На следующий день после убийства главврача Поиловой, Петр Петрович Зубриков проснулся около десяти утра и, как обычно, в хорошем настроении. Послушав минут десять новости и одну из многочисленных политических передач по «Радио – Свобода», Петр Петрович встал, умылся, почистил зубы и сел завтракать. На этот день у него была запланирована генеральная уборка квартиры. Квартира у Петра Петровича была двухкомнатная, с окнами – на юг, на озелененный двор. Два года назад предусмотрительный пенсионер приватизировал квартиру и теперь ни о чем не беспокоился.
За завтраком Зубриков, не спеша, стал планировать предстоящий день. В предварительном расчете у него стояло – посетить Кунсткамеру. Однако, вспомнив о трагических событиях дня предыдущего, Петр Петрович задумался. Его пытливый ум, ум любителя загадок и тайн, не мог остаться равнодушным к столь из ряда вон выходящему происшествию. И «полководец» поменял план кампании. Откушав манной каши с вареньем, сырников домашнего приготовления и жирной 40 % сметаны, он запил все это большой кружкой растворимого кофе и решительно поднялся из-за стола. Он уже знал, что делать – посетить своего участкового терапевта, Галину Ильиничну Бернингсен. Цель была очевидна – разузнать побольше о Поиловой и разработать собственную версию ее убийства.
С Галиной Ильиничной Бернингсен Зубрикова связывали давние дружеские отношения. Галина Ильинична работала здесь участковой более пятнадцати лет, весьма солидный срок для нынешних времен, по мнению Зубрикова. Когда было нужно, она всегда давала ему больничный. Он приносил ей шоколадки, изредка дарил цветы.
Седая, румяная, с высокой прической, в огромных очках, увеличивающих ее и без того большие голубые глаза, она задорно-иронически приветствовала Зубрикова дежурной шуткой: «Ну, что, як, когда пойдем пить зубровку?»
– Как только, так сразу, – рассмеялся Зубриков.
Он тоже не изменил традиции, ответил, как обычно. На этот раз он подарил Бернингсен тигровые лилии и, как делал не раз, поцеловал ей руку, конечно, воздушно, ибо в городе царил грипп, а заразиться ему не хотелось.
Покончив с любезностями, Петр Петрович сел, установив палку между колен и заговорщически подмигнул.
– Ну, что слышно о вчерашнем, участковая?
– Ах вот зачем ты пришел, лисица в буйволовой шкуре! – засмеялась Галина Ильинична. – Нетрудно было догадаться. Но это тебя надо спросить, ты ведь вчера был у нее на приеме.
– И это знаешь? – присвистнул Зубриков. – Признаю, неплохо работает разведка, Алла Михайловна, небось.
– Она самая, – довольно улыбнулась Бернингсен, обнажив ряд ровных вставных зубов.
– А где, кстати, она сама? – спросил Зубриков.
– Приболела. Дома. Но, как всегда в курсе событий, позвонила мне с утра и все рассказала.
Зубриков кивнул, признавая превосходство Аллы Михайловны Дергень, медсестры Бернингсен.
– И что она рассказала? – негромко спросил он, постукивая палкой.
– Что рассказала? – обернулась к нему Бернингсен. Она поставила лилии в воду, – Да ничего особенного. Сказала, что по ее сведениям Поилову отравили и ты был вечером у нее на приеме.
– Откуда она только берет свои сведения? – вырвалось у Зубрикова.
– Ну что ты, Петр, как маленький, – укоризненно взглянула на своего друга огромными глазами Галина Ильинична, – Ты же знаешь Аллу Михайловну.
– Знаю, – вздохнул Зубриков, – конечно, знаю.
– Ну, а теперь расскажи поподробнее, как там было дело.
– А очередь? – усмехнулся Зубриков, – Тебе же надо вести прием.
– Да ну ее, эту очередь, – махнула рукой Бернингсен, – Если устанут ждать, пусть идут к Залетовой. Давай, рассказывай, не томи.
Зубриков не заставил себя просить дважды и выложил ей весь ход вчерашнего вечера в поликлинике с его участием.
Бернингсен слушала с нескрываемым интересом.
– Вот это история! – воскликнула она, когда Зубриков закончил, – прямо как у Кристи!
– Не иначе, – улыбнулся Петр Петрович.
– Как думаешь, это убийство или самоубийство? – спросила друга Бернингсен.
– Пока не знаю, надо применить метод дедукции, – важно ответил Петр Петрович.
– Ах ты, старый шутник! – погрозила ему пальцем Галина Ильинична и рассмеялась.
В дверь постучали, и образовалась голова посетителя.
– Долго еще? – задвигался недовольный рот. – Мое время уже прошло.
– Сейчас, сейчас. Потерпите, – отмахнулась Бернингсен, – только рецепт выпишу. Видите же, без сестры работаю.
