В банк Стерхова явилась к началу рабочего дня с желанием быстрее управиться с переоформлением тетушкиного вклада, однако процедура затянулась. Чувствительным бонусом оказалась сумма, которую Руфь Адамовна завещала своей племяннице.
Растерявшись от свалившейся на нее финансовой благодати, Анна собралась немедленно позвонить матери, но через минуту передумала, решив выбрать подходящие слова и удобное время. Пока было ясно только одно: большую часть денег она перечислит матери.
Второй мыслью или, скорее, вопросом, который пришел в голову Анны, был вопрос: откуда у простой костюмерши взялись такие деньжищи? Интуиция следователя говорила, что таких накоплений с зарплаты не сделать, а житейский опыт подсказывал, что тетушка имела дополнительный источник доходов.
Хотя, если подумать, за такую длинную жизнь, которую прожила Руфь Адамовна, могло произойти что угодно.
Освободилась Анна только к обеду, но вместо ресторана поспешила в квартиру тетушки. Ее не оставляло странное чувство, что должно произойти что-то принципиально важное, чего она не должна пропустить.
Стерхова не ошиблась. Припарковав машину, она поднялась по лестнице и увидела у двери квартиры Руфи Адамовны солидного гражданина в шляпе и сером пальто. Услышав за спиной шаги, мужчина обернулся и зафиксировал на ней взгляд беспокойных глаз.
– Вы кто? – спросила Анна.
– Вам-то какое дело? – ответил он.
Стерхова жестко осадила мужчину:
– Вы третесь у моей двери. Назовите свое имя и скажите, зачем пришли.
Лицо мужчины резко поменялось и сделалось более располагающим.
– Значит ли это, что вы унаследовали квартиру Елизаровой?
– Знаете о ее смерти?
– С самого первого дня. С тех пор, как вам, полагаю, известно, прошло более полугода.
– Тогда зачем вы явились? – не церемонясь, спросила Стерхова.
– А я, собственно, к вам пришел, – выдав эту фразу, мужчина вдруг спохватился: – Разумеется, если вы законная наследница Елизаровой.
– Предположим, что это так. – Она подошла к двери и в упор уставилась на него.
Мужчина поспешно вытащил из кармана карточку и протянул ее Анне.
– Позвольте представиться – старинный знакомый вашей тетушки Ефрем Петрович Дубасов.
Она забрала визитку и, скользнув по ней взглядом, открыла дверь.
– Проходите. – Анна жестом пригласила Дубасова снять верхнюю одежду и пройти в комнату. – Что вас привело?
– У меня деликатное дело. Вы, простите, кем приходитесь Елизаровой?
– Племянницей. Если можно, поближе к теме вашего визита.
– Я много лет коллекционирую раритетные предметы, в том числе одежду и театральные костюмы, принадлежавшие известным актерам.
– Чем же я могу вам помочь?
– У нас с Руфью Адамовной была договоренность, но в связи с ее безвременной кончиной мы не успели воплотить наши планы в жизнь.
– О чем шла речь?
– Ваша тетушка намеревалась уступить мне несколько сценических костюмов, в которых выходили на сцену корифеи Ленинградского драматического театра.
– На какой стадии прервалось это дело? – спросила Стерхова. – Вы заключили договор? Возможно, передали ей деньги, и у вас есть подтверждающий документ?
– А вот этого как раз не случилось. Мы не успели.
– Ну что же… – сказала Анна. – Будем считать, договоренность не состоялась.
– Но ведь костюмы унаследовали вы! – возбужденно вскрикнул Дубасов.
– Вчера я передала всю коллекцию в дар музею.
– Это катастрофа… – выдохнул тот и на глазах потускнел.
Взглянув на него, Анна ощутила вину. Ей сделалось стыдно за излишнюю жесткость, которой она иногда грешила.
– Если хотите… – начала говорить она.
Дубасова словно подбросило, он явно почувствовал надежду на благополучное разрешение дела.
– О чем это вы?!
– Не уверена, что музей заберет все костюмы, возможно, что-то останется.
Дубасов поник и заговорил трагическим, слегка театральным голосом:
– Не думаю, что такое случится. У вашей тетушки был исключительный нюх на ценные раритеты. Увидите, они заберут все.
Неожиданно прозвучала трель телефона. Стерхова подала предупреждающий знак гостю, после чего ответила на звонок:
– Слушаю.
– Анна Сергеевна, здравствуйте, это Богомолова. Вы не заняты? Могли бы мы с вами увидеться?
– Сегодня? – спросила Анна.
– Если это возможно.
– Где?
– Приезжайте ко мне в музей. Запишите адрес.
– Говорите. Я запомню. – Выслушав Богомолову, она закончила разговор обещаньем: – Минут через сорок буду у вас.
– Что? – с надеждой в голосе осведомился Дубасов.
– Мне звонили из музея.
– Неужели что-нибудь возвращают?
– Пока не знаю. – Анна поднялась и сунула телефон в сумочку. – Прошу прощения, Ефрем Петрович, мне нужно идти.
Дубасов тоже встал и вышел в прихожую. Там, задержавшись, сказал:
– Пообещайте, что позвоните мне, если костюмы вернутся к вам.
– Позвонить несложно. – Анна открыла дверь и вышла на лестничную площадку.
– В вашем голосе я слышу сомнение. – Дубасов вышел за ней.
– Дело в том, что я вас совсем не знаю.
