а Пльзень, родина пивоварения, теперь был немецким, на пиво сегодня была назначена специальная цена.
И так много людей! Суматоха, толкотня, давка между длинными столами, половина из которых стояла под легкими палатками. Пиво чудесно сверкало в стеклянных кувшинах, и настроение было исполнено энтузиазма: наконец-то дела Германии идут в гору! Фюрер доказал, что способен творить настоящие чудеса. Разве не водил он за нос мнимые великие державы как танцующего медведя на манеже?
В отличие от Хелены, Мари было легко начинать беседы с незнакомцами, и поэтому Хелене тоже иногда приходилось заговаривать с кем-то, кого она еще не знала. Правда, не так, как Мари, которая иногда казалась кокетливой – обманчивое впечатление, конечно, она ни на секунду не задумывалась о том, чтобы стать неверной своему Отто. Между тем они были помолвлены, и свадебные планы тоже были определены: через неделю после восемнадцатилетия Мари они пойдут к алтарю.
Кстати, Отто собирался присоединиться к ним позже, самое позднее к началу танцев. У него еще были кое-какие дела на ферме, и, когда он позвонил сообщить об этом, Мари сказала ему, что все в порядке, значит, у них будет еще один девичий день.
День начался с того, что они раздобыли себе по бокальчику пива – здесь никто не спрашивал их о возрасте, да и своих родителей Хелена тут не встретит, – а потом стали искать свободное местечко.
Хелена заметила один совершенно свободный столик, из-за которого только что встала группа людей.
– Глупости, – высказала свое мнение Мари. – Там мы будем сидеть совсем одни.
Сказала это и направилась к столу, где сидела группа веселых молодых людей в студенческой одежде. Она спросила, найдется ли местечко для двух девушек, на что мужчины охотно подвинулись, чтобы они смогли протиснуться. Студенты смеялись, но при этом смотрели только на Мари, она сегодня была лучезарно красива и выглядела в глазах Хелены как сама Мать-Земля.
Что же они изучают, поинтересовалась Мари. Историю, ответили студенты, в Йене. Они не были однокурсниками, но все они были призваны на военную службу и праздновали свои «последние дни как мирные жители», как выразился один из них.
Светловолосый парень с эспаньолкой возразил:
– Последние дни перед нашим переходом в героическое бытие!
– Могли бы спокойно дать мне еще три месяца, – произнес третий, долговязый молодой человек с яркими лавандово-голубыми глазами, у которого были блестящие черные волосы, завязанные резинкой в крошечный хвостик: он был не длиннее чем мизинец, но придавал незаурядности его внешнему виду.
– Почему? – переспросила Мари. – Что бы ты сделал за эти три месяца?
– Завершил свою выпускную работу, – ответил он, поднял свой бокал с пивом и, обращаясь к ним, произнес: – За жемчужину познания, которая теперь остается наполовину законченной на моем компьютере и, если я, Артур Фрай, погибну героической смертью, останется незавершенной и, таким образом, скрытой от человечества.
Его товарищи тоже подняли бокалы, хором издали печально-зловещий вопль и выпили – очевидно, некий ритуал, о котором Хелена никогда не слышала. Они с Мари тоже подняли свои бокалы, выпили по глоточку, потом Мари спросила:
– А о чем твоя работа?
Хелена всегда удивлялась, как ей это удается. Просто брала и спрашивала, без какой-либо стеснительности, но никто не чувствовал себя как на допросе. Напротив, казалось, большинству нравилось рассказывать о себе и открывать Мари свои самые личные вещи.
Это всегда были такие простые, такие очевидные вопросы. И все же они ни за что на свете не пришли бы в голову Хелене.
– Моя работа, – объяснил Артур с франтовским конским хвостиком, – это то, что называется «спекулятивной историей». Основная идея такого рода работ заключается в том, что единственный способ по-настоящему оценить значение того или иного исторического события – это выяснить, что произошло бы, если бы оно никогда не случилось. Метод, не лишенный споров среди ученых, но, если вы меня спросите, большинство ученых в любом случае являются закостенелыми чиновниками без единой искры воображения.
Мари нахмурилась, как делала всегда, когда задумывалась.
– Это значит, ты размышляешь, что было бы, если бы, например, Колумб не открыл Америку?
Артур кивнул.
– Да, только сейчас об этой теме, во-первых, уже много написано, а во-вторых, она бесполезная. Я имею в виду, что Америка уже была там, если бы Колумб остался в порту, ее обнаружил бы кто-нибудь другой. Это мало что дает. Интересны только такие события, значение которых большинство людей недооценивает.
