Понятие «картина мира» широко используется в современной научной парадигме. В астрономии птолемееву картину мира драматически сменила галилеевская, в физике принято говорить о классической, «доэнштейновской» картине мира и ее новейших изменениях, в литературоведении общеупотребительно обращение к картине мира того или иного автора художественного произведения или к картине мира героя. Языковая картина мира после знаменитых работ Сэпира-Уорфа [100, 143] стала предметом пристального внимания нескольких поколений лингвистов, в философии благодаря творчеству Хайдеггера укоренилось представление об экзистенциальной картине мира, которое в целом было унаследовано экзистенциальным направлением в психологии. При этом обычно само словосочетание «картина мира» практически не определяется как термин в строгом смысле этого слова, им оперируют как чем-то совершенно очевидным и понятным per se. Исключением можно, по-видимому, считать хайдеггерианскую традицию, в которой последовательно обсуждаются составляющие картины мира – пространство, время и пр., а также ее смысловой центр; человек, чьей картиной мира эта картина мира и является, так что, следуя за логикой Хайдеггера [121, 452], картина мира непременно есть чья-либо картина мира. Таким образом, субъективность является имманентным свойством означаемого и семантической составляющей означающего «Картина мира».
Картина мира в целом и ее составляющие явились предметом внимания различных психотерапевтических направлений – гештальт-терапии, гуманистического и экзистенциального подходов и целого ряда других. Однако семантическая неопределенность и многозначность интерпретаций этих объектов была такова, что вынуждала отказаться не только от их непосредственного эмпирического и экспериментального исследования вследствие неприложимости к ним обычных статистических методов, но в ряде случаев даже от перевода с одного европейского языка на другой (ср. проблему Angst) и от сопоставления сходных конструктов, используемых в рамках различных направлений (ср. «контакт» в гештальте и «близость» в экзистенциальной психологии). «Вавилонской башней», с создания которой началось расхождение языков описания, укоренившихся в ныне существующих направлениях, стал, на наш взгляд, ряд философских работ экзистенциального направления (Кьеркегор, Гуссерль, и особенно Хайдеггер, Гадамер, а также Ясперс, Сартр и др.) [63, 39, 139, 99], которые принципиально изменили парадигму в гуманитарной сфере ХХ в., но при этом были написаны усложненно и многозначно, так что множественность интерпретаций прямо вытекала как из глубины понимания человеческой души, так и из способа изложения этого понимания [79, 144].
С возникновением «экзистенциальной системы координат», которая не отменяла картезианскую, а лишь охватывала другое поле потенциальных задач, и следует связать окончательное разграничение между теоретико-научными и психотерапевтическими интенциями исследований в психологии. Теоретические исследования естественно определились как принадлежащие к объективной, декартовой системе координат, где картина мира состояла из «наблюдаемых объектов» и обосновавшегося отдельно от них «наблюдателя», в то время как самые разнообразные психотерапевтические направления оказались так или иначе включенными в субъективные, недекартовы координаты, где каждый из множества «наблюдателей» наблюдал собственные объекты, от которых не был отделен, так что акт наблюдения оказывал на них воздействие и изменял их. Этот факт требовал обращения к такому конструкту, как субъективная картина мира (а вернее, субъективные картины миров различных людей), что оказалось исключительно плодотворно в отношении понимания проблем отдельного, уникального, конкретного человека, позволяя взглянуть на реальность его глазами. Но эта новая субъективность имела и обратную сторону: оставаясь субъективностью и сохраняя подвижность и «текучесть», она ускользала от описания стандартным математическим метаязыком – требуя либо отказа от математической объективации, либо создания нового математического метаязыка.
Как известно, в отличие от лингвистики, поэтики, этнографии, где выходом из создавшегося положения оказался новый математический метаязык и неколичественные методы, в психотерапевтических подходах – вероятно, благодаря их бОльшей практической ориентированности, был выбран путь принципиального отказа от математизации.
Самые фундаментальные и традиционные представления (свобода, идентичность, одиночество, тревога, близость и др.), которые составляют основу экзистенциального подхода в психологии, восходят к «допозитивистскому» прошлому этой науки, когда еще не было проложено границ между ней и философией, и которые мотивируют ее поиски до сих пор. Именно они, с их богатством смыслов и многоаспектностью, ответственны за непреходящее ощущение кризиса в психологии, поскольку не поддаются прямым эмпирическим наблюдениям и представимы только в виде «интерпретаций».
