Вячеслав Михайлович вошёл на кухню какой-то торжественный и как будто готовый к новому завоевательному походу.
– Сынок, нужно съездить кое-куда. На пару дней. Ты можешь устроить, чтобы мы побыли с тобой вдвоём?
– Да, – сразу согласился хранитель, потому что перечить генералу, пусть и в отставке, ему в голову никак не приходило.
Вячеслав Михайлович в его иерархии был где-то на уровне бога, несмотря на мистику и фантастику последних лет. Но если бы одновременно просили о чём-то Илья и Вячеслав Михайлович, то последний победил бы. Однозначно.
– Сегодня? Завтра? – только и уточнил он.
– Не то чтобы срочно. Но и мне не 17 лет, – старик подошёл к обеденному столу и медленно присел на стул. – Я хочу кое-что тебе показать и отдать. Это важно. Дочке я не хочу это отдавать сразу. Боюсь, женские слёзы уже не по моей части. А ты у меня парень крепкий. Ты сможешь правильно распорядиться.
Хранитель и не сомневался, что старый генерал придумал для него не самое просто испытание. Всё наследство он давно переписал на его жену и мелкую. А тут что-то ещё. Что-то тоже важное, ещё какое-то наследие, это он отчётливо понимал. И это «что-то» должно было пролить свет на происходящее в мире и помочь им в последние времена.
Старик только головой кивнул.
– Мне бы так мысли читать, – тихо сказал хранитель.
– Это не то, о чём ты думаешь. Я просто давно живу, – чуть улыбнулся Вячеслав Михайлович.
– Ну да, убедите меня, что в вашем с бабушкой институте работали обычные люди, а обычные психи не работали.
Вячеслав Михайлович усмехнулся и опустил глаза.
– Вот я же говорил, – взмахнул в воздухе лопаточкой хранитель и снова отвернулся к плите. – Ладно. У нас поздний завтрак, потому что я снова хочу есть, а девчонки наши ускакали на какой-то ранний спектакль в кукольный театр.
– Да, известное детское развлечение. Почему-то все уверены, что детям с утра пораньше в выходной прямо сил нет, как вставать охота и наряжаться, и всё прочее. А вставать после садика, школы и всех кружков не хочется совсем. Вообще не хочется ничего, кроме как сидеть дома и играть в игрушки.
– Согласен. Мне кукольный театр нравился, но вечером с Хрюшей и Степашей, в основном потому, что не надо было в выходной вот этот треш переживать с ранним подъёмом, нелепыми сборами и попытками не опоздать. Спектакль 30 минут, а геморроя на полдня. Выходишь оттуда и уже ничего не хочешь. Вроде как и интересно, но мало и опять вот это: холод, слякоть, троллейбус едет полдня до дома. Ну такое себе развлечение. Родители старались мне ещё какую-нить игрушку купить, чтобы выходной прямо классный вышел. А я спать хотел. Вот, я блинов состряпал.
– Повезло малышке с тобой.
– Вы о ком? – немного смутившись, спросил хранитель.
– Вообще о старшей, но младшей повезло ещё больше. Она с детства видит нормальные отношения родителей.
– Меня смущает, что я не настоящий…
– Это твои страхи, настоящий. Очень даже настоящий.
– Я сам приёмный. У меня это в голове сидит, как способность дышать. Просто есть и никуда от этого не деться.
– Ты не пробовал. Просто не пробовал жить без этой мысли. А ты попробуй, – Вячеслав Михайлович сосредоточенно намазывал на румяный дырявый блинчик янтарный мёд. Тот протекал в дырочки и глянцево блестел, а старик тихо улыбался и продолжал колдовать.
Хранитель на минуту завис наблюдая за дедом и пробуя применить к себе эту простую мысль. «Попробуй». Легко сказать.
– Просто попробуй, – снова прочитал его мысли старик.
– Ну и семейка, – словно пытаясь освободиться от мыслей, тряхнул головой хранитель и подставил себе стул. Он просто посыпал блин сахаром и скатал трубочкой. Кристаллики зашуршали по тарелке, когда он поднял блин вилкой.
– Я попробую. Я знаю, она всё время говорит, что мы отдаём энергию тому, о чём думаем. Надо вперёд и себе. Точнее себе и немного вперёд – своей мечте. А я как будто в пол-оборота по жизни стою.
