К дому я подкатила примерно в половине второго ночи и едва сдержала возглас удивления. Во всех окнах горит свет, а около подъезда стоит белый микроавтобус, сильно напоминающий «Скорую помощь», только без красного креста. Сердце тревожно сжалось. Что у нас случилось?
Первый, кого я увидела, был Дегтярев в мятых спортивных штанах и мятой майке. В руках он держал окровавленную простыню.
– Господи, – прошептала я.
– Явилась, – вздохнул полковник, – и на том спасибо.
Я хотела было начать задавать вопросы, но тут из столовой раздался вопль Кеши:
– Дегтярев, где белье?
Александр Михайлович юркнул в коридор, ведущий в кухню. Оттуда мгновенно появилась Ирка с чайником.
– Что у нас происходит?
– Дурдом, – резюмировала домработница и скрылась в столовой.
Недоумевая, я пошла за ней, рванула дверь и остолбенела. Столовая, еще утром бывшая нормальной комнатой, превращена в операционную. Большой стол, за которым мы едим, накрыт простынями, его освещают торшеры, которые собрали из всех комнат, у стола орудуют фигуры в халатах. На полу таз с окровавленной ватой и марлевыми тампонами, резко пахнет лекарствами.
– Отойди, – пнули меня в спину, и мимо прошмыгнула Зайка с кастрюлей.
Бледный Аркадий жался у окна с каким-то баллоном, сильно смахивающим на газовый.
Я выпала в коридор, увидела Дегтярева с кипой простыней и рявкнула:
– Что это за полевой госпиталь?
– Сейчас, – пробормотал полковник, – погоди.
Он нырнул в столовую. Я прислонилась к стене. Похоже, там идет операция.
– Жуть кромешная, – сообщил, выходя, Аркадий, – меня тошнит. Какой ужас! Неужели с бедными женщинами так же поступают.
– Да что случилось?
– Ей пришлось делать кесарево, – вздохнул Кеша, – мрак, теперь месяц спать не смогу. Меня заставили помогать…
– Кому кесарево?
– Юне.
– Это кто? – оторопела я.
– Мать, – строго заявил Аркадий, – видишь, как плохо не бывать дома. Агата Кроуль оставила нам мопсиху…
– А-а-а, – вспомнила я, – точно, Юнону. Она еще все под стулом пряталась, толстенькая такая, есть отказывалась.
– Оказалось, что не жирненькая, а беременная, – вздохнул Кеша, – представляешь, как все перепугались, когда она застонала и дергаться начала.
Я слушала, разинув рот. Ольга и Кеша, увидав, что у собачки приключились судороги, кинулись звонить Дениске. Тот примчался и мигом понял, что это потуги. Везти Юню в клинику было уже невозможно, поэтому бригаду хирургов вызвали на дом. Слава богу, сейчас все позади, щенки живы, мать, похоже, тоже.
– Сколько их? – только и смогла спросить я.
– Девять, – трагическим шепотом сообщил Аркадий, – мал мала меньше, просто мышата, а не собачки.
Я почувствовала легкое головокружение. Пять детенышей у Черри и этих девять, всего пятнадцать. Нет, тринадцать. Опять неверно. Пять плюс девять, это сколько? Поняв, что не способна решить данную сложную задачу, я заорала:
– И что мы станем с ними делать?
Кеша попятился:
– Не знаю. Черриных раздадим по знакомым.
– А девять мопсиков?
– Видишь ли, мать, – хмыкнул Аркадий, – они не совсем мопсы.
– Как это?
– Погоди, – улыбнулся Кеша, – сейчас покажу.
Я опять осталась в коридоре подпирать стенку. Через пару минут Аркашка высунулся из комнаты и поманил меня пальцем. Я, стараясь не смотреть в сторону обеденного стола, добрела до подоконника и уставилась в таз. Глаз выхватил простынку, электрическую грелку, а на ней кучку ярко-рыжих кутят с длинными мордами. Я обомлела. Мопсы появляются на свет почти черными, потом они начинают «перецветать», светлеть, но рождаются темными, рыжими – никогда, и морды у них тупые, как у троллейбуса, а эти были несколько похожи на лисят.
– Кто это? – изумилась я.
