В ещё сонные и закрытие глаза ударил тусклый, противный свет барачного освещения. Казалось, что эта беспокойная ночь в незнакомом месте, закончилась моментально, не успевший даже начаться. Спавшие здесь, ещё секунду назад люди, недовольно завозились на местах, стараясь поглубже спрятать свои тела и лица под тонкие, армейские одеяла. Этим самым им хотелось хоть как то оттянуть время ненавистного раннего подъема.
– Духи подъем – раздался противный и истошный крик, кого-то из поднимающих сонных новобранцев.
Лязг стальных пружин трехярусных шконок стали наполнять барак своим скрипучим звуком. Призывники, хоть и не все сразу, нехотя покидали свои спальные места, подчиняясь команде не знакомого для них какого-то военнослужащего.
Для них теперь каждый кто был одет в военную форму, в независимости от звания, своего физического телосложения и возраста представлялся бывалым воякой. Многие ещё по своей неопытности и незнакомой, пугающей обстановки готовы были слепо подчиняться таким псевдо-командирам.
После раннего подъёма вновь прибывших вывели наружи, что бы произвести перекличку и отправить в столовую. На улице было ещё темно и морозно. Холодный ветер безжалостно проникал в ещё сонное тело Соколова, заставляя его, как и других, ежиться и кутаться в свои обноски, что бы как то согреться.
После переклички обнаружилось, что не хватало двух человек. Повторная перекличка отсутствующих не выявила. По части и округу объявили план розыск, а всех остальных построили в четыре колонны повели завтракать. На подходе к столовой попадались группы морячков, которые в ногу шагали за своими командирами, оборачивались, махали руками, спрашивали, откуда родом новобранцы и куда направляются служить.
В столовой есть многие не стали, да и есть такое не хотелось. Ванька попробовал кашу и не смог определить ее природу. Среди вареной водянистой крошки бледного цвета плавало несколько кусков свиного жира.
– Сечка – угрюма назвал её рядом сидящий с друзьями пацан, не весело ковырясь свой алюминевой ложкой в такой же алюминиевой тарелке.
Не успели призывники прийти в свой барак, вокруг их пестрой толпы, как шакалы у стада овец, стали бродить бесформенные синие люди. Именно бесформенные, так как формы как таковой на них не было. Без головных уборов, без голубых воротников, в чудовищно заношенных робах и ботинках. Лица их были злы, в них тыкали пальцами, одергивали, требовали закурить, спрашивали чего-нибудь из еды.
Зайдя одними из первых во внутрь казармы, пацаны обнаружили что их сумки и рюкзаки были полностью выпотрошенными. Причем Соколов свой рюкзак сначала вообще не нашел, но потом увидел летающим по рукам каких-то матросов. Его, родной рюкзак! Пустой и поруганный! Прощай, кусочек гражданки, кусочек дома, прощай навсегда!
Разбросанные Ванькины вещи валялись на шконке Санька вместе с его скарбом, все, кроме сестных продуктов и армейских пайков, оставшихся ещё с Канаша.
– Вы чо черти охренели? – взревел Санёк, завидев этих падальщиков которые устроили всю эту вакханалию, рыская по всей казарме в поисках добычи. Соколов униженный и оскорблений, матерясь последними словами набросился на одного из этой матросни, стараясь отобрать свой рюкзак.
Из стана падальщиков, в их адрес послышались оскорбления и угрозы, готовые перерасти в драку, но завидев других подоспевших хозяев поруганных вещей, они решили ретироваться. Видя всё вновь прибывающих агрессивно настроенных людей и что скрыться безнаказанно им не удасться, шакалы перешли в глухую оборону, приготовившись драться стенка на стенку. Назревала буча. И похоже не шуточная.
В это время в барак пришёл какой-то прапор с тремя звездочками, вернее, по-морскому, старший мичман, крикнул этим быдлам, чтоб те разошлись, а новобранцам скомандовал
– Ровняйсь-Смирно-Направо-На выход с вещами-Шагом марш!
и повел по заснеженной, извилистой тропе мимо деревянного забора к строению из красного кирпича с трубой.
Это была баня. По крайне мере так так было написано на табличке с якорем справа от входной двери.
Сопровождающий новобранцев старший мичман велел им остановиться и ждать его дальнейших распоряжений. Сам же он юркнул в маленький проём входной двери, из которого вывалил жидкий пар при её открытии.
В ожидании мичмана, парни столпились на площадке возле бани, закурили и делясь впечатлениями, стали с интересом разглядывать постройку.
