– Тебе не нужен новый офис. Ты не можешь отказаться от своего плана.
Прежде чем ответить на расстроенные слова своего лучшего друга Кэла, Холлин прижала телефон к плечу и сунула в духовку замороженную пиццу, захлопнув ногой дверцу.
– Это не значит отказываться от плана. Я просто больше не уверена в том, что это рабочее место мне подходит. Да и расходы великоваты. В Метэри[16] есть место подешевле.
– Чертовски паршивый способ, – сообщил Кэл, и у него начался один из его обычных словесных тиков. – Ты трусишь. Станция паники.
Ее брови поползли вверх. Она настолько привыкла к тикам Кэла, что воспринимала их как фоновый шум, но этот привлек ее внимание.
– Станция паники? Что-то новенькое.
Он хмыкнул.
– Да, это песня Muse[17]. Отличный рифф. И станция паники моего мозга явно считает, что это отличное название. Чертовски отличное.
Кэл любил музыку и играл на соло-гитаре в местной группе в Батон-Руже[18], где заканчивал магистратуру по цифровым медиаискусствам и инженерии в Луизианском университете. Музыка всегда давала ему некоторое облегчение от синдрома Туретта, но побочным эффектом было то, что он часто подхватывал словесные тики из текстов песен. Он должен был быть осторожен с тем, что слушает. На третьем курсе он заработал на несколько месяцев нервный тик с хоки-поки[19].
– Сейчас это звучит странно к месту. Кажется, я езжу на поезде до станции паники каждый день, когда отправляюсь в «Обходное решение». – Она достала из холодильника бутылку соуса табаско и банку газированной воды. – И я не трушу. Я просто не уверена, что для меня имеет смысл проходить через это каждый день. Это отвлекает от реальной работы. «Обходное решение» может оказаться просто слишком большим скачком.
– О, только не нужно нести мне эту чертовскую чушь, – уныло сказал Кэл. – Ты любишь свой офис на станции паники. Плюс вы с Мэри Ли придумали этот план не просто так. Это следующий логический шаг. Ты не должна удивляться тому, что люди начинают заводить с тобой разговоры. Это чертовски здорово. Они обращаются к тебе, потому что ты там уже давно, а людям нравится знакомиться со своими коллегами. Это позитивный момент. Тебе нельзя возвращаться к работе из дома. Иначе ты в конечном итоге вернешься на круги своя. Или, что еще хуже, вернешься домой.
На круги своя. Она с самого начала не хотела об этом думать. И особенно ей не хотелось думать о возвращении домой.
– Я обещаю, что не вернусь к тому, какой я была. Теперь я по крайней мере три вечера в неделю выхожу за материалами для постов Миз Поппи, – сказала она, выстукивая пальцами свой привычный счет. – Я обещаю, что не стану затворницей.
Но слова прозвучали не так убедительно, как она надеялась. Почти год назад она решила обратиться за онлайн-терапией к Мэри Ли, когда поняла, что целый месяц не выходила из дома, за исключением нескольких заданий Миз Поппи. Заказывала доставку продуктов. Еду навынос. И едва заметила, что так прошел целый месяц. Это напугало ее до чертиков.
Она не могла рисковать снова оказаться в этой ситуации.
В мыслях возник образ дома, который она снимает, – с окнами, покрытыми алюминиевой фольгой, шестью кошками и стопками газет высотой до потолка. Тьфу. Она насмотрелась «Накопителей»[20]. Она ведь даже не подписана ни на одну газету. Как же у нее в итоге оказались целые стопки? К тому же у нее аллергия на кошек. И все же именно этот образ запечатлелся в ее ночных кошмарах.
– На самом деле я собираюсь кое-куда сегодня вечером, – добавила она для пущей убедительности. – Планирую.
– Это не одно и то же. Ты чертовски хорошо выходишь анонимно. И ни с кем не разговариваешь. Ты призрак со станции паники, Холлин.
– Анонимность – вот в чем весь смысл Миз Поппи, – сказала она, теряя терпение от этого разговора. Намерения Кэла были благими, но она была не в настроении подвергаться диванному психоанализу. Для этого у нее была Мэри Ли. – Никто не знает, кто я такая, поэтому я получаю тот же опыт, что и любой прохожий с улицы. Я могу провести законную проверку.
