Я сидел в одиночестве около двух часов, судя по тому, что уже умудрился сделать все уроки, даже включая устные (со скуки). Чтобы скоротать время, я начал уплетать шоколадки, бесцельно смотря очередной ужастик, что очень зря, между прочим. Раздался звонок. Я настолько перепугался, что не сразу сообразил, что нужно взять трубку. Переборов свой внутренний страх, я всё-таки смог подойти к дребезжащему устройству.
– Алло, – я снял трубку.
– Добрый вечер, – голос был мне незнаком. Наверное, ошиблись номером. Я уже почти сообщил свою догадку, когда прозвучал вопрос.
– Вы приходитесь родственниками Денисовым Ольге и Александру?
– Да, но их сейчас нет дома. – Блин, вот я идиот, нельзя же сообщать, вдруг это грабители или мошенники, они могут воспользоваться этой информацией.
– Они попали в аварию. Кто-то может забрать тело?
– Неудачная шутка. Кто это? – Сердце упало в пятки, видимо, кто-то просто шутит, но у них явно получилось.
– Это не розыгрыш, 42 городская больница, – я не слышал дальнейшие слова. Нет. Нет-нет-нет! Такого просто не могло случиться! Только не с ними! Только не сегодня! С постепенным осознанием этого факта, слёзы начали наворачиваться на глаза.
– Дома есть кто-нибудь из взрос…
– Что с ними?! – Перебиваю, не в силах совладать с собой. Никого из взрослых у меня быть и не может, нет ни бабушки, ни дедушки. Мы всегда были одни. Я видел только маминого отца, но он умер несколько лет назад.
– Женщина погибла на месте происшествия, – тут мое сердце остановилось, словно забыв, какие функции оно должно выполнять, а из глаз потекли сильным потоком обжигающие лицо слёзы. Я не мог поверить, не мог осознать это.
– Мужчина сейчас в очень тяжелом состоянии.
– Какая больница? – захлёбываясь, попытался взять себя в руки, нужно было сосредоточиться, чтобы запомнить номер.
– Сорок вторая городская, но в данный момент посещение невозможно, его состояние не стабильно, – кажется, она говорила что-то еще, но я уже бросил трубку, и рванул в эту больницу, даже не переодевшись.
Я не помню, как долго бежал, постоянно вытирая всё новые потоки слёз рукавом толстовки. Забегая в больницу, я сразу направился туда, где можно получить хоть какую-то достоверную информацию.
– Г-где он? – Пытаясь отдышаться, спросил я.
На меня никто не обратил внимания. Я повторил на повышенном тоне.
– Кто? – Ответила, девушка даже не отвлеклась от телефона. Там люди умирают, а она.
– Денисов. Денисов Олег.
Она нехотя встала с удобного стула и побрела доставать журнал учётной записи. Тогда мне казалось, что она «враг народа», жестокая. Как смеет быть такой спокойной? Только спустя годы я осознал, что дело было не в ней. Каждый день тут умирают люди, переживают тяжелые операции, невозможно отдаваться эмоциями каждому случаю.
– Сорок восьмая реанимационная палата. Но посетите…
Последние её слова пролетели мимо моих ушей, и я побежал в поисках нужной мне палаты. Найдя необходимую дверь, я остановился, я попытался умерить слишком быстро бьющееся сердце. Тщетно. Собрав силы в кулак, я всё-таки вошел. Это зрелище повергло меня в шок. Папа лежал весь в проводах, лицо было заляпано кровью, и он был накрыт белой простынёй. Я остолбенел. В реальность происходящего до сих пор не верилось. Так не может быть! Сейчас я закрою глаза, а когда открою, я окажусь дома, где мои родители будут пытаться поднять меня в школу. Я закрыл, но, когда открыл, ничего не изменилось, передо мной всё та же ужасающая картина.
Я подошёл ближе. Смотреть на него было просто невыносимо. Местами бледная кожа создавала контраст с насыщенно красными пятнами, местами даже бордовыми оттенками свежей крови. Я опустился на колени рядом с его кроватью и приобнял за талию, почти не касаясь. Я не мог думать. Я не мог вообще ничего. Такое состояние называют состоянием аффекта? Злость, ненависть, жалость, вина – всё смешалось в один коктейль. Веки настолько тяжёлые, что я более не в силах держать их поднятыми. Пришлось закрыть глаза, отгородиться. Я сам не заметил, как опустился в глубокий сон.
Давно не чувствовал такую усталость. Во сне, словно не было проблем, я забыл обо всём.
