Привилегия начальника – из всех дел выбирать себе самое вкусненькое. Или вовсе не работать.
Однако, чтобы получить подобные бонусы, руководителю приходится нести тяжелый крест. И главное: уметь убедить подчиненных, что задание, на них возложенное, есть самое важное, нужное, почетное, перспективное и интересное.
Короче, когда мы вчера после ухода Полины Порецкой обсуждали с Римкой, кому что делать назавтра, я впарил помощнице то, что подальше и посложнее. А затем сумел расцветить оба этих задания всеми возможными радужными красками и блестками. Короче, ей я поручил съездить к Юлии Игоревне, старшей сестре нашей заявительницы, а также к даме-психиатрине, пользовавшей потерпевшего. Себе же выбрал давнего, еще со студенческой скамьи, друга убитого и его ближайшего коллегу (на обоих указала мне Полина). Я созвонился с тем и другим, и, приятно совпало, оба без тягомотины и экивоков согласились со мной встретиться.
Первого контрагента, однокурсника погибшего, звали Юрий Аболдин, я пробил его по всем возможным базам и соцсетям. Ровесник погибшего, он трудился в компании с труднопроизносимым названием. Она счастливо располагалась в одной остановке от моего дома, поэтому мы встретились в его обеденный перерыв. Близ метро, станции «Перово», я назначил ему стрелку в кафе «Медведица».
За прошедшие сутки я нашел в инете пару изображений погибшего Порецкого и его дружбанов. Следует признать, что покойный выглядел более преуспевающим, чем мой нынешний контрагент. Вот что значит большие деньги – хотя они не уберегли Игоря Николаевича от смерти, а, скорее, к ней его и привели. Аболдин, его ровесник, был весь седой, изможденный, перепаханный морщинами, согбенный. Так как они однокурсники, он тоже шестьдесят пятого года рождения. Значит, институт оба окончили в восемьдесят восьмом, когда налаженная и накатанная советская жизнь начинала рушиться. И чего им, верно, только не довелось перенести! И перестройку с голыми полками, и девяностые с бандосами на «мерсах» – поневоле посочувствуешь.
– Вы представились частным детективом, – сказал Аболдин, уписывая вставными челюстями мясо по-французски, – и какие аспекты вы изучаете?
Мой принцип: если можно что-то НЕ скрывать, быть откровенным, поэтому я сказал:
– Меня наняла Полина, дочь покойного. Ей сомнительно, что Порецкий покончил жизнь самоубийством.
– Понимаю, что ей трудно смириться, но официальная версия походит на истину.
– Вы в нее верите, в официальную?
– Ни минуты не сомневаюсь, – безапелляционно высказался мой визави.
– А почему?
– Во-первых, смерть Леночки – я имею в виду покойную жену Игоря – здорово его подкосила. А потом – ведь он болел.
– Ну, да, мне говорили: депрессия.
– Это блажь, – Аболдин пренебрежительно отмахнулся, – просто Порецкий очень по Ленке грустил. Мы учились вместе. Хорошая была девчонка. – Он поправился: – Девушка, женщина. Они на последнем курсе поженились. Всю жизнь вместе. Конечно, он тосковал. Но сейчас дело в другом! Два года прошло, как ее не стало, и он выправился. Время лечит. Но тут его жизнь снова подкосила.
– А что случилось?
– А вам дочь его ничего не говорила?
– А должна была?
– Я не знаю. Может, он от них скрывал?
– Скрывал – что?
