Когда Валенсия проснулась, солнце уже стояло в зените, а из гостиной раздавались веселые девичьи голоса. Сестры что-то обсуждали, не скрывая эмоций, и взрывы их смеха звенели переливами серебряных колокольчиков.
Ленси приподнялась на локте. Приготовленное платье висело в изножье на спинке кровати. Напротив стоял изящный секретер с гнутыми ножками, а над ним висели часы с золотыми гирьками в виде еловых шишек. Узорчатые стрелки показывали двенадцать часов.
Полдень! Ее никто не удосужился разбудить, хотя если платье есть, значит, горничная приходила.
Это могло означать только одно – сестры объявили бойкот.
Она рывком отбросила одеяло и поднялась, ища босыми ногами тапочки. Потом подбежала к зеркалу, наспех собирая в пучок длинные волосы.
В голове быстро прокручивались события вчерашнего вечера и ее позорное возвращение с неурочной прогулки. Молчаливое осуждение сестер, их заспанные, хмурые лица, недовольство, застывшее в глазах. И полный злорадства голос Лидии.
Девушка даже не сомневалась. Это старшая из принцесс разбудила всех остальных и заставила ждать на лестнице, чтобы она, Ленси, прочувствовала всю глубину своего недостойного поведения. Но это все ерунда по сравнению с тем, что ждет ее дома…
Если Лидия наябедничает отцу, тот вряд ли обрадуется, что младшая дочь вела себя как непотребная девка. Ночью, без сопровождения покинула башню, бродила по чужому саду, слушала незнакомого кифарда и…
Целовалась с даргом!
Валенсия застыла, вглядываясь в свое отражение. Стыд, страх и то лихорадочное состояние, что она тогда испытала, отразились в ее глазах, сделав зрачки такими огромными, что за ними исчезла радужка. Щеки в одно мгновение вспыхнули маковым цветом, жар охватил лицо, плечи, грудь. И где-то внизу живота разлилось уже знакомое, приятное томление.
Стыдясь собственных ощущений, Ленси на секунду прикрыла глаза.
Удивительно, она не могла припомнить его лицо. Зато помнила пронзительный взгляд, голос, от которого в ее теле дрожала каждая жилка, прикосновения сильных рук. И губы. Одновременно властные и нежные, жадные и осторожные, твердые и податливые. Словно закаленная сталь, завернутая в нежнейший шелк.
Она помнила жар его тела, прижимавшегося к ней, и твердость плеч, за которые цеплялась, чтобы не упасть. Помнила аромат парфюма, изысканный, тонкий, он вскружил ей голову раньше, чем поцелуй. А вот лица незнакомца не помнила. Оно было словно в тумане.
Ленси не могла описать своего ночного соблазнителя, но была уверена: если столкнется с ним, то сразу узнает.
Она поплескала себе на лицо из серебряного рукомойника, чтобы остудить пылающую кожу, и тихонько вздохнула.
Негоже принцессе думать о незнакомце. Негоже испытывать грязные чувства! Тем более, когда решается судьба ее королевства. Лучше пойти, попросить прощения у сестер, повиниться и клятвенно пообещать больше такого не делать. Авось Лидия сжалится и не станет писать отцу.
Если уже не написала.
Но отсидеться в спальне тоже вряд ли получится. Хотя такая мысль и мелькнула.
Повздыхав, Валенсия переоделась в приготовленную служанкой одежду. Хвала богам, корсеты, фижмы и парики остались в прошлом веке, так что ей не пришлось долго мучиться. Дневной наряд принцессы состоял из батистовой нижней рубашки, украшенной тончайшим кружевом, пышной юбки, коротких штанишек и верхнего платья.
В Этрурии правила приличия были очень строги к незамужним девицам, даже если это принцессы. А мода предписывала девушке быть похожей на нераспустившийся бутон: свежей, невинной и юной. Так что вход шло все: тонкие, воздушные кружева, струящиеся ткани, летящие фасоны, и, конечно же, пастельные цвета.
