Прожив неделю в прелестной деревне Уолем-Грин, леди Бессетт решила, что позднее утро ее любимое время. Повозки с сеном, подводы с кудахчущей домашней птицей, груженные овощами телеги с рассветом уезжали в Лондон, и в деревушке наступала блаженная тишина.
В это чудесное утро графиня сидела в крошечном садике позади коттеджа и пила чай. Прикрыв глаза, она слушала птичьи трели. Пьянящий аромат весны витал в воздухе – запах свежевспаханной земли и полевых цветов. Казалось, она снова очутилась в Йоркшире.
Леди Бессетт ужасно по нему скучала. Открыв глаза, она оглядела сад, обнесенный каменной оградой: кусты роз вьются по шпалерам, старые глицинии карабкаются по стене дома вокруг кухонного окна, аккуратная дорожка ведет к двери. Приехав в этот очаровательный уголок, графиня не позволяла себе думать о Йоркшире. И не вспоминала родные места, пока ей не пришлось объяснить свои обстоятельства леди Трейхерн.
Правду сказать, долины Йоркшира стали ей домом лишь на четыре года. Но за это время графиня полюбила его необозримые плодородные просторы. Полюбила свободу, которую принесло ей вдовство. Леди Бессетт поселилась в поместье покойного мужа. Вновь обретенное чувство собственного достоинства медленно прорастало в ее душе, а Лоутон-Мэнор постепенно возвращался к жизни после долгих лет небрежения и отсутствия хозяина.
Она полюбила Лоутон и его людей. Они будут скучать по ней, подумала графиня. Миссис Пендлтон откровенно плакала, когда они с Джеффом садились в карету, направляясь в Лондон. Даже Симмз, старый дворецкий, дважды вытер нос. Да, они будут скучать по ней, молодая хозяйка им не понравится.
Новый граф Бессетт, ее пасынок Алвин, выбрал себе жену сразу после совершеннолетия. К несчастью, его избранница оказалась из тех, кто слугам не нравится. Мисс Эдзелл, дочь соседа-сквайра, часто гостила в Лоутоне. Она в открытую охотилась за беднягой Алвином. И дала ясно понять, что в Лоутоне все изменится, когда она станет в нем хозяйкой.
Алвина интересовали только фермерство и охота. Не злой, но немного глуповатый, он так отличался от своего целеустремленного и прямодушного отца, что их родство часто вызывало удивление.
Алвин все детство провел в странствиях по Италии. Возможно, поэтому он решил пустить корни на родной земле. Он больше не хотел путешествий и приключений.
– Зачем выбираться в Лондон на светский сезон, кузина Мэдлин, – говорил Алвин, – когда местная девушка меня вполне устраивает?
И он женился на мисс Эдзелл. Мэдлин помогла миссис Пендлтон навести порядок после свадебного пиршества, потом поднялась к себе упаковать вещи.
О, Алвин вовсе не просил ее уезжать. Он обожал ее. Они были родственниками, а когда ему исполнилось восемь лет, она стала ему мачехой. Алвин очень любил Джеффа и никогда не обижал мальчика.
Но мисс Эдзелл обижала их обоих. По косым взглядам новой хозяйки Лоутон-Мэнор Мэдлин понимала, какие ветры скоро подуют. Кроме того, Джеффу нужно жить ближе к Лондону. Сельский доктор очень на этом настаивал. А она… Ей нужны перемены. Ей нужно отвлечься или увлечься. Чем-нибудь. Чем угодно, лишь бы вырваться из цепких лап хандры и уныния, которые долгие годы мучили ее.
Хорошо это или плохо, теперь их домом стало предместье Лондона. После встречи с леди Трейхерн Мэдлин почувствовала себя немного лучше. Говорят, эта дама весьма сведуща в проблемах детского здоровья. В свое время ее называли волшебницей с континента.
Из дома, потягиваясь на ходу, вышел Джефф. Казалось, мальчик рос не по дням, а по часам.
– Доброе утро, мама, – сказал он, поцеловав ее в щеку. – Ты хорошо спала?
– Прекрасно, дорогой, – ответила она. – Похоже, и ты отлично выспался.