Через несколько минут дверь бани открылась и вместо старшего мичмана к новобранцам вышел матрос. Он сказал, что они сейчас здесь будут мыться и что все личные вещи, а именно бритвы, щетки, мыло, пасту, мочалку и другие "мыльно-дрочильные пренадлежности" разрешается взять с собой.
Остальное – верхняя одежда, в том числе белье – трусы, носки, майки – подлежит уничтожению, но если кто-то хочет, может отправить это домой посылкой.
Друзья подметили, что это было уже второе предложение от представителей вооружённых сил, со время нахождения их в рядах новобранцев.
Желающим тут же выдали холстину, нитки с иголками и химические карандаши для написания домашнего адреса. Многие, кто ещё не успел, начали рвать одежду на себе, потом друг на друге, чтоб “не досталась врагу”.
Это напоминало то безумие, которое происходило с ними недавно в поезде.
Какой то парень подбежал к Соколову рванул за рукав фуфайки и он с треском отделился, повиснув до земли. В ответ Ванька успел сунуть этому челу хорошего "леща" от которого, тот спешно ретировался.
В бани было холодно и не уютно. Сквозь слепые окна бани, выложенными из стеклоблоков сквозил приличный сквозняк, а из чугунных кранов шла чуть тёплая вода. Она даже не шла, а сочилась тонкой струйкой, наполняя старые жестяные тазы, которых ко всему прочему не на всех хватало.
Ваньке с Саньком достался один тазик на двоих, на что они были безмерно рады такой роскоши. Кореша одни из первых успели наполнить его тёплой водой и теперь намылив свои лысины и причендалы совершали помывку, под завистливые взгляды своих боевых товарищей, которым не досталось вообще ничего. Этим бедолагам поневоле приходилось кучковатся в общей массе, таких же неудачников, ревностно ожидая своей очереди.
Вокруг все орали, пели песни, друзья тоже что-то орали, стараясь перекричать других. Обряд смывания с себя гражданской пыли походил на буйную оргию, новобранцам как будто специально дали расслабиться, оставив здесь на полчаса!
– На выход! – услышали пацаны команду из открывшейся в предбанник двери, после выхода отведённого времени на помывку. Сквозь пар они увидели лучистый силуэт мичмана в фуражке. Краны с хлюпаньем и сопением втянули воду, тела, белеющие в водяном пару незагоревшими местами, подались к двери.
В общественной бане как и в столовой всё равны. Кто успел тот поел и помылся. Кто не успел, тот опоздал. Так и здесь. Помыться получилось не всем, до многих просто даже не дошла очередь наполнить свои тазики водой. Хотя как впоследствие оказалось, это был лучший вариант чем мыться зимой в холодной бане.
После помывке в армейской бане, всё тот же сопровождающий их мичман привёл новобранцев в соседней барак напоминающий склад. Как позже выяснилось это и был склад, вещевой, где по всей его длине располагались всевозможные стелажи на которых грудами лежало новенькое военное обмундирование.
Новобранцев разместили вдоль стен склада и они сев на корточки ожидали когда мичман выкрикнет фамилию, прикажет встать, оценит рост и плотность телосложения, спросит размер ноги и головы. После этого каждый подходили к столу и получал на руки новенькую форму, похожую на заводскую спецовку, тельняшку(настоящую!), ремень с якорем на бляхе, шапку и шинель. В конце выдачи каждому из них кинули черные ботинки, связанные длинными шнурками.
Ванька сразу вспомнил физкультуру на лыжах – запах обуви был точно такой же, как у черных лыжных ботинок. В отличии от других форма Соколову пришлась впору – приятный вязаный тельник с запахом хлопка, робишка и брюки которые не имели ширинки, а застегивались на боках, были по размеру.
– Товарищь старший мичман – вдруг послышался голос одного из новобранцев в дальнем углу:
– Мне шинель выдали не по моему размеру. Она для маловата…
Мичман оторвавшийся от выдачи обмундирования поспешил к бедолаги и с ходу оценив свой просчёт, выдал тому другую, более крупного размера.
Парень примерил вновь выданную шинель и удостоверившись, что она пришлась ему в пору, удовлетворительно затих.
Только мичман, он же заведующий вещевым складом продолжил свою работу, как с разных сторон послышались жалобное нытьё.
