На Соколиную башню я поднялась перед обедом, после знакомства с проживающими в замке слугами. Их оказалось немало, я была удивлена таким количеством прислуги при том скудном жаловании, которое граф, исходя из своих возможностей, мог им выплачивать. Или он, как моя тётушка, принимал всех желающих работать, пусть только за хлеб и воду, лишь бы не побираться? В некоторых случаях да, можно заподозрить, особенно ту посудомойку, которая беспрестанно улыбалась, но ни слова не могла сказать, только мычала. Оказалось, немая. В аристократических семьях любой физический дефект считался явлением не менее страшным, чем наличие магии, поэтому в городе такую служанку не взяли бы и полы скоблить. Правда, граф может не знать, что творится в служебных помещениях, вряд ли он интересуется хозяйством, как водится, сбросил заботы на плечи мадам Флоры и помощника мистера Артура Венгре, которого я пока не видела – и дела ему нет.
Так вот, даже если предположить, что кто-то работает за хлеб и воду, то по мадам Флоре, камергеру и кухарке этого не скажешь. Большинство остальных слуг также выглядели спокойными и тихими, как люди, у которых имеется некая уверенность в завтрашнем дне. Для сохранения подобной уверенности требуется материальная основа, её не поддержишь, перебиваясь на гроши. Следовательно, слугам платят.
На кухне, куда я заглянула после встречи с Мариусом, мои предположения подтвердились. Первое, что поражало – большое помещение было совершенно чистым, хотя давно не ремонтировалось. Со стен облезла краска, которую по мере сил очистили и отскоблили, оголив камень, потолочные балки ссохлись и искривились, их подпирали стойки. Однако всё необходимое, без излишеств, в кухонном хозяйстве имелось. Ранее в столовой я видела заполненные посудой серванты, тут тоже было несколько шкафов и они так же не пустовали.
– У вас столько посуды!
– Да, мисс, это всё наследство прошлых поколений. Некоторым предметам более ста лет! Мы тщательно следим за их сохранностью, правда, не скажешь, что большая часть сервизов старше нас с вами? Даже если какой-нибудь предмет бьётся, а мы стараемся, чтобы таких неприятностей не случалось, в общем количестве этого незаметно.
– Наверное, вы очень осторожны, потому что вынуждены экономить на новых покупках?
– Да, хозяин не одобряет пустых трат и не переносит, когда покупают то, чего и без того в достатке. А ещё больше он не любит, когда пропадает пища. Мы стараемся обходиться выдаваемыми мадам Флорой средствами и не заказывать больше продуктов, чем необходимо.
– Надеюсь, на вашем жаловании эта экономия никак не сказывается?
– О, мисс, нет. Ни в коем случае! Нам всегда выдают жалование с педантичной точностью, ни на день не задерживают! И открою небольшой секрет – оно тут даже больше, чем в других окружающих поместьях!
Причин не верить этому гордому заверению у меня не было. Итак, слугам аккуратно и сполна платили, так что работали они не по доброте душевной.
Значит, какие-то средства у графа водились. Понять бы ещё, какие и откуда. Это многое могло бы объяснить. С другой стороны, причина убийств – не деньги. Все погибшие были не знатного происхождения и никакого материального дохода их смерть графу принести не могла.
Выходит – личная неприязнь? Но чем одно глупое замечание девушки, притом служанки, может так оскорбить? Какое свойство должно быть в характере, если человек сознательно лишает жизни другого человека из-за мимолётной обиды?
Следовало больше узнать о нраве графа, однако не у слуг.
Всё время, пока я осматривала кухню, кухарка улыбалась белыми зубами и лучилась счастьем. Ни на минуту она не прекращала готовить, вокруг неё словно парили приправы, пучки зелени и овощи, перемещаясь с места на место и чуть ли не сами прыгали в миски и чистились.
– Я угощу вас королевским обедом! Вы не выйдете из стола, потому что не сможете подняться, пока не отведаете всех блюд! – не сдержалась она. И только воскликнув это, слегка покраснела и опустила глаза, поняв, что перегнула палку.
Слугам граф попускает всё. Не мне осуждать свободное общение, не той, что выросла в доме щедрой душой тётушки, но даже там имелись рамки. Что говорить про графа в его положении. Если бы на пороге замка появился кто-то другой и спутал хозяина с его собственным камердинером, вышел бы ужасный скандал. Если бы с подобной фамильярностью кухарка заговорила, к примеру, с моей тётушкой виконтессой, сразу бы оказалась на улице.