Джефф плюхнулся на соседнюю скамейку. Он действительно выглядит отдохнувшим, с облегчением отметила Мэдлин. Она подозревала, что приступы бессонницы, которой сын страдал с детства, одолевают его до сих пор, хотя в свои двенадцать он научился скрывать это.
Клара, новая горничная, поспешно принесла завтрак, и Джефф с удовольствием занялся им. «Господи, каким он становится красивым», – подумала Мэдлин, глядя на сына. Он всего лишь на голову ниже ее, а у нее для женщины высокий рост. Но Джефф не унаследовал ее светлых волос. Мэдлин отвела взгляд и налила сыну чаю.
– Я велела Элизе приготовить мои дорожные туфли, – сказала она. – Ты хочешь прогуляться?
Глаза Джеффа радостно вспыхнули.
– Да, очень. Я хочу посмотреть госпиталь в Челси, – сказал он, его юношеский голос сорвался от волнения. – И еще пройтись вдоль Темзы как можно дальше и посмотреть на большие торговые корабли.
Мэдлин улыбнулась его воодушевлению.
– Темза впадает в море, милый, – сказала она. – Корабли далеко внизу по течению. Лондон – большой город. Но мы можем взять карету.
Джефф покачал головой.
– Тогда сегодня только госпиталь, – сказал он. – Я хочу погулять вокруг него. Мистер Фрост говорит, что его построил сэр Кристофер Рен, как и собор Святого Павла.
В главном лондонском соборе они уже побывали. Его великолепные нефы и парящие потолки привели мальчика в благоговейный трепет. Наставник Джеффа, мистер Фрост, увлекательно рассказывал ученику обо всех чудесах Лондона. Джефф упивался историей и архитектурой столицы.
Мэдлин допила чай и поднялась.
– Выходим через пятнадцать минут, – сказала она, направляясь к двери. – Ты успеешь?
Оба привыкли к долгим пешим прогулкам по долинам Йоркшира. Экскурсия в Челси не сулила ничего сложного и необычного. Погода стояла отменная. Добрых два часа они наслаждались пейзажами, потом пошли обратно по Чейн-уок, любуясь Темзой и выстроившимися вдоль нее прекрасными домами.
– Посмотри, мама, – сказал Джефф, когда они подошли к Окли-стрит. – Посмотри на эти кованые ворота. Мистер Фрост говорит, что дома в Челси знамениты своим кованым железом. Мы можем купить дом здесь? Я бы каждый день видел реку.
Мэдлин рассмеялась.
– Мы уже купили дом, Джефф, – ответила она. – Во всяком случае, заключили договор. И ты будешь видеть реку из своей комнаты.
– Правда?
– Могу показать тебе его сегодня, – предложила Мэдлин. – Я хочу оглядеться и подумать о цвете стен и занавесках.
– Нет, мама, спасибо, – сморщил нос Джефф.
Мэдлин снисходительно улыбнулась:
– Отлично, тогда я покрашу твою комнату в красно-коричневый цвет. Или в цвет тыквы. Пора обедать. Как мы пойдем домой? Смотри, впереди Бофорт-стрит. Она приведет нас к Кингс-роуд. Это будет приятная прогулка.
– Пусть будет так, – добродушно согласился Джефф. – Но поторопись, мама. Я уже проголодался.
Рука об руку они пошли обратно, пару раз задержавшись у витрин магазинов и любуясь домами, которые привлекли внимание Джеффа. Они уже прошли половину улицы, когда Мэдлин почувствовала, что настроение сына изменилось. Рука мальчика выскользнула из ее ладони, болтовня стихла, шаг замедлился. Вдруг Джефф остановился на тротуаре, на лице застыло упрямое выражение. Мэдлин повернулась к сыну:
– Что случилось Джефф?
– Я хочу… хочу назад, мама.
Мэдлин эти признаки были знакомы. Надвигался приступ. Господи, только не сейчас.
– Джефф, нам нужно домой, – уговаривала она. – Пойдем. Мы перегородили тротуар.
– Я не хочу идти! – крикнул мальчик. – Хочу назад.