Проблема строгости интерпретации – это одна из самых старых методологических проблем, осознанных задолго до возникновения науки в ее современном, позитивистском понимании. Она была подробно обсуждена в античных источниках и получила свое развитие в философских и теологических трудах, посвященных толкованию сакральных текстов (Рикер). С развитием современного знания научные области оказались разделены на «точную» (и тяготеющую к ней «естественную») и «гуманитарную» сферы не только в связи с различием изучаемых объектов, но и из-за относительной доступности математических способов описания объектов «внешнего» мира и неприменимости этих способов к объектам, принадлежащим «внутреннему» миру духовной деятельности человека. Своеобразная зависть, которую испытывали представители гуманитарных областей к возможностям «точных» наук (Толстой), особенно ярко проявилась на рубеже XIX–XX вв., послужив стимулом для формирования таких разноплановых явлений XX-го в., как формализм и структурализм в литературоведении (Тынянов, Шкловский, Эйхенбаум, Лотман, Якобсон, Тарановский, Жене, Кристева, Тодоров, Эко), структурные и дескриптивистские подходы в лингвистике (Трубецкой, Есперсен, Апресян, Мельчук, Блумфельд), экспериментальные направления в социологии и психологии (Дюркгейм, Гоффман, Ньюман, Найсер).
В процессе поиска адекватных способов ограничить степень произвольности в истолковании эмпирических наблюдений возникли две ведущих системы математических методов. Одна из них состояла в статистической верификации эмпирических данных, что породило требования в первую очередь к объему этих данных. Следствием корректной статистической обработки большого массива данных становились достаточно уверенные выводы относительно частотности изучаемого явления и вероятности его содержательных связей с рядом других явлений. Однако использование полученных таким образом новых знаний для решения проблем, связанных с единичным случаем, (в психологии – с данным, конкретным человеком в данном, конкретном состоянии) порождало логические ошибки того же ранга, что и распространение знания об проблеме одного, конкретного человека на большие группы людей. Другая система математических методов, получившая развитие в середине 60 гг. ХХ в., была сфокусирована на «единичных» явлениях и основывалась на строгих экспликациях, то есть на создании моделей корректного перехода от интуитивно понимаемых объектов и операций к точно определяемым математическим объектам и операциям, относительно которых можно было проводить логически строгие рассуждения. Логические ограничения, свойственные второй системе математических методов, были «симметричными» ограничениям первой системы: выводы, верные для данной конкретной экспликации некоторого понятия, некорректно было переносить на общий случай, поскольку одно и то же общее понятие допускает разные уточнения с разными свойствами. Ю. Шредер в этой связи говорил о «принципе соразмерности строгости вывода с точностью самого утверждения».
Исторически сложилось так, что система математических методов, обращенных к обработке массивов данных, оказалась весьма востребованной в теоретической психологии, а система строгих экспликаций, успешно применяемая в таких областях, как семантика, прагматика, лингвистика текста, структурное литературоведение, этнография и культурная антропология, осталась практически неизвестной. Это произошло в первую очередь за счет того, что статистические методы появились в распоряжении психологов раньше и немедленно дали хорошие результаты; кроме того, система статистических методов апеллирует в известной степени к «школьным» математическим знаниям и допускает механическое использование готовых формул, которое не требует понимания математической сути описываемых процессов и явлений.
С другой стороны, система неколичественных методов базируется на тех «нешкольных» математических представлениях и конструктах, в которых исходным, неопределяемым понятием избрано не «число», а «множество». Ее идеология была задана пионерскими работами группы французских математиков Бурбаки, в первую очередь их «Аксиоматической арифметикой», и открыла эпоху «математического формализма». В этой парадигме, продолженной такими отечественными математиками, как Шиханович, Шредер, В. А. Успенский, где особо важную роль играют требования к строгости логического вывода, разработаны способы математического представления «размытых понятий» (Л. Заде).
В психологии, где неколичественные математические методы пока занимают, безусловно, маргинальную позицию по отношению к количественным, в результате сложилась драматическая ситуация все увеличивающегося разрыва между теоретической наукой и практикой. Теоретическая, в первую очередь, экспериментальная психология, оказавшись в тисках требований математической доказательности, обнаруживает тенденцию к сужению поля выбора объектов исследования, предпочитая относительно простые, наблюдаемые и «измеряемые» процессы и явления (напр., Брунер об утрате значения). В то же время практические задачи, особенно психотерапевтические, как правило, группируются вокруг сложных и размытых процессов и явлений, сохраняя связь с традиционной для психологии философской составляющей, но отказываясь от теоретических верификаций. Статистические манипуляции с такими объектами, как, например, «горе», «печаль» и «тоска» обречены на спекулятивность вследствие размытых границ между этими объектами. В результате психотерапевтические практики оказались за пределами академической науки как нестрогие и недостаточно доказательные.