Будильник! Чтоб его! Пошло всё на хер, не буду вставать! Стоп. Но нет, я же и не ложился. Какого хрена? События вчерашнего дня быстро заполняли всё пространство моего мозга. Это пиканье не прекращалось. Когда я всё-таки решился распахнуть глаза, то мир мгновенно изменился в красках. Всё ещё была ночь. Это пикал аппарат, который был подсоединён к папе.
Страх заполнил меня всего, я не знал, что делать! Я, *****, не знаю, что делать в экстренных ситуациях! На всех порах я вылетел из палаты в коридор.
– Прошу, помогите, – я кричал так, чтобы как можно больше людей меня услышало, – скорее, кто-нибудь. Доктора, срочно! – Мне казалось, что на меня никто не обращал внимания. Они лишь пытались скрыться из поля моего зрения? Почему они не помогают, когда в них так нуждаются? Через 2–3 минуты в палату быстрым шагом вошел доктор.
Войдя в палату, он стал что-то проверять в этом грёбаном аппарате, затем взял телефон и движениями одной руки набрал номер. В голове гудела кровь, я слышал лишь обрывки фраз:
– Срочно готовь операционную… – На этом мгновении воздух снова перестал поступать в лёгкие, у меня началась истерика. Я не мог вспомнить, как правильно дышать, или просто не хотел вспоминать. Он отсоединил отца от аппарата и начал вывозить из палаты.
– Дверь открой, – строгий и жесткий голос.
– Что? – Я пытался понять, что ему нужно от меня.
– Я сказал, открой дверь, – спустя секунду, когда голова заработала, я понял, что нужно сделать. Я широко распахнул дверь, наблюдая за тем, как моего отца вывозят ногами вперёд. НЕТ! ЭТО НЕПРАВДА! ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ! ТАК ПРОСТО НЕ БЫВАЕТ! Перед тем как доктор вошёл в операционную, я схватил его за распахнутый халат.
– Умоляю вас, только спасите его, прошу, кроме него у меня никого нет.
– Постараюсь, – быстро, понимающе, ответил он, захлопывая дверь перед моим носом.
Ждать. Да кто из вас знает, как это мучительно сидеть в неведении? Как это раздирает изнутри? Как бы я не пытался, я не мог думать ни о чём другом. Мама, почему ты умерла? Зачем? Чья это воля? Почему ты бросила меня? Почему именно в мой день рождения? Лучше бы его никогда не было!
За окном послышался гром. В больнице начали закрывать окна. Хлынул грязный городской ливень, перемешанный с пылью. Время шло мучительно медленно. Прошёл час, другой. Почему так долго? Я не могу, не могу больше ждать, меня уже трясет. Я пытался отключить свои мысли.
Из операционной вышел врач в компании двух медсестёр, снимая с себя окровавленную маску.
Срываюсь с места и почти сбиваю его с ног.
– Как? Прошу, скажите, что с ним всё в порядке? – Смотрю на него, полный надежды.
– Мы сделали всё, что было в наших силах.
– Ч-что вы хотите этим сказать? – Я понимал, что это значит, но не хотел в это верить. Сердце, словно пронзили тонкими лезвиями.
– Мы не смогли спасти его, было уже слишком поздно, – без капли сожаления говорит он.
– Не смогли? – Мое сознание отказывалось понимать значение этих слов.
Истерика вновь охватывала меня всего, и руки начинали трястись, только с каждым разом дрожь становилась всё сильнее. Осознавая реальность, я невольно начал оседать на пол, прикрывая позорно покрасневшее лицо.
– Все смертны, люди каждый день умирают на операционных столах. Сегодня не повезло одним, завтра другим. Над этим мы не властны. – Доктор начал помогать мне вставать.
– «Мир не фабрика по исполнению желаний»[2], – сказал он совсем сухо и безжизненно, поправил халат и стремительным шагом направился в противоположную сторону.
Я не понимал, что со мной происходит. Внутри всё сжималось. Я, то задыхался, то дышал слишком учащенно. Я не мог понять. Не мог понять, как это, когда человек так просто перестаёт существовать. Вот так вот, без предупреждения.
Я бежал, долго бежал. Отрывки воспоминаний разъедали мой мозг. Жестокое небо, забравшее маму и папу, теперь стало хлестать меня по лицу и рукам мокрыми плетьями холодного ливня. Капли дождя плавно стекали по покрасневшему от слёз лицу. Я бежал до тех пор, пока не упал без сил в каком-то из дворов. Я свернулся калачиком, закрываясь от этого жестокого и такого реального мира. Я сидел, отказываясь верить в происходящее. Я пытался закрыться сильнее от дождя, словно это бы решило мои проблемы. Я чувствовал, как стоячий, заблудившийся в воздухе запах сырости был прикован к бесчувственному асфальту. Мне казалось, я долго лежал без памяти. Вероятно, уже наступила ночь следующего дня.