– Куда назад? – В ее голосе сквозило раздражение.
Какой-то прохожий хмуро оглянулся на них через плечо.
– Чертовы туристы, – проворчал он сквозь зубы.
Джефф невидящим взглядом смотрел вперед. Мэдлин почувствовала, как страх сковал мальчика.
– Назад… назад на Чейн-уок, – захныкал он. – Назад к реке.
– Джефф, милый, это неразумно.
– Как хочешь, – мальчик стиснул челюсти, его лицо помрачнело, – но я дальше не пойду.
– Тебе не нравится Бофорт-стрит? – раздраженно спросила Мэдлин. – Тогда как ты хочешь идти?
– Откуда я знаю? – задыхаясь, ответил Джефф. – Только не сюда. Но я не знаю другой дороги. Пожалуйста, мама.
Мальчик уставился на свои ботинки. Его била дрожь, руки сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели.
Мэдлин знала, что, если будет спорить с сыном, станет только хуже. Однажды, в последний год жизни в Италии, Джефф отказался подняться на паром, следовавший до Палермо. Мальчику было тогда семь лет. Вцепившись в перила трапа, он минут десять выкрикивал что-то бессвязное, слезы градом катились по его личику. У Мэдлин не хватило отваги ни оттащить сына прочь, ни втолкнуть его на паром.
Не в первый раз она сдалась перед «приступом гнева», как называл припадки мальчика Бессетт. Теперь, оглядываясь назад, Мэдлин думала, что, возможно, совершила ошибку. Ее муж в этом не сомневался. Паром ушел без них. Всю дорогу до дома Джефф всхлипывал, сжавшись в комок на полу кареты и заткнув уши руками.
Бессетт, конечно, пришел в ярость. На этот раз он настоял, чтобы Мэдлин наказала Джеффа. Иначе он сделает это сам, пригрозил муж. Скрепя сердце Мэдлин отхлестала сына прутом по икрам. Это было одно из самых отвратительных переживаний в ее жизни. Наказание не принесло ни капли пользы. Болезненное состояние и судороги Джеффа только усилились.
– Так куда? – мягко спросила она. – Обратно, откуда мы пришли?
Джефф молча кивнул, все еще не поднимая на нее глаз. Мэдлин взяла сына за руку и повела назад. Она буквально тащила мальчика за собой. От радужного настроения не осталось и следа. Мэдлин была рассержена и встревожена. Ей не нравилось видеть сына испуганным и неразумным.
Она, подбадривая, сжала его руку, но Джефф не ответил. Мэдлин закусила губы, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг.
«Герб Уолема», старый трактир, построенный из камня цвета дождливого утра, примостился на самом берегу Темзы. В те славные дни, когда река была главной артерией Лондона, трактир стал излюбленным местом лодочников и парней с менее достойной репутацией. Теперь он превратился в заурядную сельскую таверну. Здесь собирались торговцы и фермеры, а не контрабандисты и разбойники с большой дороги.
Меррик Маклахлан обычно встречался в этом трактире с каменщиками, плотниками, словом, с теми, кого не всегда удобно принять в лондонском офисе. А когда дело касалось его любимых объектов вроде Уолем-Грин, Меррик не нанимал даже простого землекопа, не поговорив с ним за пинтой портера или стаканчиком виски.
Он стремился контролировать каждый этап строительства, от первой лопаты вынутой земли до возведения крыши, и не отдавал в подряд никакую работу, если этого можно было избежать. Даже производство кирпича попало в поле его зрения.
Но вершина всех его забот – аренда и покупка земли, на которой он будет строить. Добиваясь своей цели, Меррик поил и угощал обедом инвесторов и банкиров с трех континентов. И порой якшался с аристократией, если этого невозможно было избежать.
Слава богу, это случалось крайне редко. Он не вращался в светских салонах. Великосветские дамы, казалось, боялись, что Меррик Маклахлан может принести на сапогах грязь или – боже сохрани! – запах тяжело потрудившегося человека.