– Это понятно. Но это не значит, что ты анонимна в своей реальной жизни, – твердыми словами, но мягким тоном возразил он. – Ты говорила, что собираешься в «Обходное решение», чтобы знакомиться со случайными людьми, роллинг стоун, привыкнуть к общению, может быть, завести друзей. Предполагалось, что это поможет тебе подготовиться к собеседованиям и работе где-нибудь в офисе на полный рабочий день. Прятаться в своем кабинете и молиться, чтобы никто с тобой не заговорил, – или, что еще хуже, уйти – не значит продвинуть дело.
– Кэл.
– Ты знаешь, я люблю тебя и не хочу, чтобы ты нервничала, но единственный способ преодолеть свою фобию общения с людьми – это разговаривать с ними.
– О, и это все? – спросила она, ее сарказм достиг высшей точки. – Вау, так суперпросто, доктор Кэл. Хорошо, давай я так и сделаю. Я никогда не думала о том, чтобы по-настоящему разговаривать с людьми. Гениально!
Он застонал.
– Не пытайся оттолкнуть меня. Это чертовски плохо на меня действует. Я только хочу сказать, что тебе не нужно прятаться от людей. Если ты нервничаешь, просто скажи им: «О, простите, у меня станция паники, то есть синдром Туретта». Ты удивишься, насколько крутыми могут быть люди. Нам уже не по восемь лет, и мы больше не на чертовски хорошей детской площадке. Ни кто не собирается тебя обзывать. Люди не собираются причинять тебе боль.
Она вздрогнула, ужасные воспоминания попытались просочиться в ее мозг, как ядовитый туман. Она покачала головой и открыла крышку стакана.
– Если я скажу это людям, они будут видеть только это. Я не хочу быть «той самой цыпочкой с нервными тиками».
– Холлс, ты – та самая цыпочка с тиками. Точно так же, как я – тот самый громкий чувак, который выпаливает случайные слова. Это не значит, что это все, чем мы являемся. Ты также – роллинг стоун, великий писатель, фантастический рецензент и хороший человек. Я – явно рок-бог. У всех нас есть свои кресты, которые мы должны нести.
Она рассмеялась.
– Рок-бог?
– Очевидно. Я лишь говорю, что нужно дать людям шанс не быть придурками. – Он выпустил целую вереницу адских слов и прочистил горло. – В худшем случае ты столкнешься с несколькими придурками. Ну и что? Они не стоят твоего времени. Но прямо сейчас ты – роллинг стоун на станции паники, и ты отравляешь целую лужайку, убивая все потенциальные цветы лишь для того, чтобы избавиться от нескольких сорняков.
Холлин запрокинула голову и уставилась в залитый водой потолок, слыша слова, но не веря, что сможет их реализовать. Кэл понимал ее ситуацию на стольких уровнях. Они дружили с тех пор, как познакомились в детской терапевтической группе. Но Кэл никогда не отличался застенчивостью. Вероятно, потому, что не было никакой возможности скрыть его версию Туретта. У нее никогда не было словесных тиков, кроме нескольких откашливаний и жужжащих звуков. Подергивающиеся мышцы она иногда могла скрыть волосами, набросив их на лицо, или отвернувшись, или притворившись, что чихает. Плюс ко всему ее мать забрала ее из школы и отправила на домашнее обучение, когда дразнилки стали невыносимыми. Кэлу, с другой стороны, приходилось иметь дело со школьными хулиганами.
– В твоих словах есть смысл, – сказала она наконец и отхлебнула напиток. – Но это не так просто. Рассуждая логически, я понимаю, что мои коллеги не будут смеяться или подшучивать надо мной. Но мое телосчитает иначе. Если меня втягивают в разговор с кем-то, слова просто застревают, и я паникую. А потом начинаю нервничать и становлюсь еще более застенчивой, и это порочный круг. – Она вздохнула. – Видел бы ты меня сегодня с тем парнем. Я думаю, мое тело скорчило все гримасы, которые только могло. Он, наверное, думает, что я самая большая стерва. Или, возможно, бесноватая. Наверное, он перекрестился, когда вышел из моего кабинета.
Кэл фыркнул.
– А, так ты втюрилась в этого парня.
– Что? – Она выпрямилась и поставила напиток на кухонный стол. – Я этого не говорила.