– Дети Юноны, – пояснил Кеша, – небось в папочку пошли, «рыжие, рыжие, конопатые». Эх, любовь зла, похоже, Юня мужа себе на помойке нашла.
Угадайте, кто возился со щеночками до утра, капая им в рот детскую смесь производства фирмы «Роял Канин»? Правильно, я. Все остальные были измучены. Маня потому, что помогала ветеринарам, Зайка из-за Юноны, которую, еще не отошедшую от наркоза, поселили у нее в спальне, а Кеша и Александр Михайлович дружно заявили: что их тошнит от запаха крови и что они пережили жуткий стресс.
Подобное заявление из уст адвоката не удивляло, но полковник милиции, закатывающий глаза при виде оперируемой собачки, это каково?..
– Ну и что, – насупился Дегтярев, – на трупы спокойно смотрю, а на разрезанных мопсов не могу. И вообще, налейте мне поскорей сто грамм коньяка.
Ночь прошла кошмарно. Глаз я не сомкнула ни на минуту. «Лисята» жалобно пищали. Я покормила одного, взяла второго, потом третьего… Четвертый категорически отказывался от еды, отплевывался и вывинчивался из рук. Я пыталась насильно накормить его, но потерпела полнейшую неудачу. В чем дело? Первые трое показали просто отличный аппетит. Взгляд случайно упал на раздутый живот щенка. Минуточку, кажется, именно его я и кормила первым. Вот незадача. С Черриными детьми было легко – они все разные, эти же словно новенькие монеты. Что делать? Слегка поразмыслив, я притащила из кабинета коробочку с фломастерами для «боди-арта». Новый год мы всей семьей отмечали в ресторане. Там был устроен костюмированный бал, поэтому и были куплены средства для раскраски тела. Теперь они очень пригодились. Значит, так, тех, которые поели, отмечу зеленой краской.
В семь утра я нечаянно заснула, в девять, проснулась в полном ужасе, обнаружив, что щенки рыдают в голос от голода. У меня просто опустились руки. Их еще нужно обтирать тряпочкой. А я ведь собиралась искать яйцо Фаберже! Шатаясь от усталости, я спустилась в столовую. Комната вновь приобрела обычный вид.
– Р-р-р, – донеслось из угла.
Я посмотрела в ту сторону, откуда шел звук. Черри, встопорщив шерсть, загораживала собой пищащих щенят.
– Перестань, никому они не нужны.
Пуделиха, ухитрившаяся за одни сутки превратиться в ненормальную мамашу, принялась истово нализывать детей. И тут меня осенило…
Забыв про гудящую голову, я понеслась наверх, схватила коробок с «лисятами», притащила его в столовую и сунула одного щенка Черри. Та как ни в чем не бывало принялась облизывать подкидыша. Я обрадовалась и подложила ей всех рыжих щенят. Черри с легким недоумением оглядела увеличившееся семейство. Мне показалось, будто она хочет поинтересоваться:
– Эти-то откуда взялись?
Но инстинкт взял верх над разумом. Тяжело вздохнув, Черринька принялась сгребать деток в кучу. Я перевела дыхание. Отлично, жаль, что не догадалась сделать из нее приемную мать вчера вечером. Спала бы себе спокойно. К ужину Юнона придет в себя, и я разделю детей.
Когда проводишь ночь без сна, в голове рождаются гениальные мысли. Недрогнувшей рукой я набрала номер косметической клиники и попросила:
– Позовите Шилову.
– Минуту, – ответил вежливый девичий голос, и зазвучала музыка, вернее, одна фраза, повторяемая бессчетное количество раз.
Мне она надоела сразу. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля.
– Слушаю, – прервал треньканье красивый сочный голос.
– Роза Андреевна?
– Да.
– Мне посоветовала обратиться к вам Ирэн Фабер, помните такую.
– А как же.
– Можно приехать?
– Сегодня в два устроит? Как ваша фамилия?
– Васильева, – без тени колебания ответила я.
Шилова совершенно не удивилась. Ивановы, Петровы, Васильевы – самые распространенные в России фамилии. К тому же она вряд ли помнит фамилию новой гостьи, появившейся на приеме в доме Рыкова.
Буквально влетев в кабинет Шиловой, я шлепнулась на стул, стоявший у стола, и сообщила:
– Звонила вам утром. Будем знакомы, Дарья Васильева от Ирэн Фабер.