В прохладном полумраке бара время тянулось медленно. Откинувшись в кресле, Меррик нетерпеливо барабанил пальцами по выщербленному столу. Он уже дважды отмахнулся от услуг официантки. Где Уинвуда черти носят? Меррик ненавидел всякую безответственность и считал опоздание худшим ее проявлением. Он возмутился, но тут же одернул себя. Уинвуд никогда не опаздывает.
Во двор въехал экипаж. Поднявшись, Меррик увидел в окно, как Уинвуд выпрыгнул из парной двуколки, бросил монету кучеру и пошел к двери.
– Ты опоздал, – сказал Меррик, когда его друг сел за стол. – Тебе никогда не говорили, что время – деньги?
– Прости, пожалуйста. Будь другом, закажи бутылку бренди.
Меррику показалось, что граф немного нездоров.
– До этого еще далеко. – Но подозвав официантку, Меррик сделал заказ. – Ты в порядке?
Он заметил, что кадык Уинвуда судорожно дернулся.
– В относительном. Я стал свидетелем несчастного случая около Дрейтон-Гарденс. Какой-то безумец на фаэтоне переехал юную девушку. Она пыталась перейти улицу.
– Боже милостивый! И что ты сделал?
Лорд Уинвуд всматривался в полумрак комнаты.
– Я выскочил и попытался помочь, – тихо сказал он, – но было уже поздно. Светлое голубое платье… кровь… все это ужасно. Кингс-роуд прямая как стрела, Меррик! Как можно быть таким легкомысленным?
– Могу тебе объяснить, – скрипнул зубами Меррик. – Очередной знатный кучер из Мейфэра выехал развлечься.
Уинвуд, перегнувшись через стол, пристально посмотрел на друга.
– Теперь ты понимаешь, Меррик, почему я так забочусь о детях? Лондон становится слишком опасным.
– Согласен. – Принесли бренди, и Меррик, наполнив бокалы, подвинул один Уинвуду: – Выпей. Это успокоит нервы.
Уинвуд долго молчал.
– Я хочу, чтобы ты построил нам большой дом, Меррик, – наконец сказал он. – Быстро построил. Дом, где дети могут видеть деревья и не попадут под почтовую карету. Место, где Виви было бы спокойно.
– Твоя жена устала от своей карьеры?
Уинвуд криво усмехнулся:
– Нет, честно говоря, она устала от беременности, хотя оперные дела тоже выводят ее из себя.
Меррик округлил глаза.
– Поздравляю, дружище!
– Мы, конечно, волнуемся, – продолжал Уинвуд. – Утренняя тошнота у нее почти прошла. Но это единственная радость. Ведущее сопрано на прошлой неделе закатила истерику и вернулась в Милан. У дублерши голосок как у маленькой девочки-хористки. И Виви боится, что теперь ей самой придется петь главную партию. Именно этого хочет синьор Бергонци.
– Ах, Бергонци! – сказал Меррик. – Мне нравится твой новый тесть, Уинвуд. В нем любезность сочетается с беспощадностью.
– Мне тоже он нравится, – ответил Уинвуд. – Но проблема частично заключается и в нем.
– Да? Каким образом?
– Ему нужно пространство, – ответил Уинвуд. – Музыкальные комнаты и гостиные. Фортепиано, и не одно! Меррик, этот человек набил мою курительную комнату виолончелями и альтами, а в кладовой стоит старый клавесин. Хуже того, классная комната буквально трещит по швам…
– Классная комната? – перебил его Меррик. – Не знал, что она у тебя есть.
– Раньше это была моя бильярдная, – хмуро признался Уинвуд. – И мне бы хотелось, чтобы она снова ею стала, хоть когда-нибудь.
– Забудь об этом, старина. Такая же беда приключилась с Аласдэром.
Уинвуда это не утешило.
– Мама, Генри и моя сестра Элис с тремя детьми приехали на светский сезон, – продолжал он. – Элис просто огромная, говорят, на этот раз у нее близнецы. Меррик, я в отчаянии и ужасно тороплюсь. Ты не можешь просто сломать стену и соединить два соседних дома у реки? Я оба куплю.
– Неплохое решение, – сказал Меррик. – Пойдем посмотрим. Ты, похоже, потерял аппетит.
– А ты?
– У меня его никогда не было, – признался Меррик. – Я никогда не ем днем.