– Товарищь старший мичман, а мне ботинки жмут…
– Товарищь старший мичман, а мне форма велика…
– Товарищ старший мичман, а мне шапка на голову не лезет…
И так далее и тому подобное…
Старший мичман уже изрядно затрахавшись с выдачей формы, этим большим детям с длинными пиписками, зло выругался и как итог, послал всех к ****ой матери:
– Я вам бля не кутерье Юдашкин и здесь вам не Дом мод… Берите что дают. Позже между собой обменяетесь – посоветовал он ноющим новобранцам.
После переобувки с гражданской одежды на новую военную форму, вновь прибывшие стали похожи друг на друга, как одинаковые оловянные солдатики. С непривычки было трудно определить кто есть кто. Соколов вначале даже не узнал своего кореша Санька, на котором как и на других была казённая военка. С формой Саньку повезло так же как и Ваньке, она была ему впору, но многие призывники представляли ужасное зрелище.
На ком то форма висела как на огородном пугало, на ком то она вообще не сходилась, а короткие штаны, обнажала щиколотки из под которых белели новые армейские кальсоны. Тут же возле вещевого склада призывники по совету мичмана начали обмен формой между собой, приводя свой вид в более менее божеский и уставной вид.
История с переобуванием в новую военную форму на этом не окончилась и имела ещё одно забавное продолжение для новобранцев и стало трагедией для одного из вновь прибывших.
Вечером после ужина, вышагивая ещё не ровным шагом в сторону свою казарму, строй новобранцев проходил вдоль темной заснеженной аллеи. Вдруг из одного густонасаженного тёмного куста, словно огромный удав, возникла длинная человеческая рука. Он на ходу, ловким движением сняла шапку с одного из парней и тут же одела на его голову, что то другое бесформенное и мохнатое. Ни кто не успел даже только понять, что произошло и как такой фокус мог совершиться ежесекундно. Парень которого так лихо переобули лишь глупо крутил своей головой, силясь понять что же с ним только что сейчас произошло.
Выйдя на свет исходящего от одиноко стоящего фонаря, призывники ахнули глядя на пацана которого только что обули. На его голове вместо уставной чёрной шапки, выселся огромный каракулевый малахай ярко рыжего цвета. В нём бедолага напоминал огромный под осиновый гриб. Было очевидно, что кто то проебал свою уставную шапку и решил за счёт другого востановить своё утерянное казённое имущество. Вот это был цирк. Новобранцы ржали над лохонувшимся парнем до обысывона.
Незадачлевому парню же было не до веселья, поняв что произошло он заревел как маленький ребёнок, не зная что теперь делать и как ему теперь с этим дальше жить. Ему только оставалось что смириться со свой трагичной судьбой или произвести такой же жестокой обмен. Позже он был посмешищем на долгое время и его ебли всё кому не лень. Любой из командиров видя на нём этот головной убор, считал своим долгом хорошенько отдрюкат этого незадачливого простофилю, за утерю казённого имущества и его недостойный внешний вид.
А эту шапку потом ещё долго видели на других лоховских головах, бесцеремонно обменивая её друг на друге и востанвливая тем самым своё проебанное имущество.
На следующее утро вновь прибывших ожидал особый день, это был так сказать их час "Х". Приписка или заключительная комиссия по распределению на места постоянной дислокации для прохождения срочной службы. Это был действительно значимый день для любого молодого военнослужащего.
Новобранцы уже прошли уйму врачей: глазников, хирургов и тому подобное, а так же прошли всякие там комиссий и сейчас предстояло подвести итог. Им должны были назначить место службы и подразделение военно-морского флота, где предстояло служить. Должны были назвать то место, где, как они надеялись увлекательно и с пользой проведут последующие 1,5, а то и два года своей жизни. Кого то ждала элитная морская пехота, кого то мощный крейсер, а кого то скрытная субмарина.
Многие из новобранцев были земляками, некоторые успели сдружиться друг с другом во время пересыла и сейчас по понятным причинам желали служить вместе. Как тут было не вспомнить слова сопровождающих их вояк.
Одним из первых на глаза распределительной комиссии попал Санёк. Всё время его отсутствия, Соколов провел в томительном ожидании. Он стоял, то и дело, прислушивался к звукам, доносившимся из-за массивной, покрытой облупившейся белой краской деревянной двери. Позади него, словно встревоженный улей, возбужденно жужала толпа таких же, как он восемнадцатилетних пацанов.
Минут через десять открылась дверь и из неё вышел его кореш Санёк. Он светился от счастья
– Морская пехота. Тихоокеанский флот – сказал он громко, что бы всё слышали и показал вверх большой палец.
Толпа призывников одобрительно загудела.
–Сле-е-едующий! – раздался протяжно равнодушный окрик из-за двери.