– И ты такое нашел?
– Конечно, – ответил он и сделал глубокий глоток.
Мари взглянула на Хелену и спросила с притворной серьезностью:
– А, собственно, хотим ли мы узнать, что это за событие?
Они играли в такую игру не в первый раз. Хелена надула щеки, пожала плечами и ответила:
– Я даже и не знаю…
– Действительно? – Она наклонилась к нему и заявила: – Вам не нужно рассказывать нам, что это такое. По-моему, нас это нисколечко не интересует.
Артур усмехнулся. Его товарищи тоже.
– Я еще не пощадил никого, кто об этом спрашивал, так что теперь вам придется встать и убежать, чтобы я вам не рассказывал.
– Ах, – со вздохом промолвила Мари. – Если бы не было так сложно найти другое место… Ну, ладно. Расскажи нам. Мы отважно выдержим.
– Ну что ж, – начал Артур, отодвигая пивной бокал, чтобы освободить место и по-профессорски сложить руки. – Я задал себе следующий вопрос: что было бы, если бы сэр Чарльз Бэббидж не построил свою аналитическую машину? Каким был бы мир сегодня?
Мари подняла брови.
– И?.. Каким?
Хелена была удивлена. Мари всегда быстро отвлекалась, когда Хелена рассказывала о программировании или компьютерах.
– Да, каким бы он был? – начал Артур. – Большинство людей не осознает, что наличие аналитической машины повлекло множество других разработок, не только научных, но и технических и даже политических. Смогла бы Британская империя превратиться в мировую державу без всех вычислительных машин в британских банках и страховых компаниях? Трудно сказать. В конце концов, у них было превосходство в Мировом океане. Вероятно, империя все равно бы возникла, но у нее был бы гораздо более выраженный военный отпечаток. Были бы у нас сегодня компьютеры? Конечно же нет. Вероятно, у нас не было бы даже телевизоров.
– Но почему бы ему было ее не построить? – вставила свое замечание Хелена.
Артур посмотрел на нее, словно только теперь заметил ее присутствие.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, Бэббидж был выдающимся ученым своего времени, – перечисляла Хелена. – И у него возникла такая идея. Почему он не должен был ее осуществить?
– О, он мог бы потерпеть крах из-за денег, – отметил Артур. – Я наткнулся на информацию, что проект был на грани в 1842 году. Предшественника аналитической машины, разностную машину, Бэббидж построил за свой счет между 1820 и 1822 годами, но только для того, чтобы добиться от правительства одобрения на финансирование более крупной разностной машины.
– И ему это удалось.
– Да. Но в 1837 году у него возникла идея гораздо более универсальной машины, аналитической машины, и он забросил проект разностной машины. Возник конфликт с правительством, которое уже вложило немало денег – миллионы марок по сегодняшним меркам – и не получило никакого результата. И вот в 1842 году состоялось голосование по поводу прекращения финансирования. Решение было вынесено в пользу Бэббиджа, но с небольшим отрывом. Что было бы, спрашиваю я, если бы все вышло иначе?
– Тогда ее построил бы кто-то другой. Так же, как кто-то другой открыл бы Америку, если бы это не сделал Колумб.
– Машину, состоявшую из пятидесяти пяти тысяч высокоточных деталей, высотой три метра, а длиной девятнадцать?
– Были же и другие люди, которые строили разностные машины, основываясь на концепциях Бэббиджа. – Какая-то часть Хелены была поражена тем, насколько быстро она может выйти из себя, но эта часть была недостаточно сильна, чтобы остановить ее. – Это витало в воздухе, я уверена. Об этом свидетельствует одно то, что леди Ада разработала основные принципы программирования, как только вступила в контакт с Бэббиджем и он объяснил ей принцип построения. Ей даже не понадобилась работающая машина, а ее программа вычисления чисел Бернулли все равно заработала сразу. – Она энергично покачала головой. – Это было неизбежно. Эпоха компьютера должна была начаться именно тогда.
– А я это оспариваю, – возразил ей Артур.
– И все остальное должно было произойти, – добавила Хелена. – Как уже писал Бэббидж в автобиографии: «Как только появилась аналитическая машина, она обязательно должна была указать науке будущее направление». Потому что существовала концепция. Этого уже было достаточно, чтобы, например, каждый, кто каким-то образом занимался проблемами электричества, сразу же задался вопросом, как это позволит усовершенствовать аналитическую машину. Другими словами, компьютер.
Она забыла обо всем вокруг – о празднике, о Мари, о других студентах, о солнечном свете – обо всем. Остались только она и этот Артур с его утверждениями, которые она просто не могла оставить без внимания.