– Я был знаком с вашей тетушкой и не раз видел коллекцию. Спросите, и я в подробностях ее опишу.
– Пока ничего не могу обещать, – заключила Стерхова. – Дальше посмотрим.
Дорога с Лиговского проспекта до музея заняла чуть больше времени, чем предполагалось – город стоял в пробках. Светлана Михайловна встретила Стерхову в вестибюле и через неприметную дверь провела в служебные помещения.
– Идемте в мой кабинет.
Войдя туда, Анна сразу заметила серое пальто с пятнистым меховым воротником, лежавшее на столе.
– Оно из коллекции тетушки.
– Вы совершенно правы. – Светлана Михайловна взяла пальто и, вывернув его наизнанку, показала распоротый шов подкладки. – Взгляните, пожалуйста, сюда.
– Дыра?
– И я хочу объяснить, – продолжила Богомолова. – Этим утром при осмотре предметов из коллекции вашей тетушки кое-где мы обнаружили повреждения, разрывы и следы молевых трат.
– Молевых трат? Простите, не поняла… – заметила Анна.
– Это когда вещи поела моль. У нас существует своя терминология: если вещь чуть-чуть тронута молью, мы говорим – туше. Если сильно поедена, говорим – атак. И крайняя степень – манже, значит, съеденная. В случае с этим пальто мы имеем туше. Но даже такие незначительные траты требуют реставрации.
– К чему вы это рассказываете?
– Обнаружив следы молевых трат, сотрудница отдала пальто из постановки «Стеклянный зверинец», сшитое на актрису Теплякову, в реставрационный цех. А там…
– Что? – напряглась Анна Стерхова.
– Реставратор подпорола подкладку, чтобы подобраться к поврежденному участку лицевой ткани и обнаружила…
– Что?! – повторила Анна громче.
– Она обнаружила за подкладкой зашитую фотографию.
– Зачем? – В голосе Стерховой прозвучала растерянность. – Зачем ее туда зашили?
– Не могу ответить на ваш вопрос, – покачала головой Светлана Михайловна.
– Покажите мне ее!
– Вот, пожалуйста. – Богомолова достала из ящика стола конверт из крафтовой бумаги. – Можете забрать. Возможно, она из вашего семейного архива.
Анна взяла конверт и покрутила его в руках.
– Фотография лежала в конверте?
– Нет. Она была обернута медицинской клеенкой и пришита к пройме, возможно, поэтому не особо прощупывалась. Ткань верха плотная, плюс дублерин.
– Медицинская клеенка? – скривилась Анна. – Не проще ли было использовать полиэтиленовый пакет?
– Возможно, под рукой была только клеенка: – заметила Богомолова и спросила: – Так вы посмотрите фотографию?
– Да-да, конечно. – Стерхова достала снимок из конверта и, вглядевшись в него, уверенно заявила: – Эта женщина мне незнакома.
– А вы приглядитесь, приглядитесь. Или лучше заберите фото домой и поройтесь в альбомах Руфи Адамовны.
– Конечно же, я пороюсь… – сказала Анна и вдруг замолчала. – Мне кажется или женщина одета в то самое розовое платье?
– И вы тоже заметили! – оживилась Светлана Михайловна. – Фотография черно-белая, но платье легко узнается, оно из спектакля «Бесприданница» постановки тысяча девятьсот тридцать пятого года.
– Да-да… Вы говорили, что его сшили для миниатюрной актрисы Трефаловой. Может быть, на фотографии именно она?
– Определенно нет. – Богомолова покачала головой. – Я знаю Трефалову в лицо. К тому же очевидно, что фотография сделана позже.
Стерхова перевернула снимок и прочитала:
– Номер 13. – Она подняла глаза на Светлану Михайловну. – Что это значит?
Та пожала плечами и предположила:
– Возможно, существуют другие снимки – до и после тринадцати.
Стерхова сунула фотографию в конверт, а его положила в сумочку. Взглянув на пальто, лежавшее на столе, она спросила:
– Кажется, его шили на актрису Теплякову?
– В конце восьмидесятых годов прошлого века, – подтвердила Богомолова.
– Родись я пораньше, возможно, встретила бы ее у тетушки в костюмерной.
– Бывали там?
– Очень часто, особенно в дни новогодних каникул. В театре в это время шли дневные детские спектакли и новогодние утренники.
– У вас было интересное детство, – сказала Богомолова и покосилась на свои часики.
Анна поняла, что ей пора уходить, и направилась к двери.
– Не буду вас задерживать. Если еще что-нибудь найдете, звоните.
Последняя фраза была, скорее, иронией, но Светлана Михайловна отреагировала очень серьезно:
– Сразу же позвоню!
На улице сильно похолодало, и если утром Анне, одетой в легкое пальто, было комфортно, то сейчас – очень холодно. Усевшись в машину, она включила обогреватель. Теплый воздух стал заполнять салон, будто окутывать ее невидимым пуховым одеялом. Анна положила руки на руль и на мгновенье закрыла глаза. Обогреватель был надежным союзником в осеннем противостоянии.
Вспомнив про фотографию, она достала ее из конверта и стала рассматривать. На снимке была хрупкая девушка в капроновом платье. Ее темные волосы крупными локонами лежали на обнаженных плечах. Она сидела в кресле и глядела перед собой, держа в руках раскрытую книгу.
Вглядевшись в лицо девушки, Анна ощутила легкую дрожь. Взгляд с фотографии был странным и приковывал к себе, как будто желал рассказать какую-то тайну.