Поэтому видится настоятельно необходимым возвращение размытых и неопределенных, но нагруженных важнейшими психологическими смыслами экзистенциальных понятий в поле научной доказательности и проверяемости. Это осуществимо с помощью использования строгих неколичественных методов и может оказаться не менее полезным в качестве связующего элемента между теоретическими представлениями и работой с конкретными, эмпирически наблюдаемыми процессами и явлениями, чем оно оказалось в семантике в 60–80 гг. ХХ в., тем более что часть традиционных и важных для психологии объектов изучения не доступна почти ни в каком другом виде, кроме вербального.
В попытке найти общее в разнородных и нестрогих словоупотреблениях понятия «Картина мира» и обратившись к тому способу интерпретации этого понятия, который был принят авторами экзистенциальной и гуманистической школ в психологии (Ялом, Мэй….), в нашем исследовании был уточнен и конкретизирован термин «Индивидуальная картина мира человека». Он был истолкован как обобщающее имя для составляющих, выделяемых психологами-экзистенциалистами: экзистенциальные тревоги (Тиллих) – идентичность, свобода, одиночество (и любовь, или близость, как состояние, обратное одиночеству), смерть, а также пространство и время, внутрь которых они помещены. Однако все вышеперечисленное – это лишь своего рода «разметка карты», которую каждый индивид заполняет своим, сугубо индивидуальным опытом. Этот опыт осознается только в небольшой своей части, но лежит в основании множества выборов разного уровня. Он ответственен за выбор коппинг-стратегий, с помощью которых индивид справляется с экзистенциальными страхами; за выбор ролевых и коммуникативных стратегий; наконец, за членение континуальной реальности на «события» и «не-события», «важное» и «несущественное», «хорошее» и «плохое», находящееся внутри границ «Я» индивида и лежащее вне этих границ.
В настоящее время существует необходимость предпринять попытку синтеза знаний и методов, возникших за последние десятилетия в экспериментальной и когнитивной психологии, и представлений о человеке, его индивидуальной картине мира, самоосознавании и саморепрезентации, полученных в результате эмпирических наблюдений и психотерапевтических практик, в частности, гештальт-терапии и экзистенциальной психотерапии, используя в качестве верифицирующего инструмента строгие неколичественные методы, успешно зарекомендовавшие себя в сопредельных с психологией областях гуманитарного знания.
Теоретико-методологической основой исследования стали культурно-исторические, системные и общегуманитарные представления об уникальности каждой индивидуальной системы отношений к миру, то есть об экзистенциальной картине мира человека. Эти представления были конкретизированы в виде нескольких принципов:
1. Принцип культурно-исторического подхода к знаку, значению и понятию.
В соответствии с этим принципом использование понятий специфично для культурно-исторической по своему происхождению высшей психической функции (Л. С. Выготский). На ранней стадии, стадии комплексного мышления, в качестве значения слова «мыслятся те же предметы, что и на более продвинутой, но мыслятся иначе, иным способом и с помощью иных интеллектуальных операций» (Выготский). Благодаря этому, с одной стороны, возможно понимание между ребенком и взрослым, но с другой – это понимание неполное; оно лишь позволяет обмениваться сведениями о «физическом мире». В нашем исследовании мы взяли за основу именно эти представления Выготского, и, отказавшись лишь от идеи «стадиальности», главенствовавшей в науке первой трети ХХ в. и не подтвердившейся в дальнейшем, по крайней мере, в своей «семантической части», рассматривали понятия как конструкты, имеющие одновременно абстрактную, логическую природу, и как «комплексные», «цепные» (по Выготскому), или, другими словами, метафорические и метонимические образования.
2. Принцип системного разграничения объекта и его модели, «карты» и «территории».
Индивидуальная картина мира человека, как и отдельные ее составляющие, представляют собой сложные объекты, характеризующиеся невозможностью непосредственного наблюдения и измерения в «реальности» (на уровне означаемого) и семантической размытостью на уровне терминологизации (или означающего). Вследствие этого наиболее эффективным методом здесь является работа с моделями таких объектов. Создание строго формализованных моделей сложных объектов имеет свою историю и оказалось особенно востребованным в случаях, когда объекты не были доступны для непосредственного наблюдения (напр., глубинно-синтаксические структуры в теориях формального синтаксиса). В подобных случаях только последовательное соблюдение заранее сформулированных правил описания и оперирования давало гарантию от произвольности выводов, предохраняло от артефактов, спекулятивных решений и неправомерных экстраполяций. Требования к модели состоят в том, чтобы она, во-первых, была в определенном смысле проще моделируемого объекта, а во-вторых, в том, чтобы, несмотря на утрату части свойств объекта, она сохраняла те его качества, которые являются предметом изучения. Отсутствие исходного осознавания, что в любом случае неизбежны утраты, часто приводит к созданию нерелевантных моделей, которые оказываются чуть ли не сложнее моделируемого объекта. В нашем исследовании мы осознанно поставили ограничения на использование динамических характеристик и, с целью создания интуитивной определенности, прибегли к метафоре Кожибского-Бейтсона о «карте и территории», обозначая полученные статические модели как «карты», а моделируемые объекты как «территории». Но при этом за метафорой всегда стояло строгое определение математической модели как множества М с заданной на нем совокупностью отношений {R1, R2…Ri}.