– Ты чертовски хорошо не говорила. Я видел, какой ты становишься, когда тебе нравится парень. Станция паники. Я помню. Вот как я понял, что для меня чертовски безопасно пригласить тебя на свидание. Худшее, бесстрастное лицо[21] на свете.
Она застонала и проверила пиццу. Они с Кэлом встречались год после окончания средней школы. Ну, сразу после того, как он окончил среднюю школу, а она получила аттестат об общем образовании. Она любила Кэла и чувствовала себя с ним комфортно. Сойтись с ним казалось правильным решением. Но через год отношений и одной потерянной девственности они решили, что слишком молоды для чего-то серьезного и им лучше остаться друзьями. С тех пор все оставалось по-прежнему.
– Заткнись. По крайней мере, я не начала снова и снова повторять: «Сексуальная задница»[22]. Ты тоже был не совсем деликатен.
Она почти слышала, как Кэл ухмыляется на другом конце провода.
– А может, я нарочно бесстрастное лицо это повторял. Это привлекло твое внимание. Но не меняй тему. Ты явно не прочь взглянуть, боксеры или трусы носит этот парень. Или боксерские трусы. Или, может быть, роллинг стоун, вообще ничего не носит.
Холлин мельком представила Джаспера в одних очках и черных боксерских трусах. По коже снизу вверх прокатилась волна тепла.
– О боже мой, – сказала она, снова захлопывая духовку и виня ее в распространившейся по телу горячей волне. – Не усугубляй ситуацию. Я ведь и так даже не могу с ним поговорить. А уж представлять его голым… это определенно не обсуждается.
Голый Джаспер на столе.
Мышцы стянул взрыв лицевых тиков.
Проклятье. Она отогнала слишком явный образ и попыталась успокоиться.
– Угу. Конечно, – сказал Кэл. – Он тебе совершенно не нравится. Ты только что чертовски хорошо вздохнула? Представляешь этого чувака голым, а?
– Кэл, – предупреждающим тоном произнесла она. – Мы не школьники на вечеринке. Мы встречались раньше. Теперь ты не имеешь права задавать мне эти вопросы.
– Это мелочи. Послушай, я только хочу сказать, что ты должна, станция паники, вернуться завтра на работу и просто объяснить парню, что случилось. Бесстрастное лицо. Просто скажи ему: «Послушай, извини, я вчера показалась тебе грубой. Я не всегда могу контролировать лицо и тело. У меня синдром Туретта, но давай начнем сначала. Я чертовски хорошая Холлин, и вчера я вела себя странно, потому что представляла, как делаю с тобой чертовски грязные вещи. Хочешь, сходим куда-нибудь выпить после работы, и я тебе все расскажу?»
– Кэл!
– Шучу. – Он рассмеялся. – Скажи ему все, кроме чертовски грязной части. Прибереги это для того момента, когда вы пойдете выпить.
– Вероятность того, что это произойдет, равна нулю.
– Ладно, хорошо. Не приглашай его на свидание. Не хочешь – не разговаривай с ним больше никогда. Но, пожалуйста, не отказывайся от своего офиса и своего плана, – сказал он, посторонние слова в его речи ненадолго исчезли, это означало, что он очень увлечен тем, что говорит. – Меня тревожит, что ты все время одна. Тебе неудобно работать в этом месте. Я понял. Но это – прогресс. Ты никогда не станешь лучше общаться с людьми и не добьешься того, чего хочешь, если не будешь продолжать делать хотя бы небольшие шажки.
Она поморщилась.
– Что? Ты теперь тоже мой психотерапевт?
– Нет, Холлс, – мягко сказал он. – Я твой друг. Ты слишком умна и талантлива, чтобы никто, кроме меня и твоих родителей, никогда бесстрастное лицо не полюбил тебя.
У нее перехватило дыхание.
– Ты не можешь быть счастлива, постоянно находясь в одиночестве на этой станции паники, – продолжил он. – Не с кем тусоваться. Некому тебя обнять. Ты знаешь, что тактильный голод – это вполне себе реальная вещь? Мы можем умереть от недостатка прикосновений.
– Не драматизируй.
– Я серьезно.
Она сидела на кухонном табурете, и тяжесть его слов буквально давила на нее.
