Едва перешагнув порог комнаты, Вера стащила через голову платье и яростно прошипела:
– Видеть их не могу! Белобрысая сука так и стелется, так и стелется, хотя на самом деле удушить нас готова. А этот старый козел? Из него труха сыплется, а он мечтает об уничтожении всего живого на планете!
– Ошибаешься, – задумчиво возразил Бондарь. – Бактерии, они ведь тоже живые. Надо полагать, Сергей Николаевич любит их гораздо больше людей.
– Ты слышал, он собирается в Соединенные Штаты? Представляешь, что будет, если ему действительно выделят лабораторию? Они потравят всех обыкновенной водой из водопроводного крана!
– Во-первых, не всех, а только людей второго сорта, таких, какими являемся, например, мы с тобой, – негромко произнес Бондарь. – Во-вторых, до Штатов далеко, а мы рядом. В-третьих, не ори на весь дом, нас могут подслушивать.
– Ты думаешь? – насторожилась Вера.
– Почти убежден в этом.
– Почему?
– Вспомни, как усмехнулась Ингрид, когда говорила про насыщенное свадебное путешествие. – Бондарь сокрушенно повертел головой. – Достаточно было послушать наш разговор перед ужином, чтобы сообразить, что никакие мы не молодожены.
– Ну это еще вилами по воде писано, – заявила Вера, избавляясь от колготок. – Мнение Ингрид ничего не значит. Главное, чтобы профессор ничего не заподозрил. Я знаю способ.
С этими словами она направилась в ванную, но была перехвачена Бондарем, склонившимся к ее уху.
– Завтра утром останешься с Виноградским наедине, – шепнул он. – Постарайся убедить его в том, что Россия предпочтительней Америки. Тем более в компании такой девушки, как ты.
– Навешать лапши на уши – сколько угодно, – тихо отозвалась Вера, – но спать с этим бактериофагом я не собираюсь, так и знай.
Рука Бондаря скользнула по ее плечу, добралась до шеи и усилила хватку.
– Ты сделаешь все, что потребуется, – холодно сказал он. – Мы не имеем права отдавать профессора ни Западу, ни кому бы то ни было еще.
– У него полная голова перхоти! – пискнула Вера.
– У него полная голова идей, которыми мечтают завладеть наши враги.
– Так надо вышибить ему мозги, и дело с концом!
– В самом крайнем случае, – сказал Бондарь, разжимая пальцы. – Если не получится по-хорошему. Идеи Виноградского могут пригодиться родине.
Машинально потирая горло, Вера недоверчиво спросила:
– Какая разница, кто запустит бактерий в водопровод, мы или американцы?
– Глупая, неужели ты не понимаешь, что для нас это просто одна из мер безопасности? Есть такое понятие: оружие сдерживания. Если бы у нас не было ядерных боеголовок, на нас давно сбросили бы ядерную бомбу. То же самое с любыми другими видами вооружений.
– Как в той песне получается, – вздохнула Вера. – «К нам не подходи, к нам не подходи, а то зарежем».
– Что-то в этом роде, – согласился Бондарь.
– Эх, кто бы знал, как я ненавижу все эти ваши мужские хитрости. Игры патриотов, блин!
С этими словами Вера скрылась за дверью ванной комнаты. Проводив взглядом ее стройную фигуру, дважды перечеркнутую полосками черного бюстгальтера и таких же черных трусиков, Бондарь разделся и лег на кровать, предварительно выложив на тумбочку сигареты и зажигалку.
Курить, как ни странно, не хотелось. Хотелось спуститься вниз, взять за шкирку свихнувшегося ученого и встряхнуть так, чтобы вся перхоть осыпалась с него раз и навсегда, вместе с волосами. Дожил до седин, старый идиот, а ума-разума не нажил. Разве он не соображает, что делает? Неужели ему не ясно, что любая теория подразумевает переход к практике? Или ему безразлично, на чем делать деньги и славу?
Взгляд, которым встретил Бондарь Веру, был таким жестким и непримиримым, что она невольно остановилась, словно наткнувшись на невидимое препятствие.
– Ты что? – спросила она инстинктивно закрывая грудь руками.
– Ничего, – пожал плечами Бондарь. – Думаю.
– О чем? – добравшись до кровати, Вера проворно нырнула под одеяло.
– О том, что не хрен расхаживать голышом в присутствии малознакомых мужчин.
Погасив свет, Бондарь повернулся на левый бок и зажмурился. Тело, прижавшееся к его спине, было влажным и прохладным, но почему-то казалось обжигающим. Особенно горячей воспринималась нога, заброшенная на бедро Бондаря. А там, где эта нога заканчивалась, вообще пылали уголья.
– Кто-то обещал лишить меня интимных услуг, – проворчал он.
– Конспирация, – ханжески вздохнула Вера. – А вдруг нас подслушивают? Мы должны вести себя естественно.
Дальше все происходило вроде бы против желания Бондаря, но не без его участия. Оседлавшая его Вера помогла себе двумя руками и, охнув, осела ниже сантиметров на двадцать с лишним. Ее тело лоснилось в темноте, как статуя из темного дерева. Давая Бондарю вдосталь полюбоваться собой, она сделала несколько пробных круговых движений тазом, а потом по-жокейски наклонилась вперед и затеяла такую неистовую скачку, что он услышал лязганье ее зубов.
Первый стон застал его врасплох. Ему показалось, что он оглох, поскольку жаркие Верины губы как раз ловили его ухо. Продолжение оказалось еще более впечатляющим. Не позволяя заткнуть себе рот, Вера разразилась целой серией воплей, звучавших все пронзительней, все отчаянней. Когда, наконец, этот кошачий концерт закончился, Бондарь снял ее с себя и, потянувшись за сигаретой, сердито спросил:
– Ты с ума… – его голос прервался. – Ты с ума сошла? Всю округу всполошила.
– Пусть… – Вера тоже задыхалась, – пусть знают наших. У нас медовый месяц или как?
– Во всем нужно знать меру, – продолжал ворчать Бондарь, кое-как совмещая пламя зажигалки с прыгающей в зубах сигаретой.
– В следующий раз обещаю молчать, как рыба.
– В следующий раз я заранее замотаю тебе голову одеялом.
– Что ж, я согласна, – покорно вздохнула Вера, завладевая тлеющей сигаретой. – Дай только сделать пару затяжек перед смертью.
– Сегодня – живи, – великодушно разрешил Бондарь.
– Нет уж, помирать так помирать. Считай, что следующий раз уже наступил.
Ее рука змеей скользнула вдоль туловища Бондаря, и он понял, что она не шутит.