– Ты права, – согласился он. – Но именно поэтому важен вопрос, что было бы, если. Если бы Бэббидж потерпел неудачу, не важно, по какой причине. Я думаю, что сейчас все было бы забыто…
– Научные работы не предают просто так забвению!
– Но не в то время. И, как я уже сказал, ученые быстро костенеют. Они могли бы счесть идею об аналитической машине неосуществимой, прямо как вечный двигатель, и больше не возвращаться к ней.
Кто-то потряс Хелену за плечо. Это была Мари, и Отто внезапно тоже оказался рядом, и играла музыка. Мари произнесла:
– Мы пойдем потанцуем?
– Да, конечно, – рассеянно ответила Хелена. – Идите.
– Всего один пример, – сказал Артур, когда они ушли. – Наибольший импульс развития компьютер, как известно, получил во время Мировой войны. Раньше большинство устройств были просто забавой, они безнадежно уступали механическим аналитическим машинам, а глобальная сеть была всего лишь лабораторным экспериментом некоторых особенно помешанных университетов. Потом началась война, мать всех вещей, компьютеры приспособили для управления оружием, для шифрованной связи, для оптимизации производства оружия и так далее, а когда война закончилась, компьютеры, по сути, были уже теми высокопроизводительными устройствами, какими мы их знаем сегодня. Им можно было поручить выполнение той работы, которую до войны могли выполнять только люди. Результат? Чудовищная безработица, приводящая к обнищанию, недовольству и так далее и тому подобное. – Он склонился над столом и прошептал ей на ухо: – Если бы не компьютеры, возможно, Гитлер бы никогда не пришел к власти. Что ты на это скажешь?
Хелена посмотрела на него, совершенно застигнутая врасплох мужским ароматом, исходившим от него.
– Что? – спросила она.
Он снова сел, пожал плечами. Его голубые глаза таинственно сияли.
– Довольно смелое утверждение, я это понимаю. И не из тех, которые следует записывать. Но в этом что-то есть, как мне кажется. Чарльз Бэббидж как основоположник.
– У безработицы в Республике были и другие причины, – сказала Хелена. – Она была следствием Великой депрессии.
– Конечно, компьютеры на биржах были совершенно невинны.
Хелена была озадачена. Над этим она еще никогда не задумывалась. И она недостаточно подробно знала недавнюю историю, чтобы приводить доводы.
В этот момент товарищи Артура вернулись с танцплощадки, смеясь и подняв суматоху за столом, и рассказали о мужчине, который был настолько пьян, что не мог поднять свою денежную карту, упавшую на землю. Затем они напомнили, что им пора отправиться на какую-то встречу, о которой они договаривались, на что Артур ответил: «Ах да», опустошил свою кружку пива и встал.
Все кончено. Хелена осела, снова стала невидимой, той незначительной второстепенной фигурой, какой она чувствовала себя с незапамятных времен.
Но вдруг – студенты уже выходили из палатки – Артур еще раз обернулся, вернулся к ней и сказал, опираясь на столешницу перед ней:
– Я ведь даже не спросил – хотелось бы знать, с кем я имел удовольствие вести столь увлекательную беседу?
– Хелена, – ответила она совершенно растерянно. – Хелена Боденкамп.
– Боденкамп? Ты родственница знаменитого хирурга?
– Он мой отец.
– Ах, – он улыбнулся, выпрямился, изобразил своего рода жеманный реверанс и сказал: – Фрай. Артур Фрай. Было очень приятно.
«Мне тоже», – хотела сказать Хелена, но он уже отвернулся и поспешил за своими сокурсниками.
Она не сводила глаз с места, где он исчез, не в силах пошевелиться. Как будто случится что-то плохое, если она отведет взгляд. Как будто все окажется сном. Или исчезнет воспоминание об этом.
Наконец вернулись Мари и Отто, и она больше не могла смотреть в одно и то же место. Отто коротко поздоровался с ней, затем сразу пошел дальше, пожать руку другим знакомым. Мари села напротив, посмотрела на нее и спросила:
– Что с тобой?
– Я не понимаю, как устроена жизнь, – призналась Хелена. – Сейчас я так долго и так яростно спорила с этим студентом… при этом я больше никогда его не увижу. Тогда какой смысл был в этой нашей встрече?
Мари нахмурилась, слегка наклонилась вперед и пристально посмотрела на Хелену.
– Может быть, ты просто влюбилась?
– Ах, ерунда! – резко возразила Хелена, но в глубине души она точно знала, что Мари была права.
Так вот как это было.
Ужасно.