Ночью спалось плохо. Место определяет сон. В хорошем уютном месте спится как в детстве – сладко и беззаботно. В походных условиях сон чуткий, так что каждая сломанная сапогом ветка звучит как пушечный выстрел. В многовековых замках спится зябко и одиноко, чувствуешь себя бренной пылинкой, на которую с высокомерием смотрят тысячелетние стены. Здесь же спалось нервно, с постоянными пробуждениями через каждый час, словно по четко выверенному будильнику. Но, несмотря на рваный сон, снились мне загадочные и страшные видения.
В одном из них я оказался в деловом центре, на одном из срединных этажей небоскреба. Я не знал, зачем меня сюда принесло. Я был в строгом костюме, в фетровой шляпе с широкими полями и красной атласной лентой по тулье, в длинном элегантном пальто. Больше похож на гангстера ирландского происхождения, достигшего влияния в обществе, чем на самого себя, ученого изобретателя с берегов Туманного Альбиона. Вокруг меня суетились люди: посетители с портфелями и саквояжами, внутри которых лежали документы, бумаги, печати, ручки. Из одного портфеля выглядывали рыбьи хвосты, завернутые в «Нью-Йорк таймс». Каждый хотел что-то предложить или получить, но были и те, кто просто пришел почувствовать себя живым в обществе себе подобных. Одинокие, никому не нужные люди, без определенных занятий, непристроенные и неприкаянные, они сидели в длинных офисных коридорах, впитывая бьющую ключом жизнь. Только так они могли почувствовать себя живыми. А я никак не мог определиться, кто я. Один из этих потерянных страдальцев или же деловой человек, прибывший в башню, чтобы заключить выгодный контракт на продажу или покупку чего-то важного, что я видел только на бумаге в виде сухих строчек номенклатуры. Я топтался в нерешительности в коридоре, а люди бегали вокруг меня, толкали, пихали, отстраняли с дороги, при этом старались быть вежливыми, хотя внутри проклинали меня почем зря до десятого колена.
Вот какой-то длинный лысый клерк появился в начале коридора. Он размахивал руками, бежал и кричал о том, что «все тонут, мир тонет, все вокруг тонет». Никто на него сперва не обратил внимания. В офисном мире Башни слишком много сумасшедших, которые все время вещают о конце света, который либо уже наступил, либо происходит вот прямо сейчас, либо его стоит ожидать в ближайшее время, запасайтесь закусками и выпивкой и рассаживайтесь в первые ряды. Но потом вслед за ним показалась вода. Сначала легкий ручеек, словно кто-то пролил бутылку с минеральной водой, а потом ручеек разросся, и вот уже поток воды несся мне навстречу, срывая с мест стулья, мусорные ведерки и лотки с офисными принадлежностями. Тут люди поверили в своего нового мессию, развернулись, как по команде, и бросились бежать в противоположную сторону коридора.
Началась сутолока, которая быстро переросла в свалку и панику. Я не остался в стороне. Желания быть погребенным под волной неизвестно откуда взявшейся в Башне воды у меня не было, и я тоже побежал. Но очень быстро натолкнулся на пробку из человеческих тел, что перегородила проход. Я схватил одного за шиворот, отшвырнул в сторону, схватил другого и тоже отшвырнул. Люди увидели, что я делаю, и пришли мне на помощь. Вода уже лизала нам туфли, когда мы расковыряли пробку и побежали по коридору. Я впереди всех, иногда приходилось отмахиваться портфелем от лезущих под ноги офисных жителей. Впереди я увидел дверь на лестничную площадку, толкнул ее и оказался на лестнице, побежал вверх, но через несколько десятков ступенек остановился, перегнулся через перила и взглянул вниз. Вода бурлила и стремительно прибывала, заполняя этажи. Откуда взялось столько воды, чтобы затопить половину небоскреба, я представить себе не мог. Если уж здесь происходит такой хаос и разрушения, что же происходит снаружи, в городе?
Похоже, города больше не было. Он погрузился на дно великого океана. Но тут мое внимание привлек шум сверху. Я задрал голову и увидел зеркальное отражение картинки нижних лестничных пролетов. Те же бурлящие потоки воды, только на этот раз прибывали они сверху, словно небоскреб подвергся одновременному затоплению с двух сторон. Но этого не могло быть, просто никогда, ни при каких обстоятельствах, если только физические законы реальности не поплыли, изменив самим себе.