3. Принцип соблюдения уровней формализации.
Согласно принятым в математических теориях моделей принципам, следует различать уровни формализации. Первый уровень формализации состоит в точном описании на языке, достигающем математического уровня строгости, исходных наблюдаемых объектов. В нашем исследовании это достигается путем создания метаязыка и корректным описанием на нем конструктов, которые мы обозначили как дискретные элементы картины мира и которые репрезентированы в качестве наблюдаемых объектов в виде следующих слов современного русского языка: пространство, время, я, свобода, смерть, любовь, одиночество. Второй уровень формализации состоит в том, что Теория (в теоретико-множественном понимании имеется в виду множество формул F такое, что с их помощью можно делать высказывания относительно моделей, причем любое из этих высказываний будет либо истинно, либо ложно) выражается на эксплицитно формулируемом языке. В нашем исследовании второй уровень формализации используется при обнаружении дискретных элементов картины мира в текстах, исходя из формализмов первого уровня. Для этого используется известный логический инструмент «машина с Оракулом». Он позволяет задавать вопросы: «Допустимо ли это значение?». Процесс деятельности Оракула никак не описан, формализованы лишь вопросы, которые разрешается ему задавать, а также допустимые ответы. Функция, реализуемая такой логической машиной, называется «вычислимой относительно Оракула». Другими словами, с помощью этого логического инструмента можно давать точные описания, «формализованные относительно» понятий, не сформулированных точно, отграничив лишь понятия формальные от понятий, заданных с помощью «Оракула». Ю. Шредер, сокращенными формулировками которого мы воспользовались, рассматривает всю систему формализаций В.Проппа в его решениях «Морфологии волшебной сказки» как последовательное использование логической «машины с Оракулом».
4. Принцип междисциплинарности.
Междисциплинарный характер исследования предполагает адаптацию и взаимное приспособление методов и техник, разработанных в различных, обычно сопредельных областях знания, для выдвижения новых нетривиальных гипотез и для комплексного решения проблем, неразрешимых в традиционных рамках одной дисциплины. В нашем исследовании мы использовали неколичественные методы современной математики и тесно связанные с ними техники и инструменты структурного синтаксического и семантического анализа для формулирования и решения таких традиционных для психологии проблем, как анализ вербальной продукции человека, обнаружение специфики индивидуальной картины мира человека и возможности содержательного контакта, или понимания, обусловленного достаточной доступностью этой картины мира для наблюдателя.
В данной работе вводится в корректной дефиниции термин «уникальная индивидуальная картина мира индивида» и разработан метод исследования семантически многозначных понятий с размытыми границами, включающий экспериментальную составляющую и способ построения семантических моделей; он позволяет с высокой степенью строгости изучить индивидуальную картину мира конкретного человека и построить ее карту, а также сравнивать карты индивидуальных картин мира разных людей и групп людей и различать норму и «не-норму».
В работе были использованы психолингвистический эксперимент и естественный эксперимент. В качестве конкретных исследовательских методик были применены специально разработанные автором «Текстовые методики» (ТМ) и «Процедура семантического наполнения понятий» (ПСН), модифицированный вариант метода глоссария («извлечение инварианта»), метод «да/нет», модифицированный для работы с логическим инструментом «машина с Оракулом», метод структурированных интервью. Для обработки экспериментальных результатов были использованы неколичественные математические методы и комбинаторный метод оценки вероятности совпадения кортежей независимых параметров («задача дня рождения»).
Испытуемыми выступили учащиеся различных школ г. Москвы, студенты, магистранты, аспиранты и научные сотрудники РГГУ и других московских ВУЗов. Всего в эмпирических и экспериментальных исследованиях приняло участие более 650 человек и было исследовано более 3 тыс. текстов.
Закономерности и факты, выявленные в работе, могут быть использованы как в диагностической и консультационной деятельности практического психолога, так и в экспертной практике различной направленности.
Материалы исследования могут быть использоваться в работе с детьми и подростками в контексте обеспечения их психического здоровья и конструктивного личностного развития.
Данные и выводы исследования могут послужить основой для проведения конкретных психологических и социально-психологических исследований, в частности, для скринингового обследования больших групп людей на предмет выявления групп риска по различным параметрам.
Результаты исследования нашли отражение в материалах курсов «Коммуникация с текстом», «Психолингвистика», «Психосемантика», преподаваемых студентам ИП им. Л. С. Выготского РГГУ.