Проснуться утром одной в чужом загородном доме – последнее из того, чего хотелось бы Лионелле.
Отопление работало плохо, всю ночь она куталась в пуховое одеяло. И как бы ни не хотелось вылезать из постели, ей пришлось идти в душ.
Как только Лионелла вошла в ванную, зазвонил телефон, и она вернулась в спальню.
– Доброе утро, – это был ее муж.
– Холодное утро добрым не бывает, – ответила Лионелла.
– В гостинице не топят?
– Я не в гостинице.
– А где ты? – обескураженно спросил Лев Ефимович.
– Переехала в особняк.
– Почему?
– Здесь удобнее.
– И холоднее… – Помолчав, Лев Ефимович обронил: – Тебе нужен автомобиль и охранник.
– Нет.
– Я настаиваю. Тебе нельзя жить одной в чужом доме.
– Прошу тебя, не настаивай.
– Что случилось?
– А почему должно что-то случиться? – фальшивым голосом спросила она.
– Я слишком хорошо тебя знаю. Все дело в том инциденте?
Притихнув, Лионелла осведомилась:
– Ты уже знаешь?..
– Я знаю все. Осведомленность – моя сильнейшая сторона. Артистка вашего театра упала с высоты и разбилась насмерть. В изобретательности вашему режиссеру не откажешь. Смотри, как бы и тебя не сунули в гроб.
– Это иносказание?
– Прости, сказал глупость. Тревожусь за тебя, в этом все дело. Следствие выяснило, в чем было дело? – спросил Лев Ефимович.
– От гроба оторвались тросы.
– Все разом? – Он помолчал. – Так не бывает. Сдается мне, что это было убийство.
– Сдается мне, что ты знаешь больше, чем я.
– Осведомленность – мой жизненный принцип.
– Ну, говори… – произнесла Лионелла.
– Есть сведения, что часть крепежа была скручена.
– Это точно?
– Абсолютно.
– И что теперь делать?
– Следствие найдет того, кто это сделал, но ты будь осмотрительнее. И вот еще что… – Лев Ефимович помолчал. – Я бы предпочел, чтобы ты вернулась в гостиницу. Сегодня пришлю к тебе горничную, она перевезет все вещи из особняка в гостиницу.
– Я остаюсь здесь.
– Это не обсуждается. Ты знаешь, я готов на любые уступки, если вопрос не касается твоей безопасности.
– Ты что-то знаешь и не хочешь мне говорить?
– Если бы знал – сказал, – возразил Лев Ефимович.
– Ну хорошо. – Лионелла влезла под одеяло, чтобы согреться. – Но только горничную не присылай, она мне не нужна.
– Справишься сама?
– Все мои вещи остались в гостинице. Здесь только косметика.
– Позвоню тебе вечером.
– Целую. – Закончив разговор, Лионелла укуталась в одеяло и закрыла глаза.
На протяжении всего разговора она ожидала, что Лев спросит про Кирилла, он проявил деликатность. Ее чувство к мужу было собирательным и складывалось из благодарности, привязанности и нежелания что-то менять. Лев Ефимович все знал, но ему и этого было достаточно.
Согревшись, Лионелла все же нашла в себе мужество влезть под холодный душ. Потом быстро оделась, закинула в сумку косметику и вызвала такси.
В театр она приехала раньше обычного, из чего сделала вывод, что холод дисциплинирует.
Побродив немного по кулуарам, Лионелла пошла в репетиционный класс. Поднялась по лестнице, приблизилась к закрытой двери и услышала из-за нее голос Магита:
– Ты не понимаешь, на кого замахнулась!
Магиту ответил голос его жены Веры Петровны:
– Мы двадцать пять лет женаты, но ты ни разу не дал мне приличной роли.
– Неправда!
– Что? – зло поинтересовалась Вера Петровна. – Скажи! Приведи хоть один пример!
– А как же «Коварство и любовь»[5]?
– Побойся бога! Я играла там камеристку Софи!
– Зато в первом составе, – умиротворяюще обронил Магит. – Чего ты хочешь от меня, Вера?
– Чтобы ты перевел меня в первый состав и поставил играть премьеру.
– Да ты совсем ополоумела! Что я скажу Петрушанской?!
– Мне все равно.
– Она и так меня постоянно кусает.
– Если укушу тебя я, будет куда больнее, – пообещала Вера Петровна.
– Угрожаешь? – спросил Виктор Харитонович, и голос его изменился.
– Ты знаешь, о чем я говорю…
– Одумайся, Вера. Стоит это сделать, и обратной дороги уже не будет.
– Если бы не ты, я стала бы примадонной! Но я всю жизнь посвятила тебе, дала возможность работать и развиваться. И как же бездарно ты распорядился своей судьбой!
– Я – художественный руководитель театра! Я – главный режиссер! – крикнул Магит.
– Короче, или переводишь меня в первый состав и даешь сыграть премьеру, или…
– Ты ставишь меня в безвыходное положение! – Голос Магита стал приближаться к двери.
Лионелла отскочила в сторону и встала за угол. Она услышала, как отворилась и захлопнулась дверь, однако шагов не услышала.
Немного выждав, Лионелла постучалась и вошла в репетиционную комнату.
– Доброе утро, Лионелла Павловна, – приветствовал ее Магит. – Вы сегодня – первая, если не считать Веры Петровны.