Я замер на лестничной площадке между этажами, наблюдая, как вода наступает на меня сверху и снизу. Силы оставили меня. Ведь куда бы я ни побежал, везде меня ждал одинаковый итог. «Смерть в результате утопления», – напишут эксперты в заключении. Я смотрел и вспоминал, как меня занесло в эту Башню, но никак не мог вспомнить. В это время стена напротив раздвинулась, из нее показался Двуглавый.
Айэртон довольно улыбнулся. Монтгомери злобно скосил брови. Они схватили меня за руки и резко втянули в стену, спасая от мучительной смерти в воде. И я тут же проснулся, обнаружив, что нахожусь в комнате, которую выделил мне профессор Моро. Дверь в коридор открыта, и в дверном проеме виднеется силуэт Рудольфа, дворецкого.
Он увидел, что я проснулся, подпрыгнул на месте и сообщил:
– Профессор и господин Уэллс ожидают вас в гостиной. Время заняться работой.
Дворецкий исчез, а я еще несколько минут пытался сообразить, не привиделся ли он мне спросонья.
Наскоро приведя себя в порядок, я оделся и спустился в гостиную, где застал Гэрберта и профессора за чашечками кофе и утренними сигарами. Перед ними по дорогому персидскому ковру с наглым видом прогуливалась Миледи, наша дымчатая кошка, которая каким-то неведомым образом последовала за нами, с собой мы ее не брали, а добраться своим ходом она никак не могла. Оставалось только предположить, что ей, как и остальным ее собратьям, известны тайные ходы между мирами, сокращающие расстояние до дверного проема. Судя по загадочному виду Уэллса, он думал о том же.
– Раз мы все в сборе, предлагаю перейти к цели вашего приезда. Хурлядь, как же давно я ждал момента, когда смогу утереть тебе нос, – профессор Моро допил кофе, поставил чашку на журнальный столик и встал.
– Может, все-таки объяснишь, что ты собираешься делать? – спросил Уэллс, также поднимаясь.
– Сперва мы пойдем посмотрим мой Остров. После чего я расскажу тебе о своих свершениях, а дальше обсудим планы на будущее. Хурлядь, это будет прекрасно.
Уэллсу не нравилось то, с каким превосходством говорил Моро, но он проделал слишком долгий путь, чтобы отказаться от знаний.
Я остался без кофе и легкого завтрака, потому что профессор и не думал о том, чтобы покормить гостя. Я был для него всего лишь ненужной обузой, от которой невозможно избавиться. Была бы его воля, он бы пустил меня ко дну соседнего пруда.
Мы вышли из дома. Погода на улице была промозглая и ветреная. Накрапывал мелкий дождик, но раскрывать зонтик мне не хотелось. Котелок вполне спасал голову от промокания. Уэллс, видно, решил так же, а вот профессор раскрыл большой зонт и зашагал по дорожке к длинному зданию, которое мы видели вчера вечером, когда приехали.
Здание больше всего напоминало двухэтажную казарму – длинное, с множеством окон. Перед ним простиралось поле, окруженное сетчатым забором. На нем были установлены гимнастические снаряды и выстроена полоса препятствий. Судя по всему, здесь занимались обитатели казармы. Только вот кого там держал профессор Моро, пока оставалось загадкой. Уж не тренировал ли он свою личную армию? Вот это был бы поворот событий. Зачем ему нужна персональная армия? Может, для свержения существующего политического строя? Тогда мы, находясь здесь, тоже, пускай и косвенно, становимся соучастниками антиправительственного заговора.
– Как помнишь, Гэрберт, меня всегда интересовала природа человека. Ее скрытые возможности и вероятности их раскрытия. И этому я хотел посвятить свою жизнь. В этом видел свое будущее и будущее всего человечества. И именно поэтому мне стало тесно в клубе «Ленивцев», где каждый тянул одеяло на себя и больше занимался демагогией, чем настоящим делом.
– Наш клуб был в первую очередь дискуссионным, где в споре рождается истина. Наши встречи помогали вдохновляться для будущих свершений, двигаться дальше, – сказал Уэллс.
– Быть может, так и было вначале. Но потом мы заплесневели. Когда в одном месте собирается столько сильных личностей, рано или поздно наступит взрыв. Хорошо, что мы разбежались раньше, чем он наступил.