Роза Андреевна достала из футляра очки, спокойно надела их и с глубоким изумлением воскликнула:
– Вы?
– Мы знакомы?
– Естественно.
– Да? – продолжала я кривляться.
Потом прищурилась, указательным пальцем подтянула кожу возле правого глаза:
– Простите, сильно близорука.
– Отчего очки не носите? – спросила косметолог.
– Они мне не идут.
– Тот, кто постоянно морщится, желая что-либо разглядеть, наносит большой вред своей коже.
– Так где мы виделись?
– В гостях у Юрия Рыкова.
– Какая гадость, – всплеснула я руками, – отвратительно.
– Что? – опешила Шилова. – Что вы имеете в виду?
– Этот, с позволения сказать, профессор, – прикидывалась я полнейшей идиоткой, – представьте себе, какая мерзость! У него из дома пропала дурацкая игрушка, а он обвинил в воровстве меня. Меня!!! Да зачем бы мне вдруг понадобилось тырить всякую дрянь, а?
– У Рыковых пропало пасхальное яйцо.
– Фу, – фыркнула я, – честно говоря, не слишком-то поняла, что у них сперли. Яйцо! Протухшая штука с крашеной скорлупой. Вот уж ценность, прямо-таки умопомрачительная! Оно что, золотое?
– Вы угадали, – пояснила Роза, – именно золотое, работы Фаберже, очень дорогая вещь, доставшаяся Юрию Анатольевичу от бабки-фрейлины.
– Ну и на фиг оно мне сдалось? – перешла я на подростковый сленг. – За каким таким шутом мне чужие пыльные воспоминания понадобились?
Шилова тяжело вздохнула. Очевидно, она решила, что видит перед собой клиническую идиотку. К тому же я натуральная блондинка с голубыми глазами, а такие дамы, как всем известно, – круглые дуры.
– Эта, как вы выразились, пыльная штучка – очень дорогая вещь, – принялась растолковывать Роза.
– Ха, – прервала ее я и выложила на стол платиновую кредитку, – видали такие карточки?
Шилова кивнула.
– Могу, сами понимаете, любую вещь себе приобрести.
– Я вас ни в чем не подозреваю. Юрий Анатольевич очень импульсивен, он действовал под влиянием минуты. Ляпнул первое, что пришло в голову.
– Интересное дело, – вскипела я, – почему именно на меня пало подозрение? Может быть, это вы яйцо сперли?!
– Я?!
– Вы!!!
Роза Андреевна вытащила из сумки сигареты и заявила:
– Вы с ума сошли. Я бываю у Рыковых регулярно, на меня и подумать невозможно. К тому же терпеть не могу чужие безделушки, у меня к ним какая-то брезгливость. Представлю, что их трогают сморщенными руками старухи, и меня просто передергивает.
– Ничего, ничего, передернулись себе и понесли в скупку. Сами говорите, что вещь дико дорогая. Может, у вас долги!..
– Вы на что намекаете? – покраснела Роза. – Какие такие долги? Уж извините, хвастаться не приучена, но смотрите.
И она тоже вытащила из кошелька «Мастер-кард» только не платиновый, а золотой. Похоже, у тетки там лежит тугая копеечка.
– Ну и чего? – фыркнула я. – Деньги к деньгам. Увидели и сперли. Между прочим, выходили из гостиной, довольно надолго.
– Косметику поправляла, – занервничала Роза, – в ванной наносила макияж.
– А по дороге зарулили в кабинет и приделали яичку ноги.
– Юра хранит его в спальне, – взвилась Роза, – ничего-то вы не знаете.
– Вот и здорово, – мигом воспользовалась я ее промахом, – зато вам хорошо известно, где Рыковы держат фамильные раритеты. Ну и ладненько, сейчас двину в милицию, пусть там разбираются, кто прав, а кто виноват. Мне не очень хочется, чтобы народ кругом твердил: Дарья Васильева – воровка.
Роза Андреевна сильно изменилась в лице:
– Я ничего не брала!
– Я тоже.
Разговор зашел в тупик. Подождав пару секунд, я ласково пробормотала:
– Верю вам, такая милая, интеллигентная дама не способна на воровство.