Дневное платье Валенсии соответствовало всем этим правилам: муслин бледно-розового цвета, глухой воротник и длинные рукава, пышные на плечах и сильно сужающиеся к запястьям. Спереди два десятка мелких пуговок из розового жемчуга, такие же пуговки вдоль рукавов до самых локтей. А единственным украшением служила узкая лента благородного пурпура, который резко контрастировал с нежным цветом платья.
Волосы Ленси зачесала вверх, тщательно подобрав локоны, и подхватила их лентой. Но несколько коротких прядок остались кокетливо виться вокруг лица. Насупившись, она смочила их водой и с нажимом пригладила к голове.
Каждое утро младшей принцессы начиналось с борьбы с волосами. И каждое утро победа была не на ее стороне. Она знала, что влага на волосах скоро высохнет, и непослушные пряди снова будут торчать, придавая фривольный вид, недопустимый в ее положении.
Закончив, девушка придирчиво осмотрела себя. Потом постаралась придать лицу нужное выражение, показывающее всю степень ее покаяния, мысленно прочитала молитву Эльхе Пресветлой и тихонько приоткрыла дверь в гостиную.
Ее накрыло новым взрывом смеха, ворвавшимся в образовавшуюся щель.
– Любая принцесса спит и видит себя королевой! – она услышала резкий голос Лидии и осторожно выглянула в гостиную.
– Или императрицей, – выкрикнул кто-то из сестер. – Чего уж мелочиться в желаниях?
– А хоть и императрицей! Отец сказал, что брачный договор уже составлен. И он здесь, в этом замке. Его привез с собой королевский поверенный за день до нашего появления. Осталось только вписать имя невесты. И та, что сможет заинтересовать императора, сама станет императрицей. Вы только вдумайтесь, как это звучит, – ее голос внезапно сменил тональность, плечи расправились, острый подбородок дернулся вверх. – Императрица Лидия Мудрая!
И снова принцессы покатились со смеху.
Они расположились на двух низких софах, окружавших кофейный столик, и наслаждались цветочным чаем из изящных фарфоровых чашечек, таких маленьких, что они легко уместились бы в девичьем кулачке. На столике высился серебряный чайный набор, украшенный гравировкой: пузатый чайничек, вазочка с ароматным вареньем и широкая тарелка с воздушными пирожными.
Ленси невольно сглотнула, втягивая запах угощения. До обеда еще три часа, вот они и лакомятся полуденным чаем, как предписывает придворный этикет Этрурии.
В этот момент Лидия строго взглянула на сестер поверх тонкой золотой оправы очков. Она всегда носила эти очки, уверенная, что они придают ей вес в глазах окружающих. Хотя все знали, что со зрением у нее все в порядке.
– Не вижу ничего смешного! – произнесла она назидательным тоном. – Особенно в нашем положении. Этот Бал наш единственный шанс спасти королевство, и я не преувеличиваю! Нам вообще повезло, что император решил жениться. Если хотя бы одна из нас сможет заинтересовать императора, то мы все будем спасены. Или хотите, чтобы дядя Феликс занял трон Этрурии, а нас сослал в монастырь?
Лидия осмелилась высказать то, о чем думали все. Девушки больше не смеялись. Стыдливо опустив глаза, они тщательно делали вид, будто нашли что-то интересное на дне своих чашек.
Первой шевельнулась Валенсия. Открыла дверь шире, привлекая к себе внимание, и замерла на пороге.
Пять пар глаз, как по команде, обратились в ее сторону.
– А вот и наша спящая красавица, – хмыкнула Лидия, оглядывая младшую с ног до головы и обратно. – Слышала я, что ночные прогулки способствуют крепкому сну. Но не думала, что настолько, чтобы спать до полудня!
В ее словах звучали и насмешка, и превосходство.
– Ли… – Ленси не смела перечить старшей сестре. Тем более сейчас, когда действительно ощущала себя виноватой. – Прости. Я совершила глупость, но обещаю…
– Мне не нужны твои обещания, – отрезала Лидия. Поставив недопитую чашку на столик, она глянула на Валенсию с неприкрытым презрением. – Ты нас только позоришь. Я умоляла отца оставить тебя во дворце, но он не внял моим просьбам. Утром я доложила ему о твоем неподобающем поведении. И уже получила ответ.