– А быть может, нам не следовало разбегаться, а стоило объединиться в научное сообщество. Создать Академию экспериментальных наук, где каждый мог бы заниматься своим направлением. В результате мы бы не сильно пересекались, но зато, подталкивая, помогали друг другу…
– И мучились бы от ревности и соперничества. Каждое новое открытие коллеги порождало бы зависть. Хорошо еще, если у тебя все развивается и работает как надо. А если в этот момент у тебя ступор и застой, а вокруг коллеги добиваются новых высот? Так и рождаются злодеи, способные уничтожить весь мир. Я не хотел идти по этому пути. К тому же никто из вас не позволил бы мне зайти настолько далеко, насколько мне хотелось. А сейчас я, хурлядь меня разбери, добился очень больших высот, перестроил природу человека и сумел вывести новые виды. И это великая победа, в которой ты сможешь убедиться своими глазами буквально через несколько минут.
– И где ты нашел несчастных, которые согласились пожертвовать своим естеством во имя науки? – спросил Уэллс.
– Нехватки в добровольцах у меня не было. Заводы и фабрики растут, все больше кочующего народа приезжает за лучшей долей в Лондон и Йорк. Мои вербовщики набирали людей, предлагая им достойную оплату труда, пропитание и чистую кровать. А что еще нужно для перекати-поля?
– И их не пугала возможность умереть во время твоих опытов? – уточнил Уэллс.
– Все мы смертны. И уж лучше пожить несколько месяцев достойно, а потом умереть, чем всю жизнь провести на дне Лондона или Йорка, влача жалкое существование отребья. Они все знали, на что идут, и перед тем, как мы приступали к работе, подписывали добровольное согласие на участие в научных экспериментах.
– И много умерло людей в процессе твоих экспериментов?
– На первых порах смертность достигала сорока процентов, но сейчас снизилась до двух-трех, но и эта процентность исходит из некачественности биологического материала.
– Так вот кто для тебя все эти несчастные – биологический материал, – с сожалением в голосе сказал Уэллс.
– Хурлядь такая, а что ты ждал? Конечно, биологический материал. Мне с ними детей не крестить, и не я виноват, что они оказались перед таким выбором. К тому же, если все проходит удачно, у них появляется второй шанс и куда больше возможностей для успешной жизни, – начал горячиться профессор Моро.
– Но они продолжают жить на территории Резервации? – уточнил Уэллс.
– Пока проект «Остров» не вступил в свою финальную стадию, мы вынуждены жить в Резервации. Как только «Остров» завершится, я начну проект расселения, и тогда мои дети рассеются сначала по Британскому королевству, а затем и по всей земле. Сначала хомо новусов будет не так много, но постепенно все больше и больше. Мои дети станут занимать все ключевые посты в национальных государствах. Мы приберем к своим рукам власть и деньги и затем начнем процесс интеграции в единое планетарное государство. Хомо сапиенс сами не заметят, как останутся сперва в меньшинстве, а затем окончательно уступят Землю своим наследникам хомо новусам.
– И тогда по твоему плану будет построен Космополис, государство будущего, – закончил мысль профессора Уэллс.
– Именно так. И сейчас мы в начале этого славного пути. На днях проект «Остров» будет завершен. И начнется Великое рассеяние. И ты станешь свидетелем моего триумфа, – заявил профессор Моро.
А Гэрберт Уэллс продолжил мысль, но про себя: «Или великого позора».
– Мы пришли, – возвестил профессор.
Не могу сказать, что я ожидал от этой экскурсии по владениям профессора Моро, но точно не того, что я увидел. Это было похоже на образовательное учреждение, совмещенное с общежитием, со множеством видов разнообразных мыслящих живых существ, которые часто напоминали людей, но при этом не все из них ими являлись.
Профессор открыл перед нами дверь в двухэтажную казарму, по крайней мере внешним видом здание напоминало именно ее. Первым вошел Уэллс, поэтому какое-то время его спина закрывала мне обзор, но когда он сделал шаг в сторону, я увидел, что внутри здание куда просторнее, чем казалось снаружи.
– Неевликдова многомерность, – сказал Уэллс, но я ничего не понял.
Профессор же сказал «хурлядь» и довольно хохотнул.
Дверь за его спиной закрылась. Мы оказались отрезаны от внешнего мира, заперты на острове профессора Моро в окружении его воспитанников.