– С тобой там все в порядке? – Я поднял голову, чтобы узнать, кому принадлежал такой приятный голос. Парень держал в правой руке сигарету и медленно втягивал дым.
Знакомое лицо, где-то я его уже видел. Но где? От удивления он даже подавился «воздухом». Видимо, моё лицо тоже было ему знакомо. Но у меня не было сил думать. Я поднялся с пола.
– Тебе чем-нибудь помочь? – Мне нужна была поддержка, любая. Да будь он маньяком, я согласился бы!
– Где мы находимся?
– Проспект победы, улица Ефимова.
– Блин. Как я умудрился забрести сюда?
Твою же мать, мне теперь придётся ещё два часа быстрым шагом идти домой. Кое-как переставляя ноги, я всё-таки направился в сторону дома. А дома ли? Говорят, что дом, это там, где твои родные. А у меня теперь нет родных! НЕТ! Значит, у меня нет дома. Лишь жалкое помещение, коробка.
– Что-то не так? – Всё, абсолютно всё не так.
– Ну, может ты выбросишь эту дрянь для начала, – не выдержал я и указал пальцем на сигарету.
– Не любишь, когда курят?
– Ненавижу, – всегда вызывало отвратительные ощущения. Как люди могут так спокойно самовольно разрушать свой организм?
Он швырнул окурок и потушил его кроссовкой. Его присутствие порождало спокойствие. Рядом с ним почему-то наступило лёгкое забвение.
– Не знаешь, в какой стороне находится улица Калинина?
– Вообще-то знаю, но сейчас так поздно, то есть рано. В общем, ты можешь переночевать у меня, если тебя, конечно, не потеряют, – да некому меня терять. Что изменится? Любое идиотское решение я был готов принять, лишь бы забыть на мгновение о том, что случилось.
– Как тебя зовут? – Я начал успокаиваться, забывая о своих проблемах, но заикания от всхлипываний иногда выдавало моё состояние.
– А ты не помнишь? – Я стыдливо мотаю головой.
– Андрей. Андрей Лионов.
– А меня…
– Знаю, Элрик.
Шли мы не долго, примерно десять минут, обходя многоэтажки с выступающими подъездами, дождь уже успокоился. Почему? Почему, он сейчас не льёт? Я бы хотел, чтобы он продолжал меня омывать, чтобы помог забыть хотя бы на минуту. Дойдя до нужного нам подъезда, мы медленно, пересчитывая каждую ступеньку, поднялись на второй этаж, где была всего одна квартира.
– Заходи, – он жестом пригласил меня пройти. Длинная прихожая тянулась вплоть до зала. В центре главной комнаты располагался аккуратно зажжённый камин, возле которого стояло кресло-качалка, на ручке лежал блокнот, с закладкой примерно посередине.
На полке в гостиной лежала книга Пелевина с заплаткой почти в конце. Когда-то мама подарила мне такую же. Я не знаю, откуда они снова появились, но, когда я очнулся, солёные капли уже падали на паркет.
Быстро стерев с лица улики позора, я решил начать разговор, чтобы чуточку отвлечься.
– Читать любишь?
– Хм, нет, если ты про книгу, так это мамина. Я не особо люблю проводить время так скучно. А ты любитель такого? – Он жестом показал на ту самую книгу.
– Нет, ненавижу читать, за всю свою жизнь, кроме «Колобка» ни одну книгу так и не прочитал, – самокритично пробормотал я.
А у него такая чарующая улыбка. Такие тёмные глаза. Интересно, сколько ему лет? Выглядит старше меня, года на четыре.
– Снимай одежду, – противные мысли полезли в мою голову, и щёки начали невольно краснеть.
– А? – Голос перешёл на писк.
– Снимай одежду, она же вся мокрая. И иди в горячий душ, а то простынешь. А я пока принесу тебе чистую одежду, – я мысленно выдохнул. Мало ли каких маньяков на улице встретишь.
– Но… – Попытался возразить я.
– Никаких «но».
Я послушно направился в огромную ванную, и, раздевшись, залез в душевую кабинку.
Гель для душа. Он просто божественно пах. И, угадайте, с каким вкусом он был? Правильно, шоколад.