– Вы тоже не похожи на домушницу, – не осталась в долгу Роза.
– Но понимаете, что мы замазаны? Люди долго будут говорить: неизвестно, кто из них украл, но яичко-то исчезло…
– Сама об этом думала, – вздохнула Шилова, – вчера как раз размышляла на эту тему.
– Может, кто из этих украл…
– Кого имеете в виду?
– Ну, мужчины…
Роза Андреевна улыбнулась.
– Невероятно. Они работают в НИИ тонких исследований. Владимир Сергеевич – директор, Леонид Георгиевич – его зам по научной части. Оба доктора наук, известные люди. Такое просто невозможно.
– Там еще был некий Яков.
Роза поджала губы.
– Ах этот! Ничего о нем сказать не могу. Выглядит отвратительно. Хотя тоже в НИИ тонких исследований работает. Кстати, на вечере присутствовал также и ваш кавалер.
– Он ни разу не выходил из комнаты.
– Это верно, – пробормотала Роза, – я, честно говоря, подозревала вас и Якова. Хотя теперь понимаю: вы не из таких. Да что мы все об этом яйце, давайте о деле.
Я чуть было не спросила: «О каком?» – но вовремя вспомнила, что явилась сюда за второй молодостью. Пришлось старательно изображать из себя клиентку. Сначала Шилова зажгла яркую лампу и, нацепив себе на нос нечто очень похожее на бинокль, принялась изучать мое лицо. Наконец она вынесла вердикт:
– Катастрофы пока нет, думаю, обойдемся одним курсом. Сначала сдайте анализы. Эти натощак, а…
– Зачем? – изумилась я.
Роза глянула на меня.
– Ирэн не рассказывала, в чем суть?
– Нет.
– И про цену не говорила? – нахмурилась косметолог.
Я принялась выкручиваться:
– Вы же ее знаете, фик-фок на один бок, никакой серьезности. Прощебетала так небрежно: «Душечка, бегом несись к Розе Шиловой, она просто кудесница. Сбросишь двадцать лет, правда, дорого стоит, но зато какой результат!»
– Очень похоже на Ирэн, – вздохнула Роза. – Слушайте: курс омоложения состоит из нескольких процедур. Массаж, который я делаю сама, прямо тут, в кабинете, и уколы.
– Уколы! Гормоны! Ни за что!
– Смотрите, душенька, – ласково сказала Роза и вытащила альбом.
Я принялась перелистывать тяжелые страницы. Справа фотографии женщин с увядшей кожей, сеточкой морщин, подглазными мешками и россыпью пигментных пятен. На противоположной странице – снимки их дочерей. Гладкая, ровная, упругая на вид кожа, сияющие глаза; щеки, радующие глаз персиковым румянцем. Если тем, кто слева, смело можно было дать пятьдесят с хорошим хвостиком, то помещенные справа тянули на двадцать пять, от силы на тридцать.
– Вы хотите сказать, что это результат уколов?
– Всего комплекса мероприятий.
– Невероятно, что же вы вводите своим пациентам?
Шилова засмеялась:
– Дорогая, вы же понимаете, что я никогда не раскрою свою тайну. Это мой секрет, «ноу-хау», оригинальное изобретение. Данной методикой, смею уверить, владею только я. Удовольствие это дорогое, но оно того стоит.
– И сколько?
– Массаж и уколы – пятнадцать тысяч долларов.
– Один курс?
– Да, но в большинстве случаев его хватает на годы. Хотя гарантий, что не понадобится второй, дать не могу. Все очень индивидуально. Но потом вам придется покупать крем для лица и, если захотите, для рук. Вот он.
Жестом фокусника она выставила на стол простую пластмассовую баночку. «Маркус» – гласила наклейка. Надо же, точь-в-точь такие толпились в ванной у Сабины.
– Пятьсот долларов, – спокойно сообщила Шилова, – совсем недорого, учитывая сногсшибательный эффект.
– Можно подумать до завтра?
– Конечно, если примете решение, звоните и приезжайте сдавать анализы.
Я кивнула и пошла к двери.
– Еще деталька, – остановила меня врач, – я не рекламирую свои услуги, беру лишь тех, кто способен заплатить.
– Естественно, – согласилась я, – это ваш бизнес.