– Да, может, и от них таил… А мне проболтался. По пьяни. Короче, позвонил однажды, месяца три назад дело было, и говорит: Юрок, а давай мы с тобой напьемся. Но голос невеселый. Я говорю: ну, давай. Только одни (говорит он), без кастрюлек твоих (так он моих домашних называл: жену, тещу, дочек). Короче, встретились мы с ним в баре, неподалеку от его работы, в центре. Ну, наклюкались – как в студенческие годы, только более качественными напитками по сравнению с теми временами. Да! Помню, мы с Игоряхой на картошке на первом курсе «андроповку» хлестали с черняшкой и килькой в томате – телогрейку подстелили, на поляне, в лесу, потом еще дождь пошел… Вспомнили в тот раз и эту пьянку… Только он смурной был, а когда расслабились, он мне говорит: «А знаешь, Юрец, я ведь тю-тю». – «В каком смысле?» – спрашиваю. «Плохо у меня со здоровьем». – «А что такое?» – «Не буду тебя грузить заумными названиями, но у меня последняя стадия. Осталось, – говорит, – недолго. Сейчас ведь все в Сети можно прочитать. А у меня скоро терминальная начнется, и это мрак. Полгода, максимум год, а последние месяцы – вообще врагу не пожелаешь, лучше сразу сдохнуть». Вот мы с ним и поговорили, попили-погуляли!.. Я, конечно, стал его убеждать, что любые врачи ошибаются, и начал уговаривать, чтобы он диагноз свой за границей подтвердил и туда поехал лечиться, да он только отмахивался. Короче, наклюкались мы изрядно, разъехались, не помню как, на такси. А когда я услыхал о его самоубийстве, ничуть не удивился.
– И вы с ним после той беседы больше не виделись? Не разговаривали?
– Видеться не виделись, но я ему раза два звонил. Однажды он был занят и совсем не расположен беседовать, а в другой раз на мой прямой вопрос о болезни сказал, что не хочет эту тему обсуждать.
– Значит, вы считаете, что толчком для суицида Порецкого стало то, что он знал, что обречен, и не хотел мучиться.
К тому времени Аболдин покончил со вторым и прихлебывал чаек. Выслушав мою формулировку, он воздел узловатый указательный палец с длинным ногтем и изрек:
– Абсолютно центрально замечено.
– А скажите, после смерти горячо любимой жены у Порецкого женщины были?
– Никогда с ним эту тему не обсуждали. Никогда. Но, я думаю, Игорек ведь нестарым еще человеком был, особенно по нынешним временам – почему нет? Кто б его осудил?
– Мог он пользоваться услугами проституток?
– Откуда я знаю! Игорь со мной не делился. Да и вообще мужики проститутками редко хвастаются, разве нет? А Игоряха точно был не из болтунов.
– А в самый последний раз – когда с ним разговаривали?
– Недели за две до его гибели, я ему звонил.
– И как он вам показался?
– Обычный, спокойный, уверенный в себе. Но куда-то он торопился, поэтому нормального разговора не получилось.
Засим мы распрощались, и Юрий Аболдин поскакал (как он сам выразился) на службу.
Я взял себе еще чашечку эспрессо и прямо из кафе позвонил заказчице. Она не ответила, и я ничтоже сумняшеся написал ей по вотсапу: «Вы знали, что ваш отец смертельно болен?»
Потом набрал Римку, которая как раз должна была ехать к сестре клиентки – той самой Юльке, обремененной годовалым сыночком. Попросил, чтобы она задала старшей сестре тот же вопрос о неизлечимом заболевании папаши.
– Да-да, спрошу, – досадливо буркнула моя замечательная помощница и отключилась.
А тут и Полина Порецкая мне перезвонила и начала расспрашивать, с чего я взял, что отец был смертельно болен. Я объяснил, а она в ответ принялась уверять, что это ошибка и она ни о каком смертельном диагнозе не слыхивала:
– И по результатам вскрытия ничего подобного не сказали! Откуда Аболдин эту инфу взял? Неужели отец и вправду болел? И на вскрытии не заметили? – А потом растерянно протянула: – Но если так, становится понятно, почему он вдруг со мной о завещании заговорил…
Мне захотелось назидательно заметить девушке, что лучше при жизни интересоваться здоровьем собственного родителя, чем посмертно заказывать дорогостоящий частный сыск, однако я сдержался.
Клиентов все-таки надо беречь, а не то они совсем разбегутся.