Следом в комнату вошла завтруппой Терхина.
Заметив Лионеллу, она удивилась:
– Что-то вы нынче рано…
– Привыкли к моим опозданиям?
– К этому невозможно привыкнуть. Вы подрываете дисциплину. В ответственный репетиционный период это недопустимо.
– Я не театральный человек, и мне бы хотелось знать…
– Что именно?
– Каков порядок действий в случае болезни артиста?
– Уже собрались болеть? – Терехина уставилась на Лионеллу. – Не рано?
– Болезнь не спрашивает нас, когда ей прийти. Не правда ли? – Лионелла призвала на помощь всю свою обходительность. – Спрашиваю наперед, чтобы потом не попасть в сложное положение.
– Когда заболеете, сразу звоните мне. Мой телефон записан на стенде у кабинета директора.
– А если не смогу прийти на спектакль? – спросила Лионелла.
– Тогда сообщите за день. Мне будет нужно успеть вызвать замену.
– Значит, актеров на замену вызываете вы?
– Конечно.
– И Кропоткину?
– Не поняла…
– Вы вызвали Кропоткину заменять Костюкову?
– Я не обязана перед вами отчитываться, – возмутилась Терехина. – Достаточно того, что со мной говорил следователь.
Услышав перепалку, к ним подошел Магит:
– Вообще-то, Елена Васильевна, я тоже хотел узнать: почему вы пригласили Кропоткину, а не Петрову из второго состава? Она была занята?
– Я никого не вызывала, – удивилась завтруппой.
– Тогда почему?
Терехина опасливо покосилась на Лионеллу, но все же ответила:
– Кропоткина позвонила мне сама и сказала, что вы ее вызвали.
– Я?! – Виктор Харитонович воскликнул чересчур эмоционально, чем привлек внимание жены.
– В чем дело? – поинтересовалась она.
– Представь себе, Вера, Кропоткина сказала Елене Васильевне, что это я вызвал ее на подмену Костюковой!
– А разве нет?
– Да я узнал об этом от нее же самой! Вспомни, это было на читке!
– Тогда кто же ее вызвал? – спросила Лионелла.
Однако на этот вопрос никто не ответил. В комнату вошли сразу несколько человек, и продолжать разговор было бессмысленно.
Вскоре все расселись за столом, и Магит объявил о начале второй читки.
– При выборе пьесы «Дядя Ваня» я составил свое первое впечатление, однако наша работа будет коллективной. Сегодня мы определим главную тему пьесы, раскроем основную идею и ее сверхзадачу.
– А я бы предпочла, чтобы задачу передо мной поставили вы, – сказала Петрушанская. – Ваше дело режиссировать спектакль и определять сверхзадачи. Наше дело – играть.
– Рассуждаете так, словно вы – актриса из массовки сельского клуба! – вскинулся Магит. – Спектакль – дело коллективное. Извольте же и вы потрудиться.
– Изволим… изволим… – отходчиво проворчала примадонна.
С этой неприятной ноты и началась вторая читка, которая предполагала глубокое проникновение в заложенные смыслы и характеры пьесы.
Первые страницы пробежали вкратце, как говорят танцоры – «в полноги». Однако на диалоге Войницкого и Елены Андреевны задержались.
Все началось с фразы, которую прочитала Лионелла:
– А вы, Иван Петрович, опять вели себя невозможно. И сегодня за завтраком вы опять спорили с Александром. Как это мелко!
Строков прочитал свою фразу:
– Но если я его ненавижу!
– Ненавидеть Александра не за что, – прочитала Лионелла. – Он такой же, как все. Не хуже вас.
– Если бы вы могли видеть свое лицо, свои движения… Какая вам лень жить! Ах, какая лень!
– Ах, и лень, и скучно! Все бранят моего мужа, все смотрят на меня с сожалением: несчастная, у нее старый муж!
После этих слов Магит торжествующе прокричал:
– Во-о-от! Вот она, истина! Елена Андреевна – прекрасная скучающая женщина. Но это еще не характер! Ее красота – искусственная, праздная, ненастоящая, относится только к внешности, а не к духовности. Елена Андреевна опустошает сердца мужчин, которые встречаются на ее пути. Она, как и ее муж, бездеятельная, праздная эгоистка!
На этих словах Магита в комнату вошла директор театра Валентина Ивановна. Она села у двери, и внимание всех участников читки переключилось на нее.
Директриса уверила, что просто посидит и послушает, но с этого момента читка проходила нервно и скомкано. Апогеем этой сумятицы явился пожилой артист Кондрюков, назначенный на роль профессора Серебрякова. Сначала он пропускал свои реплики, а потом и вовсе заснул.
Окончательно расстроила читку актриса, пришедшая спустя полчаса. Она была худенькой, безжизненно-бледной, с убранными в пучок волосами.
– Кто это? – шепотом спросила Лионелла.
– Костюкова, – так же шепотом ответила Петрушанская. – В том роковом спектакле Кропоткина замещала ее.
Лионелла вгляделась в Костюкову и вдруг поняла, что та похожа на балерину – такая же худая и легкая.
– А Костюкова была в караоке на юбилее Веры Петровны?
– Кажется, была… – припоминая, примадонна потерла пальцем висок. – Да-да! Точно была!