– Вот то-то ж, сынок, вот то-то ж, – старик наконец закончил с блинчиком и наставительно помахал ложкой. – Надо себе и вперёд. А если ты, глядя назад, идёшь вперёд, то что выйдет? Тут никакая магия тебе не поможет. Это в твоей голове. Нельзя идти вперёд задом наперёд.
– Ох, сколько мне ещё до вас расти, – хранитель, запихнул в рот едва ли половину блинчика.
– Хороший аппетит к жизни. Ты сам всё понимаешь. Это ценно. Но ты не хуже нас. Это тоже комплекс твой и он тоже растёт из твоего детства. Ты не хуже. Ты такой же, как она, и даже как Илья.
– Только не говорите мне, что я до их пор не верю, потому что я верю. Но у меня нет много из того, что есть у неё. И у вас.
Вячеслав Михайлович согласно покивал и заметил:
– Вы просто разные войска в этой армии.
– Я бы даже иначе выразился: мы разные классы в компьютерной игре. Она великий волш, а я танк.
– Переведи, – Вячеслав Михайлович положил себе ещё пару блинчиков, аккуратно развернув их на тарелке.
– А вы знаете, что в ресторане можно блинчики есть только вилкой и ножом, а дома можно руками? – почему-то вставил хранитель.
Вячеслав Михайлович кивнул:
– Да, можно поесть красиво, но упустить уютность и некоторую вольность живой жизни.
– Как верно сказано. Волш – это волшебник. Она волшебница, она может и тут, и там много чего. У меня пока не выходит.
– Или выходит слабовато.
– Что тоже верно. Мясушка не хватает. Но она не даёт больше есть мясо.
– Она шаман в местной интерпретации. Она не может больше есть мясо живых существ, потому что с ними она употребляет часть их души, а это нехорошо, – серьёзно ответил Вячеслав Михайлович. – Это я и по работе слышал миллион раз, и дорогая моя Белла изучала это много-много лет, – голос его стал тише к концу фразы. – А мне уже мяса не хочется. Я тоже, как говорит, наша любимая девочка, к старости превратился в белочку. Всего по чуть-чуть: яблочки, орешки, кабачок там какой.
Хранитель просто молча смотрел на него, не находя слов, чтобы продолжать. Ещё одна черта, достойная восхищения в этом старом и довольно одиноком по сути человеке, – это святая какая-то и нетленная любовь к его единственной и давно ушедшей любви. Белла. Никто её не помнит. 30 лет прошло, а для него она живая, совершенно живая, реальная, просто отделённая от него, ото всех них какой-то границей, которую можно пересечь только лишившись тела.
Вячеслав Михайлович слегка кашлянул.
– Вы опять прочитали мои мысли? – тихо спросил хранитель.
– Да что их читать. У тебя в глазах грусть и сочувствие. Не к моему отказу от мяса, это же ясно. Значит, мысли о Белле. Это просто навык. Умение читать людей, не столько мысли.
– Круто, научите?
– Ты быстрее научишься читать мысли, но да, кое-что подскажу, мы начали с разговора о поезде. Побудем дней 5 вместе, я тебе по дороге прокачаю кое-какие скилы, если ты мне всё-таки объяснишь про танка и волша.
– Это просто. Танк – это тяжёлый воин, который рубит мечом, топором, ну или что там в игре. А волш – магией. Оружие у него тоже есть, но он его использует, только если магия закончилась. Эффективность у него не очень. У танка магии, как правило, нет, или минимум, чуток подлечиться, ну и немного магии в оружии и доспехах.
– Затейливо, но довольно наглядно. Что ж, не могу не согласиться с теми, кто говорит: игрушки списаны с жизни.
– Даже очень точно списаны. Вот только там нет таких проблем, как тут, и можно никогда не умирать, не стареть, не болеть и починить вообще всё. Можно снова и снова делать какое-то задания не потому, что ты тупой и не проходишь этот кармический урок, а просто потому, что за него дают вкусняшки, деньги и шмот.
– Шмот…
– Вещи.
– Понял, сынок, понял. Ты вот с удовольствием про это говоришь.
– Есть такой грех. Но давно не играю. Тут жизнь вон какая затейливая. Можно даже настоящей магией и настоящим мечом помахать. Никто в жизни не поверит, что я такие квесты проходил.
– И никто в жизни не поверит, что вообще всё в мире сейчас в руках пары десятков настоящих волшебников.
– Вот это и пугает.
– И меня тоже.