– Аласдэр говорит, что ты вовсе не ешь, если можешь пообедать у него, – улыбнулся Уинвуд. – Но теперь с этим будет трудно, ведь новобрачные отправились в Шотландию.
– Я наконец построил себе дом, – напомнил ему Меррик. – И у меня есть слуги.
– Ты построил дом и набил его своими работниками, – поправил Уинвуд. – А это нечто другое. У тебя даже нет столовой, насколько я видел.
– Моим чертежникам и конструкторам нужно место, – оправдывался Меррик. – Я могу поесть и в своем кабинете. Так ты пойдешь смотреть эти чертовы дома или нет?
Уинвуд замолчал, и они вышли.
Прогулка вдоль реки была недолгой, легкий ветерок с Темзы прояснил Меррику голову. Солнце пригревало не по сезону жарко, и оба джентльмена были вынуждены распустить галстуки. Вскоре они добрались до строительной площадки, где шестеро взмокших мужчин рыли подвал. Рядом трое каменщиков скрепляли раствором фундамент второго дома, плотники возводили каркас третьего. За ними виднелось еще десять домов, близких к завершению.
– Боже правый! – воскликнул, оглядываясь, Уинвуд. – Все это похоже на фабрику без стен. Только ты выпускаешь дома, а не чулки.
– Именно так, – ответил Меррик. – В этом и заключается экономия или, вернее, прибыль. Ты желаешь угловой дом?
– Да, я бы предпочел его.
– Самый верхний уже продан, – сказал Меррик. – Розенберг на прошлой неделе отослал бумаги. Тебе придется подождать, когда закончат те два у подножия холма.
У графа вытянулось лицо.
– Проклятие! Верхний дом очень хорош.
– Там ветер с реки, – предупредил Меррик. – Так что его дороже будет отопить. Кроме того, вдова из Йоркшира уже заключила договор.
– Договор еще не право на собственность, – подмигнул Уинвуд. – Послушай, Меррик, мы старые друзья. Отопление меня не останавливает.
– Ты говоришь как англичанин!
– Ты даже не знаешь эту женщину. Что, если я заплачу цену, которая перебьет контракт?
– Мое слово закон, – холодно ответил Меррик. – Выбирай другой дом. Или возвращайся в Белгрейвию и купи одно из чудовищных созданий Тома Кьюбитта. Я не обижусь.
– Ты прав, – изобразил смущение Уинвуд. – Просто я очень хочу порадовать жену. Эти дома внизу замечательные. Но они стоят немного неровно. Один чуть выше, разве не так?
– Да, и я этим воспользуюсь. Если объединить лестничным переходом общие комнаты, там будет двойное пространство, а личные покои наверху сохранят уединение. Я могу разместить музыкальные комнаты и гостиные Бергонци на одной стороне, а классные комнаты и детские – на другой. И даже устроить две столовые, если пожелаешь.
– Звучит заманчиво. – Уинвуд потер подбородок. – А какие будут интерьеры? Я должен дать Виви полный отчет.
– Я могу показать тебе дом на верху холма. – Меррик вытащил из кармана связку ключей. – Твои интерьеры, разумеется, будут спроектированы, учитывая потребности семьи. Но столярка, отделка, полы и потолки будут такие же, если ты не закажешь другого.
Рабочих поблизости не было. Уинвуд и Меррик неторопливо поднимались на холм. Шум стройки постепенно стихал. Когда они подошли к крыльцу стоящего на холме дома, Меррик услышал доносящиеся изнутри удары.
Уинвуд насмешливо взглянул на Меррика:
– Там кто-то есть.
– Черт возьми, никого там не должно быть! Вчера все покрасили в первый раз, и краска будет сутки сохнуть.
Стук не стихал. Меррик повернул ключ в замке и вошел. Солнце лилось сквозь большие запертые окна, нагревая воздух, пропитанный невыносимым запахом краски. Вдвоем они пошли на шум, доносившийся из гостиной, и заглянули в приоткрытую дверь. Высокая, стройная женщина с белокурыми волосами, стоя к ним спиной, била ладонью по раме, пытаясь открыть окно.