– Спасибо, Лизетта, я с удовольствием попробую твои блюда. Хотя мне неведом голод, я соглашусь с мнением тех, кто считает, что приготовленная с душой пища всегда вкусней и полезней для организма, чем любая другая.
– Не извольте волноваться, вы не разочаруетесь!
Получив массу заверений, что отныне питаться я буду как в лучших аристократических домах, я отправила на Соколиную башню.
Граф до сих пор не вернулся.
Вход в башню располагался на нижнем этаже и сразу переходил в лестницу, закручивался спиралью, теряясь в высоте. С другой стены был чёрный ход на улицу – крепкая дверь, закрытая на замок. Ступеньки чистые, вытертые от времени. В башне было холодно, я поняла отчего, поднявшись чуть выше – в стенах имелись узкие открытые оконца, куда свободно проникал воздух.
Никакой дверцы на крышу не было, лестница просто перетекла в открытую круглую площадку довольно большого размера. Оказалось, в башне нет комнат или любых других помещений, только длинная лестница да три пустые внутренние площадки. Верхнюю, открытую площадку Соколиной башни огораживали каменные зубцы, стоявшие очень плотно, за ними ничего было не разглядеть.
Серое небо медленно и вязко смешивалось над головой, завывал ветер, и я неожиданно почувствовала опустошение и одиночество. Похожий ветер дул на кладбище во время похорон тётушки и казалось, последовал сюда вслед за мной.
Я послушалась предупреждения мадам Флоры и взяла с собой шаль, но этого было мало – мои юбки так сильно трепало порывами ветра, что я бы не удивилась, если бы их порвало в клочья.
Однако я хотела видеть разлом.
Каждый шаг давался с трудом. Только высокие горы, закрывающие полнеба, позволили определиться с направлением. Глаза слезились, пришлось прищуриться. Каменные зубцы я практически нащупала, под пальцами осыпались крошки нанесённого ветром мусора.
В щель между зубцами, которая при приближении оказалась довольно большой, я увидела дикую долину, как брызгами покрытую низкими деревьями, которая под уклоном катилась вниз и упиралась в горы. Там, у гор, зелень прорезалась толстой чёрной ломаной линией провала. Неподалёку лежали живописные камни разных размеров.
Судя по всему, поверхность обрыва земляная, раз покрыта растениями, значит, пропасть образовалась не из-за камня и действительно могла осыпаться в любой момент. Граф правильно поступил, что запретил к ней приближаться.
В остальном пейзаж был потрясающе прекрасным! Яркие краски казались глубокими и насыщенными: травянисто-зелёный и серебристо-серый на фоне гиацинтового неба… Я довольно скверно рисую, да и пейзажи предпочитаю более солнечные и мягкие, но внезапно эта суровая природа запросилась на полотно. Ветер приносил в себе всё больше соли с морского берега, и я поняла, что северный край рано или поздно проникнет в моё сердце и поселится там навсегда.
***
Послеобеденные часы прошли довольно бестолково. Как я и предполагала, зарядил нудный мелкий дождь. Граф не вернулся и никто в замке не выказывал по этому поводу опасений, следовательно, подобные отсутствия в его характере.
Я сделала вывод, что к хозяину слуги относились как угодно, только без страха. Они его вовсе не боялись! Работали на совесть, с вызывающей уважение прилежностью, но может только благодаря моему внезапному приезду? Они знали, что я родственница хозяина, в остальном моё положение не уточнялось. Во многих семьях любая родственница женского пола выполняла роль хозяйки, пока хозяин не женился и власть не переходила в руки его жены. Не удивлюсь, если замковые слуги думали, что хозяйством вскоре начну заниматься я, и я буду решать, кого казнить, кого миловать.
Только одно происшествие нарушило неторопливое течение времени – к замку подъехал верховой в плаще с капюшоном. Я увидала его в окно и, конечно, поспешила спуститься, но это заняло некоторое время, и в холе я застала только Донера, закрывающего за гостем дверь.
– Донер! Это кто? Почему он уехал, там же дождь!
– Мисс. – Камергер невозмутимо проверил дверь и обернулся. – Это мистер Филипп, он живёт неподалёку и никогда не остаётся, если милорда нет дома.
– Но там дождь!
