У человека всегда должна быть свобода воли. Не нам пытаться навязывать другим свои убеждения и убеждать кого-то следовать нашей вере. Мы не выискиваем тех, кто нуждается в нашей помощи. Скорее, они сами должны нас найти и обратиться за содействием.
31 мая 1985 года.
Бостон
На сей раз Дэниел выжидает со своим звонком до «после завтрака». Я решаю не брать трубку и дать телефону трезвонить вволю, хотя и понимаю, что это бесполезно. С него станется просто появиться в дверях с коробкой моих любимых трюфелей. После стольких лет знакомства он знает, чем меня пронять.
Я не торопясь наливаю себе в чашку кофе, а телефон все продолжает звонить. Уже семь гудков. Восьмой. Девятый. Я по-прежнему не представляю, что ответить Дэниелу. После его первого звонка я даже не позволила себе об этом задуматься. Но теперь-то мне все равно придется об этом поразмыслить, потому как Дэниел прекрасно знает, что я здесь (где ж еще я могу быть!), и так легко не сдастся.
– Ты уже становишься назойливым, – ворчу я в телефон, сняв наконец трубку.
– А вдруг это не я? – В голосе Дэниела слышится улыбка, к которой примешивается легкий оттенок раздражения от того, что я заставила его столько ждать.
– Кто ж еще станет мне звонить?
– Что верно, то верно. Ну что? У тебя появился план действий?
Я делаю глоток кофе и невольно морщусь, когда, горячий и крепкий, он проскальзывает по моему горлу. Единственное, чего я хочу – так это обратить время вспять, вернуть ту пору, когда у меня еще были мечты, когда мое сердце еще не успело покрыться льдом.
– Нет, – безразлично отвечаю я, – у меня не было на это времени.
– Я знаю теперь немного больше, чем в прошлый наш разговор. Вчера мне снова позвонил тот самый агент. Его клиент подыскивает помещение под галерею искусств. Они определенно настроены на аренду, а не покупку, и это означает, что ты на самом деле с этим домом не расстанешься. Вы станете как бы… совладельцами. Ради благого дела.
Я протяжно вздыхаю:
– В городе полным-полно недвижимости. Почему ему понадобилась именно моя?
– Если точнее, то ей. Хотя агент так и не упомянул ее имя. Он мне сказал, что в этой новой галерее будут выставляться работы еще никому не известных, но подающих надежды художников. Его клиентка даже придумала для нее название. Хочет назвать галерею «Неслыханное дело».
Я прокручиваю в голове название. Умно. И достаточно интригующе. Сразу чувствуется, что женщина придумала.
– Тебе сразу надо было сказать, что дом не сдается, – резко говорю я, раздраженная тем, что жизнь, похоже, решила швырнуть меня обратно к прошлому, в то время как единственное, что мне нужно – это чтобы меня просто все оставили в покое.
– Я не твой сторожевой пес, – отвечает Дэниел тем тоном, который он приберегает обычно на тот случай, когда я становлюсь невыносимой. – Я твой адвокат, поверенный. И моя задача – давать дельный совет, когда речь идет о чем-то серьезном. А это – действительно серьезный вопрос. Им известно про пожар и про то, что ремонт в здании так и не был завершен. Глейсон сказал, что его клиентку это не пугает. Кстати сказать, они уже почти год подыскивали помещение под галерею, и ничего из того, что он ей показывал, не соответствовало ее требованиям. Так что она отложила всю затею в долгий ящик. А потом однажды заметила это здание в сплошном ряду домов и просто поняла, что это оно. Приведу ее точные слова. Она сказала, что у нее возникло такое чувство, будто этот дом стоял и ждал ее.
«Стоял и ждал ее…»
Эти слова как будто вызвали у меня в груди вибрацию – как камертон отзывается после удара.
– Она сочла, что это здание – принадлежащее мне здание – стояло и ждало ее?
– Так мне сказал ее агент. Кто разберет этих любителей искусства!
– Я тоже любитель искусства, – сухо отвечаю я.
– Ну, разумеется! Так, может, вы с этой дамой, желающей стать хозяйкой галереи, – вообще родственные души? Мне организовать вам встречу?
– Я ничего подобного не говорила.
– Знаю. Но, может, она все же права? Может быть, этот дом действительно дожидался ее? И, может, ты тоже именно ее и дожидалась? Ведь речь идет только об аренде. И тебе уже известно, что использоваться помещение будет под нечто значительное. На благо искусства…
– Прекрати меня обхаживать, Дэниел. Я не ребенок.
Надо отдать ему должное, он сразу умолкает. Сказать откровенно, я порой действительно веду себя как дитя, угрюмое и немыслимо упрямое. С которым очень трудно сладить. Видимо, такое и получается, когда жизнь лишает тебя всего, о чем ты когда-то мечтал и к чему стремился. Однако теперь появился некто, пытающийся осуществить свои возвышенные замыслы. Некто, лелеющий мечту. Некто, верящий в искусство и в тех, кто его творит. Неужели я и правда хочу сыграть в этом деле роль этакой мегеры, которая разом все сорвет?
– Солин? – наконец подает голос Дэниел.
– Договорись о встрече.
Мгновение изумленной паузы.
– На какой день?
– Сам выбирай. Меня на этой встрече не будет.
– Разве ты не хочешь познакомиться с этой таинственной особой?
– Нет. – Мой ответ слетает с губ так быстро, что это удивляет даже меня саму.
Меня никогда особенно не заботила деловая сторона вещей. Вот почему у меня есть личный адвокат. Дэниел вправе вести переговоры и может завершить сделку, если до такового дойдет, а потом отправить мне документы курьером. Я же способна выносить деловую часть лишь до тех пор, пока мне не придется просиживать все эти обсуждения с улыбкой на лице, притворяясь, будто я не помню, как стежок за стежком прокладывалась моя жизнь. Потому что я все прекрасно помню.
Я помню тот день, когда узнала, что в Париж неминуемо войдут фашисты. Я помню, где я была и что на мне было надето. Помню, во что была одета Maman и что она мне сказала. И помню, как не хотела в это поверить. Потому что это было немыслимо! Но Maman все знала лучше и начала потихоньку собирать все то, что нам может понадобиться – что мне может понадобиться. И готовить меня к грядущему.