Тропинка в дивный сад - читать онлайн

Я родилась не завтра, не вчера —

Я сто веков скитаюсь по Вселенной.

Я родилась, когда пришла пора,

Из шороха, из шепота, из тлена.

Я родилась из шелеста ветров,

Из красок сна, из звездной тайны мира.

Когда по жилам заструилась кровь —

Очнулась Муза, задрожала лира.

И робкого молчания печать

Слетела прочь с уже уснувшей песни.

Я родилась мелодией звучать.

И с песней жить.

И в ней опять воскреснуть.

Читали женщины стихи.

А может, судьбы?

Как на ладони – жизнь, грехи:

Судите, люди!

На выдохе, как легкий пар,

Слетали строчки —

Не вдохновенье, а угар

Бессонных ночек.

В них билась истина Творца

В момент творенья.

Сжигали женщины сердца

В стихотвореньях.

Слезами плакала заря

О чем-то дальнем…

Читали женщины не зря

Исповедально.

Господь, расплаты за грехи

От них не требуй.

Читали женщины стихи.

Но пело небо.

Без музыки? Боюсь, что не смогу.

Без музыки? Как будто дни без солнца.

Без музыки? Я у нее в долгу,

она во мне – до нежности, до донца.

Без музыки – как мир уныл и сер!

Без музыки – ни воздуха, ни света.

Без музыки – как обнаженный нерв,

как голый нерв – чем буду я согрета?..

Я выйду ночью августа под дождь,

под звездный дождь из пламени и пыли.

В ладонь звезду, как будто медный грош

поймав, прижму – со всей последней силой.

И в сердце мне сквозь запертую дверь

она вольет —

еще не слишком поздно

дышать огнем небесных тайных сфер —

и дальний свет, и музыку, и воздух…

Снова вызрела звезд семья.

Только двое нас: ночь и я.

Только двое нас на земле:

Ночь в сиянии, я – во мгле.

Только двое нас в этот час —

Опрокинулся звездный вальс.

В кружевной накидке сквозной —

Ночь со звездами заодно.

Только двое нас: ночь и я

Перед пропастью бытия.

Только двое нас, кроме звезд,

Кроме нежности тихих слез.

Скажи мне еще раз:

«До завтра. До встречи. Пока».

Не надо менять ничего

ни в душе, ни в природе.

Пусть так же лениво

по небу плывут облака,

Кроя силуэты

согласно причудливой моде…

Скажи мне еще раз —

и больше не будет потерь,

И снова растают

тяжелые вечные льдины,

И я приоткрою

уже заржавевшую дверь,

И ветошью белою

с сердца смахну паутину,

И, сдавшись на милость

не раз обманувшей судьбы,

Я снова подслушаю

полночи тайные звуки…

На этой войне,

слава Богу, никто не убит,

А только обманут

предчувствием легкой разлуки…

Когда о любви будет все уже сказано,

Жар сердца погаснет, надежда умолкнет,

Я буду ничем никому не обязана:

Ни близкому другу, ни серому волку,

Ни звездам, что с нами смеялись и плакали,

Ни в рамке портрету на белой стене,

Ни раннего дождика капельке лаковой,

Ни миру, который забыл обо мне.

Я выпорхну в поле, чтоб петь и бродяжничать —

И ветер весенний расчешет мне волосы.

И стану я горсточкой пуха лебяжьего,

И стану мелодии трепетным голосом.

Нет, мы не повинны, конечно, с тобою:

Так звезды сложились и солнце с луною,

Так встали планеты в шеренгу беспечно.

А мы – не планеты, а мы – человечки.

И там, среди звезд, на места наши – вето.

Мы бродим в потемках по белому свету,

По разным углам – мы уже не знакомы,

И ветер гуляет в заброшенном доме.

Не изумруды, лалы и сапфиры —

К твоим ногам бросаю струны лиры.

Пускай дрожат, изодранные в клочья,

Тебя воруя для бессонной ночки.

Пускай звенят до самого рассвета,

Сметая и границы, и запреты.

Пусть до утра рыдают, не смолкая,

И свет, и боль до плоти обнажая.

Взойдет заря, окрасив веки синью,

И лира-плач навек тебя покинет.

Но ты поймешь, до двери провожая:

И свет горит, и боль еще живая.

Помолчи, луна-разлучница,

И о том не говори,

Как устало сердце мучиться

От заката до зари.

Помолчи, луна-печальница.

Диск твой – плаха иль костер?

Это ж надо – так отчаяться,

Чтобы душу – под топор!

Помолчи, а утром ясное

Солнце медленно взойдет.

Жизнь – она всегда прекрасная.

Лишь порой наоборот.

За это прекрасное лето,

За лето прекрасное

Плачу неразменной монетой

И бывшею сказкою.

За этот ручей и каналы,

За белое облако

Я душу слегка растоптала

И спрятала в войлоке.

Пускай отдохнет и наплачется

В покое таинственном.

Жизнь – слезы, любовь и чудачества.

И выбор – единственный.

Во пиру чужом похмеляться, пить —

Все равно для всех нелюбимым быть.

Ибо пир – не твой и расклад не тот.

Да и на пирог зря раскроешь рот,

Если крошек горсть иль собачья кость —

Все врагов твоих вызывает злость

Или зависть,

что, впрочем, все равно…

Нелюбви не пей горькое вино.

Быть женщиной – и, значит, быть актрисой,

В любой момент идти на компромиссы,

Играть – и страстно, и самозабвенно.