Валенсия сжала руки, ожидая свой приговор. Она видела, как в серых глазах старшей принцессы сверкнуло удовлетворение, когда та громко и четко произнесла:
– Ты не идешь на Бал, сестричка. Ты сегодня же возвращаешься домой!
***
Это всегда было так. С самого детства. Лидия ее недолюбливала. Не говорила прямо, но вскользь, намеками, взглядами, жестами давала понять, что считает младшую сестру виновной в смерти матери.
А Валенсия не могла взять в толк почему.
Разве она виновата, что родилась? Виновата, что выжила? Что отец, безумно хотевший сына, заставлял супругу рожать каждый год, невзирая на предупреждения лекарей и целителей?
Пока однажды не услышала разговор двух служанок.
Он перевернул все ее представление об этом мире, об окружающих людях, и о ней самой в первую очередь.
Тогда она поняла, что дело не в матери. И не в Лидии. Дело в ней. В том, что она не такая, как ее сестры. Иная.
Испуганная и ошеломленная, она побежала к няне в поисках защиты и объяснений. Но та лишь прикрикнула на нее, чтобы не смела подобное даже думать, не то что вслух говорить. И в тот же день служанки, чей разговор Ленси подслушала, бесследно исчезли из дворца. Со временем тот случай стерся из памяти, но привычная тревога охватывала девушку каждый раз, стоило ей глянуть в зеркало.
– Горничная уже собрала твои вещи, так что задерживаться не придется, – голос старшей сестры вывел ее из оцепенения. – А имперским ньордам приказано сообщить, что ты захворала.
– Я могу пообедать? – спросила, тихо ломая пальцы.
– Разумеется, – Лидия величественно кивнула, как заправская королева. – Пообедаешь – и вперед. А то еще отцу нажалуешься, что мы его любимицу голодом морили.
Ленси закусила губу, но смолчала. Хотя очень хотелось выкрикнуть, что ни разу не жаловалась. Ни тогда, ни сейчас…
Валенсия бросила беглый взгляд на сестер, пытаясь понять, что они думают. Но те сидели как на поминках, избегая встречаться глазами.
Так было всегда.
Наконец, одна из них примирительно произнесла:
– Чай будешь? – и немного подвинулась, освобождая место рядом с собой.
– Спасибо, Фло, – Ленси послала ей смущенную улыбку и поспешила воспользоваться предложением.
Сидевшая напротив Дельфина, под неодобрительным взглядом старшей сестры, тут же протянула ей свободную чашку.
– Попробуй пирожные. Местный повар просто волшебник!
И тут же остальные сестры загалдели, пытаясь загладить неловкость, возникшую после слов Лидии.
Валенсия старательно улыбалась, слушая их милые шутки, но руки предательски подрагивали, когда она подносила чашку к губам.
Как всегда, ее сестры сидели по старшинству, инстинктивно заняв тот порядок, в котором появились на свет.
Лидии, самой старшей из них, к этому времени уже исполнилось двадцать три. В таком возрасте девушки Этрурии давно уже нянчат детей и ведут хозяйство в доме супруга. Но старшей принцессе не повезло. Жених, за которого ее сосватали еще в детстве, умер, не дожив до пятнадцати лет. Свадьба не состоялась, но кронпринцесса, по каким-то ей одной известным причинам, продолжала носить траур и отказывать другим женихам.
Впрочем, их было не так уж и много, учитывая, что женитьба на принцессе Этрурии не давала права на трон.
Сильвия – вторая по старшинству – обладательница роскошной гривы, которую ее камеристка каждое утро укладывала в немыслимую прическу и украшала живыми цветами.
За ней шла Дельфина – худощавая, с выступающими ключицами и узкими плечами. Единственная, кому очки действительно были нужны, но она принципиально отказывалась их носить.
Дальше следовали двадцатилетние двойняшки Даная и Флора. Кудрявые, быстроглазые и смешливые.
И все сестры были очень похожими друг на друга.
Все, кроме младшей.
Постепенно разговор снова вернулся к брачному договору.