– О, мистер Филипп не переносит советов, вернее, не слышит их. Раз он решил отправиться домой немедленно, так и поступит. Дождя не видеть он не мог, следовательно, это его не волнует.
Ну что же, тут ничего не поделаешь, пришлось довольствоваться полученными объяснениями, хотя сложно представить, что кто-то добровольно выедет на улицу в такую погоду, особенно если ненастье можно пересидеть у камина с бокалом вина.
Впрочем, у каждого свои предпочтения.
Проведя большую часть вечера в комнате и перебирая имеющиеся у меня краски и кисти, я услышала, как затих дождь, а потом вернулся граф. На улице стало шумно, цокала подковами лошадь, и перекрикивались конюх с помощником. Вскоре явилась служанка, передавшая мне приглашение к ужину.
Вчера, видимо, по причине усталости и страха граф показался мне слишком молодым и красивым для расчётливого убийцы, действующего годами, которым должен был оказаться после рассказа судьи. Сейчас, отдохнув, на свежую голову, я должна была составить новое, более точное впечатление.
И сделать это так, чтобы его милость ничего не заподозрил. Иначе вполне может статься, мне не хватит времени вывести убийцу на чистую воду, ведь он убивал и за меньшее.
Руки при этой мысли задрожали. А ведь это не книжка, не леденящая кровь выдуманная история, которую можно захлопнуть в любой момент, как только испугался! Эту книгу мне придётся прочесть до конца, что бы в ней ни было написано.
На ужин я явилась без опоздания. Столовая была освещена не в пример лучше обычного, простыми светильниками были заставлены все свободные поверхности. Граф, всей своей позой выражая нетерпение, стоял у стола и ждал, пока я войду. Судя по всему, граф был так любезен, что принарядился к ужину. Наверняка из-за меня.
– Добрый вечер, ваша милость.
– Добрый, мисс Ильза. Прошу, давайте начнём, я проголодался, как зверь.
– Да, конечно. Но вначале разрешите мне поблагодарить вас, чего я вчера не сделала, не успела сделать. Поблагодарить за то, что дали мне приют и…
– Право, не стоит благодарности! – Резко ответил он. – Я поступил, как на моём месте поступил бы всякий.
Сегодня он не выглядел таким уж беспечным и бесконечно солнечным. Скорее, грустным и мечтательным. Возможно, это просто усталость. Вокруг глаз тёмные круги, кожа бледная, на губах скорбный излом.
А волосы… Теперь понятно, откуда у него такая причёска. Если большую часть суток проскакать под ветром на лошади, именно так волосы и лягут. Точнее, встанут. Природная кудрявость в этом случае только ухудшает дело.
– Садитесь же, мисс Ильза!
– Да, прошу прощения.
Лизетта расстаралась и приготовила блюда, которые я раньше не пробовала. Они пахли так чудесно, что граф удивленно принюхался.
Он действительно проголодался и сосредоточил внимание на еде. То, что перед ужином милорд освежился и переоделся, наверняка заслуга камергера. Чёрный костюм с полосатым жилетом выглядел очень строго и празднично, и никак не мог быть надет без умысла. Видимо, Донер тем самым хотел показать, что граф рад моему присутствию, потому что сам граф не похож на человека, который бы принарядился в таких обстоятельствах.
Никакого желания беседовать его милость не изъявлял, а я не находила повода заговорить. От моей благодарности он отказался, интересоваться его делами было бы грубо, так как я не имела о них ни малейшего понятия, а он меня с ними знакомить не спешил.
С начала ужина прошло минут пятнадцать, а я всё никак не могла придумать темы для разговора, весь вид мистера Грейма говорил, что он погружён в свои размышления и общаться не желает.
Но мне нужно как-то достучаться до него, вызвать реакцию, которая укажет, что он за человек.
– Почему вы смотрите на меня с такой опаской? – неожиданно спросил граф, тем самым разрешив все мои сомнения насчёт выбора темы.
– Надеюсь, вы не обидчивы и не станете относиться ко мне хуже из-за одного случайного взгляда. В моём положении начинаешь смотреть с опаской на всех встречных. Без состояния и защиты такие, как я, лёгкая добыча.
Он тщательно прожевал, перед тем как ответить с некоторой язвительностью:
– И, несмотря на свою подозрительность и осторожность, вы сочли за лучшее остаться в замке у незнакомого вам родственника, а не принять с его стороны материальную помощь, которая позволила бы вам жить свободно в любом другом угодном вам месте?
