Татьяна никак не выходила у меня из головы. Никакая революция любви не преграда. А если бы мы действительно поженились, завели семью, и вдруг в один прекрасный день она заметила, что мое поведение никак не соответствует облику строителя нового общества? Уверен, что она пошла бы к своему начальнику и письменно доложила о том, что ей стало известно.
Вероятно, Бог все-таки есть. Он отвел на миллиметры ее руку – руку хорошего стрелка – и направил мою руку, чтобы она долго не мучилась. Может, в том месте, куда она попадет, она будет таким же принципиальным работником и не даст никому уклониться от исполнения тех процедур, которые человеку прописываются в чистилище. Из нее бы получился классный черт или его помощник.
Через неделю меня уже стали выпускать на прогулки, и я пошел на центральное отделение почты Перми проверить, нет ли для меня писем.
Заказное письмо было. И пришло оно почти месяц назад, а я так и не удосужился проверить, сможет ли мой учитель держать в виду меня. Вероятно, держит. Добравшись до своей квартиры, я закурил и открыл конверт.
«Добрый день!
Твою работу одобряю. Не будь слишком перспективным. Учись хозяйственным делам. Я о себе дал знать. Будут нужны деньги, напиши на эту же почту до востребования Иванову Николаю Петровичу. Храни тебя Бог».
Письмо я сжег. Учитель жив и уже послал весточку тов. Ст. Нужно ждать отзыва ориентировки учителя здесь. Не геройствовать и после войны идти учиться на хозяйственника. Вероятно, мое время еще не пришло.
Отзыв ориентировки пришел примерно через месяц. Папочку с ориентировкой уничтожили по акту. Из-за маленькой бумажки погибла Татьяна, мог погибнуть и я. Бросить все и уйти я не смогу. Вернее, можно, но для этого нужно готовить легенду, а какой бы надежной ни была легенда, всегда в ней есть дырочки, в которую можно сунуть любопытный палец и сломать всю легенду. Живу так, как есть.
Историю гражданской войны пересказывать не буду. О ней уже сказано и пересказано. Даже через сто лет уроки этой войны не будут осмыслены, и никто даже пальцем не пошевелит, чтобы подобное не повторилось вновь. А в том, что революционная ситуация и гражданская война повторятся в России, в этом я не сомневаюсь. Причем это будет тогда, когда исполнится сто лет со дня той революции, развязавшей гражданскую войну.
Следуя наставлениям учителя, я не старался показать себя семи пядей во лбу, но к 1920 году уже стал начальником Особого отдела дивизии и считался опытным сотрудником военной контрразведки. Война практически закончилась:
Разгромили атаманов, разогнали воевод
И на Тихом океане свой закончили поход.
Я подал рапорт об увольнении в запас в связи с демобилизацией армии. Мне предлагали перейти на работу в территориальные подразделения ВЧК, но я сослался на то, что хочу быть учителем и поступил в педагогический институт в Екатеринбурге. Подальше от тех мест, где служил.
Мне было легче, так как я как демобилизованный командир РККА и сотрудник ВЧК получал паек и небольшое денежное содержание. Но все равно, трудная и веселая студенческая жизнь пролетела как один большой день. Я был не таким молодым студентом, но семью заводить не торопился. Образ Татьяны не давал сойтись с кем-нибудь и доверять этой женщине так же, как и себе.
В 1925 году я получил диплом учителя истории и был направлен учителем в сельскую школу уже в Свердловской области. В северной ее части.
Пока я учился, Советская власть и ее славные органы ВЧК не сидели без дела. Еще при моем увольнении в запас вышел приказ ВЧК №52 о репрессиях против российской социал-демократической рабочей партии и партии социалистов-революционеров.
Приказано было «изымать» меньшевиков и эсеров. Что такое «изымать», перевода не требует. В этом же году был подавлен Кронштадский мятеж. Произведено «изъятие» анархистов. Подавлено антоновское восстание крестьян. Впервые после мировой войны командующим войсками Тамбовской губернии Тухачевским против восставших крестьян был применен ядовитый газ.
В 1922 году Советская власть начала изъятие церковных ценностей. Одновременно была произведена высылка за границу большой группы контрреволюционной интеллигенции.
Школа находилась в старом двухэтажном деревянном здании на высоком берегу небольшой речки. До революции в ней тоже находилась школа. Недалеко от нее высилась колокольня белокаменного храма. За оврагом стоял монастырь, из которого монахи были выселены, а в монастыре была создана колония для малолетних преступников.
Дома в селе были деревянные, одноэтажные. Несколько домов были двухэтажные: первый этаж кирпичный, второй – деревянный. В этих домах располагались лавки. В селе было около двух сотен домов. И детей было достаточное количество, так что занятия в школе проводились в две смены.
Вероятно, судьба моя такая, что я выбираю себе самый сложный путь. Так я выбрал себе факультет истории. И кто дернул меня туда пойти? Был бы математиком или химиком, физиком, письменником, на крайний случай, но быть учителем истории на переломе эпох и идеологий – это вообще-то равносильно медленному самоубийству или «русской рулетке» с одним патроном в барабане. Не так преподнес тот или иной факт историй нашей, и прощай свобода, в столыпинском вагоне есть полка для тебя.