– Извини, – натянуто сказал Меррик Уинвуду. – Наверное, покупательница.
– Я поднимусь наверх, – сказал Уинвуд, направляясь к лестнице, – хочу посмотреть спальни.
– Черт возьми! – донеслось из гостиной.
Меррик вошел в комнату.
– Ради бога, прекратите стучать по окну!
Пронзительно вскрикнув, женщина прижала руку к груди.
– О господи! У меня чуть сердце не оборвалось.
– Это был бы менее болезненный конец, чем смерть от потери крови.
– Простите?
Женщина отвернулась от окна. Глядя на пустые банки из-под краски, она отодвинула одну носком туфли. Меррик увидел лицо нежданной посетительницы, и у него перехватило дыхание.
– Краска склеила рамы, – с трудом выговорил он. – Их нужно будет подрезать, мэм. Если вы будете стучать по оконному переплету, можете сильно пораниться.
– Правда? – Ее брови высокомерно поднялись, и она снова посмотрела мимо него отсутствующим взглядом.
Воздух застрял у него в легких. Боже милостивый! Нет. Нет, этого не может быть.
Мысли Меррика были холодны как мрамор и не будили в нем никаких чувств. Должно быть, он ошибся. Вчерашняя свадьба, поездка в церковь – все это расстроило его ум.
– Что ж, я запомню ваш блестящий совет, – наконец сказала она. – Эту комнату нужно обить желтым шелком, а не красить. – Она порывисто обвела комнату рукой. – Могу я надеяться, что вы из тех, кто может это организовать?
– Да. – Меррик шагнул из тени на свет. – Я владелец этого дома.
– Это ошибка. – Голос женщины звучал спокойно и уверенно. – Я заключила контракт на покупку дома в прошлую среду.
– С моими юристами, – пояснил Меррик.
Господи, определенно… определенно он ошибся. Впервые за много лет Меррик разнервничался и лишился присутствия духа.
– Э-э… такие дела я поручаю фирме мистера Розенберга, – с трудом продолжил он. – Посмотрите внимательно договор. Вы увидите, что дом продает «Макгрегор и К°».
Женщина повернулась и наконец взглянула ему прямо в лицо. Высокомерие мгновенно исчезло, сменившись ужасом дурного предчувствия. Возникла долгая неловкая пауза.
– И вы… вы мистер Макгрегор? – едва дыша, спросила она.
Это не случайный вопрос. В голосе женщины явно слышались мольба и желание избежать неминуемого. Ее зеленые глаза скользнули по шраму, пересекавшему его лицо. Она сомневалась. Но, видит бог, у Меррика сомнений не было.
– Вы… ваше лицо мне кажется знакомым. – Ее голос уже явно дрожал. – Я леди Бессетт. Скажите, мы… мы встречались?
Господи помилуй! Встречались?! Тошнота подкатила у него к горлу. На лбу выступила испарина. Меррик открыл рот, не зная, что сказать. Уинвуд как раз спускался по лестнице.
– Восемь спален! – Голос графа эхом отдавался в пустом доме. – А в двух будет шестнадцать, я прав? – Он вошел в комнату и резко остановился. – Прошу извинить. – Уинвуд окинул взглядом женщину: – Моя новая соседка, как я понимаю? Умоляю, Меррик, представь меня ей.
Меррик почувствовал, что его сковало оцепенение.
– Да-да, конечно. – Он жестом указал на друга. – Позвольте представить вам, мэм, графа Уинвуда. Уинвуд, это… это… – Рука Меррика бессильно упала. – Это Мэдлин, Куин. Это… моя жена.
Женщина издала странный сдавленный звук. Кровь отхлынула от ее лица. В слепом отчаянном жесте искала она опоры, но хватала рукой только воздух. Колени у нее подогнулись, и она рухнула без чувств. Шелк платья разлился по полу темно-зеленым озерцом.
– Господи Иисусе! – прошептал Уинвуд. Встав на колени, он хлопал женщину по щеке. – Мэм! Что с вами, мэм? Вы в порядке?