– Жить свободно? Насколько свободно, ваша милость? Вы мужчина и, видимо, забываете, а скорее, не имеете представления, что значит быть женщиной. Одно ваше имя и стены вашего дома дают защиты больше, чем если бы я находилась где-то вдали. Я только надеюсь, что на свете есть добро и единственный оставшийся в мире близкий человек не причинит мне зла.
Он слушал и задумчиво вертел вилку, сжимая и разжимая пальцы. Потом нехотя произнёс:
– Иногда человек делает зло не нарочно, без умысла. Бывает, он просто хотел поступить правильно, как того требуют понятия чести, но с другой стороны, для непосвящённого человека всё выглядит чистым злом.
– О, я не говорю о мелких недоразумениях, ссорящих людей, речь о настоящем зле! Его не прикроешь никакими недомолвками и неправильным восприятием ситуации. Зло имеет категории, о которых невозможно судить двояко.
– И какая категория, по-вашему, самая тяжкая?
Я недолго колебалась.
– Убийство невинного, конечно. Нет более тяжкого злодеяния.
– Вот, значит, какая у вас позиция.
– Разве у вас иная?
Граф поднял глаза и я замолчала, окунувшись в его растерянность. Он хмурился, будто пытался что-то припомнить, но не мог. Что для него этот обмен мнениями – пустой разговор или он пытается оправдывать свои вероятные плохие поступки?
– Мистер Пак Блихсен! – Тем временем раздался голос слуги и в столовую вошёл старик в костюме. На его круглом животе покоилась манишка, вышедшая из моды ещё до моего рождения, а седые волосы были зачёсаны за уши. Однако, несмотря на некоторую старомодность и нелепость наряда он выглядел приятно благодаря своей искренней улыбке.
– Прошу прощения! – крикнул старичок. – Я опоздал!
– Пак, ты не просто опоздал, а ещё и явился без предупреждения. Разве ты собирался присутствовать на ужине? Не помню, когда в последний раз такое случалось.
– Прошу прощения! – ничуть не смущаясь, повторил старичок и, лукаво поглядывая на меня, уселся напротив. – Я покинул сегодня своё убежище благодаря новости, которую услышал только сейчас. Мисс Ильза! Новое, прекрасное лицо, которое освежит стены нашего мрачного жилища и поселит в наши души радость. Я так рад знакомству, мисс!
– Спасибо. Мне тоже очень приятно с вами познакомиться.
– Подумать только! Уже сутки минули с момента вашего появления, а я только узнал! Это последствия моего замкнутого образа жизни, я не переношу, когда меня тревожат и могу сидеть взаперти, занимаясь наукой, целыми днями. Бывает, я теряю счёт времени и слугам приходится напоминать мне, что пора бросить в желудок пирожок-другой.
Перед мистером Блихсеном тем временем поставили приборы и он стал указывать на все подряд блюда, даже предварительно не посмотрев, что на них лежит. В результате его тарелка наполнилась едой. Которую он принялся быстро бросать себе в рот и так же быстро жевать, умудряясь одновременно говорить.
– Я не мог, не мог пропустить ужина с вами! Отложить научные исследования было крайне сложно, но я решил – нет, никогда мои эксперименты не будут управлять мной! Только я ими и никак иначе. Никогда! И я встал и отправился сюда, к вам.
– Я рада, что вы победили в этом споре с самим собой. А что за эксперименты? Какой наукой вы занимаетесь?
– О, я пока не готов отвечать на этот вопрос. Но я очень, очень рад, даже счастлив, что вы к нам приехали! Тут было слишком тихо и скучно.
Остаток ужина граф молчал, а мистер Блихсен беспрестанно говорил, одновременно не произнеся ничего важного. Единственное, что удалось вынести из его бесконечного потока речи – он дальний, обедневший и всеми брошенный одинокий старик, никому не нужный и только Грейм его приютил, не дал умереть в одиночестве.
Надеюсь, наше общение с мистером Паком продлится и завтра я услышу от него что-нибудь про графа.
Когда пришло время идти на покой, я сделала это с большим удовольствием. Как же я устала! Я словно собрала огромный воз цветов и теперь понятия не имела, из которых следует составлять букет, а которые стоит выбросить как неподходящие. Спать, непременно спать! Отдохну, тогда и подумаю, что дальше.
***
Ночью я проснулась от жуткого вопля.