– Странно все как-то, – пробормотала Сильвия. – Зачем императору вообще этот брак? Он ведь уже был женат!
– Он овдовел пять лет назад, – сухо напомнила Лидия. – Видимо, Владыка уже оправился от потери.
– Или хочет наследника.
– Его жена умерла от родовой горячки. Но был ли младенец – никто не знает. Дарги не любят делиться личными тайнами.
– А я слышала, что ее отравили! – добавила Флора заговорщицким шепотом, делая огромные глаза.
– И кто говорит?
– Мне Ирма сказала, – Флора пожала плечами, упоминая личную горничную. – Говорит, в Ирригене все об этом шепчутся по углам, да вслух сказать боятся. Мол, Владыка тогда всех ньордов, всю личную гвардию на ноги поднял. Перевернули столицу с ног на голову, но виновных так и не нашли. Но с тех пор он обитает здесь, в Ирригене, а в императорский дворец ни ногой.
Девушки переглянулись.
– Да, что-то такое и я слышала… – подала голос Даная, задумчиво хмуря лоб.
– Меньше слушай сплетни служанок! – одернула Лидия. – Дельфина, а ты чего молчишь? Или тебе не интересно, почему император Роннар надумал снова жениться?
– Нет, не интересно, – пожала плечами Дельфина. – И замуж я не спешу, даже ради титула императрицы.
– Это почему же, позволь узнать?
– Вряд ли императрицам позволено заниматься науками и преподавать.
– Все еще мечтаешь вернуться в Академию?
– Да, все еще надеюсь получить от папеньки разрешение. А брак поставит крест на моей мечте.
Она замолчала, давая понять, что вопрос исчерпан.
Валенсия знала, что Дельфина никогда не стремилась к замужеству ни в каком его виде. Как и остальные принцессы, она закончила Высшую Академию Этрурии, но, в отличие от сестер, не желала вести праздную жизнь, занимаясь благотворительностью в ожидании мужа. Ей хотелось вернуться назад, в Академию, на кафедру Небесной механики, только на этот раз в качестве преподавателя.
– А ты, Ленси? – неожиданный вопрос Сильвии заставил ее оторваться от мыслей и поднять затуманенный взгляд на сестру. – Что скажешь? Хочешь стать императрицей?
– Теперь это уже не важно, – она уткнулась в чашку, избегая пронзительного взгляда Лидии. Ее щеки окатило знакомым огнем. Все это время мысли Валенсии были о ночном незнакомце, и сейчас она вспыхнула, будто пойманная на месте преступления. – Да и вряд ли Владыка выбрал бы меня. По сравнению с вами, я просто моль. Даже папенька говорит, что я немного не удалась…
Ее голос затих, перейдя в легкий вздох.
Все принцессы, начиная от Лидии и заканчивая Данаей, были высокими, стройными девушками с вьющимися золотисто-каштановыми волосами и яркими чертами лица. Темные брови, алые губы, карие глаза в обрамлении черных, как смоль, ресниц…
А что же она? Слишком маленькая, слишком бледная, слишком хрупкая. Тонкая, прозрачная кожа, которая по любому поводу вспыхивает жаром румянца. Почти бесцветные волосы, а вместе с ними и брови, и ресницы. И при этом настолько светлая радужка, что мало кто осмеливается заглянуть ей в глаза.
На фоне своих ярких сестре она казалась голубкой, случайно залетевшей в стаю райских птиц. Или тенью, бледным подобием.
– Ну, это же он любя, – улыбнулась Дельфина. – К тому же, как говорят, «с лица не воду пить»! И вообще, у тебя красивые глаза. Странные, но красивые. Если бы ты послушалась Сил и научилась пользоваться косметикой…
– Ты же знаешь, что я не могу, – тихо перебила Валенсия. – У меня аллергия.
– Ох, ну точно, не удалась.
– Хватит, – оборвала Лидия, поднимаясь. – Я хочу прогуляться перед обедом. Говорят, в Ирригене прекраснейший сад и фонтаны.
И снова Ленси почувствовала, как ее щеки пылают.
Да, в Ирригене прекрасны не только сад и фонтаны. В нем есть еще кое-что…