– Нет, она не в порядке, – сурово сказал Меррик. – Она не может дышать. Здесь душно. Наверное, ей сделалось дурно от запаха краски. Отойди. Надо дать ей воздуху.
Меррик поднял Мэдлин на руки, словно она была невесомой. Несколько больших шагов, и они оказались на улице, под лучами ослепительного солнца.
– Положи ее на травку! – посоветовал Уинвуд. – Боже мой, Меррик! Твоя жена? Я думал… думал, она умерла! Или уехала в Индию! Или что-нибудь подобное!
– Думаю, в Рим, – ответил Меррик. – Оказывается, она вернулась.
Он мягко опустил Мэдлин на куртину молодой травы. У него сердце готово было выскочить из груди. Вопросы лихорадочно проносились в уме. Уинвуд отчаянно пытался привести женщину в чувство. Меррик, не вставая с колен, одной рукой уперся в бедро и, словно в молитве, уронил голову на другую.
Но теперь не о чем молиться.
В свое время он молил Бога о том, чтобы больше никогда не встречаться с Мэдлин. Но Господь отказал ему в этой милости. Меррик стиснул пальцами переносицу, словно боль могла отогнать воспоминания.
Мэдлин приподнялась на локтях.
– Ну и ну! – бормотал Уинвуд. – Простите, мэм. Не хотел вас пугать. Как я понимаю, вы давно не видели Меррика? Это шок, я уверен. Да-да настоящий шок.
– Заткнись, Куин, – сказал Меррик.
– Да, конечно, – согласился граф. – Я слова не скажу. Вам двоим есть о чем поговорить. Мне… мне, наверное, лучше уйти? Или остаться? Нет, я понял! Наверное, миссис Маклахлан хочет, чтобы я поискал бренди?
Дама в ответ на это сдавленно вскрикнула и прижала руку ко лбу.
– Да заткнись же, Куин! – повторил Меррик.
– Да-да, – округлил глаза Уинвуд.
Мэдлин пыталась встать на ноги. Ее густые светлые волосы рассыпались по плечам.
– Дайте мне подняться, – настаивала она. – Отойдите, ради бога!
– Я бы не советовал вам вставать, – предупредил Уинвуд. – У вас голова закружится.
Но зеленые глаза Мэдлин смотрели только на Меррика и горели гневом.
– Я не знаю, что это за шутки, – прошипела она, – но вы… вы мне не муж.
– Сейчас не время обсуждать это, Мэдлин, – проворчал Меррик. – Позволь предложить мою карету и доставить тебя домой.
Но Мэдлин уже отпрянула, ее лицо исказила маска ужаса.
– Нет, – выдавила она. – Ни в коем случае. Вы… вы безумны. И жестоки. Очень жестоки. Вы всегда таким были. Мне довелось это испытать, вы же знаете. А теперь прочь от меня! Прочь! Слышите?
Это было почти равносильно признанию, что она знакома с Мерриком. Повернувшись, женщина на нетвердых ногах пошла по тропинке.
Джентльмены на почтительном расстоянии следовали за ней, только чтобы убедиться, что она в состоянии идти. Меррик больше не чувствовал себя джентльменом. Он чувствовал себя… выпотрошенным. Выпотрошенной рыбой, которую бросили на горячую сковороду. Только вместо огня его жгла бешеная ненависть его жены.
Лорд Уинвуд смотрел ей вслед, прикрыв ладонью глаза от яркого солнца.
– Знаешь, не думаю, что она тебя любит, старина, – сказал он, когда юбки Мэдлин, мелькнув, исчезли за углом.
– И это объясняет ее тринадцатилетнее отсутствие, не так ли? – угрюмо сказал Меррик.
– Более-менее, – согласился его друг. – Надеюсь, ты не станешь искать примирения?
– Заткнись, Куин, – в очередной раз сказал Меррик.
Уинвуд, казалось, не только не обиделся, он даже не слушал.
– Скажи, Меррик, у тебя в столе еще осталось виски? – спросил он.
– Конечно. Целая бутылка.
Уинвуд опустил руку.
– Это только начало, – сказал он и пошел вниз по холму. – Пойдем, дружище. Боюсь, виски сегодня нам очень понадобится.