Я услышал, как тихо скрипнула дверь, но совершенно не обратил на это внимания. Закончив процедуры, я вылез из душа и обнаружил, что чистая одежда уже лежала на полке для полотенец. Большая чёрная футболка и спортивные штаны. А нижнее бельё? Ладно, и так сойдёт. Начал я со штанов. Кажется, если вдохнуть, то они свалятся с меня. Боже, как неловко. Ладно хоть футболка спасает. К счастью, она оказалась длинной.
На мгновение я почувствовал пустоту в голове, словно все мысли промыли. От этого было так легко.
Я вышел из ванны, и лёгкий ветерок начал нежно поглаживать чистую кожу. Я шёл туда, откуда дул ветерок. Оказывается, балкон был открыт. Подойдя к окну, я увидел шикарный вид. Неужели я убежал так далеко от больницы? Я даже не знал, что у нас в городе есть такие места! Слева от меня стоял Андрей. Он непринуждённо смотрел вдаль, затягиваясь новой партией дыма. Почему люди курят? Зачем собственноручно себя убивать? Это же так мерзко. Да ещё и запах. Я подошёл к нему вплотную. Он также спокойно затягивался. Видимо не заметил моего присутствия. Что же, он заботился обо мне, когда заставлял идти в тёплый душ, моя очередь.
Я выхватил из его руки окурок и выкинул вниз, на улицу. От неожиданности он даже вздрогнул.
– Я тебя не заметил, – он слегка отошёл, вытащил из пачки новую сигарету и продолжил подпускать её к своему нелепо открытому рту.
– Вот как, – молчание затянулось, – бросай курить.
– Бро-сай, – произнес он по слогам, – какое интересное слово.
– Зачем ты куришь?
– Ты такой наивный, но… – С каких пор я стал наивным?
– Ты не ответил, – я его перебил, не дав закончить речь, говоря я с долькой обиды в голосе.
– Зачем? – Он уставился на меня своими глазищами, – наверное, потому что это расслабляет.
– Это самый тупой ответ, который я когда-либо слышал. Расслабляться можно и по-другому, – он начал смеяться так нелепо и непринужденно.
– Что? Что смешного я сказал?
– Пошли, думаю, ты голодный, – он подтолкнул меня в сторону кухни. Блин, чувствую себя обделённым.
– Присаживайся, что встал-то? – Он начал что-то разогревать на плите. – Чувств… – его голос резко оборвался, когда он обернулся.
– Ты будешь? – Я протянул ему шоколадку, закрывая холодильник, – он снова начал смеяться. Боже, как-то глупо получилось. Нет, ну, а что я мог поделать? Там лежал «Dove». Не мог же я его там оставить, правильно? К тому же он был с орешками. Мама любила орехи. Мама… Воспоминания вновь заполонили весь мозг, дышать стало сложно.
– Может тебе хотя бы чаю налить? – Его голос, словно вывел меня из транса. Я вернул лицу прежнюю непринужденность.
– Зачем? – Я посмотрел на него с откровенным удивлением.
– Ну, чтобы не всухомятку.
– Как можно портить чем-то этот прекрасный вкус?
– Как скажешь, – он развёл руками и присел рядом. В отличие от меня, он ел куриную грудку с овощами. Эмм… Это должны спортсмены есть для поддержания формы? Вот никогда не променяю шоколад на мышцы! Да кто вообще будет менять удовольствие на внешность?
– Что-то не так? Почему ты так странно смотришь на меня? – Поинтересовался я, ибо он буквально пронзал меня слишком внимательным взглядом.
– Всё в порядке, просто ты так увлеченно наворачиваешь эту молочную плитку.
– Ты какой-то странный, – я продолжил глушить все попытки обдумывания последних событий.
– Кто бы говорил, – бросил он в ответ.
Как жаль, что шоколадка так быстро закончилась. Эх, счастье в нашей жизни такое короткое… Пока я размышлял о жизни, складывая фантик в журавлика, Андрей успел помыть посуду и вернуться обратно.
– Журавлики, серьезно? – Я чувствовал его насмешливый взгляд.
– Да, ты знаешь, что, если сделать тысячу таких штук, то твое самое сокровенное желание исполнится, – а чего бы я желал? Мама, папа, за что? Я пытался успокоиться, но в этот раз не мог. Я не мог сдержать слёзы. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я постепенно привёл дыхание в норму.
Он подошёл сзади и положил передо мной ещё одну шоколадку. Я понятия не имею, откуда она, но это очень редкий вид на данное время, молочный «Tablerone». Я так хотел отвлечься, что придал гораздо больше значения этому событию.