– Я знаю. Я в порядке. Правда. – Дополнительный акцент прозвучал напряженно даже для ее уха. – Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Я всю жизнь одинока. Я не знаю, каково это – быть другой. Это просто моя норма. У меня никогда не было светской жизни, так что я не скучаю по ней.
Это была одна из причин, по которой она так часто мечтала о городской жизни и одержимо смотрела телешоу и фильмы, действие которых происходило в больших городах. Возможность быть анонимной в толпе, где никто не будет на нее коситься, потому что вокруг слишком много лиц, на которые можно смотреть, слишком много необычных зрелищ. Ей не нужна толпа друзей. Ей просто нужно дойти до того момента, когда она сможет пройти собеседование при приеме на работу, держать себя в руках в рабочих разговорах и не паниковать на каждом шагу.
Кэл выдохнул.
– Мы можем скучать по вещам, которых у нас ни когда не было, Холлс.
Пустая боль пронзила ее, и она закрыла глаза.
– Я в порядке. Честное слово. У меня есть место, где я могу жить и работать, и мне это нравится. Я зарабатываю достаточно денег, чтобы оплачивать счета, и у меня даже немного остается. Это больше, чем могут сказать многие люди в моем возрасте.
– Хорошо, – с ноткой усталости в голосе сказал он. – Но, станция паники, обещай мне, что ты пока не оставишь «Обходное решение», ты дашь ему еще один шанс? Не позволяй одному неудачному общению с коллегой заставить тебя покинуть офис. Это просто парень. Не давай ему такой власти в своей жизни.
Она глубоко вздохнула, страх перед возвращением и завтрашней встречей с Джаспером тревожил ее, но она нутром чувствовала, что Кэл прав. Она придумала этот план не просто так. Она не хотела возвращаться к началу. И не хотела бежать домой. Она потерла рукой лоб, чувствуя, как начинает болеть голова.
– Я обещаю.
– Хорошо, – с явным облегчением сказал Кэл. – И я собираюсь поддержать тебя в этом. Через несколько недель я приеду в чертовски классный Новый Орлеан. Чтобы обнять тебя. Чтобы потусоваться. Чтобы напоить тебя, чтобы мы могли вместе принимать чертовски плохие решения. И в рамках этой поездки я также рассчитываю получить полную экскурсию по твоему офису, потому что ты все еще будешь там работать.
Мысль о том, что Кэл приедет в город, немного подняла ей настроение.
– Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты – очень властный друг?
– Нет, просто рок-бог, но я могу с бесстрастным лицом добавить это к своей визитной карточке.
Она закатила глаза.
– Пока, Кэл.
– Пока, моя трусишка со станции паники.
– Погоди, – сказала она, прищурив глаза. – Это был не тик.
Он со смешком закончил разговор.
Холлин покачала головой и встала, чтобы вытащить ужин из духовки. До ухода оставалось всего несколько минут. Сегодня вечером ей нужно было проверить два места. Самая загруженная часть ее рабочей недели обычно приходилась на период с четверга по субботу, и она хотела собрать как можно больше материала.
Она с нетерпением ждала сегодняшнего вечера. Первым в ее списке числилось драг-шоу в стиле восьмидесятых, о котором она много слышала. Но разговор с Кэлом оставил осадок.
Главным образом потому, что он был прав. Она ненавидела, когда он оказывался прав. Неважно, насколько неловко было бы снова встретиться с Джаспером: она не могла отказаться от того, ради чего так упорно трудилась. Получение офиса в «Обходном решении» было для нее огромным достижением. Это на шаг приближало ее к той жизни, о которой она мечтала. Она не хотела работать за этим маленьким кухонным столом или, что еще хуже, вернуться в родной город к благонамеренной, но беспокойной матери. Ей нравилось, что по утрам у нее была причина вылезти из пижамы. Это было похоже на прогресс. Она приосанилась, как будто снималась в одном из видеороликов по йоге на Ютьюбе, и дала себе клятву. Завтра она вернется в «Обходное решение» и закажет Джасперу чертов кофе без кофеина. Если сможет, она извинится. Если нет, он будет считать ее грубиянкой.
Она должна это сделать.
За ужином она вытащила дневник и нацарапала на новой странице заголовок. Дни без панических атак. Нарисовала первый квадратик и понадеялась, что завтра сможет поставить в нем крестик.