Голова исчезла. Галина Ильинична тут же обернулась к Зубрикову.
– Ну, давай, выкладывай, Мозг, какие у тебя соображения по всему этому.
– Да пока никаких, – почесал в затылке «Мозг», – пришел вот к тебе, расспросить о здешних эскулапах.
– Ну, так, давай, расспрашивай, – поддернула рукава Бернингсен.
– Для начала, охарактеризуй Поилову, – попросил Зубриков.
– Хорошая женщина, – без запинки ответила Галина Ильинична, – тактичная, справедливая. Во все вникает, может посочувствовать, войти в личную ситуацию.
– Да уж, тебе посочувствуй, – усмехнулся Зубриков, – Сразу сядешь на шею.
– Это к делу не относится, – цыкнула на него Бернингсен.
– Ладно, продолжай, – милостиво разрешил Петр Петрович.
– Продолжаю. Короче, Поилова – дама приятная во всех отношениях.
– Просто приятная дама? – уточнил Зубриков.
– Пожалуй. Хотя может и во всех отношениях.
Оба рассмеялись. Гоголь был их любимым писателем.
– Значит, никаких недостатков ты у нее не наблюдала? – уже серьезно спросил Зубриков.
– Конечно, она не святая, – пожала плечами Бернингсен, – Но у меня с ней не было никаких конфликтов и вообще я не находила в ней ничего отрицательного. Жаль, конечно, хорошая была женщина.
– Любого человека жаль, – назидательно сказал Зубриков. – Значит, такая она была вся из себя положительная? Ни с кем не конфликтовала?
– Был, пожалуй, у нее один конфликт, – припомнила Бернингсен, – С ЛОРом Крыловым. Неприятный человек и выпить горазд. Самомнение, как воздушный шар.
– Постой, постой, – прищелкнул пальцами Зубриков, – Кажется, я был у этого Крылова на приеме. Высокий такой, худой, в очках, болезненного вида?
– Во-во, Петр. Он самый. Явился как-то на работу поддатый.
– И что?
– Поилова пригрозила его выгнать.
– А он?
– Стал орать, что он лучший врач в районе и прочую дребедень.
– Чем все кончилось?
– Да ничем. Спустилось на тормозах.
В дверь снова постучали. На этот раз показалось уже две возмущенных головы. Они толкались в дверном проеме и что-то говорили, перебивая друг друга.
– Сейчас впущу! – громко прикрикнула Бернингсен, – Это опять вы, Пустяшкина? Сейчас возмущаетесь, что перед вами человек – долго, а сами зайдете, обо всех забудете. Все, закройте дверь, не теряйте времени.
Головы, поворчав, нехотя, исчезли. Бернингсен с облегчением повернулась к Зубрикову.
– Вот ведь все лезут, а ты изволь тут мудохаться за эту зарплату.
В другое время Зубриков охотно бы перевел разговор на политические рельсы, но сейчас ему было не до политики.
– С Поиловой пока ясно, а теперь выскажи свое мнение о Митченко.
– О, Петр, это совсем другое дело, совершенно разные люди.
– Что, полные противоположности?
– Ну, не полные, но противоположности. Митченко, на мой взгляд, подчеркиваю, черствая, холодная, расчетливая, равнодушная. Мне она не нравится, я ей – тоже.
– У вас бывали конфликты?
– Явных – нет. Так мелкие словесные шпильки.
– А как к ней относятся в коллективе?
– Смотря кто. Халявщики и разгильдяи любят ее. Она смотрит на их проделки спустя рукава, а нормальные, выражусь именно так, считают, что она не на своем месте.
Зубриков помолчал, обдумывая услышанное.
– Ну ладно, – поднялся он. – Тебе надо работать, да и у меня есть дела.
– Например?
– Хочу зайти в милицию, узнать – что с медицинскими документами на моего приятеля Балабанова. Помнишь Гошу?
– Еще бы, – поморщилась Бергнинсен, – Неврастеник.
– Так точно. Ну так я хочу документы его забрать и, наверное, придется идти к Митченко, она ведь будет пока исполнять обязанности главного.
– Наверное. Кто ж еще?
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Ну, пока, – сказал Зубриков. – Обниматься не буду, грипп.
– Слушай, а где шоколадка для Аллы, ты ведь, наверняка, принес?
– Конечно.
– Ну так давай сюда.
– Вот ей и отдам, а то ты сразу уговоришь, я ж тебя знаю.
Оба посмеялись, и Зубриков пошел к двери.
На этот раз она распахнулась без стука. В кабинет, чуть не сбив Зубрикова, влетела неопрятная рассерженная женщина. Тот еле успел заслониться от нее палкой.
– Ну-с, Пустяшкина, посмотрим, что у вас с давлением-то? – услышал он через закрывающуюся дверь знакомые поставленные нотки в голосе Бергнинсен.