– Где ты её достал? – На глаза накатились слёзы радости. А радости ли? Не знаю, по крайней мере, я пытался заставить себя думать так.
– Отец привёз из командировки.
– Я уже люблю тебя, – я вытер слёзы и продолжал смотреть на него.
– Так просто? За одну шоколадку? – Это был явно вопрос с подвохом, я чувствовал.
– Просто? А почему бы и нет? Кому нужны сложности? Тем более это необычная шоколадка, – у него было такое смешное выражения лица, что захотелось запечатлить. И знаете лучший для этого вариант? Конечно, компромат! На моем более 100 неудачных фото на Макса. Это уже даже превратилось в привычку. На столе лежал айфон. Разумеется, заблокированный. А зачем знать пароль, чтобы делать фото? Пока он в недоумении смотрел на меня, я подошёл к нему со своей шоколадкой и похоже слегка испачкался. Я сделал это словно на автомате, сам не знаю зачем.
– Улыбочку, – вспышка.
– Ты что творишь? – Посмотрев это фото, я даже засмеялся. На этой фотографии у него один глаз был полузакрытый. А я же, как дурак улыбался максимально широко.
– А на тебя неплохо делать компромат, – я продолжил уплетать своё лакомство. На вкус она была такой нежной, пористые шарики растворялись в слюне, а тёртый миндаль придавал необыкновенный вкус. Такого я еще не испытывал. Ещё чуть-чуть и я умру от изобилия этого вкуса. От удовольствия я прикрывал глаза. Весь мир прекращал своё существование. Только я и эта волшебная сладость во рту. Я почувствовал чьё-то дыхание и распахнул глаза.
– У тебя длинноватые волосы, – ну спасибо за осуждение.
– Это всё потому, что мне было лень стричься, – попытался оправдаться я. Так и было, грубо говоря. Да и маме нравились мои волосы. Она всегда умилялась моим кудряшкам, которые образовывались на кончиках прядей.
Мама… она ведь… сегодня! Нет!
Пытаясь отвлечься от пожирающих изнутри мыслей, я вышел в другую комнату. Судя по обстановке, это был зал. В самом центре висела огромная сверкающая люстра, озаряя светом всю комнату. Вдоль стены, напротив окна, расположилась композиция картин, рамки которых прекрасно сочетались с цветом высокого бордово-коричневого шкафа. Я подошел ближе к нему, чтобы рассмотреть лучше хрустальные игрушки, лежавшие на его полках. Они были прекрасны, изгибы были столь утонченными, приближенными к идеалу, что можно было даже поверить, что они сейчас оживут и начнут убегать, жить своею жизнью. Я взял одну, это был маленький львенок. Он показался мне самым грациозным.
– Положи на место, – резкий и строгий голос моего нового знакомого застал меня врасплох. Я подскочил от удивления, случайно уронив фигурку, в момент, когда пытался вернуть ее на место. Нет! Нет!
– Что ты наделал?! Какого черта ты вообще тут делаешь? – Он пытался собрать осколки. Это же всего лишь фигурка. Вероятно, это был дорогой образец.
– Прости, – я пытался помочь собрать осколки, но поранился, капли багровой жидкости стали медленно перемещаться на чистый паркет.
– Твои извинения это исправят? – Эти слова словно въелись в мой разум.
– Я могу заплатить за новую фигурку, – после этих слов он посмотрел на меня с такой ненавистью, что было понятно, что это не исправить.
– Мне, правда, жаль, – произнес я почти шепотом. Почему я сегодня все порчу? Только сейчас я понял, что с самого начала прятаться от своих проблем в чужой квартире было неправильно.
Аккуратно преодолев маленький коридор, я тихо покинул эту квартиру. Сам виноват во всех своих бедах. Не знаю почему, но я начал бежать просто в неизвестном направлении, подальше от очередной ошибки. Будь сегодня обычный день, я бы не стал обращать внимание на такое мелкое замечание, я бы придумал, как все изменить к лучшему, с общением и решением проблем у меня все было отлично.
Сил бежать больше не было. Понятия не имею, где я оказался. Не знал, что наш город настолько большой. Я сел скамейку в неизвестном мне парке. Веки были настолько тяжелые, что сложно было держать их открытыми. Немного пожалев себя и снова воспроизводя в своей голове все произошедшее, я понял, что надо заканчивать сегодняшний день. Слишком много всего! Слишком много непоправимого. Слишком!