Ванька приоткрыл скрипучую дверь и осторожно протиснулся в залитый дневным светом просторный кабинет. Передо ним за длинным, составленным из разнородных частей столом сидели и окидывали его безразличными взглядами шесть человек. Четверо мужчин и две женщины. Все они были в военно-морской форме. Перед ними в разнородных стопках в форме организованного беспорядка были разложены папки с медкартами и личными делами призывников. Соколов прикрыл за собой дверь и, собравшись с духом, сделал два четких строевых шага, по направлению к столу. Вытянувшись по стойке смирно, он замер, стоя на всеобщее обозрение в новой только что выданной флотской робе по середине комнаты, как александровский столб. Некоторое время, члены комиссии соблюдали молчание, пробегая по нему скучающими взглядами. Один из военых видимо старший в комиссии, капитан второго ранга, взял в руки его медицинскую карту и стал бегло пролистывать ее, шевеля толстыми губами и негромко озвучивая разбросанные по разным страницам отметки: «ПЛ» (что означало: «подводная лодка» или «годен без ограничений»). кап-два долистал Ванькину карту до конца, поднял голову и, зевая в кулак, спросил:
– Есть вопросы к комиссии?
Это был он – его шанс! Если идти служит, а не учиться, так лучше попасть в элитные войска. Морская пехота вызывает уважение и к тому же его новый кореш Санёк туда уже попал.
Соколов сделал шаг вперёд, звонко впечатав новый флотский прогар в потертый линолеум.
Кап-два напрягся.
– Товарищ капитан второго ранга! Прошу направить меня служить в морскую пехоту! Я спортсмен, имею второй юношеский разряд по борьбе.
Про борьбу и второй юношеский разряд Соколов, конечно, малость приврал (он всю жизнь вообще-то футболом занимался), и «второй юношеский» был не особо-то и разряд. Члены комиссии переглянулись, явно не ожидая такого рвения.
– Боец, здесь кричать не положено. Не в атаку идёшь, – медленно протирая золотые очки, сказал старший в комиссии.
– Я хотел как лучше, товарищ…
– Не надо как лучше, надо как положено.
Члены комиссии посовещались. Кап-два сделал в его карточке какую-то отметку, встал и торжественно произнёс:
– Комиссия сочла возможным направить призывника Соколова в учебный отряд города Ломоносов в Школу радио специалистов военно-морской флот. Дата отправки назначено на сегодняшний день.
Учебный отряд… Школа радио специалистов…
Соколова это явно обескуражило. Он стояло в недоумении, переминаясь с ноги на ногу.
Завидев недопонимания в действиях новобранца кап-два повторно объявил решение комиссии.
– Вопросы есть – добавил он раздражительно.
– Вопросов нет – упавшим в одночасье голосом ответил Ванька.
У него как то сразу стало тоскливо на душе. Уж лучше бы он отправиться учиться в Военно-морское училище по предложению представителя, чем стал слушать совета своего кореша.
– Вот и хорошо – ответил капитан второго ранга довольно потирая руки.
– Соколов, ты за границей был? Желания есть там послужить? – неожиданно спросил он.
Этот вопрос был неоднозначный и носил явно какой-то провокационный подтекст.
Ванька вопросительно пожал плечами и молча помотал своей стриженной головой.
– Нет. Не был – ответил он после секундной паузы.
– Вот и отлично боец. Это твой шанс мир посмотреть и себя показать – продолжил свою агитацию старший по комиссии.
– Представь себе. Сейчас здесь у нас зима, холодно, а там тепло, море, фрукты и бабы… – добавил он таинственно, предварительно понизив голос при слове "бабы"
Эх была не была… Теперь терять уже было нечего. Да и к тому же слово "бабы" на любого молодого пацана действовали магически.
– Согласен. Записывайте – наконец решился Соколов
– А куда отправляете? Что за заграница?
– На Украину. В Севастополь. На Черноморский флот…
Украина – конечно ещё та заграница, но всё же это уже была другая страна. Другое государство со своим неповторимым колоритом и особым менталитетом.
– Вот здесь, в учетно-послужной карточке напиши Согласен служить на Черноморском флоте и подпишись – ткнул пальцем капитан второго ранга в месте, где нужно было поставить подпись.
Ванька сделал нужную надпись и расписался корявым почерком. Сделал он это специально, на всякий пожарный случай. Мало ли чего
– Всё свободен моряк – довольно сказал старший по комиссии и после окончания всех формальностей крикнул в след уходящему Соколову
– Следующий....