И жить в плену. И воспарить над пленом.

Игрушкой быть и игроком – все вместе.

Задорно врать и много сеять лести…

Иначе – нет, не выжить в битвах грозных.

Такая вот, увы, у жизни проза.

Вбираю мгновенья и слухом, и зреньем,

И клеточкой каждой израненной кожи —

Летят они, словно бы сна дуновенья,

Летят, друг на друга ничуть не похожи.

Но каждое что-то мне все же приносит,

И каждое что-то меняет в сознанье.

Так мир обновляет пришедшая осень,

Так город растет с каждым с выросшим зданьем.

И я вроде та же – и вовсе не та же

В любую минуту, секунду, мгновенье.

А Бог милосердный, конечно, подскажет,

Что надо душе для ее возрожденья.

От спеси, от гордыни – от пороков —

Не убежать нам в первозданный лес.

В отечестве не может быть пророков,

А вот пороки щедро дарит бес.

Быть может, наши души обветшали,

И мы, еще не осознав того,

Покрылись злобой, как железо ржавью,

И клич забыв: «Распни! Распни Его!»,

Смиренно лжем и ложно обвиняем,

Смиренно просим сыра пожирней,

Смиренно бьем, смиренно отнимаем

У ближнего тарелку постных щей.

Испив из чаши гнева и печали,

Все дальше мы от праведных небес.

А сердце – сердце, словно в день начала,

Все ожидает сказок и чудес.

Я верую, я знаю, я дышу,

Когда слова в простой узор вяжу.

Так – в казино картежнику игра,

Так – наркоману колкая игла,

Так – двум влюбленным жаркая кровать,

Так мне – очей бессонных не смыкать

До петухов – от ночи до утра,

Держа на остром кончике пера

Все чувства, весь рассудок, весь азарт;

И жизнь тасуя, как колоду карт, —

Искать в ошибках – сладость, в счастье – боль,

И раны растравлять, и сыпать соль,

И слезы лить, и сеять звонкий смех,

И нежность разделить – одну на всех,

И, спрятав сердце, душу растворить,

И все сказать, и тайну не открыть,

И за семью замками до конца

Стеречь огонь поэта и творца.

Когда мечтаю и когда пишу,

Я – бог, я – бес, я – балаганный шут.

Это так неизбито:

Затменье, зачатье, рожденье.

Из души или быта

Является стихотворенье?

Иль на сердце внезапно

Небесная падает влага?..

Отчего вдруг – без залпа —

Стреляет и жжется бумага?

Не узнать нипочем:

Как, откуда слетаются строчки,

Озаряя огнем

Беспокойные темные ночки.

Только это старо,

Словно космоса тайное знанье.

И выводит перо

То, чему не отыщешь названье…

Как смертнику – воли, голодному – хлеба,

Так мне не хватает огромного неба,

Так мне не хватает размашистых крыльев,

Бескрайнего поля и ветреной силы.

Как моется лапкой котенок спросонок,

Так я очищаюсь —

незнаньем законов.

Сметая приличья, взлетаю —

и снова

Держусь отрицаньем

запретного слова.

Как небу нужны облака и просторы,

Как снежным лавинам – высокие горы,

Как нужен ребенку пружинистый мячик,

Так песне моей – и молитвы, и плачи.

И только высокое небо,

И в небе большом облака…

А все остальное – как небыль,

Времен истончает река.

И только простор поднебесья,

Где душам, как птицам, лететь.

Пусть жизнь – невеселая песня.

Но все же – как хочется петь!

А я давно уже не та —

Весна, девчонка, песня.

И не моя уже мечта

Уходит в поднебесье.

Уже не мой веселый смех

Бежит по тропкам лета.

А я была счастливей всех —

Лучом, надеждой, светом.

А я влюблялась всякий раз,

Как будто бы впервые,

В сиянье звезд, в сиянье глаз,

В озера голубые.

Пусть осень тронула виски

Серебряною краской,

Во мне живут еще ростки

Забытой детской сказки.

Хоть я себя не узнаю

На стареньком портрете,

Но я по-прежнему люблю

Цветы, деревья, ветер.

Пускай ошибки повторить

Придется не однажды,

Я буду пить любовь и пить,

Не утоляя жажды.

Жизнь моя – в полоски разные —

То пропащая, то праздная,

То чудесная, то вздорная:

С соловьями рядом вороны.

Вот она – в полоску белую:

Там кружусь, еще несмелая,

Там еще наивность чистая

О любви мне шепчет искренней.

Вот идет полоска синяя

Там, где ливни хлещут сильные,

Там, где море пеной катится,

Где надежд так много прячется.

Над полоскою зеленою

Я – отчаянно влюбленная…

И когда еще заплатится

Мне за преданность —

распятием?!

Цвет оранжевый. И силою

Мы его не погасили бы.

Гасят радость зимы снежные,

Боль, печали неизбежные…

Желтой краской перечеркнуты

Рубежи, судьбины-черточки.

Дышит воздух расставанием,

Невозвратностью, скитанием.

Но любимый мой, сиреневый

Цвет возносится над временем.

Там всегда весна, и прежняя

Обжигает радость нежностью.

А когда в полоску красную

Жизнь войдет взрывоопасная,

Все сметет она без жалости —

Недочеты, ссоры, жалобы.

Жизнь моя, полос смешение —

В ней награды и лишения.

Но жива душа, как в юности.

Жизнь моя, не бойся трудностей!